Медиум смотрит на звёзды

– Я бы хотела вернуть вам вашу семейную ценность, граф. Мне она ни к чему.

Он бережно поднял тяжелую вещицу с моей ладони. Я обратила внимание на то, как холодны и до синевы бледны его пальцы. Бледные жилки под тонкой, похожей на пергамент, старческой кожей, вызывали жалость. Жизненная сила властелина Севера была на исходе. Именно по этой причине он торопился назначить Рэндальфа преемником, не считаясь с его чувствами. Рослинсберг был еще одним ребенком Эндрю Рича. Самым сложным, самым любимым, никогда не взрослеющим, требующим постоянного присмотра и ухода.

– Когда-то я подарил его Кейтлин, – сказал он, поворачивая перстень к свету и заставляя ярче вспыхивать алые искры. – Я не умел красиво изъясняться и никогда не говорил нежных слов. Я дарил ей то, что было мне дорого, как, например, этот перстень, который мой предок нашел на раскопках драконария, располагавшегося на месте замка… А теперь думаю, что все драгоценности мира не заменят простого «Я люблю тебя».

– Думаю, она знала о вашей любви, Ваше Сиятельство, – качнула головой я, – иначе не подарила бы вам таких замечательных сыновей.

Граф бросил на меня короткий взгляд, и боль этого взгляда полоснула по сердцу. А затем неожиданно вернул перстень мне.

– Он ваш по праву, Эвелинн! Тео подарил его вам, а он знает, что делает. Я дорого заплатил за неверие в своих мальчиков, но больше такой ошибки не допущу! Теперь оставьте меня – мне предстоит принять нелегкое решение.

Выйдя, я едва не столкнулась с запыхавшимся слугой, который сообщил, что тело несчастной Лилен нашли недалеко от конюшни, заваленным сеном. При слове «конюшня» я вспомнила убитого слугу. Неужели преступник собирался и Лили использовать в качестве жертвы мнимого волка?

Я поспешила за слугой, позабыв о том, что не одета для выхода на улицу.

У конюшни стояло оцепление из стражников, теснящее толпу, в которой смешались и гости, и челядь. За ним я увидела Дарча и доктора Карвера, который что-то ему говорил.

– Пропустите меня, – приказала я страже, и цепь разомкнулась.

Старший дознаватель повел головой в мою сторону, будто кот, услышавший мышь под полом, оглянулся и в мгновенье ока оказался рядом, скидывая сюртук и укутывая им мои плечи.

– Беда с вами, леди, – то ли сердито, то ли печально произнес он, – вы совсем о себе не думаете!

– Мне есть о ком, – коротко ответила я, однако сжала с благодарностью его локоть, после чего прошла вперед – к телу.

Глаза Лилен были закрыты, должно быть, их закрыл доктор. На ее одежде я не заметила каких-либо повреждений, все было целым, хоть и грязным, и сбившимся. Кровь запеклась на правой половине лица и воротничка несчастной девушки.

– Ее убили ударом по голове? – спросила я больше для порядка, поскольку ответ знала.

– Именно, – кивнул Карвер и посмотрел на Дарча. – Старший дознаватель, предлагаю унести ее туда, где я смогу произвести более тщательный осмотр.

Дарч отошел, чтобы дать необходимые указания стражникам. С идеально уложенными волосами и в белоснежной рубашке, обнаружившейся под сюртуком, он казался демоном, спустившимся с Неверийского кряжа, дабы пленить человеческие души и навсегда унести их в царство вечного холода.

Пленить…

Улыбка едва не тронула мои губы, но я вовремя спохватилась. Кажется, я начинаю мыслить образами романтичных барышень, предпочитающих дамские романы «Магическому вестнику».

Лежащая Лили вдруг открыла глаза и посмотрела на меня. Пустыми бельмами, белыми, как снег.

– Где мой блокнот? – спросила она.

Вздрогнув от неожиданности, я взглянула на доктора:

– У нее в карманах что-нибудь было?

– Дарч обыскал тело, но ничего не нашел, леди Эвелинн, – ответил тот.

Подойдя еще на шаг, я склонилась над несчастной, стараясь не обращать внимания на кровь на ее лице и волосах. С некоторых пор красный превратился для меня в метку смерти, отныне и навсегда он исключен из моего гардероба, но, увы, не из моей памяти.

– Где блокнот, Лили? – прошептала я. – Покажи мне, где он?

От тела отделилась призрачная субстанция и, пройдя сквозь меня, полетела прочь.

Я быстро пошла, почти побежала за ней, на ходу сбрасывая сюртук и вешая его на плечо разговаривающему со стражниками Дарчу.

Призрак, заставляя людей машинально отступать в сторону, поднялся на крыльцо и исчез внутри замка.

Я поспешила следом, и совершенно не удивилась, когда услышала:

– Не так быстро, леди!

Догнавший меня старший дознаватель пошел рядом, натягивая сюртук на широкие плечи – я только сейчас обратила на них внимание. Да у него фигура атлета! Отлично скроенная одежда тщательно скрывала это.

«Не о том ты думаешь, Линн!» – укорил внутренний голос.

Лили летела впереди, я видела ее ясно.

– Мы следуем за призраком? – уточнил Дарч, и пробормотал, получив кивок в ответ: – Я так и подумал. Она назвала убийцу?

– Не думаю, что она видела его, – ответила я. – Взгляните не рану.

– Согласен, аналогична предыдущей. Убийца – высокий правша и, скорее всего, мужчина.

Я с удивлением покосилась на него:

– Скорее всего? Почему вы не точны как «часы Его Императорского Величества», Демьен?

– Ирония из ваших уст, Эвелинн, звучит завораживающе, – усмехнулся уголком губ он. – Если помните, убийца без посторонней помощи закинул тело конюшего на лошадь, чтобы вывезти из замка. Немногие леди способны на такое, но я таких знаю. Вот почему пока не уверен окончательно – мужчина это или женщина?

Что-то в его словах задело. «Но я таких знаю…» – вот что! Я отвлеклась от Лили – мы как раз поднимались по лестнице. Что мне вообще известно о личной жизни старшего дознавателя? И почему меня вдруг это интересует?

Когда мы поднялись на третий этаж, Дарч сообщил:

– Она ведет нас в личные покои графини.

– Не думаю, что хозяйка будет рада, – пробормотала я, злясь на себя за неподобающие мысли.

Но я ошиблась – Клементины не было. Вероятнее всего, она наблюдала за происходящим во дворе с одной из галерей.

Дарч постучал в дверь, а затем решительно открыл ее и вошел. Я замешкалась, ведь, по меньшей мере, это было невежливо с нашей стороны.

– Что же вы? – обернулся на меня старший дознаватель.

– Возможно, нам стоит дождаться хозяйку?

– Вам – возможно, но не мне – у меня есть все необходимые полномочия, вы же слышали, что сказал граф, – пожал плечами он. – Однако, поскольку вы меня сопровождаете, у вас они теперь тоже есть. Входите!

Неожиданно повелительный тон подстегнул. Оказывается, старший дознаватель владел «бабушкиными» нотками. Видение бабушки Дарча – величественной, худощавой, седовласой дамы в чепце, было таким ярким, что я замотала головой, отгоняя его. Этакая бабуля просто обязана быть представительницей древнего рода, одного из тех, что покинули Кармодон или Неверию ради строительства нового Норрофинда. Но почему тогда фамилия «Дарч» ничего не говорит мне? Я могла бы заподозрить, что она вымышленная, если бы своими глазами не видела портрет Шеррина Дарча в Галерее славы.

Остановившись рядом со старшим дознавателем, я огляделась. Лили нигде не было, однако я помнила, что служанка, видевшая ее последней, тоже упоминала графские покои.

Я медленно двинулась вперед. Интерьер отражал страсть Клементины к, увы, такой знакомой мне роскоши. Как однажды сказал дед Бенедикт: «Твоя мать набила дом пуфиками, зеркалами и ангелочками, среди которых я задыхаюсь». Находясь здесь, я тоже начала задыхаться от того, что другой человек счел бы за истинный шик. На стенах – полосатый атлас, отделанный кружевами и вышивкой, на полу – дубовый паркет и винтажные кармодонские ковры с яркими птицами и южным орнаментом, каждый из которых стоил, как небольшое поместье, и… пуфики, ангелочки и зеркала. Самое большое располагалось над огромным пылающим камином в виде морды дракона – похоже, единственная старинная вещь, сохранившаяся после безапелляционного ремонта. На каминной полке извивался другой дракон, усыпанный драгоценными камнями…

– Взгляните-ка! – позвал Дарч.

Отвернувшись от камина, я увидела его в дверной проем, ведущий в соседнюю комнату, сидящим на корточках и что-то разглядывающим на полу, и поспешила туда.

Комната оказалась кабинетом: у стены стояло модное бюро и дорогущий книжный шкаф из неверийского кедра, инкрустированного перламутром. За стеклянными дверцами виднелись детские рисунки, изображающие корабли всех видов и размеров и фотографии Гальфрида: в кружевных пеленках, в ванночке, с любимым плюшевым мишкой; среди них затерялся белый прямоугольник с веткой лаванды…

– Взгляните сюда, – повторил старший дознаватель и протянул однажды уже виденную мной лупу.

Взяв ее, я наклонилась и разглядела… несколько темных длинных волос, зацепившихся за край паркетной плашки.

– Я уверен, если поискать как следует, найдутся и брызги крови, – пробормотал Дарч, становясь на четвереньки и склоняясь к полу, будто пес.

Зябко поежившись, я вдруг увидела Лили. Она стояла у камина, глядя на нас с такой тоской, что мне стало не по себе. У этой простой женщины была бесхитростная жизнь, которую она любила, а некто посмел отнять!

– Лилен, мы найдем его, обещаю! – громко произнесла я.

Призрак перевел на меня пугающие бельма, безмолвно коснулся указательным пальцем мочки уха, горестно застонал и… пропал. Я знала людей, которые теряли голову при виде всяких безделушек – драгоценными они были или нет, и бедняжка Лилен к ним относилась. Ее дух не упокоится, пока она не получит своего, даже если блокнот не будет найдет. Впрочем, есть один способ узнать о его точном местонахождении. И почему я сразу об этом не подумала?

– Откуда так сквозит? – пробормотал Дарч и полез под бюро, вооружившись лупой, как вдруг раздался возмущенный возглас:

– Что?!.. Что здесь происходит, потрудитесь объяснить!

Клементина влетела в кабинет, будто фурия. Она пыталась выглядеть высокомерно и невозмутимо, но по дрожащим тонким ноздрям, по кривящимся алым губам было видно, что графиня в бешенстве.

Дарч поднялся, отряхивая щегольские брюки.

– Прошу меня простить, леди Рич, – спокойно сказал он, – поступила информация, что убитую горничную в последний раз видели именно здесь. Я обязан был проверить.

– Проверили? – прошипела Клементина.

Меня она будто не замечала, из чего я сделала вывод, что повышать тон на внучку герцогини Воральберг графиня не рискует.

– Да, благодарю вас за содействие следствию и прошу просить за вторжение, – вежливо кивнул Дарч, предложил мне руку и вывел в коридор. – Леди Торч, вы не будете возражать, если я провожу вас до ваших покоев и вернусь к телу?

– А почему я должна возражать? – удивилась я.

Дарч промолчал. Его лицо ничего не выражало. Вот как с ним общаться?

Оказавшись в своих покоях, я почувствовала, как сильно измучена. С рассвета, когда Альда в истерике постучалась в мою дверь, прошло уже немало времени, а я так и не позавтракала.

Не успела я шага шагнуть, как в дверь постучали.

– Леди Торч, Ее Светлость просит вас зайти, – послышался голос Амелии.

Тяжело вздохнув, я развернулась и отправилась в соседнее помещение.

Бабушка ждала меня за накрытым столом. От ее оценивающего взгляда не укрылись ни моя бледность, ни круги под глазами.

– Одно из правил леди – не приступать к делам, не позавтракав! – строго произнесла она и взялась за чашку, собираясь предложить мне чаю.

– Прости, бабушка, – виновато сказала я, подходя и целуя ее.

Терпкий аромат любимых духов герцогини Воральберг стал бальзамом для сердца. В этом крае холода и пугающих загадок, в этом огромном, неуютном замке, полном смертей и злых помыслов, он оставался путеводной звездой, не дающей сбиться с пути мне, потомку рода Кевинс.

Разглядев на блюдце из тонкого фарфора золотистые тосты, щедро смазанные маслом и джемом, я ощутила, насколько проголодалась. От белоснежной тарелки с овсянкой поднимался пар, и яркие ягоды клубники и вишни в ней алели, несмотря на снег за окном. Должно быть, хранились замороженными в замковых погребах. Янтарный цвет чая в чашечке нежного цвета предрассветного облака успокаивал получше всяких зелий.

Бабушка какое-то время молча смотрела, как я ем, затем горестно вздохнула и поинтересовалась:

– Новое убийство как-то связано с предыдущим?

– Дарч считает, что да, – ответила я. – И я тоже в этом уверена – девушка убита тем же способом, что и в прошлый раз.

– Ты так спокойно об этом говоришь! – снова вздохнула бабушка.

– Смерть идет со мной рука об руку, – ответила я, и сама удивилась сказанному. – Я приняла это благодаря мадам Валери. Но ее смерть я пока… не могу принять.

Голос дрогнул. Невозможно человеку привыкнуть к череде смертей, тянущихся из его прошлого в его будущее, и как бы я ни пыталась скрыть это от других – от себя не скрою!

Теплая рука на миг накрыла мою.

– Возможно, это и не надо принимать, дорогая, – сказала бабушка. – Смерть близкого человека – не повод для скорби, как кажется на первый взгляд, а повод стать близким кому-то еще. Видишь ли, кто бы ни умер – жизнь продолжается, хочешь ты того или нет. Когда скончался твой дед, я ощущала себя потерянной целых три дня. Три дня бездействия и безмолвия – и надо сказать, ничего страшнее в моей жизни не случалось! Но мне нужно было это время, чтобы вспомнить, что я – урожденная Кевинс, истинно Кевинс, и продолжить жить. Я восхищаюсь тобой, моя девочка, однако, когда меня не станет, я не прощу тебе, если ты будешь убиваться по мне дольше, чем три дня!

Я с изумлением посмотрела на нее. Нет, она не шутила, она была совершенно серьезна и ждала, что я пойму ее.

– Ты права, безвыходных ситуаций не бывает, кроме той, когда ты уже вылетел из тоннеля к свету, – грустно улыбнулась я. – Но, прошу, давай не будем об этом!

Остаток завтрака прошел в молчании, а затем я вернулась к себе, сославшись на усталость.

От разговора на душе остался осадок, однако я не позволила себе думать о будущем, в котором бабушка меня покинет. Скорбь никогда не опаздывает, она точна, как «часы Его Императорского Величества». Однажды всякий встретится с ней лицом к лицу и, возможно, встреча растянется дольше, чем на три дня. Но пока я могу дышать, я буду делать то, что должна, не позволяя этому горькому знанию сбить меня с моего пути. С пути медиума.

***

В огромном котле Черриша Пакса что-то кипело и булькало. Из-под закопченной крышки вырывался легкий, будто блуждающие души, пар. Стоя рядом, я гадала, что же за зелье там варится? Где-то на задворках сознания маячил черный елец, обладавший множеством бесценных свойств, среди которых было одно, самое бесценное – возможность заменять некоторые из утраченных ингредиентов прошлого. Но, бог с ним, с ельцом, я здесь ради зелья, сокрытого в котле!

Я решительно взялась за крышку. Она не поддалась, такой тяжелой была. Справа, на черни железа, проявились чьи-то призрачные пальцы, и я увидела, как возникает из воздуха узором на туманном стекле неукротимый дух красавицы Розы. Крышка дернулась и слева, медленно поползла вперед. Я повернула голову и разглядела Седрика Кендрика, отвесившего мне учтивый поклон. Их становилось все больше – прозрачных танцующих дланей, чье мертвенное свечение сияло ярче пламени. Крышка соскочила с котла и грохнулась на пол, издав низкое гудение. Будто колокольный звон прокатился под закопченными сводами алхимической лаборатории. Погребальный звон.

Затаив дыхание, я заглянула внутрь котла и отшатнулась. На дне лежало огромное сердце, сочащееся кровью, вздымающееся и опадающее в вечной тяге к жизни…

Я вздрогнула и проснулась. Перед глазами стояла красная пелена, а в сознании продолжало биться живое сердце.

Встав, подошла к окну и открыла его. В жарко натопленные покои ворвался ледяной ветер. Господи, приснится же такое!

– Зачем ты меня звала? – раздался ворчливый голос.

Обернувшись, увидела деда Бенедикта, стоящего в проеме двери и смотрящего на меня из-под нахмуренных бровей.

– Я… не звала, – я потерла щеки, стараясь прогнать остатки дурного сна.

– Мы, призраки, очень чувствительны к мыслям живых людей, – пожал плечами дед. – Когда вы о нас не думаете, нам бывает сложно достучаться до вас. Ты думала обо мне перед тем, как уснуть.

Я не заметила, как уснула, когда вернулась от бабушки и прилегла немного отдохнуть, вот в чем дело!

Машинально взглянула на часы. Обед я благополучно проспала, время к вечернему чаепитию – светильники в покоях уже затеплились. И я, действительно, думала о дедушке перед сном, потому что собиралась просить его об одолжении.

Незапланированный сон прояснил мысли, расставил по полочкам, как журналы в моем кабинете.

– Ты же знаешь, что в замке произошло еще одно убийство?

Дед кивнул.

– У убитой горничной был блокнот, в который я просила записывать все, что покажется ей странным. Но, когда ее нашли, блокнот не обнаружили. Ее призрак сказал, что она забыла, куда его положила. Поможешь найти?

– А что мне за это будет? – усмехнулся дед, пропадая из поля моего зрения.

– Ты намерен торговаться? – возмутилась я.

– Конечно, малышка Эвелинн, тем более что в этот раз тебе нужна моя помощь, а не наоборот, – хохотнул он.

И, надо признать, Бенедикт был прав. Кроме того, я вовсе не обязана соглашаться с его предложением, но кто мешает мне просто выслушать его?

– Чего ты хочешь?

Призрак снова появился на пороге спальни.

– Ты уберешь мою урну с той ужасной полки, на которой она стоит! – смакуя каждое слово, произнес он.

– Могу переставить на соседнюю, – не моргнув глазом, ответила я. – К энциклопедиям и справочникам. Видишь ли, мне спокойнее, когда ты рядом, а в кабинете я провожу больше всего времени.

Мгновение – и полные кипящей ярости бельма смотрят на меня вплотную. Между нами ширина ладони – и вся жизнь, а, возможно, и вся смерть!

Холод, источаемый призраком, ощущался сквозняком из форточки, открытой на осенний лес. По коже побежали мурашки, но, хотя жуткая сущность привидения оказалась совсем близко, мне не было страшно. Я… сожалела. Сожалела о дедушке, о его ошибке, приведшей к страшным последствиям, сожалела о Марте Леденс, однажды шагнувшей с крыши нашего особняка в Валентайне. Если бы я могла исправить прошлое!

– Прошлое не исправишь, – пронесся по комнате низкий стон, и Бенедикт исчез. – Стольких ошибок можно было бы избежать, если б мы знали, что совершаем их. Некоторым словам лучше б и вовсе не покидать уста!

– Ты говоришь о себе? – я вышла в гостиную, и увидела его.

В высокой и статной фигуре что-то сломалось, словно железной воли, доставшейся от именитого предка, стало много меньше, а скорби, наоборот, много больше.

– Это можно сказать о любом из нас, малышка Эвелинн. О любом, застрявшем там, где нельзя жить, можно только существовать. К подобному финалу всегда приводит собственная ошибка, и никогда – чужая.

– Не понимаю, – пробормотала я. – Какую ошибку допустила Лилен, которая была убита, или Роза, которая тоже умерла не по собственному желанию?

– Откуда ты знаешь о Розе? – дед удивленно взглянул на меня. – Она рассказала?

– Нет, просто я с первого раза почувствовала, что она стала призраком по чьей-то злой воле.

– Она была волшебницей, там, в древнем Норрофинде, воительницей и драконьей всадницей, и однажды начала слышать голоса в своей голове. Как ты, малышка Эвелинн. И видеть то, чего видеть не должна была, как…

– …Я! – пораженно воскликнула я. – Роза была медиумом, вот почему я все время ощущаю сходство между нами!

– Именно. Вот только ей являлись не людские души…

Дед замолчал, а я вспомнила требовательное «Ты говорила, что можешь помочь!» Даже после смерти она протягивала руку помощи тем, кого пыталась спасти при жизни – драконам!

– Как она умерла? – охрипшим от волнения голосом спросила я.

– Роза знала, отчего погибают драконы, осознавала, чем это может кончиться для Норрофинда, и пыталась донести это знание до людей. Когда маги поняли, что она ничего не придумывает, уничтожили записи, которые она вела. Розе выкололи глаза, чтобы она больше не могла писать, и заточили в темницу, требуя отречься от своих слов.

– И когда она не отреклась… – прошептала я.

– …Ее сожгли заживо, а прах развеяли над драконарием, в котором она служила.

Еще до того, как дед произносил каждое слово, до того, как оно слетало с призрачных уст, я видела их воочию.

Видела столб, вбитый посередине драконария, где прямоугольниками из темного камня, заполненными светлыми плитами, остатки которых сейчас украшали внутренний двор замка, норры обозначали места для драконов. Видела привязанную к столбу обнаженную женщину с залитым кровью лицом…

Видела, как пламя лижет нежную, смуглую кожу, и она покрывается волдырями…

Видела раскрытый в ужасающем крике рот, которому вторил рев драконов, удерживаемых шипастыми ошейниками, причиняющими невыносимую боль…

Видела темное облако, вместе с дымом покинувшее то, что некогда было прекраснейшей из женщин, дух, будто шипастым ошейником чудовищной смерти прикованный к месту гибели тела – драконарию, на месте которого много позже возвели замок хозяева нового Норрофинда.

Я с удивлением обнаружила, что плачу, и поспешила стереть слезы. Я не знаю, как помочь духам драконов, но еще более мне не ведомо, как упокоить душу Розы, ведь места захоронения нет, точнее, им является весь замок Рослинсов и прилегающие к нему территории. Однако я просто обязана ей помочь! «Придержи эмоции, Эвелинн, – сказал маленький Кевинс внутри меня. – У тебя появилась новая проблема, и ты обязательно решишь ее, когда разберешься с предыдущей. Действуй уверенно и методично. Учет, контроль и Отечество!»

Родовой девиз был тем ведром ледяной воды, которое требовалось, чтобы прийти в себя. Учет – я выполню все свои обещания. Контроль – мне нужна холодная голова. Отечество – не стоит забывать о главном, о миссии отца, разгадка которой таится в этих суровых землях.

Взглянув на Бенедикта, я увидела, что он наблюдает за мной с интересом, и спросила раздраженно:

– Так полка с энциклопедиями тебя устроит?

– Меня устроит одно из запирающихся на ключ отделений твоего бюро, малышка, – без улыбки ответил дед, кажется, наблюдения лишили его шутливого настроения.

– Договорились.

Люстра погасла, погружая гостиную в тьму – питающий ее артефакт иссяк окончательно. Свет, льющийся из спальни, проходил сквозь деда, делая его еще более призрачным.

– А ты не мог бы включить лампу? – спросила я, вспомнив идею насчет полтергейстов.

– Я на это не подряжался! – рявкнул дед.

Я посмотрела на него, прищурившись:

– Значит, часы перенести в другую комнату ты способен, а оживить артефакт тебе не по силам?

Призрак подарил мне возмущенный взгляд и исчез. В то же мгновение артефакт внутри люстры затеплился, зажигая хрустальные подвески. А затем сияние более яркое, чем раньше, затопило комнату, распугав тени по углам и даже тьму за окнами. Я зажмурилась.

– Достаточно? – послышался довольный голос деда.

– Можно поменьше? – вопросом ответила я.

Итак, догадка подтвердилась – полтергейсты могли оживлять артефакты! Но как сделать так, чтобы они захотели этого? И где взять столько полтергейстов? Кажется, Эвелинн, ты только и делаешь, что придумываешь себе новые вопросы!

Свет перестал давить на веки, и я открыла глаза. Люстра погасла, деда тоже видно не было.

– Я сообщу, когда найду блокнот, – услышала я затихающий голос.

Теперь тьма была разбавлена только свечением северного неба. Отвечая на его зов, я подошла к окну, коснулась ладонями холодного подоконника и задумалась.

Уже давно в сознании, как в котле Черриша Пакса, варилось зелье, собранное из моих обещаний Розе и драконам, размышлений об артефактах и страшных слов пророчества. Я не знала, что получится в итоге, но не удивилась, когда ощутила знакомый холод, несмотря на горящий камин наполняющий комнату.

– Роза, как называлось это место до падения Норрофинда? – спросила я, не оборачиваясь. – Ведь у него было какое-то название?

– Шальс, – сквозняком в ночи прошелестел голос, – деревенька Шальс.

Вот все и встало на свои места! Не было никакого сановника по имени Россошаль, мага, управлявшего одним из самых больших драконариев и якобы записавшего пророчество на свитке, ныне хранящемся в библиотеке Драконьей обители!

– Время многое меняет, изменило и произношение… Так появилось Россошальское пророчество, которое правильнее было бы называть пророчеством Розы из Шальса, – я повернулась, ища призрак глазами. – Скажи, ты услышала его от живого дракона или от мертвого?

– Они кричали на все голоса, еще не рожденные души, сводя меня с ума, требуя, чтобы я что-то сделала…

Сквозняк тек во тьме, словно студеный ручей, шелестел камешками, но где-то у истоков уже копилась злая сила, грозившая смести с берегов любую жизнь.