Имя шамана

Имя шамана

Андрей Бодхи

© Андрей Бодхи, 2025

ISBN 978-5-0068-8868-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Вы говорите, что разговариваете с духами. Скажите тогда, почему духи не предупредили Вас, что попадёте к нам?

– Почему не предупредили? Они сказали: «Большой белый начальник очень злой, он тебя положит в психушку».

– Почему же Вы не ушли в тайгу и не спрятались?

– Зачем прятаться? Не надо прятаться.

– Ну, тогда Вы не сидели бы здесь взаперти.

– Нет, начальник, я свободен – везде, как птица, могу летать. А вот ты, начальник, – взаперти. Твоя душа в клетке.

Архивная запись беседы психиатра с пациентом, называющим себя шаманом. Иркутск. 1934 год.

Введение

Молочный туман. Белый снег. Белый лёд и белое небо, как бесконечный белый космос. Белая смерть. Треск льда эхом разлетается по озеру, и его проглатывают холодные тёмные деревья с окружающих гор. «Может, не надо?» – спрашиваю я сам себя. Я делаю ещё один шаг, и тишину вновь разрывает треск ломающегося льда. Или это ткань мироздания рвётся у меня под ногами? Я один в белом аду между бездной и бездной.

– Стой на месте, я проверю лёд, – говорю я Паше, не оборачиваясь.

Делаю шаг и чувствую, как с тяжёлым хрустом твердь подо мной оседает, вода наполняет всё вокруг меня и поднимается до щиколоток. Идти назад? Но до нужного берега уже совсем близко. Вернуться и идти в обход – это ещё несколько часов. Мы не успеем. Я делаю ещё шаг. Нога уходит под лёд, как будто кто-то потянул её из-под корки льда. Я тут же вынимаю её. «Попробую уйти правее», – думаю я. Там ещё нет воды, и лёд кажется толще.

Я делаю шаг вправо и моментально проваливаюсь по пояс и застреваю в лунке, которую сделал своим весом. Упираясь на руки, я вытаскиваю себя и сажусь на лёд. Снимаю рюкзак. Оборачиваюсь на Пашу, вижу в тумане его фигуру, застывшую, как тотемный столб.

– Стой пока на месте, – говорю я ему и поднимаюсь на ноги. Я промок по пояс, но почему-то не чувствую холода.

Придётся бежать, чтобы не околеть. Надо возвращаться обратно на берег и идти в обход озера. Я разворачиваюсь и делаю шаг в ту сторону, откуда пришёл. Тёмная фигура Паши в тумане на фоне белого пространства – как трещина в другой мир. Это вдруг напомнило сон, который я видел много раз, – точно такой же силуэт в тумане. Я встряхнул головой, отгоняя видение, и в этот самый момент лёд подо мной ломается, и всё исчезает – белый мир, тёмная фигура Паши и далёкий берег. Я моментально оказываюсь под водой.

Тишина. Тёмная вода. Белый хаос наверху и тёмная глубина под ногами. Холодная глубина. Я выныриваю из лунки и начинаю взбираться на лёд. Тёмная трещина в тумане – это Паша, и он, как ни странно, единственное живое существо в этом белом царстве смерти. И он для меня как маяк – я ползу в его сторону. Но лёд ломается подо мной, и я вновь проваливаюсь. Одежда пропиталась водой и стала тяжёлой. Тело стало тяжёлым – оно слишком тяжёлое и перестаёт меня слушаться. Я вновь упираюсь локтями в кромку льда и пытаюсь отдышаться.

– Паша, – хрипло кричу я ему, – снимай пальто, ложись на лёд и бросай его мне.

Но он стоит на месте. Я чувствую, как моё сознание застывает, как лёд, и уже с трудом понимаю, что происходит. Почему он не помогает мне? Лёд опять подламывается подо мной, и я снова ухожу под воду, потом снова поднимаюсь на поверхность и хватаюсь за кромку льда. Вспоминаю, как учат взбираться на лёд из-под воды. «Больше поверхности – распределить массу», – слышу я в голове свой голос и пытаюсь закинуть ногу на лёд, но тело больше меня не слушается. Оно одеревенело. Как и мои мысли: «Где Паша… У смерти сладкий привкус… Это последняя попытка – больше я не смогу…». «Что я здесь делаю, на границе миров? И где Паша?»…

Белый туман, поглотивший мир. Белый лёд и чёрная бездна. Ломающийся лёд, как порванная нить жизни, и серая вода. Тёмная вода. Тёмная бездна…

Часть 1. Чёрный берег

На пороге в неизвестное

Я снимаю комнату в коммуналке. Соседи – студент из деревни и женщина лет пятидесяти с дочкой двенадцати лет. В моей комнате аскетично. Из мебели – шкаф, кресло, журнальный стол и всё. Я сплю на полу на ватном матрасе. Я специально искал себе комнату с минимальным количеством мебели. У меня нет ни телевизора, ни радио, ни магнитофона. Книги стопками лежат на полу. По стенам комнаты развешаны листы с цитатами из книг.

Каждое утро я встаю в шесть часов утра и иду на пробежку. Я бегаю пять-десять километров каждый день. После пробежки я еще тридцать-сорок минут занимаюсь в комнате: отжимания, приседания, пресс. После этого – контрастный душ. После душа я завтракаю. Потом, если не надо на работу, я остаюсь дома – читаю, готовлю еду, сплю. Или иду гулять за город.

Поздняя осень. Деревья надели бордово-желтые наряды. Небо ясное, воздух холодный и чистый. Я брожу по лесу, выхожу на берег водохранилища и смотрю вдаль. У меня нет цели прогулок. Я рассматриваю деревья, разговариваю с ними. Разговариваю с птицами.

Я что-то ищу – каких-то знаков. Мне больно от ощущения своей ничтожности, от пустоты внутри. Как будто эта пустота, как вакуум, затягивает в себя мои чувства, мои мысли, моё будущее. Я чувствую себя никем – мне нужно, чтобы кто-то ответил мне на вопрос: «Кто я?». Но ответов нет. И нет никого, кто бы это мог сделать.

Но меня поддерживает высокий физический тонус. Я не курю, все время занимаюсь, и мне нравится чувствовать своё тело. Я с огромным трудом пришёл к этому ощущению – через боль, слёзы, отчаяние.

Я бросил курить в один момент. Я лежал на матрасе в своей комнате и думал о том, что я должен что-то сделать, что поможет мне оттолкнуться от того, где я сейчас нахожусь, и начать развиваться, расти. Я никогда не размышлял о том, что нужно бросить курить, и вдруг неожиданно подумал, что это первое, что-то стоящее, что я могу сделать. Ведь это абсолютно бессмысленная привычка, которая ничего мне не дает.

И в один момент я вскочил, взял пачку сигарет и зажигалку, вышел на балкон и, размахнувшись, забросил как можно дальше. Такое простое действие, но что-то произошло, какие-то изменения внутри меня – но я пока не мог понять, какие.

Да, это я изменился. Я только что был человеком, который курит, и вот я человек, который больше не курит. Мне понравилось это новое моё качество. Я сел в кресло и попытался читать, но никак не мог сконцентрироваться. Строчки расплывались, в голове как будто начали происходить какие-то физиологические изменения – пульсировали виски и телу было дискомфортно.

Я встал и начал прохаживаться по комнате. Что-то происходило с моим телом, и я не мог понять что. Какая-то внутренняя ломка, как после употребления синтетических наркотиков. Я не мог успокоиться – внутри как будто что-то сидело и просилось наружу. В голове все булькало и бурлило, одновременно с этим стучало в висках. Нужно было что-то с этим делать.

Нужно выйти на улицу. Бежать. Куда? Не важно куда. Просто бежать.

Я отыскал старые кеды, натянул их и вышел на улицу. И побежал.

Я побежал за город, в лес, к водохранилищу. Я бежал и чувствовал, как ломка внутри проходит, как пульс в голове успокаивается и от тряски, от напряжения, дыхания во время бега из меня наконец выходит какая-то энергия, и мне становится легче.

Так я начал бегать каждый день. Первое время у меня все болело – ноги, спина, плечи. С утра я просыпался и чувствовал себя калекой. Но я также чувствовал, что если сейчас не побегу – меня разорвет изнутри эта черная энергия, которая там сидит. Поэтому я выходил на улицу и бежал.

Я бежал, и мне казалось, что вены на ногах вот-вот лопнут. Резкая боль от каждого шага была такая, будто ноги резали скальпелем. Но я не мог остановиться – я боялся. Я боялся того, что, если я остановлюсь, то больше никогда не смогу измениться. Как будто это был мой единственный и последний шанс, и больше такого не будет.

Если я остановлюсь, если я пожалею себя, испугаюсь боли, испугаюсь страданий, то я вернусь туда, где комфортно и легко, но оттуда некуда расти и меняться. Я знаю, что там – праздность, за которой скрывается обратная сторона. Обратная сторона сигарет, алкоголя, наркотиков – это бессилие, слабость, отвращение к себе, страх и боль, ужас потери самого себя как человека, личности. Я там был – и там смерть.

Я бежал, и мне казалось, что вены на ногах вот-вот лопнут. Резкая боль от каждого шага была такая, будто ноги резали скальпелем. Но я не мог остановиться – я боялся. Я боялся того, что, если я остановлюсь, то больше никогда не смогу измениться. Как будто это был мой единственный и последний шанс, и больше такого не будет.

Если я остановлюсь, если я пожалею себя, испугаюсь боли, испугаюсь страданий, то я вернусь туда, где комфортно и легко, но оттуда некуда расти и меняться. Я знаю, что там – праздность, за которой скрывается обратная сторона. Обратная сторона сигарет, алкоголя, наркотиков – это бессилие, слабость, отвращение к себе, страх и боль, ужас потери самого себя как человека, личности. Я там был – и там смерть.

Так я думал, превозмогая боль. Я плакал, пока бежал, плакал по утрам, но я не боялся. Это были другие слезы, не слезы бессилия, а слезы отчаяния, того отчаяния, из которого вырастает ярость, вырастает сила и твердость, жесткость и упрямство. Я думал о том, что лучше умру, чем остановлюсь сейчас, лучше я стану калекой, и мне отрежут ноги, – но я продолжу бежать вперед.

Так я думал, превозмогая боль. Я плакал, пока бежал, плакал по утрам, но я не боялся. Это были другие слезы, не слезы бессилия, а слезы отчаяния, того отчаяния, из которого вырастает ярость, вырастает сила и твердость, жесткость и упрямство. Я думал о том, что лучше умру, чем остановлюсь сейчас, лучше я стану калекой, и мне отрежут ноги, – но я продолжу бежать вперед.

Через месяц боль прошла. Через пару месяцев я наконец-то смог купить себе кроссовки для бега. Еще через несколько месяцев мне казалось, что моё тело будто высечено из стали. У меня ничего не болело, я всегда отлично себя чувствовал. Мне хотелось драться, но вместо этого я бегал.

Я мог прийти с работы, переодеться и побежать. Или встать посреди ночи и, чувствуя, как что-то внутри меня опять просится наружу, выйти на улицу и бежать. Бег меня успокаивал. Он что-то сдерживал внутри меня, что-то неземное и одновременно пустое. Какая-то черная дыра – которая готова была поглотить меня самого. И я бегал и тренировался – изводил свое тело до такого состояния усталости, что сами собой текли слезы. Я падал без сил после тренировок, я мог пробежать пять, десять, пятнадцать километров просто потому, что не хотел останавливаться. Я гулял по лесу целый день и возвращался домой без сил.

Через полгода я почувствовал, что что-то внутри меня успокоилось. Я научился сдерживать этого монстра, сидящего внутри, и наблюдал за ним. В этом новом качестве мне нравилось, что, оставаясь спокойным физически, я мог в любой момент, если потребуется, пробежать десять километров в хорошем темпе. Мне нравилось, что я наконец-то мог управлять своим физическим телом и имел контроль над ним.

Как-то зимой я случайно зашел в спортивный клуб и увидел там скалодром. Зал был пустой, и тренировок не было. Я подошёл к стенке, ухватился за зацеп и попробовал пролезть – мне это понравилось. В тот же момент я решил, что это то, что мне нужно. Я узнал расписание занятий и явился в самый ближайший вечер и записался в туристический клуб. Так начался мой период в жизни, посвященный увлечению туризмом.

Клуб был большой. Кроме руководителя Ивана Петровича в клубе состояло около пятидесяти участников от шестнадцати до двадцати пяти лет. Я был один из самых старших. В основном народ приходил в клуб потусить, поболтать и просто провести время. Кое-кто активно принимал участие в делах клуба, но таких было мало. Так как он был городской, от федерации туризма и спонсоров у него не было, все держалось на энтузиазме Ивана Петровича и его организационном таланте. Ивану Петровичу на тот момент было уже около семидесяти лет, но он при этом был еще крепкий мужик – продолжал ходить в горные и зимние походы, ездить с клубом на соревнования и заниматься работой в самом клубе.

Я сразу втянулся – ходил на все тренировки, помогал по клубным делам, ездил на соревнования. Тренировался я усердно, мне больше всего нравилась стенка – теперь у моих тренировок появилась цель. От силы рук, спины, пальцев, пресса зависит то, сколько я могу провисеть на стенке, как быстро смогу забраться наверх и пройти сложный маршрут. Турник и до этого был моим любимым тренажером, теперь же я тренировал на нём кисти рук, предплечья в статичном положении. Это научило меня по-другому чувствовать свое тело и управлять им.

Не скажу, что я добился каких-то результатов, и позже, когда я сам стал участвовать в соревнованиях, они всегда были средние, но стабильные. Ребята, которые занимались давно и которые были моложе меня, конечно, всегда выигрывали на скорость и ловкость. Мне не хватало расслабления – на дистанции я всегда перенапрягался, и у меня забивались мышцы, и расслабляться я научился не скоро.

Это была целая жизнь, которая все больше и больше втягивала меня в себя. Тренировки на стенке по скалолазанию, теоретические занятия по снаряжению, страховке, оказанию первой помощи и прочего. Кроме этого, занятия на улице по организации переправы на бревне и навесной переправы, подъем в связке и траверс, которые мы отрабатывали на заледенелых оврагах. Организация бивака в походных условиях, мини-походы на лыжах, соревнования по подъему с помощью кошек и ледорубов. И конечно, во всем этом еще туристическая романтика – песни под гитару у костра, рассказы бывалых альпинистов и туристов, запах подгоревшей тушёнки и аромат горячего чая в металлической походной кружке.

Я ходил по туристическим магазинам и присматривал себе снаряжение. По возможности покупал себе всё, что нужно для походов: рюкзак, пенку, спальный мешок, систему, карабины. Брал у Ивана Петровича книги про альпинистов и зачитывался ими. Приносил домой из клуба веревку и учился вязать узлы. Мне нравилась командная работа во время сборов и соревнований. Я легко находил себе роль и не старался вырваться в лидеры, доверяя это более опытным и бывалым. Но я держался одиночкой – после тренировок прощался и уходил домой.

В конце концов из всего большого клуба сложился костяк тех, кто регулярно ездил на сборы и участвовал во всех соревнованиях. Их было от силы пятнадцать человек вместе со мной, и все они были моложе меня. В туризм, скалолазание и альпинизм приходят еще учась в школе, и к двадцати пяти годам, как было теперь мне, уже сходили в походы, получили разряды и категории. И конечно, уже все обзавелись семьями и в жизни клуба участвовали все реже и реже. В основном ходили два-три раза в год в горные походы или восхождения, и то в составе своих, таких же бывалых. Поэтому ровесников среди нашего актива у меня не было. И мне было неинтересно и скучно тусить с молодежью, хотя я не дичился общения, и мне со всеми было легко.

Но была еще одна причина, по которой я избегал людей. Я полюбил одиночество, и мне нужно было остаться одному. Так я все больше варился в своих собственных мыслях, наблюдал за природой, гуляя или на пробежке, и рассуждал о жизни. Я очень полюбил живую природу и постепенно налаживал с ней контакт. Находясь в лесу, на берегу водохранилища или в поле, мне казалось, что живая природа понимает меня и отвечает мне. Нет, она не говорит со мной, а лишь утешает, поддерживает, сглаживает острые углы границ, которые я начал выстраивать у себя в голове. Природа своей непредсказуемостью показывала мне, что ей нет никакого дела до тех сверхзадач и тех целей, что я себе придумал. Она в своем естестве всегда будет невинна и чиста передо мной. Бесхитростная, но чуткая к любым вторжениям извне, она не отказывается от жизни, от размножения, от радости. И птицы будут петь, травы будут тянуться к солнцу, ветви деревьев будут наполнятся почками, почки начнут распускаться, появятся листочки, цветы, прилетят пчелы, и начнётся танец любви, полный доверия жизни.

Я купил по объявлению в газете лыжи и стал уходить в лес на целый день. Иногда я просто тренировался – пробегал за день километров 20—30 на лыжах и без сил возвращался домой. А иногда просто мог бесцельно ходить целый день по лесу. Я ложился в снег, прислонялся к дереву, наблюдал за птицами и задавал один и тот же вопрос: «Кто я и что мне делать?» Я ждал откровений, молился и плакал. Но никто не отвечал мне. Мне казалось, что природа смеется надо мной и говорит мне: «Будь проще – следуй своему естеству, и всё будет хорошо». Я ждал знака.

Рассуждая о значении женщин в моей жизни и в попытках понять себя, я пришёл к выводу, что я неудержимо завишу от них. И чем больше я старался ввести в свою жизнь элемент самодисциплины и целибата, тем сильнее мне хотелось, чтобы в моей жизни появилась женщина. Те разрушительные отношения, которые у меня были до этого, говорили мне, что я сам ставил себя в такое положение, при котором я действовал нелогично и деструктивно. Каждый раз во всех моих действиях было два противоположных явления – с одной стороны, я хотел целиком и полностью раствориться в человеке, а с другой стороны, я бежал со всех ног в противоположную сторону. Мне хотелось сблизиться с женщиной, чтобы быть частью её, думать, как она, чувствовать, как она, но с другой стороны, я лишался свободы сам и переставал быть собой. И это меня пугало.

И я вновь и вновь спрашивал себя – готов ли я всю жизнь прожить одиночкой, без любви, без глубоких чувств и привязанности – и понимал, что не готов. И в своих мечтах я всё-таки надеялся встретить её – женщину своей мечты, ту, которая будет любить меня, и я буду любить её. Она поможет мне стать лучше, будет моей второй половиной, будет вдохновлять меня и станет моей музой.

Но тут же я начинал думать о том, что это будет идти вразрез с тем путем, который я выбрал – путем совершенствования, поиска истины, поиска Бога и ответов на все вопросы. С ней я забуду всё это. Как мой отец. Я стал видеть, как сильно я стал повторять своего отца. Он всегда был романтиком. Любил женщин, и бегал за ними, и они бегали за ним. Он был веселым рассказчиком, в компании всегда был в центре внимания, обладал харизмой и располагал к себе людей. Ему нравился такой образ жизни – знакомства, свидания. Он любил модно одеваться, ездил в санатории и дома отдыха, катался на теплоходах, где и заводил знакомства. Но ему была чужда семья. Даже когда он наконец женился в очередной раз и остепенился, он нашёл себе такую работу, чтобы не быть дома – ездил в командировки на месяц и более.

Из короткого периода жизни вместе с ним я понял, что он всё время искал большую любовь и занимался спортом, чтобы нравиться женщинам. Он даже занимался карате и заработал зелёный пояс. Это был период, когда он жил один и, помимо охоты за женщинами, увлекался восточными единоборствами. У него была огромная библиотека книг по ушу, цигун, йоге, тхэквондо, карате и прочего, которые он, когда в очередной раз женился, сложил в большой чемодан и заявил, что будет этим всем заниматься, когда выйдет на пенсию. Но кажется, он его так никогда и не открыл.

И, как мне казалось тогда, вся эта любовь к романтике передалась мне от отца. Оставаясь изо дня в день в полном одиночестве, я видел в себе, с одной стороны, желание иметь рядом с собой женщину, а с другой стороны, желание самосовершенствоваться, изменяться, становиться лучше, работать над физическим телом, тренировать его. Но если мой отец это делал, чтобы нравиться противоположному полу, то я это делал для того, чтобы выработать в себе волю и характер.

В начале зимы я познакомился с Ириной. Я стоял в очереди за получением паспорта в переполненном коридоре учреждения и в этот момент размышлял о пути вместе с женщиной и без неё. Мне казалось, что я могу её встретить совершенно случайно, и это станет знаковым событием в моей жизни, которое перевернёт её. Я очень сильно верил в знаки и старался читать их во всём вокруг.

И вот я стою в очереди уже не первый час и смотрю в эту толпу безликих для меня людей и говорю себе: «Если сейчас здесь появится девушка, которая мне понравится, я подойду и познакомлюсь с ней».

И вдруг буквально через минуту, как я об этом подумал, по коридору, пробираясь через толпу, прошла она – высокая, стройная, черные волосы и серьезное, но очень красивое, с правильными чертами лицо. Я наблюдал за ней в толпе – как она заняла очередь и в какой кабинет вошла. Потом, когда я сделал свои дела, я подождал её возле входа. Она вышла покурить. У неё было такое серьезное выражение лица, что мне было боязливо подходить к ней, я стеснялся, и мне было откровенно страшно. Но решение было принято, поэтому я, преодолев страх, подошел:

– Привет, можно с тобой познакомиться, – сказал я серьезно и без тени улыбки. Она посмотрела на меня, как на придурка, прищурив глаза, и переспросила:

– Что? У неё был голос с небольшой хрипотцой. Я совсем растерялся.

– Я хотел просто с тобой познакомиться, – сказал я, при этом думая, как бы мне теперь поскорее сбежать.

– Это зачем это? – спросила она, затягиваясь сигаретой и глядя на меня все с тем же прищуром. Кажется, она сама была очень удивлена моему неумелому подкату. Я понял, что меня отшивают, но решил всё-таки использовать шанс до конца. Я вытащил визитку, которые мне нужны были по работе, и протянул ей.

– Я просто хотел с тобой познакомиться, – повторил я и добавил, – ты мне понравилась. Если вдруг захочешь пообщаться, позвони.

Она взяла у меня из рук визитку, а я развернулся, чтобы уйти. Но, сделав пару шагов, я услышал её голос:

– Не поняла, что ты хотел-то? Я остановился, развернулся и посмотрел на неё. Её лицо расслабилось и было уже не такое серьезное. Казалось, её удивило то, что незнакомый человек вдруг взял и подошел к ней посреди улицы и предложил познакомиться.

Я улыбнулся и сделал шаг к ней, глядя в её красивые, но очень грустные глаза. И вот мы стоим и смотрим друг на друга, стоя в маленьком сквере возле административного здания. Я чрезмерно серьёзен, а она, повернув голову набок, смотрит на меня из-под ресниц и с легкой иронией во взгляде. С этого мгновения как будто произошёл лишь короткий миг, вспышка света в ночном небе падающей звезды, и вот мы уже на моём матрасе на полу в комнате с приглушенным светом. Её горячее тело, учащенное дыхание, её стоны, её закрытые глаза… Её открытые глаза, глядящие на меня в немом вопросе, её лицо – как будто застывшая фигура манекена, и в этом холодном лице – замерзшая душа на дне колодца, где еще теплится жизнь, бьется, трепещется, как маленький мотылёк, и хочет вырваться наружу. Но вокруг холодные стены, замерзшее стекло, прутья решетки, покрытые инеем, а за ними жизнь. Жизнь полная любви: волны высоко поднимаются в разбеге и бьются о берег, птица филин падает с неба в снег и вырывает из-под него жизнь – маленькую мышь, страшный треск дерева, ломающегося от порыва ураганного ветра, волны трав, в которых играет ветер, плавящиеся от жаркого солнца капли смолы на стволе сосны… Она хотела любви, которую обещала ей жизнь, но бесстыже обманула её.

Она была замужем, и у неё были дети, но что-то расстроилось в их семейной идиллии, и она часто пила. Я видел её трезвой всего один раз, когда мы познакомились. После этого она звонила мне и приходила и всегда была пьяна. Муж, как я понял, часто бил её за то, что она пила, хотя, может, она пила из-за того, что он её бил. Ирина не жаловалась на мужа и не жаловалась на жизнь – она уже привыкла. С её внешностью она легко могла бы работать моделью, но почему-то вместо этого рано вышла замуж и родила детей, и жизнь быстро превратилась в рутину, в которой её красота никому не была нужна. Ведь для роли жены, матери, домохозяйки это не требуется. Но дело не только в красоте – душе хотелось любви, страсти, высоких чувств, а вокруг бытовуха, бедность, запреты. Это было время, когда для женщин еще не придумали тренинги, фитнес-клубы и йога-центры, где они могли «реализовать» себя, поэтому Ирина реализовывала себя через пьянство, которое быстро и неизбежно уничтожало её красоту.

Она была грубовата, материлась и хамила, когда сильно напивалась, и я почти сразу понял, что наши отношения ненадолго. Хотя и она это понимала, но приходила ко мне не только затем, чтобы заниматься сексом, но и с какой-то надеждой почувствовать себя желанной, любимой, нежной и хрупкой женщиной. Сколько я ни уговаривал её встретиться со мной не под градусом, она не могла. Женщина-алкоголик в трезвом виде может быть полной противоположностью себя пьяной. Трезвая она будет серьезной, даже чересчур, высокомерной и грубоватой, а вот пьяной становится сразу мягкой, слабой, как будто долго натянутую струну наконец ослабили, и она повисла в полном бессилии. Пьяная женщина абсолютно безвольная, не контролирующая себя, в ней исчезает стержень, пропадает черта, за которую она может тебя не пустить, если ты не достоин. У пьяной женщины практически любой может пройти за эту черту, и она сама не знает, кто это будет – она не управляет этим, делая своё тело доступным.