Одна она

Ирония судьбы, однако, заключалась в том, что именно здесь, в Дубне – сердце советского атомного проекта – спустя годы возник уникальный научный центр, где тайно возрождались и развивались исследования ДНК. Запретная наука нашла себе убежище там, где рождалась самая передовая технология эпохи.

Снх_2_Ким_Вознесенский: Это не совсем верно. Спор между вейсманистами и неодарвинистами носил сугубо академический характер. Вопрос был не в противостоянии «генетики» и «антигенетики», а в столкновении двух научных школ. Лысенко занимал иную теоретическую позицию, а не просто отрицал существование генов. Однако именно это и привело науку в опалу. К счастью, ненадолго.

Весь цвет отечественной генетики был спасен Игорем Курчатовым, который предоставил ученым лаборатории в своем институте. Исследования продолжились, пусть и под другими вывесками. Официально работа велась на благо сельского хозяйства – селекция растений, животноводство. Государство требовало реальных результатов, а не «бесплодных изысканий». Что ж, финансирование было достойным, пусть и приходилось постоянно отчитываться.

Сегодня мы рискуем все это потерять. Оптимизация науки – путь в никуда. Но, возвращаясь к вашему вопросу, именно тогда, в 1930–40-е годы, в радиобиологическом отделе Курчатовского института возникла одна из самых передовых генетических лабораторий в мире. Мы лишь ответвление одного из других институтов, особая структура, в свое время засекреченная для нужд обороны. Сегодня у нас в стране есть некоторые сложности с финансированием и организацией научных исследований. А в мире произошла настоящая революция в изучении генов. В 1984 году британский генетик Алек Джеффриз обнаружил, что в ДНК каждого человека есть свои уникальные особенности, так называемые «генетические отпечатки».

Начитка_3: Вскоре стало ясно: в причудливых спиралях ДНК записана уникальная информация о каждом из нас. По этой «нити судьбы» можно безошибочно опознать человека. Пионерами в использовании открытия стали криминалисты. К традиционной дактилоскопии добавилась генетическая: теперь личность устанавливали по волосу, частице кожи, капле крови или слюне. Любая биологическая жидкость несет в себе ДНК – универсальный код, уникальный для каждого, несмотря на все сходство. Двух одинаковых быть не может. Или… может? Этот вопрос уже будоражил умы. Для его изучения в институте и появился специальный прибор – генетический анализатор.

Снх_3_Ким_Вознесенский: Вообще я работаю здесь 29 лет, после аспирантуры, стажировки в Штатах и Германии вернулся сюда старшим научным сотрудником. Через несколько лет мне дали лабораторию. Так я начал изучение и расшифровку ДНК для практических нужд государства.

Вопрос: (не удалось расшифровать).

Снх_4_Ким_ Вознесенский: Чем мы занимаемся? У нас есть несколько направлений. В принципе, в ДНК можно найти ответы на многие волнующие всех вопросы, например: реально ли бессмертие? Ограничены ли ресурсы памяти? Пока ответов нет, но мы близки. Уже скоро, используя знания о ДНК, люди смогут справляться с болезнями, которые считались неизлечимыми, создавать идеальные команды на основе наиболее подходящих друг другу геномов, регенерировать ткань и еще много чего. Фантастика, но научная. Юмор у меня такой.

Главное для нас сегодня – научиться легко расшифровывать геном человека, а потом на него воздействовать. Как говорится – было бы желание, а ген найдется. (Перебивка: нарез_видео_из_лаборатории). Наш институт – это уникальный синтез направлений: от анализа поведения и нейробиологии до медицины и археологии. Сегодня самые значимые открытия рождаются именно на стыке дисциплин. И позвольте мне высказать твердое убеждение: наступающий XXI век станет эпохой биотехнологий. Это сулит человечеству не только колоссальные возможности, но и беспрецедентные угрозы. Возникновение новых, неизвестных ранее вирусов – лишь один из возможных сценариев…

Вопрос: Как проходит работа?

Снх_5_Ким_ Вознесенский: Институт получает гранты от Минпромторга, Минсельхоза, есть зарубежные запросы от коллег – сейчас таких связей стало больше. Один интересный есть проект от Министерства безопасности, но тут «секретная папка». Что вам может быть наиболее интересно для программы? Все? Все, так не бывает, ну, это вырежьте. Мне интересно вот что – в юности я был вожатым в «Артеке», и на одну из смен были приглашены наиболее одаренные дети. Вундеркинды СССР, слыхали про семью Никитиных? Ну, вот, из этой серии.

Я был поражен тем, на что способен человеческий мозг. Практически безграничные возможности! Фотографическая память, например. Где скрыт этот ген? Мне стало очень интересно. Ведь если он есть у кого-то, значит есть и у всех – но у одних этот ген включился, а у других нет. Мы можем сами включить? Если нет, то почему? В институте сегодня проводится исследование механизмов памяти на клеточном уровне, пока неизвестно, как работает, как извлекается, как формируется память.

Главное, нам очень нужна помощь, инвестирование частных лиц, финансирование государства, мы хотим, чтобы на нас обратили внимание, мы требуем этого! Помочь России выйти на новый уровень и обеспечить ее биологическую безопасность – вот главные задачи, которые стоят перед отечественной генетикой.

Вопрос: (невнятно).

Снх_6_Ким_ Вознесенский: Что? Кого? Аааа… Вы об этом… Конечно, есть некоторый интерес у военных. В советское время были кураторы от КГБ, сейчас, ну, можно сказать, что интерес обоюдный и взаимопомощи больше. Мы создаем базы ДНК, здесь их содействие крайне необходимо. Изучаем закономерности. Так, вот, про память, чуть не забыл, – мужчина расхохотался, и в глазах появились озорные огоньки. – Шутка у меня такая. К сожалению, запоминание – процесс сложный, социальный. Да и автоматически загружать в мозг ничего не получается. Вот ДНК – другое дело, другое. Генетический код может хранить информацию, что он, собственно, и делает.

– А-а-а, заходи, мой мальчик. – В кабинет заглянул кареглазый молодой человек, замотал головой в знак протеста и хотел было выйти. – Нет, заходи, познакомлю тебя с телевизионщиками. Вот Роман Карагозов, он участвовал в программе, когда я изучал феноменальные способности памяти у детей, у него как раз фотографическая. Потом проведите с ним эксперимент, да, покажите какие-то бумаги, он вам после все за десять секунд изложит. Так вот, он сам заинтересовался наукой. В 15 лет уже закончил университет Сеченова, учился на кафедре медицинской генетики. Вундеркинд! Теперь пришел работать к нам. Мне он как сын, можно сказать, сам я всю жизнь в науке, детей не завел. Так и не женился. Какая женщина потерпит мужа, пропадающего на работе по 16 часов в сутки? К сожалению, приходится чем-то жертвовать.

Молодой человек неловко улыбнулся в камеру, потом невнятно сказал, что у него много дел в лаборатории и он просто хотел узнать, когда Вознесенский освободится.

Запись прерывается.

Глава 22

Тверь, квартира Кристины

Собираться на первое свидание Кристина умела на автомате. Сколько их было – встреч без продолжения, – сосчитать невозможно. Ты покупаешь платье, делаешь ноготки в нейл-сервисе на углу улицы, стрижешься в салоне. Потом понижаешь ожидания. Надеваешь простые джинсы и наносишь легкий макияж. Все это не имеет никакого смысла в итоге. Первая же встреча ставит крест на дальнейших отношениях. То парень оказывается таким самодовольным, что вынести его невозможно дольше двух минут, то мямлит и краснеет, то постоянно говорит про свою мамочку, вспоминает бывшую, рассказывает о сексуальных победах, пренебрежительно отзывается обо всех женщинах – нужное подчеркнуть. Все это было у Кристины, и не один раз. Может быть, правы подруги, у нее слишком много претензий, или правда попадались всегда не те. Одни оплачивали ужин, прозрачно намекая, что теперь Кристина должна предложить продолжить вечер дома, если она не «тарелочница». Другие предлагали разделить счет, что тоже не вписывалось в рамки романтического ухаживания, по мнению Кристины. Ясно, почему к своим двадцати пяти годам девушка потеряла всякое желание ходить на свидания. Но когда Виталик после пары дней и ночей, – а они не могли остановиться и болтали в сети до пяти утра, – предложил ей встретиться, отказаться она не могла. Он стал ей уже родным, хотя еще неделю назад она ничего о нем не слышала.

Виталик оказался коренным москвичом в четвертом поколении, его дедушка занимал какой-то крупный пост в Министерстве образования, у семьи была квартира на Кутузовском, где жила бабушка, с которой у Виталика, по его словам, особая душевная связь. Она много рассказывала ему об истории их рода, водила в музеи, в детстве настояла, чтобы Виталик занялся рисованием. Так и сложилась его судьба, он рисовал мультики, затем перешел в 3D, стал графическим художником и к своему всего лишь 21 году получил шикарный жизненный старт.

Он не только быстро рос в карьерном плане, оставаясь настоящим скромнягой, в личной жизни добился гораздо большего, чем Кристина. С удивлением девушка узнала, что ее «вторая половина» уже был женат. В 18 лет влюбился в модель, они съехались, она забеременела, и молодой человек поступил очень ответственно, женился. Дочь любил безумно, но столь же юная, как и он, супруга через год решила, что Россия не для нее, и отправилась на ПМЖ в Испанию. Он остался в Москве, часто летал к жене и дочке, отношения не выдержали проверку расстоянием, и пара развелась. Кристина поймала себя на неловкой мысли, что ужасно ревнует его, хотя еще ни разу не видела. Оказалось, что бывшая жена уже благополучно вышла замуж во второй раз. Это немного успокоило Кристину. Виталик всегда верил в то, что у него есть единственная, с которой жизнь его свяжет навсегда. После развода он, не раздумывая, сдал ДНК-тест и ждал Кристину в базе вот уже год.

Казалось, такой человек не может вызвать отторжения – он ко всему относился легко, также как Кристина. Любил посмеяться, они долго обменивались сохраненными мемами, оказалось – общих очень много. При этом он был более зрелой личностью, чем Кристина, казался гораздо старше, отцовство меняет все навсегда, сказал он. Виталик говорил серьезно о семье и не скрывал, что хотел бы завести много детей. Рисовать для них мультики, ходить вместе в зоопарк и передавать семейные знания.

– Какое у тебя рабочее место? – спросила как-то ночью Кристина.

– Я предпочитаю называть это «структурированный хаос», – ответил Виталик.

Кристина прикрыла глаза и повторила губами «структурированный хаос», оказывается, она никогда не могла сформулировать то, что оказалось таким простым и для нее привычным.

– А что ты думаешь об актуальных вопросах? О толерантности, например?

– Это что, собеседование перед свиданием? Что ж, – подумав, сказал Виталик. – Все люди разные, и нужно понимать и принимать их такими, какие они есть. Если захочешь, то всегда найдешь точки соприкосновения, даже если вы с разных планет и разговариваете на разных языках. Главное – мир и спокойствие внутри…

Они разговаривали часами, будто были знакомы тысячу лет. Кристина узнала о нем достаточно – ипотека для айтишников, много работы, в свободное время посещает мастер-классы и любит тематические вечеринки. По зодиаку – Рыбы. А значит, как читала Кристина – очень чувствительный, эмоциональный, романтичный и ранимый. Удивительно, но все, что писали про «Синхронию», сбывалось – ее «половинка» был идеален во всем. Даже внешне. «Рост 185, глаза голубые, волосы русые», – описала она его Маше. Любящая краткость и точность подруга написала в ответ: «Берем!»

Глава 23

Иркутск, городская клиническая больница. Следователь Соколов

Липатов лежал с открытыми глазами. Взгляд был устремлен в потолок, но он вряд ли видел покрытую желтоватыми разводами и потрескавшуюся побелку. От его головы и груди тянулись к прикроватному монитору провода, по трубочке текло в вену лекарство из капельницы. «Он вообще понимает, что с ним и где находится?» – подумал Соколов, усаживаясь на стул рядом с койкой. В ординаторской врач, который сначала отказывался его пускать, сказал, что пациент в сознании. Однако теперь его слова вызывали сомнение. На приветствие и вопрос о самочувствии больной не ответил, даже не пошевелился, его губы оставались плотно сжаты.

– Ева – ваша родная дочь? – спросил Соколов и в ответ снова услышал молчание.

Он все еще безуспешно пытался добиться от Липатова хоть какой-то реакции, когда в палате появился врач и показал рукой на часы:

– Прошу заканчивать.

– По-моему, он меня не слышит, – сказал Соколов.

– Это не так. Но принуждать его к показаниям я не позволю, – твердо произнес доктор.

Соколов снял с головы Липатова несколько волос, упаковал и направился к выходу.

– Найди его, майор, – услышал он за спиной тихий голос отца Евы.

Когда следователь обернулся, тот все также безучастно смотрел перед собой.

Соколов еще застал время, когда для того, чтобы установить отцовство, в суд приглашались наблюдательные соседи, которые в красках живописали, как ответчик под вечер навещал свою зазнобу с букетом и шампанским, а поутру, прощаясь, целовал в дверях. Дошло ли до постели, соседи обычно не знали, но их показаний хватало, чтобы ухажера записали папой. Вероятность родства в таких случаях составляла «фифти-фифти», но других способов это выяснить не существовало. Как говорится – кто последний, тот и папа.

С появлением генетических экспертиз надобность в любопытных соседях отпала, а вероятность отцовства стала определяться с точностью до 99,9 %. Соколов сам не знал, что ему могут дать экспертизы по родству Евы и Полины между собой и со своими родителями, но чувствовал, что ответы приблизят его к разгадке. Назначив эти исследования, он занялся «Синхронией».

Как он выяснил, у приложения имелась своя социальная сеть «Внавсегда», после знакомства пара могла продолжать там общаться. Наиболее вероятно, что Ева и Полина контактировали именно в «Внавсегда», поскольку у сотовых операторов и в других соцсетях их избранник не засветился, а они как-то должны были держать связь.

Соколов направил в «Синхронию» запрос по Полине и повторно по Еве, поскольку ответ на прежний так и не пришел. Его интересовало, кем были «половинки» девушек, и он требовал передать следствию всю переписку Евы и Полины с ними.

Когда вечером он зашел в подъезд своего дома, оказалось, что лифт сломался. Предстояло подниматься пешком на шестой этаж, чего он не делал очень давно.

На третьем каждый вдох стал даваться с трудом, прерывался приступами кашля, сердце пустилось в галоп. Все случилось, когда он миновал пятый. Больше не смог вдохнуть воздух. Чувствуя, что теряет сознание, оперся спиной на стену и, хрипя, медленно сполз на ступени.

Следующие три дня Соколов провел в отделении интенсивной терапии. Его напичкали препаратами, приступ сняли, но вот результаты обследования не сулили ничего хорошего. Обструктивная болезнь легких в поздней стадии, когда запущены необратимые разрушительные процессы. Еще не приговор, сказал пульмонолог, однако за продолжительность жизни предстояло побороться. Составленный план лечения был чрезвычайно обширен и не допускал возможности нахождения больного вне стационара. Каково же было удивление врача, когда на четвертый день во время обхода койка пациента оказалась пустой.

«…Вероятность того, что Липатов Владимир Анатольевич является биологическим отцом Липатовой Евы Владимировны исключается…», «…вероятность того, что Шаврова Виолетта Эдуардовна является матерью Шавровой Полины Игоревны, исключается…», «…совпадение генотипов Липатовой Евы Владимировны и Шавровой Полины Игоревны составляет 99,9 %… имеют общих биологических родителей…». Соколов в волнении отложил заключения экспертов, поднялся, вдохнул ингалятор и уселся на подоконник.

Оказалось, что Ева и Полина – не просто родные сестры, а двойняшки. Может быть, в том, что сирот пристроили в разные семьи, и не имелось ничего странного, вот только по документам их никто не удочерял. Прямо из роддома девочек забрали те, кто до сих пор значится их родителями, и других отца и матери у сестер не было. Все это Соколов успел проверить.

Теоретически родной матерью Евы могла быть жена Липатова, ведь по ней экспертиза не проводилась, для этого требовалось эксгумировать ее тело. Если та сходила налево и родила от другого, то Липатов мог и сам не знать, что ребенок не его. Но тогда как объяснить, что вторая дочь оказалась у Шавровых и тоже на правах родной? Нет, здесь таилось что-то другое.

Соколов сделал эспрессо, достал из пачки корреспонденции письмо из «Синхронии» и тут же выругался. Генеральный директор Максимовская информировала, что компания не намерена раскрывать личные данные своих пользователей и их переписку. «Специфика сервиса, созданного исключительно для поиска идеально совместимых мужчины и женщины, предполагает распространение ими в процессе общения сугубо личной и даже интимной информации, составляющей гарантированную законом тайну, – сообщала она. – …При заключении соглашения с клиентами мы даем обязательство, что информация о них ни при каких условиях не станет достоянием третьих лиц. Нарушение данного пункта не только повлечет за собой подрыв доверия к компании, но и приведет к массовым нарушениям права граждан на тайну личной жизни…» Соколов швырнул письмо на стол – скоро он покажет этой обнаглевшей свахе тайну личной жизни. Но сначала заставит говорить Липатова.

Глава 24

Москва, башня «Федерация», главный офис ЗАО «Синхрония»

Максимовская облегченно расправила плечи и раскинулась в массажном кресле своего кабинета в главном офисе «Синхронии». Мигрень не прекращалась, а спина ныла, ходить на шпильках после вторых родов стало просто невыносимо, кажется, ноги распухли, а обратно сдуваться не думали. Хорошо, что заботу о детях взял на себя муж. У нее проблем и без того хватало. Чем больше было заказов, договоров с рекламодателями, зарегистрировавшихся в соцсети пользователей, тем больше пахло паленым – Икар взлетел слишком высоко и оказался очень близко к Солнцу.

«Синхрония» заинтересовала как иностранных инвесторов, так и государственные органы. Да и монополисты социальных сетей не хотели терпеть конкуренцию на информационном рынке. Еще одна проблема – постоянные иски. Милана говорила с главой юридического отдела, там пока плотно держали оборону от тех, кто не был согласен с использованием личных медицинских данных. Но рано или поздно и эту дамбу прорвет. Первый тревожный звоночек – интервью с блогершей Анфисой. Милане уже рассказали, что за структуры стоят за девочкой с большими и выразительными глазами и не менее большим и выразительным бюстом. Руководил процессами нескольких топовых каналов, в том числе Анфисы, некий Валерьян Кондаков. Не слишком крупная шишка. Но камешек в ботинке иногда опасней глыбы, особенно если ты карабкаешься по отвесной скале из последних сил и вот-вот можешь сорваться в пропасть.

Поговаривали, что Валерьян Никифорович Кондаков в начале нулевых был серым кардиналом в области информационной политики Кремля и вращался в высших кругах. Связи остались, но настроения в кулуарах менялись со скоростью света, и теперь, чтобы оставаться на одном месте, ему самому приходилось очень быстро бежать. Когда-то простой пиарщик поднялся достаточно высоко, но о былом политическом могуществе мог только вспоминать. Сейчас Кондаков консультировал крупный бизнес и отвечал за сливы в интернете, со всеми был на короткой ноге и входил во многие высокие кабинеты без стука. Как сказал инсайдер – с таким человеком лучше дружить, а не ссориться. Как будто я сама не поняла, злилась Милана, вспоминая разговор с Анфиской-крыской, как она прозвала ее про себя.

Но полномочий строить доверительные отношения с власть имущими, выставлять на продажу акции или вообще говорить что-либо, кроме милых банальностей про семью, у Миланы действительно не было. Сегодня она пригласила Валерьяна Никифоровича на экскурсию в «Синхронию» и решила немного поболтать с ним, включить женские чары и максимально сблизиться со старым, толстым и очень важным в каких-то там кругах человеком. Друзей держи близко, а врагов – еще ближе. Скоро таблетка от головы подействует, а спасительное массажное кресло вернет легкость движениям.

Когда Кондаков прибыл, Милана была уже во всеоружии, она показала гостю офис, познакомила с главным программистом, провела по «аллее славы» – это был просторный холл, где разместили интерактивные портреты счастливых пар, которые поженились благодаря «Синхронии» и оказались подходящей внешности, чтобы им предложили поучаствовать в рекламной фотосессии. Грузный мужчина быстро устал, казалось, он и так прекрасно осведомлен, что и как здесь устроено, потому не раздумывая согласился продолжить встречу без свидетелей в кабинете Максимовской и выпить кофе с чем-нибудь крепким. Кажется, он только этого и ждал.

– Мы не с того начали, – сказала Милана, поправляя копну густых волос, и села за визуально невесомый белый стол. За ее спиной в панорамных окнах в пол солнце играло на стеклах высоток.