Первый диалог

Андрей Власов

Первый диалог

Глава 1

Пять недель до казни

Суровая красота плато Путорана завораживала и пугала одновременно. Багровые отблески заката окрашивали каменистую землю, а древние петроглифы, словно молчаливые стражи, наблюдали за небольшой группой исследователей, не подозревающих о тайнах, скрытых в этих местах. Роман Викторович сидел у костра, погруженный в свои мысли. Почему? Почему его карьера идет под откос?

Высокий археолог с обветренным лицом и острым взглядом карих глаз, в которых все еще горел неугасимый исследовательский азарт. Его худощавое, но жилистое телосложение с широкими плечами выдавало человека, привыкшего к тяжелой работе. Борода и короткая стрижка придавали облику харизму первопроходца, который не боится остаться один на один с трудностями.

В его чертах отражалась та особая стать, что отличает истинных искателей от обычных людей. Каждая морщинка на его лице говорила о бесчисленных экспедициях, о ночевках под открытым небом и о победах над собственными страхами. Его внешность была картой всего жизненного пути – от университетских лабораторий до самых отдаленных уголков планеты. В нем чувствовалась порода исследователя, не просто ученого, а настоящего воина науки, готового бросить вызов любым трудностям ради новых открытий.

Вот уже три месяца археолог и его команда вели раскопки на древней местности, но пока удалось обнаружить лишь старый неизвестный камень.

Местные жители же любили болтать о загадочных огнях, иногда появляющихся над каньонами в полнолуние. Они рассказывали о таинственных светящихся столбах, которые возникают между скал, и о том, как находят в глубоких пещерах следы древних костров, хотя добраться до них без специального снаряжения практически невозможно.

В первые майские дни исследователи попали в удивительный и загадочный мир плато Путорана – для многих из них это была первая такая долгая и такая суровая экспедиция. А свойственные этой местности в июле полярные дни, когда солнце вовсе не заходило за горизонт, не решаясь уйти на покой, играли с командой злые шутки. Участники экспедиции то и дело ловили себя на мысли, что теряют счет времени – кто-то просыпался с утра совершенно разбитым, несмотря на крепкий сон, а другие не могли уснуть вопреки смертельной усталости.

Вечная мерзлота, прячущаяся под тонким летним ковром растительности, творила настоящие чудеса. Удивительно, но у старого археолога, решившегося принять участие в сложнейшей экспедиции, несмотря на возраст и артрит, почти перестали болеть суставы. Казалось, сама природа облегчала его страдания, даря возможность продолжать разгадывать древние тайны.

Все приборы выдавали невероятные показания. Температура бешено скакала, а магнитное поле вело себя так, словно кто-то дергал за невидимые нити, заставляя стрелки компасов кружиться в безумном танце.

Местные проводники – люди, знающие каждый камень этого края, рассказывали удивительные истории о «поющих скалах». И правда, когда летний ветер играл среди каменных исполинов, можно было услышать странные, завораживающие звуки, будто древние великаны настраивали свои каменные арфы. Эти звуки возникали из-за особой структуры горных пород, которые, как музыкальные инструменты, отзывались на каждое дуновение ветра.

В районе водопадов творились настоящие чудеса. Оптические иллюзии, вызванные резкими перепадами температур между бурлящей водой и прохладным горным воздухом, создавали причудливые миражи. Иногда казалось, что видишь призрачные фигуры среди скал.

Но самое удивительное ждало исследователей среди древних петроглифов. Наскальные рисунки, созданные тысячи лет назад, светились в лучах летнего солнца. Они рассказывали истории о древних народах, которые жили в этих суровых краях, и о том, как они научились понимать и уважать силу природы. Летом эти древние послания были особенно отчетливы.

В тусклом свете походного фонаря Роман Викторович перелистывал пожелтевшие страницы газеты. От усталости строчки расплывались перед глазами, но он упорно вчитывался в каждую деталь. Новость о возвращении смертной казни непонятно почему, но ударила по нервам.

«Туда ему и дорога», – пробормотал он, с отвращением читая подробности зверств маньяка. Перед глазами проплывали картины разрушенных судеб, искалеченных жизней. Газетчики смаковали каждую деталь, это был не репортаж, а страница из дешевого триллера. Уличные опросы пестрели гневными высказываниями, люди требовали расправы, жаждали крови, не задумываясь о цене такого решения.

Мысли ученого кружились в безумном хороводе. Он то возвращался к неутешительным результатам раскопок, то вновь погружался в мрачные новости внешнего мира. Здесь, в сердце дикой природы, среди величественных скал и безмолвных каньонов, эти события казались нереальными, словно это всего лишь дурной сон.

Плато хранило свои собственные тайны. Древние легенды местных жителей гласили, что в дни великих трагедий, когда проливалась невинная кровь, небо над ним окрашивалось в кровавые тона. Северное сияние, обычно играющее мягкими зелеными красками, превращалось в зловещее багровое зарево, сама природа оплакивала погибших. Ветры, обычно спокойные и размеренные, превращались в яростные вихри, явно протестуя против человеческой жестокости.

Роман вспомнил истории старожилов о появляющихся на девственно чистом снеге призрачных следах, которые якобы кто-то из них видел. Тяжелые сапоги оставляли отпечатки, но через шаг следы исчезали, словно их никогда и не было. Говорили, что это души невинно убиенных бродят по каньонам, взывая о справедливости. Они ищут покоя, но не могут его найти, пока их боль не будет услышана.

Телефон, специально собранный для связи в таких условиях, завибрировал в кармане куртки. «Сын» – высветилось на экране старого кнопочного аппарата. Четырнадцатилетний Витя звонил редко, обычно через мать.

– Алло, пап? – с первых секунд голос подростка звучал почти враждебно.

– Привет, сын! Как дела? – Роман постарался, чтобы его голос звучал тепло и заинтересованно, но внутри уже нарастало неприятное предчувствие.

– Да нормально… Слушай, когда ты уже вернешься? Появилось понимание? Или все еще не ясно?

Роман понимал – сын звонит не просто так.

– Ну… – он замялся, чувствуя, как в горле пересохло, – раскопки идут не очень успешно, но я надеюсь вернуться через два или три месяца.

– Пап, ты издеваешься?! – в голосе подростка наконец-то прорвалась злость. – Последний раз ты обещал вернуться уже пару недель назад, потом говорил, что тебе непонятно, когда вернешься, но точно скоро! А теперь новые три месяца?! А как же мой день рождения?!

Роман сжал телефон крепче. Он действительно обещал, но каждый раз находил оправдания, словно трус, прячущийся за собственной работой.

– Сын, я понимаю твое недовольство, – Роман старался говорить спокойно, хотя внутри все кипело от осознания собственной несостоятельности как отца. – Но ты же знаешь, как это важно для моей работы…

– А я тебе не важен?!

«Твою ж… Как же объяснить?» – думал Роман.

– Послушай, – он сделал глубокий вдох, пытаясь собрать мысли в кучу, – я правда стараюсь. Это не просто работа – любое открытие может изменить многое, изменить наше представление…

– Изменить что? – перебил Витя с горькой иронией. – Твое эго?

«Четырнадцать лет, а как точно подмечает», – пронеслось в голове Романа, и он чувствовал, как вина еще сильнее камнем ложится на душу.

Ученый огляделся вокруг – темные силуэты палаток, специальных бытовок с оборудованием, которые с огромным трудом сюда доставлялись, мерцающие звезды, насмешливые свидетели его провала. Впервые за все время экспедиции он почувствовал себя по-настоящему одиноким, как последний человек на земле.

– Я постараюсь вернуться раньше, – произнес он. – Обещаю, по приезду мы обязательно закатим шикарный праздник в честь твоего дня рождения.

– Да что ты говоришь! – перебил сын. – Мой день рождения уже не за горами, а ты говоришь про два или три месяца. Помнишь такое выражение: «ложка хороша к обеду»?

Роман улыбнулся про себя, оценив остроумие сына, и думая, как бы достучаться него, чтобы он перестал уже обижаться.

– Вообще-то я работаю в том числе и для нас всех, для семьи, а не только для себя!

– Ага, для нас! – саркастически бросил Витя. – Если бы это было для нас, ты бы взял меня с собой на раскопки! Тем более каникулы! Все детство рассказывал про археологию, как это круто – разгадывать древние тайны, а когда я подрос, постоянно ищешь оправдания, чтобы не брать меня.

Роман сжал телефон еще крепче, губы инстинктивно поджались от ощутимого дискомфорта. Сын прав во всем.

– Или что? Ты переживаешь, что я увижу, как ты ковыряешься в грязи, и тебе станет стремно? – с ехидством добавил Витя.

«Маленький манипулятор», – подумал отец продолжая молчать и слушать сына, в телефоне начались помехи.

– Знаешь, пап, зачем тебе вообще приезжать? Сидел бы на своих раскопах, жил бы в бытовке. Зачем мы тебе?

Роман открыл рот, но не смог произнести ни слова, но все же кое как выдавил из себя.

– Не думаешь сбавить обороты, юноша? – пробиваясь сквозь все усиливающиеся помехи ответил отец.

– Ладно-ладно, – голос Вити немного смягчился, когда тот понял, что сказал лишнее, – просто… Я думал, проведем мой день рождения вместе.

– Я тоже так думал, – ответил Роман. – Правда. Просто… Это моя работа.

– Знаю, – вздохнул сын. – Пока.

Роман, будучи ошарашен таким разговором, подумал: «Позвонил, наехал, отчитал и все?» и поспешил из-за всех сил хоть как-то это все разбавить позитивом.

– Погоди! Хочешь, пришлю фотки с раскопок?

– Чего? – рассмеялся Витя. – С собой ты меня не берешь, зато решил показать фотографии? Чтобы подразнить?

Роман понял, что сын очередной раз прав, и почувствовал, как начал краснеть. «Какой же я все-таки баран», – подумал он про себя.

– Ладно, знаешь что? – попытался поправить ситуацию отец.

– Я, нарушая все правила, привезу тебе настоящий артефакт, и ты первым попробуешь разгадать, что это такое и для чего использовалось!

– Ладно, – ответил сын уже немного заинтересованно. – Только правда привези.

– Слушай, а может, когда вернусь, устроим дома мини-музей? – оживился Роман, чувствуя, что все-таки понял, как направить разговор в нужное русло. – Представляешь, как все удивятся!

– Да ты шутишь, – хмыкнул Витя.

– Нет! – еще больше воодушевился Роман. – Разгребем сарай, сделаем крутой частный музей. У тебя будет своя коллекция древних штуковин разных!

– Можно снимать оттуда влоги, да? – уже оживленно спросил сын.

– Конечно! – улыбнулся в трубку Роман.

Они еще поговорили о музее, их разговор становился все непринужденнее.

– Слушай, пап, а может, ты меня все-таки возьмешь на раскопки в следующем году? Помогать буду, обещаю!

Роман задумался.

– Знаешь что? – сказал он, но связь начинала барахлить все сильнее. – Может быть, в следующем году и возьму…

– Договорились! Ближе туда и обсудим, пока, связь начинает плохо работать.

– Пока, сын.

Роман опустил руку с телефоном, чувствуя, как на душе становится немного легче.

Елена, жена Романа, случайно услышала обрывки разговора Виктора с отцом. Стройная женщина 38 лет с мягкими чертами лица и проницательным взглядом голубых глаз стояла у окна в гостиной, крутя в руках фотоаппарат – ее верный спутник в моменты раздумий. Светлые волосы, собранные в аккуратную прическу, подчеркивали ее природную женственность и внутреннюю силу. Осанка прямая, движения плавные, улыбка искренняя – во всем ее облике читалось спокойствие и уверенность.

Когда сын, громко хлопнув дверью своей комнаты, прошел мимо, она заметила, как в его движениях читается та же уверенность, что есть в ней самой. Она невольно услышала фрагменты диалога с отцом – резкие слова, обиженные реплики эхом откликнулись в ее душе. Она понимала, что муж все-таки смог успокоить сына, но также осознавала правоту Виктора.

Страсть Романа к археологии и его одержимость новыми открытиями были столь же важной частью его существа, как дыхание. Елена знала это лучше других, прожив с ним бок о бок столько лет. Ее тонкое чувство юмора, приправленное щепоткой самоиронии, часто помогало сглаживать острые углы в их семье.

Немного помедлив, Елена постучала в дверь комнаты сына.

– Виктор, можно поговорить?

Тишина. Затем негромкое:

– Ага.

Елена осторожно приоткрыла дверь. Сын лежал на кровати, листая какую-то книгу, но было ясно, что мысли его витают далеко за пределами этой книги.

– Я слышала ваш разговор… – начала она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– И что? – перебил Виктор. – Ты тоже скажешь, что это ничего такого, что он пропустит мой день рождения?

Елена вздохнула, присаживаясь на краешек кровати.

– Нет, сынок. Я понимаю тебя, но не нужно так давить на него. Будут еще праздники, и по приезду, я уверена, мы хорошо отметим.

Виктор молчал, глядя в сторону.

– Витя, послушай… – Елена мягко положила руку на плечо сына. – Для папы это не просто работа. Это его призвание. То, без чего он не может жить. Но это не значит, что он забывает о нас.

– Но он иногда ведет себя так, будто его работа важнее семьи!

В голосе сына прозвучала горечь.

Елена помолчала, подбирая слова.

– Нет, мы для него важнее всего на свете. Просто… Иногда люди так увлекаются своим делом, что забывают обо всем вокруг. И это не плохо. Это значит, что они нашли свое настоящие призвание. Но они не перестают любить.

– Да ладно, я понимаю все, я уже не карапуз, – неожиданно улыбнулся Виктор, успокаивая мать. – Просто был уверен, что он успеет до моего юбилея. Все-таки это мой первый взрослый юбилей, как я считаю. Немного, конечно, раздосадован, но он обещал мне привезти какую-то находку, и я буду одним из первых, кто попробует понять, что это и для чего использовалось. Это уже немного все меняет.

Елена слушала сына, который совсем недавно был еще малышом, и ее завораживало, как он все чаще размышляет как взрослый, рассудительный человек.

Глава 2

Девять трупов, двое из которых поневоле сыграли ключевую роль в этой истории. Цифра повисла в воздухе, на кончике языка ощущался металлический привкус.

Следователь Юрий замер у двери камеры допроса, собираясь с духом перед встречей с «Грибником».

Маньяк получил свое прозвище не за любовь к тихой охоте. Его кровавый след тянулся через глухие леса и окраины поселков – места, куда после заката не совался даже самый отчаянный. Рядом с ним всегда была псина – здоровенная тварь в наморднике, который он сдергивал одним движением.

Его почерк был прост, как удар кувалды. Он появлялся на окраинах, когда солнце играло в прятки с горизонтом. Подходил к одиноким путникам с легендой о севшем телефоне. Фургон ждал неподалеку, словно голодный хищник. Жертвы исчезали в его чреве, а следы множились, петляя по округе. Нож или удавка – для него не имело значения. Важен был лишь результат.

Юрий сжал руку в кулак, пытаясь унять дрожь. Хронический стресс оставил свой след. Ему было всего сорок восемь лет, но выглядел он на все шестьдесят. Усталый взгляд зеленых глаз, неестественно пепельные волосы, каменное лицо со шрамом над глазом, мощный подбородок, немного выпирающий вперед. Мужчина был среднего роста, но сутулость от постоянного переутомления делала его ниже.

Толкнув дверь, он шагнул в камеру. Перед ним сидел тощий долговязый тип с хипстерской прической, которая смотрелась нелепо.

– Ну что, Антоша? Готов к славе? Месяц остался, и я очень надеюсь, адские котлы прогрели, – Юрий швырнул папку на стол, заставив маньяка дернуться.

– Мораторий отменили специально для меня! – Грибник выгнулся в кресле, словно кот на солнце. – Я войду в историю, стану легендой, Первый за много лет!

– Легендой вонючего сортира если только, – Юрий плюхнулся напротив, впиваясь взглядом в прыгающий кадык маньяка. – Ты – мусор. Через тридцать дней тебя забудут.

– А куда ты войдешь, Юрец? – Антон издал нервный смешок.

– Тщеславие – самый любимый грех дьявола, – процедил Юрий сквозь зубы. – Никуда ты не войдешь.

– Уверен? – Грибник оскалился.

– Уверен, – твердо ответил Юрий.

Маньяк расхохотался, его смех звучал истерично и сопровождался жуткими гримасами.

– Мы оба знаем, что меня запомнят, как запомнили Чикатило или Пичушкина. Такие, как я, притягивают людей, особенно будущих ментов и юристов. Мы для них – ценный материал.

Грибник был прав, и это бесило Юрия. Все эти фильмы про маньяков, их романтизация в подростковой среде – все это вызывало у следователя сильное отторжение. Он молча наблюдал за тем, как подонок упивается собственной, как ему кажется, уникальностью.

– Как бы это противно ни звучало, но ты мелковат для тех, кого только что назвал, просто, так скажем, удачно попал в нерв, отмена моратория и так уже давно обсуждалась, поэтому заткнись уже или отделаю как в тот раз, когда ты чуть не подох.

Грибник замолк.

– Зачем ты меня звал?

– О-о-о, да ты тогда прямо нежен был! – Антон выдавил кривую усмешку, но его пальцы судорожно вцепились в подлокотники кресла. Голос предательски дрогнул. – Спасибо, конечно…

Юрий заметил, как немного затряслись его руки – при всей браваде страх все же брал свое. Маньяк пытался казаться равнодушным, но угроза явно достигла цели.

Следователь мельком подумал о том, что перед ним – не просто убийца, а человек с явными психическими отклонениями. Но система была неумолима, экспертиза на скорую руку признала его вменяемым, а значит, путь в психиатрическую больницу для него закрыт, только камера смертников. Юрий испытывал по этому поводу неприкрытую радость.

– Ты тут надзирателям мозги пудришь, что есть еще жертвы, вот карта, покажи.

Юрий швырнул карту на стол с такой силой, что она заскользила по поверхности.

Грибник сидел молча и смотрел на карту.

– Ну-ка, показывай, че замер! – прикрикнул Юрий.

– Не-а, в картах не рублю. Надо ехать. Вроде на север, за город. Там, в лесу… может, вспомню. А может, и нет. Антон провел языком по пересохшим губам, не сводя взгляда с карты.

– А может, ты просто заливаешь? – Юрий подался вперед, его глаза впились в лицо маньяка.

– С чего бы мне врать? Приговор уже подписан. Все решено. Антон вновь попытался изобразить равнодушие, но его пальцы нервно теребили край стола.

– Может, например, прогуляться хочешь напоследок по лесу? – Юрий натянул мрачную ухмылку на лицо, заметив, как дрогнул взгляд преступника. Он попал прямо в точку.

Грибник застыл, его лицо исказила болезненная гримаса. Он продолжал улыбаться, но эта улыбка выглядела теперь особенно жутко. Юрий продолжил давить.

– Слушай сюда, погань. Он наклонился так, что чувствовал кислый запах страха. – Если ты мне сейчас заливаешь – ночь в петушатнике. На эшафот пойдешь порванный в одном месте. Понял?

– Грибник явно не ожидал такого поворота, его глаза округлились.

– Надо подумать, – процедил он сквозь зубы

– Подумай-подумай, – победоносно ответил Следователь.

С этими словами майор вышел из комнаты для допросов, оставив убийцу наедине с его собственными демонами.

Юрий шагал по коридору, погружаясь в воспоминания о первых допросах Грибника. Тот рассказывал свою историю с каким-то болезненным восторгом, иногда на лице проскакивала какая-то странная судорога, он смаковал каждую деталь, словно дегустируя дорогое вино.

Первое убийство… Как он описывал свою скучную жизнь – офис-дом, дом-офис, работа финансового аналитика, доведенная до автоматизма. Ни семьи, ни детей, ни интересов, только постоянные головные боли, которые он списывал на то, что долго сидит перед монитором. Серая лента конвейера, на которой он был просто деталью.

Чтобы разбавить эти будни, будущий маньяк начал ездить на окраины. Тогда у него еще не было фургона – только неприметная машина, из которой он наблюдал за людьми. Особенно его зацепили собачники – все одинаковые безликие клоны. «Бегут от одиночества, выгуливая своих собак», – говорил он, усмехаясь.

Походы в лес стали его ритуалом. Чем глубже он заходил в чащу, тем спокойнее становилось на душе, а головные боли отступали. Там, среди деревьев, он находил то, чего так не хватало в городской суете – настоящий покой.

Но однажды это состояние покоя и молчания леса нарушил внезапно появившийся забулдыга. Алкаши всегда появляются неожиданно, как призраки из преисподней. Этот был особенно агрессивен – пьяный до невменяемости, размахивающий руками, выкрикивающий бессмысленные угрозы.

Что произошло в голове будущего маньяка в тот момент? Никто не знает. Но он рассказывал это так: «Я видел все со стороны, как в замедленной съемке. Этот пьяный бродяга стал для меня воплощением всего ненавистного, серой бессмысленной жизни, одиночества, потери покоя».

Атака была внезапной – кулак встретился с лицом, затем еще раз, и еще. Алкаш упал, а он продолжал бить, бить, бить… Когда пришел в себя, понял – перед ним лежало тело. Первое тело. Тело, которое изменило все.

«Это было освобождение», – говорил он потом, глядя в глаза следователю. «Я почувствовал… власть. Власть над жизнью и смертью. Власть над этим миром, который так долго меня игнорировал».

Юрий помнил, как в тот момент по спине пробежал холодок. В глазах Грибника не было раскаяния – только удовлетворение. И понимание того, что он нашел свое призвание.

«После этого, – продолжал маньяк, – я понял, что могу дарить людям то, что они так жаждут, возможно, сами того, не зная – покой. Вечный покой. И я буду делать это снова и снова, пока не остановят».

В коридоре послышались шаги. Юрий встряхнул головой, возвращаясь в реальность. Но образ того первого убийства все еще стоял перед глазами – как предупреждение о том, что иногда один случайный момент может изменить не только одну жизнь, но и судьбы многих других людей.

– Эй, Юра! – резкий окрик Игоря Орлова прорезал тишину.

Скрип подошв по полу. Мозгоправ – высокий, крепкий мужчина, с копной непослушных кудрей и пронзительными темно-карими глазами возник из ниоткуда. Его борода выглядела, как колючая проволока, а от засаленного халата разило кофе так, что, казалось, он спал прям в кофейнике.

– Привет, Юрий! Какими судьбами? – Орлов расплылся в улыбке, верно, встретив давно потерянного брата.

– Опять за свое, мозгоправ? – Юрий поморщился, но в его голосе проскользнуло что-то похожее на теплоту. – Опять со своими тестами к нему лезешь.

– Хотя бы тесты, раз уж не даете нормально его исследовать. Мало ли что интересное подмечу? – Орлов в своей манере поднял бровь, и его глаза заблестели лукавым огнем.

– Не подметишь, обычный ублюдок.

Орлов выудил из кармана халата мятую пачку сигарет и протянул Юрию.

– Знаешь, что самое интересное в этом деле?

– Что? – Юрий взял сигарету.

– То, что возможно мы все здесь – актеры в спектакле, где роли давно расписаны, а финал известен, – Орлов закурил, выпуская дым в сторону Юрия. – Но знаешь что? Иногда самое интересное происходит именно в антракте.

– Ты о чем? – Юрий непонимающе нахмурился.

– О том, что твой «ублюдок», как ты его называешь, – Орлов выдержал паузу, почесав бороду, – может быть ключом к пониманию того, как далеко мы все зашли в своем безумии.

– Не неси чушь, – Юрий отмахнулся – Это просто очередной убийца, возомнивший себя выше других.

– А может, – Орлов оскалился, обнажив зубы, – мы все убийцы? Просто каждый убивает по-своему. Я, например, убиваю скуку своими блестящими шутками. Орлов улыбнулся, он явно хотел взбодрить приятеля, но делал в этот раз это очень нелепо. Юрий оставался безэмоциональным, его взгляд оставался холодным и отстраненным.

– Ну, твои шутки точно убивают, – он развернулся и зашагал прочь, оставив Орлова наедине с дымом.

– Куда собрался? – окрик Орлова догнал его у двери.

– Подышать воздухом и продолжить допрос, – Юрий ответил отрывисто, каждое слово давалось с трудом, нужен был отдых. – Этот гад говорит о новых жертвах, но все факты говорят, что он врет.

Орлов кивнул, выпустив дымное колечко.

*****

Будильник взорвался оглушительной трелью ровно в семь утра. Первая утренняя мысль пришла вместе с этим звоном: «Кто-то решил устроить симфонический концерт в пустой комнате?». Витя поморщился, но привычно потянулся к телефону, чтобы отключить эту утреннюю пытку. В глубине души он понимал, что отец прав – пунктуальность действительно важна для приличного человека, но это не мешало ему каждый раз ворчать про себя.

Любовь к археологии передалась ему от отца, несмотря на все разногласия. Витя помнил, как в детстве отец читал ему перед сном не сказки, а захватывающие истории о древних цивилизациях. Как показывал ему старые карты и рассказывал о своих находках. Как вместе они часами рассматривали книги по истории, и отец терпеливо объяснял значение каждого древнего символа.