Люди Великой Реки

Ярослав Мудрый

Люди Великой Реки

Предисловие: Десять тысяч лет назад закончилась великая холодная эпоха. Ледники отступили на север, оставив после себя мир полноводных рек, бескрайних степей и богатых дичью лесов. На землях, где сегодня раскинулся Краснодар, тогда простиралась разнообразная лесостепь, изрезанная протоками и плавнями реки, которую потомки назовут Кубанью. Здесь, на высоком берегу над одной из тихих стариц, жило небольшое племя людей – потомков тех, кто пережил суровый холод. Они не знали земледелия и металла, их миром владели камень, кость, дерево и дух всего живого.

Глава первая: След Тура

Утро начиналось не с пения птиц, а с густого, молочного тумана, поднимавшегося с воды. Он заполнял всю пойму, скрывая коряги, заросли тростника и даже верхушки дубов на высоком берегу. Для племени реки этот туман был одновременно и покровом, и предостережением. В нем легко скрыться, но в нем же можно столкнуться нос к носу со Зверем.

Таши лежал на брюхе на краю обрыва, втиснувшись между корнями старого вяза. Его тело, худощавое и жилистое, покрытое шрамами от шипов и ритуальными узорами из синей глины, почти не шевелилось. Только глаза, темные и быстрые, как у водяной полевки, без устали вглядывались в белую пелену внизу. Он ждал. Ждал звука – ветки, щелкнувшей под тяжелым копытом, или храпа, похожего на раскат грома.

Сегодня он был один. Охота на тура – дело для избранных, для тех, чье сердце не забьется в панике от одного лишь взгляда исполина. Тур был не просто зверем. Он был воплощением мощи степи, сыном Земли и Грома. Его черная, отливающая синевой шкура была толще самой сухой бычьей кожи, а рога, острые и развернутые вперед, словно два отполированных лунным светом копья, не раз пронзали и поднимали на дыбы самых опытных охотников. Но без мяса тура, без его жира и шкуры племя не смогло бы пережить грядущую зиму.

Внезапно туман внизу зашевелился. Не от ветра – его не было. Он расступился, словно завеса, и Таши застыл, почувствовав во рту медный привкус страха. Из белизны материализовалась сначала тень, огромная и плотная. Потом послышалось чавканье – зверь щипал сочную прибрежную осоку. И вот он показался.

Это была не самка и не молодой бычок. Это был старый самец, патриарх. Его холка возвышалась над землей на два роста Таши. Мышцы, бугрящиеся под короткой шерстью, двигались плавно и грозно, как вода в глубоком омуте. На левом боку зверя, выше передней ноги, зияла старая рана – розоватый шрам от когтей пещерного льва, чья популяция уже редела, но чья память жила в таких отметинах. Тур был живуч и зол.

Таши не дышал. Его рука медленно потянулась к единственному оружию, которое могло помочь здесь и сейчас – к длинному, гибкому копью с наконечником из тщательно отщепленного и обработанного кремня. Камень был привезен с далеких гор, он ценился выше любых украшений. Древко было из ясеня, упругое и прочное.

Он должен был рассчитать все идеально. Выскочить вниз по осыпающемуся склону, вонзить копье в единственное уязвимое место – под лопатку, прямо в сердце, и отскочить, чтобы не быть растоптанным. Шансы были один к десяти. Но если он вернется с вестями о стаде, племя сможет устроить загонную охоту. Это была его главная задача – найти и выследить.

Тур поднял свою массивную голову. Пар вырывался из ноздрей, смешиваясь с туманом. Его маленькие, глубоко посаженные глаза, полные первобытного равнодушия, казалось, смотрели прямо на укрытие Таши. Охотник почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Зверь что-то учуял. Запах человека? Или просто тревогу, витавшую в воздухе?

В этот момент с другого берега старицы донесся протяжный, тоскливый вой. Волк. Не один, а несколько голосов, сливающихся в дисгармоничный хор. Тур насторожился, повернул голову на звук. Это была помеха, неожиданная и опасная. Но для Таши – шанс.

Волчья стая отвлечет исполина. Нужно было уходить, пока туман еще держится, и сообщить сородичам. Медленно, сантиметр за сантиметром, Таши пополз назад от обрыва, зарываясь в влажную прошлогоднюю листву. Его движения были бесшумными, выученными с детства. Каждый мускул подчинялся железной воле.

Он уже почти выбрался из-под корней, когда сухая ветка под его коленом сломалась с хрустом, который прозвучал в утренней тишине как удар грома.

Глаза тура метнулись в его сторону. Глубокий, хриплый рев, больше похожий на раскатистый стон земли, вырвался из его груди. Гигант развернулся с удивительной для его размеров быстротой, и Таши увидел, как вся туша зверя напряглась для броска.

Бежать вверх по склону означало быть настигнутым за три прыжка. Оставалось одно – вода.

Сорвавшись с места, Таши камнем полетел вниз, не к тропе, а прямо по круче, цепляясь за кусты и корни. За ним послышался грохот обваливающейся земли и яростный рев. Камень, выбитый копытом тура, просвистел у самого его уха. Еще несколько метров – и холодная, мутная вода старицы поглотила его.

Он нырнул глубоко, поплыл под водой, прочь от берега. Легкие горели. Когда он вынырнул, отбросив мокрые волосы, то увидел, как тур, не решаясь войти в воду, стоит у кромки, бьет копытом и роет землю, его парное дыхание клубится в рассеивающемся тумане. Волчий вой снова донесся с противоположного берега, ближе.

Таши, отплывая к зарослям камыша, понимал: он нашел не просто зверя. Он нашел врага, который его запомнил. И теперь охота из промысла превратилась в поединок. Он должен был рассказать об этом Старейшине и Шаманке. Духи реки и степи готовили испытание. И оно только начиналось.

Вдалеке, на высоком берегу, уже виднелись тонкие струйки дыма от костров стойбища. Там его ждала мать, сестра, и дочь Шаманки – Айла, с которой он обменялся взглядами на последнем танце у костра. Он должен был вернуться. Но сначала нужно было обмануть тура, волков и саму реку, которая уже несла его, дрожащего от холода и адреналина, вниз по течению, к спасительным плавням.

Глава вторая: Дым очага и кости предков

Река выплюнула Таши на илистую отмель в двухстах шагах ниже по течению от стойбища. Он выполз, облепленный бурыми листьями и тиной, и первым делом принялся вытряхивать воду из ушей, слушая: не несется ли за ним по берегу тяжелый топот. Но слышны были лишь крики чаек над лиманом и далекий, уже беззлобный, утренний лай лисицы. Тур остался там, в тумане, со своей яростью и волками.

Путь до стойбища Таши проделал быстро, опасливо оглядываясь. Поселение его рода стояло на самом выдающемся мысу высокого берега, откуда было видно и реку, и степную даль. Это не были пещеры – здесь, в мягких лессовых почвах, их не было. Люди жили в легких, полуземляночных жилищах, каркасы которых были сплетены из ивовых прутьев и обмазаны толстым слоем глины, смешанной с соломой и шерстью. Сверху они были покрыты плотно уложенным тростником, похожими на перевернутые чаши гигантских птиц. Из отверстия в центре каждой хижины тянулся тонкий, едва заметный дымок – тлели домашние очаги, хранимые денно и нощно.

Его заметили сразу. Первой подняла тревогу старая Лара, сидевшая у кострища с грудой ракушек беззубок, вылавливая из них мясо для ухи. Ее крик – негромкий, но пронзительный, как у зимородка – собрал народ.

Из самой большой хижины, над которой на шесте висел череп большерогого оленя с сохранившимися громадными лопатами, вышел Старейшина, Крот. Его звали так не за слабость, а за умение чувствовать подземные толчки, воду и «рыть» информацию. Он был не самым старым, но самым мудрым, с лицом, изрезанным морщинами, как высохшее русло весеннего ручья.

– Ты пахнешь страхом и тиной, Таши, – сказал Крот, не приветствуя его. Его глаза, цвета темного кремня, изучали охотника. – И туром. Где твое копье?

– Он остался цел, – выдохнул Таши, касаясь рукой каменного наконечника, все еще привязанного к поясу. Само древко он оставил в зарослях у воды. – Но я нашел его. Старого быка. С раной от льва. Он у туровьев на западной старице.

По рядам собравшихся прошел одобрительный гул. Нашли стадо – это жизнь. Но Крот не улыбался.

– Ты встретился с ним глазами? – Да. Он меня почуял. Я ушел по воде. – Значит, он тебя помнит, – проговорил новый голос.

Из-за спины Старейшины появилась Шаманка, Илана. Ее волосы, седые уже в тридцать пять зим, были заплетены в косы, перетянутые сухожилиями и усаженными резными бусинами из кости и зубов животных. На ее кожаном платье висели десятки амулетов: клык медведя, позвонки волка, янтарь с далекого севера. Она несла с собой запах дыма, сухих трав и чего-то древнего, землистого.

– Дух этого быка силен и зол, – продолжала Илана, обходя Таши кругом. – Он носит на себе отметину льва и выжил. Его шкура не примет нашего ножа, если мы не умилостивим Духа Степи и Духа Копья.

– Мы построим загон из кольев и шкур, – начал было рослый Орс, лучший метатель дротиков. – Загоним все стадо…

– Нет, – резко оборвала его Илана. – Не все стадо. Этого быка. Его одного. Он вожак. Если мы возьмем его, стадо будет метаться без головы. Его мясо сделает наших мужчин сильными, как он, его шкура согреет детей в мороз, а рога… – она посмотрела на череп над своей хижиной, – рога дадут силу нашим копьям.

План был безумно опасен. Охотиться не на молодого отбившегося зверя, а целенаправленно на самого старого и свирепого самца. Но в словах Шаманки была железная правда. Взять такого зверя – значит получить благословение духов на всю зиму.

– Таши ведет нас, – сказал Крот, и это было приговором. – Он нашел его, он встретил его взгляд. Он должен бросить первое копье.

Таши кивнул, чувствуя, как тяжелый камень ложится в желудок. Он искал взгляд среди собравшихся и нашел его. Айла, дочь Иланы, стояла у входа в хижину, где дымилась яма для копчения рыбы. Она не улыбалась. Ее темные глаза, большие и серьезные, были полны не страха, а сосредоточенности. Она держала в руках свежевыделанную заячью шкурку, но смотрела только на него. И в этом взгляде была тихая поддержка, крепкая, как корень дуба.

Весь день стойбище гудело, как растревоженный улей. Женщины и старики готовили снаряжение: проверяли и подтачивали кремневые наконечники, выпрямляли древки дротиков, плели из сыромятных ремней крепкие сети-путаницы. Дети, важные и распираемые от гордости, собирали по берегу гладкую гальку для пращей.

Мужчины, ведомые Таши и Орсом, ушли в прибрежную рощу выбирать и рубить молодые, крепкие ясени и клены для кольев загона. Там, среди деревьев, царила иная жизнь. С ветки, обсыпанной первой изумрудной листвой, за ними наблюдала пара больших пятнистых кошек – потомки еще более древних хищников, редкие и осторожные. С куста шиповника, пугаясь стука топоров, сорвался табунок тарпанов – низкорослых, мышастых диких лошадей с короткой, торчащей гривой. Они помчались прочь, в сторону степи, где уже зеленела сочная трава.

Вечером, когда заревый костер разгорелся, племя собралось для обряда. Илана, надев маску из бересты с рогами косули, начала танец. Ее тело изгибалось, подражая то полету степного орла, кружившего днем над старицей, то крадущейся походке волка. Бубен из натянутой на обруч бычьей кожи отбивал ритм, совпадающий с биением сердца.

– Дух Великой Реки! Дух Степного Ветра! – голос ее был хриплым и сиплым, не ее голосом. – Мы идем за твоим могучим сыном! Мы берем его силу, чтобы жить! Прими нашу песню, прими наш дым!

В костер бросали пучки полыни, чабреца и кусочки сухого гриба-трутовика. Горьковатый, дурманящий дым окутал собравшихся. Таши, сидевший в первом ряду, чувствовал, как реальность становится зыбкой. В танцующих тенях ему виделся черный силуэт с громадными рогами, а в треске огня – его рев.

К нему подсела Айла. Молча, она протянула ему небольшую костяную фигурку, вырезанную в форме бегущего тура. Она была теплой от ее руки.

– Это из кости первого оленя, которого ты убил, когда стал мужчиной, – тихо сказала она. – Его дух в нем. Он будет тянуть тебя к победе.

Таши взял амулет, их пальцы соприкоснулись на мгновение.

– Если я не вернусь… – начал он. – Вернешься, – перебила она, и в ее словах не было просьбы, было знание. – Иначе Дух реки зря вынес тебя сегодня на берег. Он сберег тебя для завтрашнего дня.

Ночью, лежа в своей хижине и слушая, как за стеной шуршит в тростниках ветер, Таши думал не о рогах тура и не о славе. Он думал о его глазах – маленьких, исполненных бездонной, дикой ярости. Он думал о том, что завтра один из них должен будет умереть, чтобы другой – будь то человек или зверь – мог жить. И он сжимал в руке костяного тура, чувствуя связь, странную и необъяснимую, между ним и тем, кого он должен был убить. Охота начиналась не на рассвете. Она уже началась. Здесь, в темноте, в дыму костров и в глубине человеческих и звериных сердец.

Глава третья: Западня в тумане

Рассвет застал охотников уже в пути. Их было девять: Таши, Орс и семеро других мужчин, самых сильных и метких. Они двигались не по открытой степи, а гуськом, краем пойменного леса, где тени были длинными, а земля мягкой и бесшумной. На плечах они несли острые колья, свертки из сыромятных кож и связки дротиков. Их лица были испачканы смесью сажи и жира, чтобы скрыть блеск кожи и человеческий запах.

Таши шел первым. Каждый его шаг был осторожным, каждый взгляд – выверенным. Он читал землю, как Шаманка читала кости. Вот здесь, на влажном песке у протоки, отпечатались круглые, аккуратные следы кабана – целого табуна. Они были свежими, вероятно, звери приходили сюда на водопой на рассвете. Чуть дальше, в грязи, он увидел оттиск лапы с пальцами и когтями – рысь. Она где-то здесь, на дереве, наблюдая за ними своими кисточками ушей.

Но он искал след тура. И он нашел его – глубокую, блюдцеобразную вмятину от копыта в мягкой почве, с характерным заостренным краем спереди. Рядом – еще и еще. Стадо прошло здесь недавно, направляясь с пастбища в степной части к воде. Среди больших следов он выделил один – самый крупный и глубокий, с неровным краем (тот самый шрам на ноге!). Старый бык был с ними.

Орс, идущий следом, тронул его плечо и кивком показал в сторону широкой, поросшей ивой и ольхой поляны, примыкавшей к старице. Место было идеальным для загона: с одной стороны – вода, с двух других – густые, почти непроходимые заросли терновника. Оставалось перекрыть единственный широкий выход в степь.

Работа закипела бесшумно и быстро. Колья, заостренные и обожженные на костре для твердости, вбивались в землю с наклоном внутрь, образуя полукруг. К ним привязывались сети из сыромятных ремней – не для того, чтобы удержать исполина, а чтобы замедлить, запутать. В нескольких шагах перед барьером, в траве, были выкопаны неглубокие ямы-ловушки, на дно которых воткнуты острые, обожженные на огне колья. Их прикрыли хворостом и травой.

Пока мужчины работали, мир вокруг них жил своей жизнью. Над рекой с криком носились черные стрижи. Из камышей с всплеском вылетела утка-кряква, испуганная, вероятно, выдрой или норкой. А в небе, высоко-высоко, парил, описывая медленные круги, настоящий хозяин этих мест – степной орел. Его тень скользила по траве, и на мгновение она покрыла Таши, словно благословляя или отмечая его.

Все было готово к полудню. Теперь нужно было выманить зверя. Это была самая тонкая часть плана. Послать гонцов, чтобы вспугнуть стадо и направить его прямо в ловушку, было слишком рискованно – тур мог развернуться и пойти на преследователей. Нужна была приманка.

– Я пойду, – сказал Таши, проверяя крепление каменного наконечника на своем самом длинном и прочном копье. – Он помнит мой запах. Он пойдет за мной.

Орс хотел возразить, но увидел выражение его лица и замолчал. Это была не бравада, а холодная решимость. Охотник и зверь были связаны теперь незримой нитью. Таши взял с собой только копье и амулет Айлы, зажатый в ладони.

Он пошел вверх по течению, туда, где нашел следы. Сердце билось гулко, но руки были сухими и твердыми. Он вышел на край степи, и перед ним открылся бескрайний простор, колышущийся под легким ветром. И там, в полукилометре, он увидел их.

Стадо туров. Десять, может, пятнадцать голов. Они мирно паслись, могучие темные силуэты на золотисто-зеленом фоне. Среди них, как скала среди волн, выделялся старый бык. Он стоял несколько в стороне, его голова была опущена, но он не ел – он как будто прислушивался к степному ветру, несущему запахи.

Таши не стал скрываться. Он вышел на открытое место, поднял копье и издал резкий, гортанный крик, похожий на вызов.

Сначала отреагировало все стадо. Головы взметнулись вверх, тела напряглись. Молодые самцы сделали несколько нервных шагов, сбиваясь в кучу. Но старый бык повернулся медленно, величаво. Его маленькие глаза нашли фигурку человека на горизонте. Он узнал запах. Узнал дерзость.

Глухой, яростный рев потряс воздух. Бык не бросился сразу. Он как будто давал сопернику время осознать свою ошибку. Затем он опустил голову, выставив вперед свои страшные, подобные копьям рога, и тронулся с места. Сначала шагом, потом рысцой. Земля загудела.

Таши развернулся и побежал. Не в панике, а расчетливо, сохраняя дистанцию, ведя за собой разъяренного гиганта. За ним, подняв тучи пыли, мчался тур. Остальное стадо, повинуясь инстинкту, двинулось следом, но медленнее, сбившись в тревожную группу.

Бег был адским. Ноги вязли в дерновине, колючки терновника рвали кожу. За спиной Таши нарастал грохот, похожий на приближающуюся грозу. Он слышал сопение и фырканье зверя, чувствовал его яростное дыхание у себя в спине. Он не оглядывался. Он верил своим ногам и памяти.

Вот и край леса. Вот тропа, ведущая к поляне. Он вбежал на нее, и перед ним показалась полоса загона, а за ней – застывшие в готовности фигуры охотников, присевших за укрытиями.

И тут случилось непредвиденное. Из кустов справа, испуганные топотом, выскочили три тарпана. Дикие лошади, обезумев от страха, метнулись прямо поперек пути Таши, отрезая его от нужного направления и внося панику в рассчитанный маршрут.

Таши споткнулся, едва удержав равновесие. Этот миг стоил ему драгоценных секунд. Тур, уже разогнавшийся, был уже в двадцати шагах.

– ЛЕВЕЕ! К ВОДЕ! – закричал Орс, вскакивая и бросая свой дротик.

Дротик пролетел мимо, но отвлек внимание тура на мгновение. Таши, следуя инстинкту и крику, рванул не к основному загону, а в сторону, к самой кромке старицы, где стояли старые, подгнившие ольхи. Тур, не сбавляя скорости, повернул за ним.

Таши прыгнул с невысокого обрыва в холодную воду и поплыл под прикрытие нависающих корней. Тур врезался в берег, сокрушая копытами глину, но в воду не пошел. Он ревел от бешенства, роя землю. В этот момент остальные охотники пришли в действие.

Со свистом полетели дротики. Один вонзился быку в круп, другой застрял в мощной шее. Это были не смертельные раны, но они еще больше разъярили зверя. Он развернулся, чтобы атаковать новых врагов, и в этот момент его передняя нога провалилась в одну из прикрытых ям.

Раздался сухой, кошмарный треск. Тур взревел от боли и ярости, пытаясь выдернуть ногу, но острый кол прочно держал его. Он был в ловушке.

Таши выбрался на берег в ста метрах, хватаясь за корни. Он видел, как могучий зверь, царь степи, бьется в предсмертной агонии. Охотники, соблюдая дистанцию, метали в него копья, стараясь попасть в жизненно важные места. Это был уже не бой, а завершение ритуала. Но в глазах тура, когда один из бросков Таши наконец достиг цели под лопатку, не было страха. Было то самое древнее, дикое равнодушие к самой смерти.

Когда все стихло, и только тяжелое дыхание людей нарушало тишину, над полянкой вновь появилась тень степного орла. Он сделал один круг над добычей и охотниками, и улетел прочь, к солнцу. Дух степи принял жертву.

Таши, стоя над поверженным исполином, не чувствовал триумфа. Он чувствовал лишь огромную, всепоглощающую усталость и странную, немую благодарность к зверю. Он вынул из-за пояса костяную фигурку и положил ее на окровавленный бок тура.

– Его дух теперь с нами, – сказал подошедший Орс, кладя руку ему на плечо. – Ты привел его к нам.

Путь домой, с тяжелой ношей на плечах, был долгим. Но теперь они несли не просто мясо и шкуру. Они несли жизнь для всего племени. А Таши нес в себе новое знание – знание о хрупкой грани между жизнью и смертью, которая проходит не между человеком и зверем, а где-то внутри, и ее можно почувствовать, только глядя в глаза тому, кто готов тебя убить.

Глава четвертая: Пир и пепел

Возвращались они уже в сумерках, превратившись из охотников в носильщиков. Тушу тура, невероятно тяжелую, несли на двух длинных, прочных шестах из ясеня восемь человек, сменяясь каждые несколько сотен шагов. Шкуру, тяжелую от крови и соли, нес на себе Орс, а рога, страшные и величественные, нес сам Таши. Они были не просто трофеем – это были ключи к будущей удаче, священные предметы, которые займут почетное место у святилища.

Еще издали, с высокого берега, они увидели тревожные огни. Не просто отражение одного костра в реке, а несколько ярких точек, которые слишком часто мелькали и двигались. И это был не ритмичный свет танца у огня. Это было хаотичное мельтешение факелов.

– Что-то не так, – хрипло проговорил самый молодой из охотников, Рат.

Таши молча ускорил шаг, чувствуя, как ледяная рука сжимает его усталое сердце сильнее, чем страх перед туром. Запах дыма, долетевший до них, был не запахом тлеющего домашнего очага или копчения. Это был горький, едкий запах горелой кожи, тростника и… чего-то еще.

Они вбежали на окраину стойбища, и картина открылась ужасная. Одна из дальних хижин, где жили старик Кан с семьей, представляла собой дымящуюся черную воронку. Ее тростниковая крыша сгорела дотла, обгорелые ребра каркаса торчали, как кости гигантской рыбы. Вокруг суетились люди. Женщины таскали воду из реки в берестяных коробах, мужчины сбивали остатки пламени мокрыми шкурами.

В центре поселка, у главного костра, стояла Илана. Ее лицо было покрыто сажей, но взгляд горел холодным, ясным огнем. Рядом с ней, на разостланной шкуре, лежал Кан. Его нога была обмотана тряпьем, пропитанным темной кровью и каким-то травяным отваром. Но главное – у него в руке был зажат обгоревший, но все еще страшный предмет: массивная челюсть с двумя торчащими, как кинжалы, клыками. Пещерная гиена? Или медведь? Нет, клыки были слишком длинными и прямыми…

– Что случилось? – бросил Таши, опуская рога на землю.

На него обернулись. В глазах людей был испуг, но и облегчение – сила вернулась.

– Зверь, – отчеканила Илана, не отрывая взгляда от раны старика. – Пришел на запах вялящейся рыбы у Кана. Не волк. Не медведь. Чужой.

Кан застонал и проговорил сквозь стиснутые зубы: – Большой… как леопард, но тяжелый. Шерсть… рыжая, в черных пятнах. Глаза… светились в темноте, как два уголька. Прыгнул из темноты, схватил тушицу рыбы… Я ударил его палкой… Он… цапнул меня за ногу и был таков.

Илана подняла обгоревшую челюсть. – Это пещерный лев. Последний из великих кошек. Те, что жили во времена мамонтов. Их почти не осталось. Этот… он голоден. Или стар. Он пришел к жилью человека. Это дурной знак.

Пещерный лев. Даже название звучало как отголосок ледниковой эпохи. Эти звери были крупнее и массивнее своих африканских сородичей, настоящие владыки пещер и темных ущелий. Их появление здесь, у реки, говорило о том, что в его собственных владениях что-то пошло не так. Может, его вытеснил более молодой и сильный самец? Может, его добыча ушла? Но факт был страшным: к людям пришла не просто опасность, а призрак ушедшей эпохи, голодный и отчаянный.

Пир, который готовился, внезапно потерял всю свою радость. Добыча тура теперь означала не только жизнь, но и приманку. Запах крови и свежего мяса мог привлечь незваного гостя снова. И на этот раз – целого прайда.

Крот, молчавший до этого, подошел к тушe тура и положил на нее ладонь. – Мы поблагодарим духа этого зверя за его дар. Но пировать мы будем под защитой огня и бдительных глаз. Каждую ночь – тройная стража. Дети и женщины – в больших хижинах. Этот лев… он попробовал человеческого жилья. Он может вернуться.

Работа закипела с новой, мрачной энергией. Тушу тура быстро освежевали на специальном помосте из плах, подальше от жилищ. Мясо и жир распределяли между семьями, часть сразу же пошла на вертела и в котлы для праздничной, но теперь тревожной трапезы. Кости, особенно мощные берцовые, откладывали для изготовления орудий. Череп с неповрежденными рогами торжественно перенесли к святилищу – груде особых, принесенных рекой камней, где уже лежали череп оленя и медвежий коготь.

Таши, отмывшись от крови и копоти в реке, нашел Айлу. Она помогала своей матери готовить целебные примочки из коры дуба и тысячелистника для раны Кана. Увидев его, она остановилась, и в ее глазах он прочел то же самое, что чувствовал сам: победа, окрашенная в цвет страха.