Домой сквозь пустоту. Часть 1. Серфер

Внезапно автоклав издал тихий, но отчётливый щелчок. Четверо защитников вздрогнули и уставились на аппарат. На его панели замигал зелёный индикатор «Цикл завершён», но для них это был сигнал высшей важности.

Кнопка, не дыша, медленно протянула руку к клапану. – Готово. Звёздный десант, приготовиться. Подача десерта начинается.

Она повернула ручку. С шипящим звуком из клапана повалил аппетитный пар. Рейнджер сделал шаг вперёд и с видом полководца, принимающего ключи от побеждённого города, принял первую боевую единицу десерта. – Миссия выполнена, – произнёс он с торжественной серьёзностью и… рассмеялся. Не сдержались и остальные.

В этот момент ожил комм-браслет академика. Наумов взглянул на экран. Ему пришло текстовое сообщение от бывшего студента, ныне старшего диспетчера Центра управления нуль-транспортировками, Володи Борисова. Наумов замер, улыбка сползла с его лица. На мгновение на нём отразилась сложная гамма чувств – острая тревога, вперемешку с возбуждением. Смех команды стих. Рейнджер, всё ещё держа в руках поднос с десертом, нахмурился. – Лев Рудольфович? – осторожно спросил он, уже по глазам академика понимая, что шуткам конец. – Что-то случилось? Наумов медленно отставил чашку. Его голос, обычно глуховатый и тёплый, приобрёл неожиданную твёрдость и чёткость.

– Дети, – сказал он, потом поправился: – Коллеги… десерт, к сожалению, придётся отложить. Только что пришло сообщение от Володи Борисова из ЦУНТа. На «Копернике-Первом» – нештатная ситуация. Задержка синхронизации с Луной-3 на 32 миллисекунды. Коэффициент устойчивости меркурианского контура падает без видимых причин. Диагностика ничего не показывает. – Ведущий инженер Смирнов предполагает, что мы можем иметь дело с предвестниками коллапса горловины. Если не вмешаться, терминал на Меркурии рискует схлопнуться в чёрную дыру. Прямо у Солнца.

Все напряжённо молчали. Кнопка поставила чашку на стол, её ямочки на щеках исчезли, лицо стало сосредоточенным. Капрал выпрямился, по стойке «смирно». Стриж сжала кулаки, а Рейнджер шагнул вперёд, его глаза загорелись. – Чёрная дыра? – переспросил Рейнджер, в его голосе сквозил азарт. – Это… это как раз то, для чего мы всё это строили!

Наумов кивнул. – Именно. Они не могут использовать нуль-кабину – слишком рискованно. На обычном челноке полёт займёт дни. Но наш «Сёрфер»… – Он сделал паузу, глядя на каждого по очереди. – Борисов пишет, что Смирнов уже в пути на «Атмосферу-М». Он доброволец для первого пилотируемого полёта. Это будет боевое крещение.

Команда переглянулась. Лица светились энтузиазмом. Рейнджер хлопнул в ладоши, и звук эхом разнёсся по кухне.

– Боевое крещение! – воскликнул он, и его голос зазвенел. – Наконец-то! Кнопка – тебе полная диагностика генератора гравитационных волн. Проверь всё, до последнего параметра. Капрал – тебе кокон жизнеобеспечения. Проведи стресс-тест систем компенсации перегрузок. Никаких допусков. Стриж – рассчитай траекторию волны с учётом текущей гравитационной картины в секторе Меркурия. Это наш шанс доказать, что «милитаристы» не зря жрут двойные порции какао! Стриж кивнула, её рыжие волосы вспыхнули под лампами. «Мы не подведём», – заявил Капрал с самым серьёзным видом. «Смирнов вернётся героем, а мы станем легендами». Наумов смотрел на них, и в его глазах мелькнула гордость. – Молодцы, дети. Это не инопланетное вторжение, но близко. Двигаемся в лабораторию. Игорь, – он повернулся к повару, – десерт заверни с собой. Победителям положено угощение. Команда, как один, сорвалась с места, переходя от шуток к делу с той же слаженностью, что и в «операции „Автоклав“». Кухня опустела. Наумов через комм-браслет связался с бортовым ИИ орбитальной станции. Он ввёл запрос на моделирование и развитие ситуации на Меркурии на основании имеющихся данных и предположений Смирнова.

Результат симуляции не оставлял места для оптимизма. Гипотеза Смирнова была верна с вероятностью до 75%. Он вышел из опустевшей кухни и уверенной походкой направился к лаборатории. Его лицо было спокойным. Только в прищуренных глазах читалась тревога.

– Коллеги, – обратился он к готовившим к вылету «Серфер» молодёжи, – симуляция показывает, что Смирнов прав на 75%. Как наши дела?

Рейнджер, не отрываясь от работы, с досадой мотнул головой:

– Хьюстон, у нас проблемы, – обратился он к Наумову. – На последних испытаниях мы почти исчерпали запасы экзотической материи для гравитационного якоря. Сейчас он может эффективно тормозить на скорости не выше 2300 км/с и с отрицательным ускорением не больше 18g.

– Угу, – пробурчал Наумов. – А наши расчётные параметры для «Серфера», чтобы успеть за шесть часов? – пристально глядя на Рейнджера, уточнил он.

– Постоянная скорость 3218 км/с, отрицательное ускорение 72g, – мрачно ответил Рейнджер.

– Сколько времени займёт полёт с новыми величинами? – задал он следующий вопрос.

Стриж, рассчитывавшая траекторию полёта, быстро ввела новые данные.

– Полёт займёт 9 часов, меньше никак, – печально озвучила она результаты расчётов.

– С такими параметрами – пробормотал Наумов.

В эту минуту раздался голос ИИ станции:

– Подтвердите готовность приёма инженера Смирнова.

– А вот и доброволец, – констатировал Наумов, подтверждая приём. – Он даже немного раньше обещанного. Пойду встречать.

Кабина была пустой, никаких кресел, ремней или панелей управления. Только гладкие, отполированные до зеркального блеска стены, в которых смутно отражалось его собственное лицо.

Дверь герметично закрылась. Свет внутри мигнул и сменился на мягкое голубоватое свечение, исходившее от самих стен. Зазвучал спокойный, безличный голос бортового ИИ:

– Инициирование нуль-транзита. Синхронизация с терминалом «Атмосфера-М». Пожалуйста, займите позицию в центре и сохраняйте неподвижность.

Не было ни вспышки, ни грохота. Его не бросило вперёд. Его не стало растягивать. Вместо этого пространство внутри кабины потеряло всякий смысл. Стены перестали быть твёрдыми. Пропало ощущение верха и низа. Он падал, стоя на месте. Его тело онемело, будто его погрузили в жидкий азот, и в то же время каждая клетка горела изнутри статическим электричеством. Смирнов почувствовал, как его сознание, его «я», начинают меркнуть.

И так же внезапно, как всё началось, всё закончилось.

Мир щёлкнул на место.

Смирнова качнуло. Он едва удержался на ногах, сделав непроизвольный шаг. Звук, свет, тактильные ощущения – всё вернулось разом, оглушительно яркое и резкое. Голубоватый свет сменился холодным белым. Воздух пах по-другому.

В ушах отдавалась звенящая тишина, постепенно вытесняемая гулом систем жизнеобеспечения. Голос ИИ прозвучал снова:

– Транзит завершён. Добро пожаловать на орбитальную станцию «Атмосфера-М». Гравитация установлена на уровне 0.8 g. Температура +22° C. Разрешено разгерметизировать камеру.

С противоположной стороны кабины беззвучно отъехала дверь. За её пределами открылся вид на приёмный терминал станции.

И прямо перед ним, оперевшись о переборку, стоял академик Наумов. Он был в небрежно застёгнутом лабораторном халате, поверх стандартного рабочего комбинезона, серого цвета, а в его глазах читалась смесь профессионального любопытства и нескрываемого беспокойства.

– Здравствуйте, Александр? – голос Наумова был глуховатым. – Как ощущения? Всё на месте? Голова не кружится?

Смирнов сделал ещё один глубокий вдох, уже станционным воздухом, и потёр виски. По телу медленно разливалось приятное, хоть и немного покалывающее, тепло.

– Здравствуйте, Лев Рудольфович, – узнав Наумова, попытался улыбнуться Смирнов. – Как будто меня вывернули наизнанку, пропустили через мясорубку и собрали обратно, – хрипло выдохнул он. – Но вроде бы все детали на месте.

– Ну что ж, пойдёмте в лабораторию? Мои «милитаристы» уже чуть ли не разобрали «Сёрфер» до винтика в ожидании вас. И предупреждаю, они немного… экзальтированны.

Академик ободряюще похлопал Смирнова по плечу.

Они вышли из терминала и двинулись по длинному, изогнутому коридору.

– А я вас помню, Саша, – вдруг сказал Наумов, глядя вперёд. – Вы на мои лекции по квантовой гравитации постоянно опаздывали. Секунда в секунду, на пятнадцатой минуте. Вы, кажется, мечтали стать космонавтом и поэтому много тренировались на перегрузки. Мои лекции как раз по времени пересекались с вашими тренировками, и вы отдавали предпочтение центрифуге, – он улыбнулся.

Смирнов смущённо хмыкнул: – Вы помните такие мелочи, Лев Рудольфович?

– Талантливых студентов я всегда помню. Особенно тех, кто предпочитает физическое действие теоретическим выкладкам. Кстати, о перегрузках… – Наумов замедлил шаг и повернулся к Смирнову, его лицо стало серьёзным. – Саша, у меня для вас неприятная новость. Мы с Володей Борисовым сильно поторопились, оценивая время на перелёт до Меркурия.

Они остановились. Гул станции казался теперь навязчивым и громким.

– К сожалению, мы не учли один критически важный параметр – запасы экзотической материи. Она необходима для создания гравитационного якоря, для торможения. Без неё «Сёрфер» превращается в неуправляемый снаряд. А её у нас… её у нас очень мало осталось после последних испытаний.

Смирнов молчал, глядя на академика.

– Саша, – Наумов вздохнул. – С существующим запасом, чтобы сохранить хоть какую-то возможность манёвра и безопасного торможения у Меркурия, перелёт займёт девять часов. И ни часом меньше.

– Девять, – тихо, без эмоций, повторил Смирнов. – А расскажите-ка, Лев Рудольфович, мне подробней о «Сёрфере»? – внезапно попросил он.

– Ох, знаете, – Наумов вдруг улыбнулся, и вся серьёзность с него будто спала. – Об этом вам лучше расскажут мои ребятки. Это их детище. Кстати, мы уже пришли, – проговорил он, делая широкий жест рукой и проходя в следующую дверь.

Дверь с тихим шелестом отъехала в сторону, открыв вид на просторную, загромождённую оборудованием лабораторию. – Знакомьтесь, ребятки! – громко, перекрывая гул, произнёс Наумов, показывая на входящего Смирнова. – Это ведущий инженер-испытатель ЦУНТа, мой бывший студент – Александр Смирнов! Наш доброволец!

Компания «милитаристов» разом оторвалась от работы и уставилась на вошедшего. Их взгляды оценивающе скользили по коротко стриженному мужчине лет тридцати пяти, с умным, немного усталым лицом и внимательным взглядом серых глаз. Он был подтянут, сухощав, с чёткими, выверенными движениями, чуть выше среднего роста. В его позе чувствовалась спокойная уверенность профессионала, видавшего виды.

– Александр хочет из первых уст услышать, на чём ему предстоит лететь, – продолжал Наумов. – Объясните, пожалуйста, принцип действия «Сёрфера». И, ради всего святого, без ваших технических заморочек! Как для дилетанта – просто и быстро.

– Ну, если уж совсем просто, – принялся объяснять Рейнджер, заметно оживляясь. Он подошёл к голографической панели, и в воздухе возникла схематичная модель. – «Буксир» – это генератор гравитационной волны. Но не простой.

Он увеличил изображение, показывая на капсулу. – Самое главное – капсула является активным элементом и фокусом для формирования гравитационной аномалии. Всё начинается… ну, как рождение волны в океане. Генератор буксира начинает медленно инициировать волну прямо вокруг капсулы, сразу увлекая её за собой. Представьте, что вода под лодкой начинает плавно поднимать её над всем водоёмом и, достигнув нужной высоты, обрушивается вместе с ней на гребне вниз. Мы просто «поднимаем» пространство вокруг вас.

Смирнов внимательно следил за моделью, кивая. – Значит, перегрузок на старте нет? – уточнил он. – Так как капсула и волна – единое целое с самого начала. Относительное ускорение нулевое.

– Именно! – Рейнджер щёлкнул пальцами. – Вы уже «вшиты» в гребень. Экипаж не чувствует рывка. Всё плавно.

– А почему тогда Борисов упоминал ускорение в 50g? – не отрываясь от голограммы, спросил Смирнов.

– Видите ли, Саша, – вмешался Наумов, с лёгкой улыбкой наблюдая за ними. – Борисов – очень занятой человек. У него не было времени разбираться во всех тонкостях. Ускорение, и весьма значительное, возникает только при торможении. И 50g – это среднее значение, на пике может быть и выше. Всё дело в принципе работы «гравитационного якоря».

Рейнджер сменил слайд. Теперь на проекции капсула выпускала позади себя странный, мерцающий объект. – А вот это – самая хитрая часть, – продолжил он. – Для торможения капсула «выбрасывает» позади себя компактный, но невероятно массивный в гравитационном смысле объект из экзотической материи – гравитационный буй, или ядро.

Он сделал паузу, глядя на Смирнова, проверяя, понимает ли тот. – Проще говоря, вы бросаете себе под ноги гравитационный якорь. Активированный якорь проявляет себя как точечная гравитационная масса (огромная, благодаря свойствам экзотической материи). Между капсулой и ядром возникает мощное гравитационное притяжение. По инерции капсула продолжает лететь вперёд, но сзади её с огромной силой «держит за хвост» гравитационный якорь. Возникает колоссальное натяжение. Кинетическая энергия капсулы расходуется на преодоление этого гравитационного притяжения, то есть – на торможение. – Снаружи, – подхватила Кнопка, подходя ближе, – корпус испытывает чудовищные нагрузки, те самые 50—70g. Но внутри… – она улыбнулась, – внутри кокона поле якоря «сглаживает» пространственно-временной континуум вокруг пилота. Для вас перегрузка не превысит 2—2.5g. Всё дело в локальном искривлении.

Смирнов молча смотрел на схему. – Понятно, – наконец сказал он. – Ловим волну. Катаемся. Бросаем якорь. Цепляемся за ткань реальности и останавливаемся. Звучит… просто.

Глава 3

Аня никак не могла уснуть. Она ворочалась в кровати, пытаясь найти удобную позу. Что-то её беспокоило. Она протянула руку и погладила простынь на Сашиной стороне – простынь была прохладная и пустая. Сашу и раньше вызывали на службу в неурочное время. Он уходил, она ворочалась ещё полчаса и засыпала. Сегодня было иначе. Промучившись около часа, она отбросила одеяло и села на краю кровати. Нужно было чем-то заняться. Она провела пальцем по комм-браслету, вызывая интерфейс своей библиотеки. Голографический проектор у изголовья ожил, отбрасывая в темноту комнаты упорядоченные ряды виртуальных книжных корешков. «Каталогизация новых поступлений из архива Антарктиды», – решила она. Монотонная, почти медитативная работа.