Дикие чародеи

Дикие чародеи

Рамиль Латыпов

© Рамиль Латыпов, 2025

ISBN 978-5-0068-8870-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1: Последний штиль

Солнце, огромное и раскаленное, медленно тонуло в океане, превращая горизонт в полыхающую полосу золота, меди и разлитой по воде пурпурной краски. Воздух был теплым, плотным, пропитанным запахом соли, смолы и свободы. Ей не хватало только вкуса.

– За нашу побегушку! – звонким голосом провозгласил Марк, поднимая над головой глиняную кружку.

– За наше выживание! – с улыбкой добавила Света, чокаясь с ним.

– За то, что это, наконец, позади, – глухо произнес Роман, опираясь на полированный деревянный поручень яхты «Мечта». В его тоне слышалось скорее облегчение, чем радость.

Данила, младший из всей компании, просто молча улыбался, чувствуя, как сладковатый холод томатного сока с лимоном и специями стекает по горлу. Этот момент был слишком идеальным, чтобы грузить его словами. Позади – четыре года Академии Уставной Магии имени Архимага Палладия. Четыре года зубрежки формул, изнурительных тренировок по фокусировке, практик по сотворению элементалей и попыток не уснуть на лекциях по истории символьного синтаксиса. А впереди… Впереди была вся жизнь. И начиналась она вот с этого: белоснежная, сорокафутовая парусная яхта, подарок родителей Светы, бескрайний океан и полная неизвестность.

– Значит, твой отец так и не сказал, куда именно мы плывем? – Роман, старший брат Данилы, повернулся к Свете. Он был высоким, широкоплечим, с правильными чертами лица, которые всегда казались немного напряженными, будто он постоянно решал сложную задачку. Настоящий наследник династии магов-ауристов, специалистов по защитным полям.

Света, легкая и изящная, как морская чайка, пожала плечами, и ее короткие каштановые волосы затрепетали на ветру.

– Сказал только, что маршрут зашифрован в навигационном кристалле. «Самый нетронутый архипелаг за пределами обычных путей», – так он выразился. Дал координаты начальной точки и сказал, что дальше кристалл сам нас проведет. Папа обожает такие сюрпризы.

– Звучит… интригующе, – промолвил Марк, их друг с самого первого курса, мастер элементальной магии, особенно пиротехники. Он был полной противоположностью Роману – коренастый, подвижный, с вечно взъерошенными рыжими волосами и искоркой озорства в зеленых глазах. – А нетронутый – это значит, там нет ни кабаков, ни таверн, ни милых девушек, которые любят парней, умеющих зажечь огонек на кончике пальца?

– Значит, там есть то, чего не видел еще ни один уставной маг, – вмешался Данила, отрываясь от созерцания воды. Его всегда тянуло к неизведанному больше, чем к строгим формулам. На втором курсе он едва не провалил экзамен по стабилизации мантрических потоков, зато с блеском защитил работу о малоизученных, природных формах магии. – Может, там остались следы доимперских цивилизаций. Или растения с уникальными алхимическими свойствами.

– Или гигантские крабы, которые сожрут нашего пиротехника, пока он будет искать себе пару, – пошутил Роман, и компания рассмеялась.

Яхта плавно скользила по гладкой, как шелк, воде. Паруса, наполненные легким попутным ветерком, которые Данила незаметно подправлял дыханием воздуха – своим скромным, но любимым талантом, – были туго натянуты. На борту царила магия, но не та, громкая и эффектная, а тихая, бытовая. Небольшой кристалл в навигационном приборе мерно пульсировал голубым светом, задавая курс. Рулевой штурвал поворачивался сам под невидимой рукой Романа, который поддерживал простейшее заклинание управления. Даже холодильник в каюте работал на замкнутой руне охлаждения. Они были детьми своего мира, где магия служила, облегчала, защищала. Была инструментом цивилизации.

Наступили сумерки. Небо из пурпурного стало глубоким индиго, и на нем зажглись первые, невероятно яркие звезды. Марк, не в силах усидеть на месте, щелкнул пальцами, и над палубой вспыхнули десяток маленьких, разноцветных огоньков, которые принялись танцевать в воздухе, выписывая замысловатые фигуры. Света ахнула от восторга и, подражая ему, провела рукой по борту. Там, где касались ее пальцы, древесина начинала испускать мягкое серебристое сияние, освещая палубу фантастическим узором.

– Показушники, – усмехнулся Роман, но в его глазах тоже светилась улыбка. Он сжал кулак, и вокруг всего судна на мгновение вспыхнул, словно мыльный пузырь, почти невидимый прозрачный купол – поле слабой защиты от ветра и брызг. Комфорт превыше всего.

Данила наблюдал за друзьями, чувствуя знакомый, сладковатый привкус зависти. У Марка – яркая, взрывная сила. У Светы – тонкое, почти музыкальное чувство материи. У Романа – непоколебимая мощь и контроль. А у него… Дыхание ветра. Он мог заставить воздух сгуститься, чтобы поймать падающую кружку, или создать порыв, чтобы быстрее наполнить паруса. Полезно, практично, но не более того. Учителя в Академии говорили, что его потенциал «недораскрыт», но он начинал подозревать, что это просто вежливый способ сказать «посредственный».

– Эй, Дань, не грусти! – Марк подскочил к нему и дружески хлопнул по плечу, заставив огоньки вокруг вспыхнуть ярче. – Твое время еще придет. Когда мы попадем в бурю, ты будешь нашим главным спасителем! Без твоего бриза мы бы тут застряли.

– Мы и так почти застряли, – заметил Роман, взглянув на едва колышущиеся паруса. – Ветер совсем стих. Дань, поможешь?

Данила кивнул, отбросив мрачные мысли. Он закрыл глаза, сосредоточился. В Академии учили: чтобы призвать элемент, нужен четкий ментальный образ, фокусирующая фраза (мантра) и жест. Он поднял руку, пальцы сложились в знакомую конфигурацию «Парус Ветра».

– «Духи воздуха, внемлите зову, придите и наполните наши паруса…» – начал он.

И в этот момент его слух, отточенный годами попыток уловить малейшее движение воздушных потоков, уловил нечто иное. Не тишину. А густоту. Тишина за бортом была неестественной, тяжелой. Он прервал заклинание, открыл глаза.

– Стойте. Вы слышите?

– Слышим тишину, – пожал плечами Марк. – Это и есть штиль.

– Нет, – нахмурился Роман, перенимая настороженность брата. Он подошел к борту и всмотрелся в темноту. – Он прав. Слишком тихо. Даже волны нет.

Океан вокруг них стал гладким, как черное зеркало, в котором отражались только звезды и их собственная, одинокая яхта. Воздух, еще недавно свежий и соленый, стал спертым, влажным, с едва уловимым сладковато-гнилостным запахом, как в заброшенной оранжерее.

Света подбежала к навигационному кристаллу. Его ровное голубое свечение теперь прерывалось, пульсировало неровно, а стрелка на старинном компасе под ним медленно вращалась по кругу, не находя севера.

– С прибором что-то не так, – прошептала она. – Магнитное поле… искажено.

– Магическое поле, – поправил ее Роман, и его голос стал жестким, командирским. – Всем тихо. Марк, гаси огни. Дань, попробуй почувствовать, что вокруг. Света, попробуй стабилизировать кристалл. Я подниму основной щит.

Они замерли, мгновенно преобразившись из беззаботных выпускников в настороженную команду. Марк сжал кулак – огоньки погасли, погрузив палубу в темноту, нарушаемую лишь свечением приборов и легкой аурой Светы. Данила, забыв о канонических жестах, просто высунул руку за борт, пытаясь прочувствовать воздух. Он был не просто неподвижным. Он был вязким, сопротивляющимся, будто пропитанным чужой, тяжелой волей.

– Впереди… туман, – сказал он, сам не понимая, как узнал это.

И туман пришел. Он накатил не с горизонта, а словно вырос из самой воды, белесый, плотный, фосфоресцирующий тусклым, болотным светом. Он пожирал звезды, поглощал отражения, смыкался вокруг «Мечты» со скоростью пугающей. За считанные секунды они оказались в молочной, непроницаемой пелене. Видимость упала до нуля. Было слышно только тяжелое, собственное дыхание и тихий вой ветра в снастях, которого физически не было.

– Это не обычный туман, – сквозь зубы процедил Роман. Щит, который он пытался поддерживать, натыкался на сопротивление, будто магическая субстанция тумана пожирала его энергию. – Здесь работа… сильная. Чужая.

– Что нам делать? – спросила Света, и в ее голосе впервые прозвучал страх.

– Развернуться! – скомандовал Роман. – Дань, давай ветер с кормы, любой ценой! Марк, если увидишь что-то, что не должно быть здесь, жги без предупреждения!

Данила попытался. Он собрал всю свою волю, представил ураганный шквал, вырывающийся из его ладоней. Но воздух вокруг не подчинялся. Он был чужим. Заклинание рассеялось, как дым, не оказав никакого эффекта. Паника, холодная и липкая, начала подползать к горлу.

И тогда они услышали звуки.

Сначала это был глухой скрежет дерева о камень где-то впереди. Потом – приглушенные голоса, грубые, хриплые, распевающие нестройную, угрожающую песню. И скрип снастей, но не яхтенный, а старый, толстый, как будто натягивают тяжелые, пропитанные влагой паруса.

– Маяк! – резко выдохнул Марк и указал вправо.

Сквозь рваные клочья тумана на миг проглянул желтый, мигающий огонек. Но он был не высоко, как должен быть маяк, а почти у самой воды. И он двигался.

– Это не маяк, – прошептал Данила, и сердце его упало. – Это… фонарь на мачте. Другого судна.

Из тумана прямо по курсу, в двадцати метрах от них, материализовался призрак. Нет, не призрак – корабль. Старый, высокобортный шлюп с потемневшими, скособоченными парусами. Его борта были покрыты какими-то темными наростами, будто ракушками или… шипами. На фок-мачте действительно болтался ржавый фонарь, бросающий уродливые тени на палубу, по которой сновали фигуры.

«Псы Григория» – это название они узнают позже. В тот момент они видели просто банду дикарей. Люди в рваной, самодельной коже и ржавых доспехах, с дико раскрашенными лицами, с амулетами из костей и зубов на груди. И у них в руках не было изящных магических фокусов. В руках у некоторых были тяжелые, обугленные дубины, у других – кривые тесаки. Но больше всего Данилу поразили их глаза. Дикий, голодный, жадный блеск, в котором не было ни капли человеческого.

– Цель на горизонте! – заорал кто-то с палубы шлюпа хриплым голосом. – Живая добыча!

– Щит! – закричал Роман, выбрасывая руки вперед. Перед самым бортом «Мечты» с хрустальным звоном материализовалось плотное, сияющее голубым светом барьерное поле.

С чужого корабля ответили. Одна из фигур, громадная, похожая на медведя, взмахнула своей дубиной. На ее конце вспыхнуло не яркое, контролируемое пламя Марка, а копошащийся, грязно-оранжевый шар огня. Он полетел, оставляя в тумане черный, дымный след, и со всей силы ударил в щит Романа.

Звук был ужасающий – не взрыв, а скорее громкий хруст и шипение, будто раскаленное железо опустили в воду. Щит треснул, свет померк. Роман ахнул и отшатнулся, как от удара.

– Это… грубая сила! Никакого контроля, никакой формулы! Как они?..

– Они бьют по точке! – закричала Света. – Дань, помоги ему!

Но второй огненный шар уже летел. А за ним третий, с другого борта. Стрелы с тлеющими наконечниками. Камни, обернутые в тряпки, пропитанные чем-то едким. Магия «Псов» была примитивной, жестокой, но оттого не менее смертоносной. Она не поражала изяществом, она забивала насмерть, как кувалда.

Щит Романа трещал под ударами. По его лицу струился пот, жилы на шее надулись. Он был сильным магом, но его учили дуэлям, тонкой работе, защите от сфокусированных атак. Это был сокрушительный, непрекращающийся град.

– Не… выдержу! – скрипнул он зубами.

Марк нашел в себе силы действовать. Он вскочил на корму, и из его сведенных ладоней вырвался сноп ослепительно-белого пламени, чистого и горячего – фирменное заклинание Академии «Солнечный Клинок». Оно прочертило в тумане яркую полосу и ударило в борт шлюпа. Дерево обуглилось, кто-то вскрикнул. Но ответный шквал только усилился. Их магия была как грязный поток, их не остановить одним изящным ударом.

С жутким скрежетом шлюп приблизился, нависая над яхтой. С его бортов полетели крючья и багры на веревках. Они впились в полированный дуб «Мечты» с мерзким хрустом.

– Они идут на абордаж! – закричала Света, пытаясь жестами ослабить веревки, но грубая магия в них сопротивлялась ее тонкому воздействию.

Первый дикарь, с лицом, расписанным синей глиной, спрыгнул на палубу. От него пахло потом, кровью и дикими травами. Марк метнул в него огненный шар, но дикарь лишь отмахнулся рукой, покрытой грубым силовым полем, и шар отскочил, опалив такелаж. Роман попытался отбросить его силовым толчком, но дикарь был тяжел, как скала, и лишь покачнулся.

Данила стоял, парализованный. Его разум лихорадочно перебирал заклинания Академии. «Ураганный порыв»? Туман и чужая воля заглушали его. «Стена ветра»? Он не мог собрать достаточно силы. Он видел, как второй, потом третий пират прыгали на их палубу. Видел, как здоровяк с дубиной замахнулся на Марка. Видел, как Света с криком отшатнулась, и ее серебристое свечение погасло.

Он должен был что-то сделать! Он вдохнул, пытаясь схватить воздух вокруг, вырвать его из-под контроля чужаков, создать вихрь, что угодно!

И в этот момент здоровяк с дубиной обернулся к нему. Их взгляды встретились. В глазах дикаря не было ненависти. Было любопытство. Холодное, оценивающее, как гончий пес смотрит на подранка.

– Этого не трогать, – рявкнул дикарь через плечо. – Для Григория. Остальных – в клетки.

Рука с дубиной опустилась. Но другая рука, огромная, грязная, схватила Данилу за горло и с силой швырнула его на палубу. Голова ударилась о дерево, мир вспыхнул искрами и поплыл.

Последнее, что он видел перед тем, как темнота поглотила его, – это лицо брата. Роман, прижатый двумя пиратами к мачте, с окровавленным лицом, но с непотухшим огнем ярости в глазах. Он кричал что-то. Кричал ему. Но звук доносился как сквозь толщу воды. Искры магии Романа гасли под грубыми ударами. Света рыдала, ее волокли к борту. Марк лежал без движения.

А потом над ним снова возникло лицо здоровяка.

– Спи, искорка, – прохрипело чудовище. – Тебя ждет великий человек.

И тяжелый сапог обрушился ему на голову, добивая свет.

Тишина. Только скрип двух кораблей, связанных по рукам и ногам, да победные крики в густом, ядовитом тумане. Их путешествие только что закончилось. А что начиналось – они даже не могли вообразить.

Глава 2: Оскверненное море

Сознание возвращалось к Даниле волнами, каждая из которых приносила новую боль. Первой была тупая, пульсирующая боль в виске, где сапог пирата встретился с его головой. Затем – острая, дергающая боль в ребрах и плече, которыми он ударился о палубу. Потом – общая ломота во всем теле, словно его переехали тяжелой телегой. Но самой невыносимой была тишина. Та самая, густая, мертвая тишина, которая теперь наполнялась другими звуками: скрипом дерева, бормотанием голосов, плеском воды и тяжелым, прерывистым дыханием прямо рядом.

Он застонал, пытаясь приоткрыть глаза. Ресницы слиплись. Мир предстал перед ним расплывчатым, колеблющимся, как будто он смотрит сквозь мутное стекло. Сначала он увидел грубые, неотесанные деревянные планки в палец толщиной, за которыми был тусклый свет факелов. Он лежал на боку на сырой, холодной земле, пахнущей плесенью, мочой и отчаянием. Между планками проглядывал кусочек ночного неба, но не того, чистого и звездного, что был несколько часов назад. Это небо было затянуто дымкой, сквозь которую тускло просвечивала бледная луна.

Клетка. Он был в клетке.

Паника ударила в виски, острая и слепая. Он рванулся, пытаясь вскочить, но мир снова поплыл, и его вырвало скудным остатком ужина прямо на земляной пол. Кашель сотряс его тело, обжигая горло кислотой и страхом.

– Тише, новичок. Не трать силы. Они тебе еще понадобятся.

Голос был женским, низким, хрипловатым от недостатка воды, но в нем звучала неожиданная твердость. Данила, с трудом подавив новый приступ тошноты, повернул голову. В соседней клетке, отделенной от его такой же деревянной стеной, сидела фигура. В полумраке он с трудом различал черты: спутанные темные волосы, падающие на лицо, большие, слишком яркие глаза, смотревшие на него без страха, лишь с усталой оценкой. На ее плече, там, где порванная ткань рубахи обнажала кожу, виднелись не царапины, а странные, темные линии – татуировки, но не простые. Они казались живыми, слегка мерцали в такт ее дыханию, как угольки под пеплом.

– Где… – голос Данилы сорвался на шепот. Он попытался сглотнуть, но слюны не было. – Где мы? Что это за место?

– Лагерь «Волчья Пасть». Один из форпостов «Псов». Твоих друзей, если они живы, вероятно, отвезли в «Рыбачий Клык» или «Скальпель». Здесь держат… особых, – женщина говорила методично, словно заученную речь.

– «Псы»? – переспросил Данила, мозг отказывался складывать картину. Он вспомнил дикие лица, грубую магию. – Кто они? И кто такой… Григорий? Тот, для кого меня берегли?

При этом имени глаза женщины сузились, а в уголках ее губ дрогнуло что-то похожее на ненависть и… страх.

– «Псы Григория» – это банда. Сброд, собранный со всех концов материка: беглые каторжники, отвергнутые ученики, дикари с окраин. Но скрепляет их не жажда наживы. Их скрепляет он. Григорий. Он дал им силу. Грубую, грязную, как они сами. Силу, которая не требует лет учебы, лишь злобу да готовность жечь и ломать. А он… – она замолчала, прислушиваясь к шагам снаружи. – Он – хозяин Семи Ветров. Искатель. И палач.

Шаги приблизились. Это были тяжелые, неуклюжие шаги, сопровождаемые бряцанием железа и нестройным бормотанием. К клеткам вышли двое стражников. Те же дикари, что напали на яхту, но теперь Данила разглядел их лучше. Их одежда была сшита из кожи неведомых существ, украшена костями и перьями. На лицах – охровые и синие полосы. В глазах – та самая смесь тупой жестокости и подобострастного страха. Один из них, тощий, с лицом крысы, нес дубину. Другой, толстый и обрюзгший, тащил ведро.

– Хавка, твари! – прохрипел тощий и пнул ногой клетку Данилы. Тот инстинктивно отпрянул глубже. – А ты, дикарка, не рыпайся, а то опять на угли!

Толстый с глухим стуком поставил ведро между клетками. Внутри плескалась мутная жидкость, и плавали какие-то коричневые комья. Запах был омерзительный.

– Ложек не будет, хлеба тоже. Хотите жрать – хватайте ртом, – он самодовольно хохотнул.

Стражники отошли, усевшись на бочки у входа в некое подобие бревенчатого загона, где стояли клетки. Они достали бутыль с мутной жидкостью и принялись ее распивать, перебрасываясь отрывистыми фразами.

Данила смотрел на ведро с отвращением. Его пустой желудок сжался спазмом, но мысль о том, чтобы есть эту бурду, вызывала новую волну тошноты. Его соседка, однако, медленно, с достоинством подползла к прутьям своей клетки. Она просунула руку между планками, достала из ведра пригоршню жижи, быстро отделила что-то похожее на разваренный корнеплод и съела. Потом зачерпнула ладонью жидкость и выпила. Все движения были экономичными, лишенными лишней энергии.

– Ешь, – сказала она, не глядя на него. – Ты не знаешь, когда дадут следующее. А силы тебе понадобятся. Чтобы ненавидеть. Чтобы выжить. Чтобы, если представится шанс, убить.

– Я… я не могу, – прошептал Данила.

– Тогда умрешь. И все. Твои друзья, твой брат… – она наконец посмотрела на него, и в ее взгляде была не жестокость, а простая, страшная правда. – Они умрут чуть позже. Или сломаются. Григорий умеет ломать. Он найдет в каждом слабину.

Слова «брат» пронзили Данилу, как нож. Он снова увидел лицо Романа, искаженное яростью и болью.

– Он жив? Ты видела его?

– Я видела, как парня, похожего на тебя, но старше, с окровавленным лицом, волокли к лодкам. Он дрался. Значит, пока жив. Но если он продолжит драться здесь… – она мотнула головой в сторону пьяных стражников. – Здесь не дерутся. Здесь либо смиряются, либо умирают быстро.

Отчаяние, черное и густое, поползло из живота к горлу. Данила сжал кулаки. Ногти впились в ладони. Он должен был что-то делать! Он маг! Он четыре года учился в Академии! Он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, найти внутри себя хоть крупицу той силы, что давали ему учебные залы. Он представил руну «Раскол», простейшую силовую атаку. Сделал едва уловимый жест пальцами, шепотом прочел формулу.

Ничего. Абсолютно ничего. Воздух вокруг не дрогнул. Он почувствовал лишь слабый, болезненный толчок где-то в глубине сознания, будто он попытался сдвинуть гору силой мысли. И все.

– Не выйдет, – тихо сказала женщина. Она наблюдала за его попыткой. – Эти клетки сделаны из «Стенающего Древа». Оно растет только здесь, на островах. Оно пьет уставную магию, как губка. Чем сильнее ты пытаешься ударить, тем больше оно берет. Псы специально его используют для таких, как ты.

Как ты. Уставной маг. Без своих формул и жестов – беспомощный червь. У Данилы перехватило дыхание.

– Кто ты? – спросил он, чтобы отвлечься от накатывающей паники. – Почему ты здесь? И почему… на тебе эти знаки?

Она на мгновение задумалась, как бы оценивая, сколько можно сказать.

– Меня зовут Мирослава. Я из племени «Соль Земли». Мы жили на этих островах задолго до того, как ваши императоры нарисовали свои первые карты. Эти знаки, – она провела рукой по узору на плече, – не для красоты. Это проводники. Для нашей силы. Силы земли, ветра, крови. Той, что вы называете дикой и нецивилизованной. Григорий охотится за нашей силой. Он похищает тех, у кого она сильна. Чтобы изучать. Чтобы выпытывать секреты. Чтобы подчинить или уничтожить.

«Соль Земли». Дикая магия. Все то, о чем Данила с таким интересом читал в пыльных фолиантах, оказалось здесь, перед ним – плененной, измученной, но не сломленной.

– Зачем ты мне все это рассказываешь? – спросил он.

– Потому что в тебе есть искра, – ответила Мирослава просто. – Я чувствую ее. Ты пытался ловить ветер на своей лодке, не так ли? Не по формулам. Чутьем. Это редкость для ваших. Григорий тоже это почуял. Поэтому ты здесь, а не в общей яме. Ты – диковинка. Недораскрытый цветок, который он хочет сорвать и посмотреть, какого он цвета, когда расцветет под его ножом.

Ее слова леденили душу. Вдруг снаружи, за загоном, поднялся шум. Крики, смех, звук ударов. Потом чей-то вопль, переходящий в рыдания. Мирослава вздрогнула и отвернулась.

– Еще один не выдержал, – прошептала она. – Либо работа в рудниках, либо… он заставляет их драться друг с другом. На потеху Псам. Чтобы «разжечь искру», как он говорит.

Искра. То самое слово, которое произнес тот пират на яхте. «Чтобы разжечь искру». Данила снова посмотрел на ведро с отбросами. Отчаяние боролось в нем с инстинктом выживания. Инстинкт победил. Он, преодолевая отвращение, подполз к прутьям, сунул руку в липкую, холодную жижу, нащупал что-то плотное и вытащил. Это был кусок вареной бататы, пропитанный бог знает чем. Он зажмурился и откусил. На вкус было как пресная грязь с прогорклым жиром. Но он проглотил. Потом еще. И запил из ладони. Жидкость была солоноватой и затхлой.

Пока он ел, лагерь вокруг жил своей уродливой жизнью. Проносились отряды Псов, таща добычу с какого-то набега – ящики, тюки, пару пленников в рваной одежде «Бродяг Устава». Где-то кузнечный молот бил по железу, ритмично и неумолимо. В воздухе витал запах гари, перебродившего сока местных растений и нечистот. Это был не просто лагерь. Это был муравейник, улей злобы и насилия, выросший посonce дикой природы.

Ночь тянулась мучительно долго. Холод проникал сквозь тонкую одежду. Данила дрожал, прижимаясь спиной к деревянной стенке клетки. Он думал о Романе, о его гордом, непреклонном лице. «Держись, брат», – мысленно шептал он. Он думал о Свете и ее испуганных глазах. О Марке, веселом и безрассудном. Он представлял, что они, может, так же сидят в таких же клетках, в таком же отчаянии. И чувство беспомощности грозило раздавить его полностью.

Он смотрел на Мирославу. Она сидела, скрестив ноги, глаза закрыты, дыхание ровное и глубокое. Казалось, она не спала, а была в каком-то другом состоянии – слушала, чувствовала то, чего не мог он. Ее татуировки чуть светились, едва-едва, лишь намекая на жизнь.

– Как ты можешь быть такой спокойной? – не выдержал Данила.

– Я не спокойная, – ответила она, не открывая глаз. – Я слушаю землю. Она скорбит. Но она также ждет. У всего есть свой ритм, городской маг. Даже у отчаяния. Сейчас – время тишины и сбора сил. Не трать свою ярость на дрожь. Копни ее. Спрячь поглубже. Когда придет время действовать, она должна вырваться, как родник, а не расплескаться, как дождевая лужа.

Ее слова звучали странно, почти мистически. Но в них была какая-то твердая, каменная логика. Данила попытался последовать ее примеру. Закрыл глаза. Не для медитации, а просто чтобы не видеть этого ада вокруг. Он пытался сосредоточиться на своем дыхании, но вместо этого его сознание цеплялось за звуки: за храп стражников, за далекий вой не то зверя, не то ветра, за собственное бешено колотящееся сердце.