АРХИВЫ ЗАБВЕНИЯ КНИГА 1: ПРАКСИС

Этот клубок старой, прогорклой боли ударил по Розе с силой физического толчка. Она едва не вскрикнула, с силой вжав ногти в ладони. Её дар, уже обострённый и нестабильный, среагировал на прямой контакт с живым носителем сильных, вытесненных эмоций.

– Ты чего побелела вся? – нахмурился Михалыч, убирая чип.

– Голова… резко, – выдавила она, вставая. Её шатало. – Спасибо. Я… пойду.

Медик, наконец оторвавшись от игры, подхватил её под руку.

– Я же говорил, нечего тут! Всё, Михалыч, мы пошли.

Они вышли в коридор. Дверь закрылась. Роза, шатаясь, шла рядом с медиком, но её разум был далеко. Она концентрировалась не на боли, а на образе. На том самом, что выхватила из потока: стеллаж в глубине архива, серый коробок с номером «СКЛ-А-47» и смутная, бледная фотография девушки на папке. Анна.

Она это видела. Не глазами Михалыча сейчас, а как эхо его памяти, самое яркое и болезненное. Архивный шифр отпечатался в её сознании.

Когда их проводили обратно в жилой сектор, она на секунду задержалась у развилки. Из тени отделилась фигура Кирилла. Он молча протянул руку. На его ладони лежал дубликат чипа-пропуска – матовый, тёплый от тела. Он успел. Пока она отвлекала Михалыча, пока камеры показывали петлю, он сделал слепок с чипа за секунды.

– Номер? – тихо спросил он, не глядя на неё.

– СКЛ-А-47, – так же тихо выдохнула она.

Он кивнул, и его пальцы сомкнулись над чипом.

– Возвращайся. Жди.

Розу отвели в камеру. Она рухнула на кровать, дрожа от пост-адреналиновой слабости и остаточного шока от чужой вины. Она не просто получила информацию. Она украла чужую боль. И часть этой боли теперь была в ней.

Прошёл час. Два. Рассвет должен был быть ещё не скоро.

Внезапно свет в камере мигнул и погас на долю секунды. Когда он вернулся, на столе у стены лежал сложенный листок бумаги. Его там не было секунду назад.

Роза подошла, развернула. Это была распечатка – единственная страница из дела «СКЛ-А-47. Соколова Анна Кирилловна».

Не полное дело. Выдержка. Заключение комиссии: «Необратимый информационно-психологический коллапс. Сознание не отвечает. Тело – стабильно. Переведена на постоянное содержание в блоке паллиативной помощи «Гармония», сектор 12-Г.»

И ниже, от руки, другим почерком (усталым, угловатым – почерком Кирилла) была приписана одна фраза:

«Они называют это "Гармонией". Там нет окон. И ветра.»

Роза сжала листок в кулаке. Они сделали первый шаг. Они нашли Анну. Не просто в архивах. Они нашли место.

Теперь они знали, куда идти. И знали, что такое место существует – блок, где хранят пустые оболочки тех, кто столкнулся с тем же, с чем столкнулась она. Окончательное, бесчеловечное подтверждение всех её страхов.

Победа горчила во рту, как пепел. Но это была победа. И теперь у них с Кириллом была не просто сделка. У них была общая цель. И общая тень – та самая «мёртвая тишина», которая ждала и её, если они проиграют.

ГЛАВА 6

ПРОФЕССОР ВОЛХОВ

План созревал медленно, как яд. Проникнуть в блок «Гармония» было в тысячу раз сложнее, чем в архив. Это был медицинский изолятор максимального уровня, вход в который требовал не только чипа, но и ежедневно меняющегося цифрового кода, известного только дежурному врачу и Сорокиной. Физический обход охраны был невозможен.

Но у них было оружие, которого не было у «Лилит»: гиперчувствительность Розы.

Идею подал Кирилл. Он принёс ей сенсорный планшет с картой внутренней сети «Лилит» – той самой, что она мельком видела во время теста.

– Ты чувствуешь информационные потоки, да? – спросил он, указывая на схему. – «Гармония» – это не просто палаты. Это герметичный модуль с собственной системой жизнеобеспечения и мониторинга. Всё завязано на центральный узел управления. Данные идут отсюда, – он ткнул в точку на схеме, – через защищённый канал. Никаких внешних подключений.

– И что? – спросила Роза, уже догадываясь.

– А что, если создать в этом канале… «помеху»? Не взлом. Нечто, что система не распознает как угрозу, но что заставит её на мгновение переключиться на резервный протокол диагностики. На три, максимум пять минут отключатся автоматические замки на дверях модуля. Ручное управление останется, но охрана на постах будет занята выяснением причины сбоя.

– И как мы создадим эту помеху?

– Ты, – просто сказал Кирилл. – Во время следующего «теста» у Волхова. Он будет снова подключать тебя к сканерам, пытаться вызвать контролируемую эмиссию. В пиковый момент, когда все датчики будут на тебе сфокусированы, тебе нужно будет… перенаправить сигнал. Не наружу, а внутрь. Не в приборы, а в сеть. Создать резонансный всплеск именно на той частоте, что используется для управления «Гармонией».

Он говорил о том, чего она не умела. О сознательном контроле над даром, который всегда был для неё стихией.

– Я не умею, – честно призналась она.

– Тогда мы проиграли, – так же честно ответил он. – И Анна останется там навсегда. И ты, скорее всего, присоединишься к ней.

Это был ультиматум. И мотивация.

Они репетировали. Вернее, пытались. Кирилл приносил ей отключённый терминал, имитирующий интерфейс системы. Роза клала на него руки и пыталась не «читать» холодный пластик и кремний, а почувствовать сам поток данных – не содержание, а его ритм, его «пульс». Это было мучительно. Это было как пытаться услышать биение сердца у камня. Но понемногу, сквозь головную боль и носовые кровотечения, она начала различать слабую, монотонную вибрацию – фоновый гул цифрового организма «Лилит».

Тест у Волхова был назначен через три дня. Этого едва хватило.

_______________________________________________________________

Лаборатория. Та же операционная. Те же датчики. Волхов был взволнован.

– Сегодня мы попробуем направить ваш фокус, Роза! – объяснял он, пока её пристёгивали. – Я буду показывать вам различные символы – от древних рун до математических формул. Вы должны будете не просто чувствовать их, а… сконцентрироваться на одном аспекте. Например, на понятии «замок» или «барьер». Мы посмотрим, изменит ли это картину эмиссии!