Любовь в прямом эфире

Лия Султан

Любовь в прямом эфире

Лия Султан

Любовь в прямом эфире

Глава 1

День не задался с самого утра. Любимый кофе закончился, горячую воду отключили, а Иннокентий снова сиганул в форточку – наверное, опять побежал по своим бабам. Клянусь, если еще хоть одна соседка подойдет с претензией, что мой мальчик обрюхатил ее девочку, я отрежу ему Фаберже. Ишь какой любвеобильный и плодовитый! Я его пригрела, чтоб он меня радовал и с работы встречал, а он оказался наглым потаскуном и любителем кисок.

Чтоб окончательно добить мамочку, второй мальчик тоже отказался подчиняться и не завелся. Наверное, аккумулятор сел, но во дворе, как назло, не было никого, кто смог бы прикурить. Злая выхожу из машины и хватаюсь за телефон, чтобы вызвать такси.

– Соня! – зовет скрипучий голос. Черт, принесла же нелегкая.

– Да, Эльвира Вениаминовна, – притворно мило улыбаюсь соседке, которая держит на руках пушистую белую кошку. Что хозяйка, что ее подопечная ведут себя как столбовые дворянки и смотрят на окружающих свысока.

– Соня, сделай уже, наконец, что-нибудь со своим бл**уном. Он опять за старое!

– Что, Жозефина снова принесла в подоле? – выражаю искреннее удивление.

– Это не смешно! – взвизгивает соседушка. – Между прочим, я тебе говорила, что твой Кеша запрыгнул к нам на лоджию.

– Вы застукали любовников, когда они шалили?

Господи, прости мою душу грешную, но мне так нравится доводить эту прекрасную женщину.

– Нет! Побойся Бога! – баба Эля крестится. – Но теперь она беременна.

– Эльвира Вениаминовна, – цокаю я. – В прошлый раз вы тоже хотели повесить на меня внуков, но Жозефина родила котят чернее ночи. Мы уже разобрались, что те десять негритят не наши. Мой Кеша хоть и гулящий, но дымчато-серый.

– В этот раз это ваши! Чует мое сердце! – всё не унимается соседка.

– Хорошо, давайте так, – начинаю терять терпение, потому что такси уже ждет и сигналит. – Пусть родит, поедем на «Пусть говорят», сделаем тест ДНК. Всё, я опаздываю! Пока-пока! – разворачиваюсь, эффектно взмахнув волосами, и иду к машине. Чувствую, что баба Эля бесится. Надеюсь, не проклянет.

Столь недружественная встреча с соседкой тоже ведь не к добру. Сижу и думаю: о сколько нам еще «открытий чудных» готовит этот день?! Лучше бы обошлось без форс-мажоров, потому что именно сегодня мой друг и по совместительству главный редактор Вадик слег с температурой, а это значит, я сегодня полностью отвечаю за выпуск.

И давайте уже знакомиться, меня зовут Софья. Для близких и друзей – Соня, Сонечка, Софи, Софа и Сонька Золотая Ручка. Я выпускающий редактор вечерних новостей на Пятом канале, веселый и неунывающий человек и старая дева бальзаковского возраста.

Таксист едет молча, включив на весь салон женский шансон. Но не такой лирически заунывный, а прям настоящий блатняк! Оригинально, ничего не скажешь. Не буду подпевать под «Хоп, мусорок», а то подумает, что я из этих самых. Но ножка дергается в такт, так как я хорошо знакома с подобными песнями со времен первой практики на телевидении. У нас был водитель дядя Коля, который на дальние расстояния ставил Круга, Кучина или «Вороваек». Некоторые девчонки тонкой душевной организации не любили с ним ездить, а мне было весело.

Когда подъезжаем к новому телецентру, куда недавно переехал наш канал, водитель поворачивается и спрашивает:

– Вы здесь работаете? – показывает пальцем на здание.

– Угу, – отвечаю уклончиво, потому что если сказать таксистам о своей профессии, то они сразу начинают рассуждать о политике и предъявлять, что мы слишком мягкие и недостаточно разносим чиновников в частности и власть в целом. Как говорит моя подруга и коллега Марта: «В нашей стране все знают, как учить, лечить и делать новости».

– А кем?

– Бухгалтером, – бросаю первое, что приходит в голову. – До свидания!

Наш новый офис блестит и сияет, как фантик от дорогой конфеты. Грустно было переезжать со старого, насиженного места, но теперь я даже полюбила это здание, потому что оно красивое, современное и многофункциональное. Внизу есть кофейня, где можно взять с собой бодрящий напиток в красивом высоком стаканчике, что, собственно, я и делаю. Смотрю на свое отражение в зеркальной стене телецентра: светлые волосы мягкими волнами падают на плечи, серый брючный костюм сидит идеально, шелковая блузка отливает жемчугом, черная сумочка, на которую копила сто лет, добавляет лоска. Хороша, мать. Всё не так уж плохо.

Доезжаю на лифте до своего этажа и уже на выходе слышу, как пищит мобильный. В одной руке держу стакан с чуть остывшим кофе, другой достаю телефон из бокового кармашка. На ходу включаю его и вижу, что пришла «молния» – срочная новость: «Под Алматы разбился частный самолет. По предварительной информации, на борту находились два пассажира и три члена экипажа». Вот вам и обещанный форс-мажор. Это значит внеплановые экстренные выпуски, прямые включения, очень много интервью и сплошной головняк. Всё так же глядя в смартфон, поворачиваю направо, в коридор, и резко натыкаюсь на выросшую из ниоткуда стену. От неожиданного удара пошатываюсь, выпускаю из рук стакан с кофе, который летит не вниз, а прямо мне на грудь, заливая мою любимую шелковую блузку.

– Вашу м… – хочу смачно выругаться, но…

– Софья, простите, пожалуйста, мы вас не заметили.

Поднимаю голову и вижу сначала слегка опешившего и растерянного генерального директора. Перевожу взгляд и натыкаюсь на холодные, серо-голубые глаза еще одного мужчины, который стоит, не шелохнувшись, убрав одну руку в карман брюк. Этот серьезный, строгий взор, снисходительная ухмылка, дорогой костюм. Всё в нем выражает уверенность и мужскую силу. Он вроде и несильно изменился за восемь лет, что мы не виделись. Стал шире в плечах, прибавилось морщин у глаз и седины на висках, да и взгляд теперь более циничный.

Я думала, больше никогда его не увижу. Я делала всё, чтобы этого не случилось. Но вот он здесь – стоит и смотрит на меня так, будто видит впервые. Ни один мускул не дрогнул на его лице; он закрыт от окружающих и от меня. Ну что ж, Лев Николаевич, я принимаю ваши правила игры.

– Соня, вы не обожглись? – в реальность меня возвращает вопрос шефа Данияра Булатовича.

– К счастью, нет. Он остыл, – слабо улыбаюсь, понимая, что блузке кранты.

– Ну слава Богу. Всё нормально? Всё по плану? – интересуется генеральный, а я всё еще чувствую на себе взгляд его спутника.

– Авиакатастрофа под Алматы. Разбился частный самолет. Будем собирать группу. Думаю, сделаем три экстренных, – докладываю я.

– Ужасно,  – качает головой шеф. – Известно, кто летел?

– Пока нет.

– Держите меня в курсе, – просит он и поворачивается к мужчине. – Кстати, Лев, познакомься. Это Софья Касымова – наш лучший выпускающий редактор и продюсер спецпроектов. А это Лев Захаров. Будет отвечать за нашу безопасность.

– Очень приятно, – коротко кивнул, а меня будто ледяным ветром снесло от его тона и безразличия.

– Взаимно, – возвращаю ему сухой кивок, а сама вся внутри горю.

Ну вот и встретились…

В голове моей за эти несколько долгих секунд пролетает всё, что между было нами: первое знакомство, первый поцелуй, первое признание и первая ночь, которая сделала меня самой счастливой женщиной на Земле. Он приручил меня, сделал своей, научил любить до безумия и забытья, а потом сам же всё разрушил, запутавшись в хитро сплетенной паутине лжи.

Восемь лет назад этот мужчина вдребезги разбил мое сердце, выбрав не нас. Хотя к чему винить только его? Я ведь тоже тогда от него отказалась, не боролась и отдала другой. Как я думала, навсегда.

Глава 2

Залетаю в туалет и сначала пытаюсь прийти в себя от неожиданной встречи с бывшим. Что он здесь делает? Почему отвечает за нашу безопасность? Складываю два плюс два и вспоминаю, что у Льва было охранное агентство, но он что-то говорил о расширении. Видимо, всё получилось, раз с небольших компаний он переключился на крупные телецентры. В нашем, например, находятся три канала, две радиостанции и три информагентства. Все они входят в один холдинг и принадлежат одной очень важной персоне.

Ставлю сумку на пол и включаю холодную воду. Надо хотя бы постараться вывести пятно от кофе на любимой блузке. Смачиваю салфетку и принимаюсь остервенело тереть коричневый след, но делаю только хуже. Руки трясутся и не слушаются, а в голове полный кавардак. Бросаю бумагу в урну и, вцепившись дрожащими пальцами в белоснежную раковину, смотрю на свое отражение в зеркале. Изменилась ли я за те восемь лет, что мы не виделись? Не особо. Может, только волосы стали длиннее, а сама я еще циничнее. Помнится, Льву нравилась моя непосредственность и чувство юмора. Он смеялся над моими шутками и словечками, а еще говорил, что я особенная. Ну зачем память вновь возвращает меня в то время? Ведь я уже научилась о нем не думать.

– Соня… Соня, ты слышишь меня, моя милая? – шепчет Лев мне в ухо, крепко удерживая в объятиях. А мне трудно дышать… но не от нехватки кислорода, а от обиды и жестокой правды, что бетонной плитой придавила.

– Лева, отпусти меня, пожалуйста. Я больше не твоя, не мучай меня, – произношу сквозь слезы, которые предательски выступили, хотя я и пообещала себе не показывать ему свою слабость.

– Я все сделаю ради вас. Я клянусь тебе. Вы ни в чем не будете нуждаться. Я признаю ребенка…

– Нет больше никакого ребенка, Лева. Нет, – слова застревают в горле колючим комом. – Можешь передать ей, чтобы не волновалась. И мне от тебя ничего не нужно.

– Ты… – голос Льва резко меняется, в нем появляются жесткие нотки осуждения. Он отстраняется и странно смотрит на меня.

– Что? Сделала аборт? Ты так обо мне думаешь? – горько усмехаюсь, а самой выть хочется от нестерпимой боли. – В конце концов, хотя бы один ребенок у тебя все равно родится.

Дверь в туалет открывается, что быстро приводит меня в чувство и возвращает в реальность.

– О, Сонька! Привет! – звонко здоровается наш координатор Дина. —Бли-и-ин… Пролила кофе? – спрашивает с сочувствием.

– Ага.

– Жесть. Новости видела? Кого отправишь? – спрашивает Дина уже из кабинки.

– Руслана. Написала ему, он подъезжает. Оператора только дай толкового, чтоб не налажал.

– Обижаешь, мать, – смеется Дина. – Слушай, тут генеральный водит по кабинетам какого-то мужика. Не видела?

– Нет, – холодею я, поняв, о ком идет речь.

– Тако-о-й красавчик. Взрослый, солидный… Такой, знаешь, альфа-самец.

– Дина, – беззлобно ухмыляюсь, – ты мать двоих детей. Тебе двух бывших мало?

– А что? – женщина выходит из кабинки и встает рядом со мной, чтобы помыть руки. – Я женщина свободная, год в разводе. Может, это моя судьба?! Вот знаешь, есть мужчины, которые к сорока отращивают пузо и лысеют. Мой второй бывший в последнее время ходит с «озером надежды» на голове, – заливается она. – А этот нет… Такие мужики с годами только лучше, как хорошее вино. Кстати, они вроде как в ньюсрум собирались.

А вот это плохо. Не хочу с ним больше сталкиваться, не хочу бередить старые раны и переживать себе во вред. И потом ньюсрум – моя территория, где я чувствую себя как рыба в воде. А он придет и всё испортит.

Прохожу по нашему open space офису, где работают журналисты двух редакций: русской и казахской. На съемки всегда ездят два корреспондента и один оператор. Темы в выпусках одинаковые, сюжеты похожи, только на разных языках. У каждой редакции свои выпускающие, но работаем мы в команде и часто друг друга прикрываем.

Уже в кабинете закрываю за собой дверь и быстро иду к шкафу, где висит белая рубашка, которую я принесла на всякий случай, когда продюсировала дебаты кандидатов в депутаты. Хорошо, что тогда я забыла унести ее домой.

Серый пиджак вешаю на спинку стула, запачканную блузку снимаю и остаюсь в бежевом кружевном бюстгальтере и брюках. Достаю с вешалки рубашку, но тут же чувствую неладное: снова повеяло холодом, хотя я помню, что плотно закрыла дверь. У нас кабинеты-аквариумы, но стены оклеены специальной серой пленкой, чтобы редакторы могли уединиться и сосредоточиться на текстах, и не отвлекаться на ходящих по офису людях.

Поворачиваю голову вправо и задерживаю дыхание, как при погружении под воду. Он всё-таки пришел. Я это чувствую. Мое тело всегда так на него реагировало, даже когда я пыталась бороться с этим притяжением. И как назло я, оказывается, не закрылась на ключ.

– Выйди, – прошу, не оборачиваясь.

– Я хотел поговорить, – слышу в ответ его низкий строгий голос. Он не просит, а требует.

– Нам не о чем говорить, – как можно уверенней отвечаю ему, надеваю рубашку, чуть приподнимаю волосы, а потом распускаю их так, что они рассыпаются по моей спине. Да, Лева, я помню, как ты сходил с ума, когда я так делала. Только тогда на мне не было одежды. – И на будущее: стучись, перед тем как войти в чужой кабинет. Я могла быть не одна.

Еле застегиваю пуговицы, потому как ледяные пальцы совсем не слушаются.

– Я учту. И все-таки нам надо поговорить, – повторяет он с нажимом.

– Мне не надо, – приходится развернуться к нему, чтобы выпроводить. Держать оборону становится сложнее, и мой небольшой офис сейчас кажется таким крошечным и душным, что хочется быстрее сбежать. Поразительно: это он нарушил мои границы, а неловко мне. – Покинь, пожалуйста, кабинет. Ты мешаешь мне работать, – указываю рукой на дверь и жду. Смотреть на него не могу, ведь знаю, что это опасно для жизни.

Он делает два широких шага и оказывается совсем близко. Нет, он не касается меня и не притягивает к себе, как когда-то. Но током бьет точно в цель, парализует, оглушает, лишает чувств.

Я цепенею, когда Лев чуть наклоняется и тихо говорит:

– Я думал, ты замужем, Соня.

Глава 3

«Я думал ты замужем, Соня» – только сейчас до меня доходит смысл его слов. И это отрезвляет, потому что еще чуть-чуть и я бы лужицей растеклась у ног Льва, а показывать свою слабость нельзя. Я уже давно решила, что этот человек не мой и не для меня. Заштопала сердце толстой иглой, чтоб наверняка. И пусть оно всё в шрамах, но новых мне не нужно.

– Кто тебе сказал? – поднимаю на него удивленные глаза.

Ника, – говорит он после короткого молчания, а меня передергивает от этого имени. – Я думал, она врет. Но потом сам вас видел.

– Как интересно, – напускное веселье всегда спасало меня в трудные моменты. – И как тебе мой муж? Понравился? – знать бы еще, кого он там видел.

– Сонь, – морщится он. – Ты можешь сказать правду? Ты развелась? Как давно?

– Моя личная жизнь, Лев Николаевич, тебя не касается. Или ты думал, я тебе восемь лет верность хранить буду? – отступаю назад и жестом указываю на дверь. – Выйди, у меня полно работы.

– Я не уйду, пока не узнаю, – внезапно рычит злой Лев.

– Соня, можно? Я к вам по поводу авиакатастрофы, – на мое счастье в кабинет после одного стука просовывается голова журналиста Руслана.

– Да, Рус, заходи. Давай обсудим, – прохожу мимо незваного гостя, сажусь за компьютер и открываю ленту информагентства.

Молодой, но подающий надежды репортер, немного тушуется и растерянно смотрит на грозного Льва, у которого разве что дым из ушей не идет.

– Здравствуйте, – коротко кивает Руслан.

– Здравствуйте, – отвечает он недружелюбно.

– Рус, садись. А вы, Лев Николаевич, сходите к нашему координатору, она вам всё покажет в ньюсруме.

Он молча буравит меня цепким взглядом, но я держу оборону и делаю вид, что мне всё равно. Лев, наконец, сдается и выходит из кабинета. Дышать становится легче, и сердце потихоньку успокаивается.

Весь день проходит в напряжении. Три экстренных выпуска, в каждом по два прямых включения. Один раз мы потеряли сигнал с журналистом, вещавшим с места трагедии. Перенервничали все, а я больше других. Еще до полудня обнародовали список погибших и оказалось, что на частном самолете летел крупный бизнесмен и его младшая жена – токал. Выяснилось, что несколько лет он жил на две семьи, а его первая и официальная супруга даже не догадывалась о существовании второй. Пришлось отправить съемочную группу к особняку вдовы. Понимаю, что это почти цинично, но работа у нас такая.

Вездесущая Дина, наше справочное бюро, выяснила, что владелец холдинга разорвал контракт с прежней охранной фирмой и заключил договор с компанией Льва, которая устанавливала систему защиты в двух министерствах в столице. Дина сказала, что они нам здесь всё сделают по-новому и поменяют пропуски как в сами кабинеты, так и в студии и аппаратные. Что ж, вижу, что мечта Захарова осуществилась. Большая компания – большие заказы.

В обеденный перерыв сталкиваюсь в столовой с главным оператором Ринатом, который подбивает ко мне клинья со Дня журналистики. Мы с ним несколько лет работаем на одном канале, а он тут вдруг меня разглядел. Но я думаю, всё дело в том, что он недавно развелся и решил, будто я только этого и ждала. А еще он после пары бутылок пива мне сказал: «Я татарин, ты хоть и православная, но воспитывалась в мусульманской семье. Мы можем быть идеальной парой». Когда я сказала ему это на трезвую голову, он покраснел от стыда. А вообще Ринат – симпатичный мужчина сорока лет. Высокий, широкоплечий, черноволосый. И оператор хороший. Не зря ведь главный.

– Сонь, привет! – стоит с подносом у нашего с Мартой столика и улыбается, коротко кивнув моей подруге: – Марта.

– И тебе не хворать, – забавляется коварная женщина.

– Сонь, я не нашел твоей машины на парковке.

– А-а-а, да, она у меня не завелась, и я сегодня на такси.

– Могу тебя подвезти после эфира. Я тоже буду допоздна.

– Я, наверное, так же – на такси.

– А ты подвези, – Марта многозначительно смотрит на меня и пинает под столом. – Чего этой красоте ехать ночью с незнакомцем, да?

– Марта, как всегда, права, – лыбится Ринат. – Ну тогда я позвоню, как закончится выпуск.

– Позвони-позвони, – кивает подруга, не давая мне и рта раскрыть.

Когда довольный Ринат уходит, я бросаю гневный взгляд на Марту и спрашиваю:

– Это что за сводничество?

– А что? Клин клином вышибают, ты не слышала? Появился твой львеночек и ты потекла? Пусть знает, что ты не страдаешь.

– Но Ринат же в разводе! – протестую я.

– И? Мы в таком возрасте, что выбирать не приходится: либо разведенный, либо вдовец. Поверь мне, одинокий сорокалетний мужик в 90 случаев из 100 живет с мамой. А эти хуже разведенных и вдовцов.

Марта старше меня на десять лет. Она красивая восточная женщина с густыми кудрявыми волосами и выдающимся носом с горбинкой. Марта – своенравная и свободолюбивая курдянка, которая когда-то пошла против правил и законов, и не пожалела. В 18 лет ее украл соседский парень, а в 19 она от него ушла с новорожденной дочкой на руках. Благо, родители приняли ее обратно и помогли. С тех пор Марта воспитывает дочь одна и не теряет надежды найти настоящую любовь. Подруга в курсе нашей со Львом непростой истории любви и расставания. Восемь лет назад я, Вадик и она работали на другом канале. Еще тогда Марта сказала, что красивый мужик – бедовый мужик. Но я была так сильно влюблена, что не придала значения ее словам. А потом они с Вадиком и мои подруги детства Айлин и Диана вытаскивали меня из депрессии. Жить после расставания со Львом мне просто не хотелось.

Глава 4

В новостной аппаратной обычная суета перед большим эфиром. На часах без десяти девять, времени до старта всё меньше и меньше. Надеваю наушник с микрофоном и смотрю на мониторы, где мелькают кадры с места крушения самолета, фотографии погибших, лица репортеров, повторяющих текст перед прямым включением. Перевожу взгляд на картинку из студии: ведущая Карлыгаш, которую мы все зовем Карлой, просматривает подводки к сюжетам на планшете, встроенном в стол. Присматриваюсь к ней и замечаю выбившуюся прядь из прически.

– Девочки, – сообщаю в микрофон, – кто сегодня в студии? Подойдите к Карле, поправьте волосы, пожалуйста.

Через считанные секунды рядом с диктором появляется наш гример Айя, которая быстро все исправляет и фиксирует волосы лаком.

– Айечка, еще лоб припудри. Мне кажется, он блестит, – прошу я.

– Сонь, люблю, когда твоя смена, – подмигивает мне Карла, – перфекционизм в лучшем виде.

–Только сменщице моей не говори, – шучу я, и вся команда в аппаратной тихонько посмеивается, потому что знают о наших высоких отношениях с Алиной – еще одним выпускающим редактором. В прошлом году она по-крупному меня подставила, когда я пыталась скрыть, что моя подруга Диана – жена любовника известной актрисы Альбины Арман.

– Здравствуйте! – слышу за спиной голос самого главного шефа. Да что ж такое, утро с него началось, вечер, похоже, им же закончится.

–Здравствуйте! – команда переполошилась, увидев Данияра Булатовича во плоти.

– Не обращайте на нас внимания. Мы немного понаблюдаем за процессом. Вот, Лев, сюда тоже нужны электронные ключи, и в студию.

Услышав знакомое имя, я остолбенела. Он зашел следом за гендиректором, когда я как раз сверяла верстку со списком поступивших сюжетов. Бросаю на него быстрый взгляд через плечо и понимаю, что он смотрит на меня. Сдалась ему наша новостная? Всё это, я уверена, он смотрел еще днем. Стараюсь вернуться к работе и связываюсь по телефону с монтажкой, откуда до сих пор не прилетел третий по очереди сюжет.

– Ребят, что у вас? – спрашиваю видеоинженера. – Отправляете? Хорошо, проверьте и сразу скидывайте. Три минуты до эфира.

Когда на циферблате высвечивается 20:58, встаю из-за стола и мысленно готовлю себя к хорошему эфиру. Люблю свою работу, чувствую себя на своем месте, и даже присутствие бывшего не собьет меня с толку.

– Дети мои, всем удачи! – произношу я стандартную фразу, к которой все уже привыкли.

– К черту! – звучит традиционный ответ моей команды.

Слышу за спиной перешептывание руководителя с незваным гостем. Хочется врезать обоим за то, что отвлекают. Но… один меня уволит, другой подумает, что я одичала и превратилась в истеричку.

– Минута до эфира, – предупреждает режиссер, и в аппаратной всё замирает. – Пять, четыре, три, два, один! Мотор!

Звучит тревожная музыка, идут анонсы главных репортажей, заставка вечерних новостей, после чего появляется ведущая: «Вас приветствует информационная служба "Пятого канала". Наши корреспонденты и я, Карлыгаш Жусупова, готовы представить вам картину дня. Здравствуйте. Начнем выпуск с трагедии под Алматы, где сегодня утром разбился частный самолет».

***

В целом эфир прошел хорошо, без эксцессов. Я хотя и бывалый журналист, но тоже не могла сдержать слез, когда увидела родителей молодой стюардессы, погибшей в авиакатастрофе. «Она мечтала летать», – всё, что смог сказать убитый горем отец.

Выхожу на крыльцо телецентра ближе к десяти. Делаю глубокий вдох и поднимаю голову к черному небу. Какой теплый и уютный нынче сентябрь. Завтра у меня выходной, и надо хотя бы погулять с подружками, которые на пороге сорока лет успели развестись, снова выскочить замуж и родить детей. А у меня кот. И тот приходит только пожрать, поспать и посрать. Ну а чем не мужик?

– Мышка, – от его голоса хрустальное сердце, склеенное вдоль и поперек, дребезжит. Называть меня детским прозвищем – запрещенный прием.

Он встает рядом со мной плечом к плечу, и я знаю, что это нарочно.

– Господи, ну что еще? Оставь меня в покое. Христом Богом прошу, – молю я, бросая на него гневно-измученный взгляд.

– Ты же агностик? – от его чуть кривой, но сексуальной улыбки слабеют колени.

– За восемь лет взгляды поменялись. Сначала хотела постричься в монахини, потом решила: нет, в мире столько соблазнов, надо попробовать всё, – безбожно вру и ехидничаю.

– Поэтому так быстро выскочила замуж?

– Конечно, – продолжаю играть на его нервах, – надо же было на практике применить всё, чему ты меня научил. Чего добру пропадать?

– Софья, – хрипит он, потому что мои слова его задели. Он же был у меня первым. – Шутки у тебя стали ниже пояса.

– Не нравится? – вскидываю подбородок и хочу добить его окончательно, но не успеваю.

– Сонь, прости, задержался. Давно ждешь? – к нам идет Ринат, лицо которого сияет, как гирлянда на новогодней елке.

– Нет, только вышла. Поехали? – спрашиваю, не обращая внимания на разъяренного Льва.

– Сразу к тебе или, может, перекусим где-нибудь? – да етить —колотить, как говорил мой дед Ваня. Что за самодеятельность?

– Ко мне. Для перекуса я слишком устала, – притворно вздыхаю и искоса наблюдаю за тем, как у этого недоделанного царя зверей ноздри от гнева раздуваются.

– Понял, – расплывается в улыбке Ринат, будто думает, что ему что-то перепадет. – Поехали.