Конец времени. Полная Сага

Правая рука Командующей, вытянутая в сторону главных ворот, дрожала от напряжения.

Золотые узоры, словно раскалённые нити, ползли по её коже – от кончиков пальцев до запястья, дальше, выше, едва касаясь шеи. Они пульсировали, как живое существо, питая Силу, что удерживала невидимый барьер перед главными воротами.

За ним – тьма.

Чудища бились о преграду, их тела хлюпали, расплющивались, но они лезли и лезли, заполняя собой всё пространство. Воины Света рубили их, клинки сверкали, отсекая когтистые лапы, вспарывая брюха, но твари не останавливались. Они гибли десятками – но на смену павшим тут же лезли новые.

И воины тоже падали. Один – с разорванным горлом. Другой – с чёрным шипом, торчащим из глазницы. Третий – просто исчезал под волной тел.

Габриэлла чувствовала каждую потерю. Но у неё не было выбора.

Левая рука работала в такт – то взмывала вверх, то резко опускалась.

Взмах – и над крышами проносился ураган.

Не просто ветер – невидимая стена воздуха, сбивающая всё на своем пути. Твари, прыгавшие с кровли на кровлю, взлетали, как сухие листья, и разбивались о мостовую. Те, что только готовились к прыжку, срывались вниз, их кости хрустели, а чёрная жижа брызгала на стены домов.

Узоры на левой руке вспыхивали – от кончиков пальцев до локтя – и гасли, как огоньки в шторм.

Рука резко согнулась в локте, пальцы сжались в кулак. Узоры взрывались золотым светом – и с неба обрушивались ледяные копья. Огромные, заточенные, смертельные. Они пронзали тварей, рвущихся через задние улицы, пригвождая их к земле. Но ни один воин Света не пострадал – лёд чувствовал своих.

А Габриэлла мчалась дальше. К озеру. К центру города, к его сердцу.

Разорванная между двумя фронтами, она не могла позволить себе слабину. Но сколько ещё выдержит её Сила? И сколько ещё выдержит город?

Конь Ли-Суна резко встал на дыбы, его могучие передние копыта взметнулись в воздух, а ноздри раздулись, вдыхая смрад чудищ. В тот же миг Хранитель оторвался от седла – его движение было настолько плавным, что казалось, будто он не подчиняется земному притяжению, а лишь позволяет ему на мгновение коснуться себя.

И вот – он в воздухе.

Между моментом, когда его тело покинуло спину скакуна, и тем, когда его ступни должны были коснуться земли, из его силуэта, будто второе дыхание, исторгся золотистый туман.

Сначала это была лишь лёгкая дымка, мерцающая, как солнечный свет сквозь утреннюю росу. Потом она сгустилась, обретая форму – точную копию Ли-Суна, его тень, внезапно ставшую плотью.

Очертания проступили. Мускулы, повторяющие каждый изгиб оригинала. Чёрные доспехи, такие же облегающие и бесшумные. Короткие тёмно-русые волосы, такие же взъерошенные бешенной скачкой.

И главное – такой же двойной изогнутый меч, появившийся в руке двойника, будто выкованный из того же лунного света.

В тот миг, когда ступни Ли-Суна коснулись земли, перед толпой чудищ стояли уже два воина. Близнецы души, разделенные древней Силой.

Один – Ли, его лицо сохранило холодную сосредоточенность оригинала, меч уже занесен для первого удара.

Второй – Сун, его губы растянулись в едва заметной улыбке, будто он давно ждал этого момента.

Их движения были зеркальны, но не одинаковы – где Ли рубил горизонтально, Сун наносил удар по диагонали, создавая смертельную сеть из стали.

Чудища, уже было бросившиеся вперёд, замерли в нерешительности.

Кого атаковать? Кто из них настоящий?

Но ответа не было. Потому что оба были настоящими. И оба – смертельно опасными.

Габриэлла коснулась земли лёгким соскальзыванием, её правая рука по-прежнему была вытянута в сторону главных ворот, пальцы дрожали от напряжения, удерживая невидимый барьер. Но её глаза были прикованы к Ли и Суну, ворвавшимся в самую гущу чудовищ, что преградили им путь.

Они начали как одно целое – два клинка, скрещенные перед собой, рассекли первую волну тварей, чёрная жижа брызнула в стороны, как чернила из разорванного мешка. Затем, будто по незримому сигналу, они разошлись.

Ли шагнул влево, его тело изогнулось, словно тростник на ветру, избегая удара когтистой лапы. Его меч просвистел в воздухе, описывая широкую дугу, и три головы чудищ взлетели вверх, ещё на миг сохраняя оскал. Он присел, пропуская над собой прыгающее создание, и в тот же миг его клинок вспорол ему брюхо снизу-вверх. Внутренности, чёрные и вязкие, обрушились на землю, а он уже откатился в сторону, вставая на одно колено, чтобы тут же подпрыгнуть вертикально вверх, избегая щупальцевидных отростков, впившихся в землю там, где он только что стоял. В воздухе он перевернулся, и его меч рассек тварь пополам по диагонали.

Сун, в то же время, двигался зеркально, но иначе. Он проскользнул между двух чудищ, его клинки сверкнули – одно существо лишилось конечностей, второе, не успев понять, что произошло, рухнуло, разрезанное от ключицы до бедра. Он прижался к земле, пропуская над собой взмах когтей, затем резко выпрямился, вонзив оба меча в горло нависшего над ним чудовища. Выдернув клинки, он провернулся на месте, его плащ взметнулся, как крылья летучей мыши, а лезвия срезали ноги у ещё двух тварей. Они рухнули, и он добил их одним точным ударом в затылок.

Кровь тварей брызгала на их лица, оставляя чёрные подтеки на скулах, капли жижи застывали на доспехах, но они не замедлялись.

Один раз когти чудища чиркнули по плечу Ли, оставив тонкую красную полосу – он даже не моргнул, просто развернулся и вонзил меч в глазницу нападавшего.

Другой раз Сун получил удар в бок – но лишь скользящий, неглубокий. Он усмехнулся, будто это было забавно, и снес голову обидчику одним молниеносным взмахом.

Они не говорили. Они не кричали. Они просто убивали – методично, красиво, как будто это был не бой, а ритуал. И чудища, несмотря на свою численность, начали отступать. Потому что против одного смертоносного воина можно было сражаться. Но против двух, движущихся как единое целое, но при этом абсолютно непредсказуемых – не было шансов.

Габриэлла мгновенно оценила поле боя – её золотистый взгляд скользнул по сражающимся Ли и Суну, по их безупречным движениям, по грудам уже поверженных тварей. Они справлялись. Более того – они доминировали. Эта часть битвы была в надежных руках.

Но вторая угроза требовала немедленного внимания.

Чудища у задней части города уже прорвались глубже, их чёрные, извивающиеся тела заполняли узкие улочки, словно живая река тьмы. Они были уже в нескольких десятках шагов от центральной площади, от озера – от сердца Еремода.

Габриэлла взмахнула левой рукой – резко, почти яростно.

Голубоватые плиты, столетиями отполированные шагами жителей, взорвались с оглушительным треском. Острые осколки камня, сверкающие, как ледяные клинки, впились в тела чудищ. Одних просто отшвырнуло назад, других – пронзило насквозь, пригвоздив к стенам домов. Чёрная жижа брызнула на фасады, но поток тьмы замедлился.

И этого мгновения хватило. Воины Света обрушились на них с тыла.

Конница врезалась в замешкавшихся тварей, копья пронзали спины, мечи рубили с плеч. Спешившиеся воины, выстроившись стеной щитов, прижали чудовищ к разрушенной мостовой, не давая им разбежаться.

А Габриэлла уже разворачивалась, её плащ взметнулся, как крыло. Она знала – это лишь временная передышка.

И уже через мгновение крики разорвали воздух у боковых ворот – не просто крики ужаса, а предсмертные вопли. Чудища, словно чёрный прилив, обогнули улицы, сметая всё на своём пути. Они рвали в клочья тех, кто не успел укрыться в пещерах – стариков, замешкавшихся женщин, раненых мужчин. Их кости хрустели под когтями, кровь брызгала на стены домов, а тьма неумолимо продвигалась к центру города, к озеру.

Габриэлла резко огляделась.

Слева – твари, рвущиеся к озеру, находящие новые пути, словно сама тьма подсказывала им слабые места.

Впереди – ещё одна волна, преграждающая путь мирным жителям к укрытию и уже почти достигшая площади.

Сзади – новые тени, выползающие из переулков.

Справа – главные ворота под натиском армии тьмы.

Ли рванул туда, где за спиной Командующей раздались новые крики, его тело промелькнуло мимо Габриэллы, как серебристая молния. Сун остался впереди, его клинки сверкали, описывая смертельные дуги, но даже он не мог сдержать весь этот чёрный поток.

И тогда Габриэлла сделала выбор. Тяжёлый выбор.

Она резко опустила правую руку, и барьер у главных ворот рухнул.

Узоры на её коже, уже достигшие шеи, вспыхнули последним золотым светом. Левую руку она тоже опустила вниз – и на мгновение замерла.

Тишина. Пульсация Силы в жилах. Затем – взрыв движения. Она выбросила руки вперёд, и озеро окутал невидимый щит.

Вода, ещё секунду назад беззащитная, теперь была окружена барьером, непроницаемым, как сама воля Габриэллы.

И в тот же миг главные ворота пали.

Дерево и металл разлетелись в щепки под натиском чудовищ. В город хлынула тьма – чёрные, извивающиеся тела, шипящие, скрежещущие, ненасытные.

Но вместе с ними ворвались и Дети Света – те, кто ещё оставался за стенами. Их клинки сверкали, отрезая тварям пути к отступлению, их крики сливались с рёвом чудовищ.

Одни воины бросились вдогонку за теми тварями, что уже прорвались вглубь города.

Другие развернулись, отрезая оставшуюся часть армии тьмы, стараясь не дать ей соединиться с основной массой.

А Габриэлла стояла перед озером, её руки дрожали от напряжения, но её взгляд был твёрд.

Она защитила святыню. Но какой ценой? Город горел. Улицы тонули в крови. А тьма всё прибывала.

Глухой хлопок, словно удар гигантского сердца, прокатился за спиной Габриэллы. Звук был таким низким, что сначала показалось, будто сама земля застонала. Она почувствовала его не ушами – затылком, кожей, каждой клеткой тела. Холодная волна ужаса пронеслась по жилам, заставив золотые узоры на её руках вспыхнуть ярче.

Даже твари замерли.

Их шипение, скрежет, вопли – всë стихло. Чудовища застыли, как будто невидимые нити внезапно натянулись, сковывая их тела. Воины Света, воспользовавшись паузой, добивали оцепеневших врагов, но уже через мгновение и они застыли, повернув головы к горизонту.

Оно приближалось.

Габриэлла медленно повернулась вполоборота, руки всё ещё были вытянуты к озеру, барьер дрожал, как паутина на ветру.

И она увидела. Стена огня. Выше самых высоких башен Еремода, шире города, она неслась на них, пожирая пространство. Это не было обычным пламенем – оно переливалось кроваво-чёрными и ядовито-зелёными оттенками, его языки извивались, как живые щупальца, оставляя за собой не пепел, а пустоту. Трава под ним не горела – испарялась. Камни не трескались – рассыпались в пыль. Воздух вибрировал, искажаясь от жара, которого ещё даже не чувствовали, но уже боялись. Пламя стирало само время, оставляя только мёртвую пустоту.

– Все в пещеры!

Голос Габриэллы прорвался сквозь гул надвигающегося ада, чистый и резкий, как удар хрустального колокола. Каждое слово вонзилось в сознание воинов, заставив их вздрогнуть от внезапной ясности.

Она развернулась полностью, барьер вокруг озера рассыпался золотыми искрами. Перед ней стояли Ли и Сун. Их лица, забрызганные чёрной жижей, были обращены к ней, глаза – зеркала её собственной решимости.

– Уведите всех в пещеры: воинов, раненых, жителей… – её пальцы сжались в кулаки, золотые узоры потускнели, Сила покидала их. – И вернитесь за мной!

Хранители кивнули без лишних слов и возражений. Это был не приказ, а договор, скрепленный годами сражений плечом к плечу.

Они рванули прочь, растворяясь в толпе, их плащи мелькали среди воинов, подхватывающих раненых, толкающих вперёд детей, стариков. Твари будто растворились в пространстве. Остались только город, дети и воины Света и пламя.

Стена огня была уже близко. Её жар обжигал лицо, ветер, рожденный движением, рвал волосы, заставлял плащ трепетать, как испуганную птицу.

Но она не отступала. Потому что знала – кто-то должен дать им время. И этот кто-то – была она.

Улицы Еремода походили на кровавый лабиринт. Каждый камень мостовой был испачкан – то алыми лужами, то чёрными подтеками жижи, то следами босых ног, оставленными в панике.

Ли бежал, сгорбившись под тяжестью раненого воина, перекинутого через плечо. Тот стонал сквозь стиснутые зубы – его нога была пробита насквозь острой костью чудища, и с каждым шагом из раны сочилась густая кровь, капая на камни. В другой руке Ли сжимал маленькую ладонь мальчишки лет десяти. Ребенок бежал, спотыкаясь, глаза, широкие от ужаса, были полны слез, но он не плакал – словно весь его страх застыл внутри, не находя выхода.

Сун бежал рядом, неся на руках молодую мать. Она прижимала к груди младенца, завернутого в окровавленное покрывало. Её пальцы впились в плечи Суна, будто она боялась, что, если разожмет их хоть на миг – тьма тут же заберет её дитя. Младенец не кричал, не плакал – он просто смотрел большими, непонимающими глазами в лицо Хранителя, словно спрашивая: «Почему так страшно?»

Позади них ковыляли двое воинов, обнявшись за плечи. Один хромал – его доспех на боку был разорван, и сквозь рану виднелись белесые рёбра. Второй, почти слепой от крови, заливающей лицо, вел их, шепча что-то сквозь разбитые губы – может, молитву, может, ругательство.

Они миновали последние дома, выбежали за ворота – и перед ними открылась скала.

Тёмный, неровный выступ, будто вросший в саму землю. У его основания зиял проход – узкий, как щель, ведущий вниз, в галерею пещер.

Люди ринулись туда, толкаясь, спотыкаясь. Кто-то упал – его подхватили, не останавливаясь. Кто-то кричал, зовя потерявшегося ребенка – но времени на поиски не было.

Они забирались вглубь, под землю, в сырой мрак, где пахло плесенью и древними страхами.

Никто не знал, спасет ли это их. Никто не знал, что там, впереди. Но позади оставалась только стена огня – и потому они бежали, цепляясь за последнюю надежду, как за тонкую нить над пропастью.

Габриэлла стояла неподвижно, как изваяние, высеченное из самой ночи. Её плащ, цвета грозовой тучи, трепетал за спиной от ветра надвигающейся погибили. Перед ней бушевала стена огня – живая, дышащая, пожирающая само пространство. Её жар уже обжигал кожу, вырывая слёзы, которые тут же испарялись, не успев скатиться по щекам.

Но она не отступила ни на шаг.

Глубокий вдох. Медленный, как отлив древнего моря, наполняющий лёгкие не воздухом, а самой сутью мира.

Выдох. Тихий, как последний шёпот умирающего.

Её руки, опущенные вдоль тела, казались безжизненными – пальцы прямые, направленные в землю, будто корни, впивающиеся в камень. Но если приглядеться, можно было заметить едва уловимое движение – лёгкую дрожь, пробегавшую от кончиков к запястьям, словно под кожей перекатывались невидимые волны.

Золотые узоры начали оживать.

Сначала – тонкие, как паутина, линии на пальцах, мерцающие, словно солнечные зайчики на воде. Затем они стали гуще, ярче, превращаясь в реки света, которые текли по её рукам, огибая каждый сустав, каждую линию. Вены набухали, наполняясь золотым сиянием, будто в них текла не кровь, а расплавленное солнце.

Узоры поднимались выше. К запястьям. К локтям. К плечам.

Они обвили её шею, как драгоценное ожерелье, коснулись подбородка, поползли вверх по щекам, к вискам. Тончайшие прожилки света добрались до глаз – и тогда её взор вспыхнул.

Зрачки исчезли, растворившись в золотом пламени, которое заполнило глазницы, вырвалось наружу, осветив её лицо изнутри.

Стена огня была в шаге от неё.

Жар стал невыносимым, воздух заколебался, искажаясь, как над раскалёнными камнями. Первые языки пламени уже тянулись к ней, жаждущие коснуться, обжечь, стереть.

И в этот миг Габриэлла развернула ладони. Резким чётким движением. Она вывернула кисти навстречу огню, слегка разведя руки, всё ещё опущенные вниз.

Барьер возник мгновенно. Невидимый, но ощутимый – как стена из самого света, как граница между мирами. Огненная стена врезалась в него. Пламя вздыбилось, закрутилось вихрем, яростно бросаясь вперёд, но не могло пройти.

Оно било в барьер, как прибой о скалы, разбрасывая искры, шипя от бессилия.

Габриэлла стояла, вросшая в землю, как древний дуб, что веками противостоит бурям. Её тело дрожало от напряжения – каждая мышца, каждая жила кричала под невыносимым натиском огненной стены. Оно давило на барьер с чудовищной силой, словно сама смерть, разъярённая тем, что ей преградили путь.

Жар прожигал даже сквозь защиту, обжигая кожу. Давление ломало кости, заставляя суставы скрипеть. Сила, что пульсировала в золотых узорах, медленно, но верно истощалась. Но она не могла отступить. Ещё не все успели спастись.

И даже если пещеры дадут укрытие – кто знает, что ждет их в глубине?

Тем временем, Ли и Сун снова рванули в город.

Они прошли сквозь толпу, что уже укрывалась в пещерах – старики, прижимающие к груди детей, женщины, закрывающие уши, чтобы не слышать рёв огня, раненые воины, стиснувшие зубы от боли.

Они вернулись за теми, кто остался.

Ли нашёл мужчину без сознания – его грудь едва поднималась, но он дышал. Без лишних слов Хранитель перекинул его через плечо, даже не сбавляя шага.

Сун подхватил на руки маленькую девочку. Её глаза, огромные от ужаса, были сухими – она уже выплакала весь свой страх. Её отец, хромая, оперся на плечо Суна, но тот лишь крепче прижал его, не позволяя упасть.

Они бежали обратно, минуя последние дома.

Город был пуст. Точнее – почти пуст. Все, кто ещё мог двигаться – ушли. Все, кто ещё дышал – спрятались.

Габриэлла вглядывалась в бушующее пламя, её золотые глаза, наполненные светом, отражали танцующие языки огня. И вдруг – в самой гуще адского жара – возник силуэт.

Сначала это была лишь тень, колеблющаяся в мареве раскаленного воздуха. Она плыла сквозь пламя, не сгорая, не искажаясь – будто огонь расступался перед ней, признавая своего хозяина.

Габриэлла сжала зубы – иллюзия?

Но нет.

Силуэт приближался. С каждым шагом его очертания становились чётче, детальнее, реальнее. И вот – он предстал перед ней во всей своей пугающей красоте.

Он был высоким, стройным, но не хрупким – каждое движение выдавало гибкую, хищную силу. Его тело казалось сотканным из самой пустыни.

Кожа – не кожа вовсе, а плотный песок, перемешанный с пеплом и мельчайшими осколками стекла. Каждая частица сверкала в пламени, как крошечный алмаз, создавая иллюзию живого, дышащего существа, покрытого звёздной пылью.

Торс – рельефный, будто высеченный из мрамора рукой мастера, одержимого совершенством. Мускулы играли под «кожей» при каждом шаге, но не как у воина – а как у змеи, готовой к броску.

Низ тела обтягивал нечто вроде килта – полупрозрачного, струящегося, едва прикрывающего бедра. Материал переливался, словно соткан из дыма и теней.

Ноги – длинные, с резными икрами, босые. Он будто не шёл, а скользил над землей.

Его лицо было слишком прекрасным, чтобы быть настоящим. Скулы – острые, как лезвия. Нос – прямой, благородный. Губы – чуть пухлые, приоткрытые в лёгкой, многозначительной улыбке. Глаза – багровые колодцы. Не зрачка, не радужки – просто бездонная краснота, в которой пульсировала тьма. Они впивались в Габриэллу, проходили сквозь кожу, мышцы, кости – прямо в душу.

Он подошëл вплотную. Пламя замерло вокруг него, будто затаив дыхание. Его губы дрогнули – и раздался голос. Шуршащий, словно песок, пересыпающийся в часах. Манящий, как шёпот любовника в полуночи. Завораживающий, как колыбельная, обещающая вечный сон.

– Здравствуй, Габриэлла, Дочь Света.

И она поняла. Перед ней стоял Пожиратель Времени, Ворак-Тал во плоти.

Ли и Сун мчались сквозь пылающий город, их тела сливались с тенями, ноги едва касались раскалённого камня. Они чувствовали – не просто знали, а ощущали в собственной крови – как Силы Габриэллы иссякают.

Жар, что прожигал даже сквозь доспехи. Боль, острой иглой вонзающаяся в виски. Натиск, будто горы давили на плечи. И теперь – страх. Не просто тревога, а леденящий, чужой ужас, прорвавшийся сквозь нерушимую волю Командующей.

Они видели её – одинокую фигуру перед стеной огня. Видели его – того, кто стоял перед ней, прекрасного и невыразимо чужого.

Их шаги слились в один ритм, их дыхание стало единым. Они подбежали к ней абсолютно синхронно, как две части одного целого. Правая рука Ли легла на её левое плечо. Левая рука Суна – на правое. И в тот же миг их вены вспыхнули. Золотые узоры, точно такие же, как у Габриэллы, поползли по их рукам, сливаясь с её Силой, усиливая её для последнего аккорда воли Командующей.

Она отвернула ладони. Выдохнула. И мир взорвался светом. Трое исчезли, растворившись в золотистой дымке, будто их никогда и не было. А огненная стена рванула вперёд, поглощая то место, где они стояли.

Пожиратель не двинулся с места. Он лишь наблюдал, как пламя стирает город из времени. Камень не горел – рассыпался в песок. Дерево не тлело – испарялось. А когда огонь коснулся озера – вода зашипела, но не паром, а чёрным пеплом, поднимающимся в небо, как похоронный саван. Сантиметр за сантиметром Священное озеро Еремод исчезало, пока не испарилась последняя капля.

И тогда пламя погасло само. Не потухло – растворилось, как и его хозяин, унесённое ветром в никуда.

В пещере, где дрожали от страха люди, внезапно заколебалась золотистая дымка. И из неё явились они – в той же позе, в какой исчезли. Габриэлла, Ли и Сун.

Хранители убрали руки – и слились в одного, как две капли ртути в лёгкой золотистой дымке. А Командующая рухнула на колени, её тело вдруг ставшее слишком хрупким. Ли-Сун опустился рядом, коснувшись её плеча.

И в тот же миг – где-то там, за стенами пещеры – испарилась последняя капля озера. Габриэлла не закричала. Не застонала. Лишь глухо выдохнула – и в этом звуке была вся боль мира, вся пустота, что теперь зияла на месте святыни.

Глава 10

Двери тронного зала Детей Ночи распахнулись с глухим стуком, словно сам ветер отчаяния ворвался в покои.

Фраяна стояла в проеме, окутанная запахом крови и пепла.

Её огненно-рыжие волосы, обычно собранные в безупречный хвост, теперь растрепались, слипшиеся тёмными прядями от крови и пота. Лицо, обычно столь гордое, было искажено болью – бледное под слоями грязи и засохших брызг чёрной жижи тварей. На плече рядом с шеей зияла рана – глубокая, с рваными краями, будто коготь какого-то чудовища едва не вырвал кусок плоти. Её доспехи, некогда отполированные до зеркального блеска, теперь были исцарапаны, вмятины и царапины сверкали тускло, как шрамы на коже мертвеца. Плащ безжизненно висел за спиной, тяжëлый от крови и пыли.

Но хуже всего были глаза. Обычно – холодные, как зимние звёзды, теперь они горели. Яростью. Болью. Предчувствием потерь, которые ещё не названы.

Эльдриан вскочил так резко, что его стул из тёмного красного дерева, украшенный серебряными инкрустациями в виде звёздных созвездий, грохнулся на пол. Звук эхом разнесся по залу, но ни он, ни советники не обратили на это внимания.

Фраяна молча подошла к столу. Её ладони впились в хрустальную поверхность, пальцы сжались, будто она готова была раздавить столешницу в пыль.

– Мы отбили Хартумеш.

Голос её был осипшим, словно она кричала так долго, что сорвала его.

– Погибло много воинов.

Пауза. Глубже вдох.

– Погибли некоторые Священные животные и птицы.

Эльдриан не дыша слушал, но его глаза уже метали молнии.

Фраяна не опускала взгляд.

– Но земля отравлена. Хартумеш теперь – безжизненный камень и пепел. Звери и птицы ушли… но где они найдут дом? Выживут ли?

Эльдриан закрыл глаза. Всего на мгновение. Но когда он открыл их снова – в них не было гнева. Только боль. Глубокая, как пропасть между мирами. Его голос зазвучал глухо:

– Военачальник Валрик не вернулся с холмов Лерсивула.

Фраяна выпрямилась, будто получила удар.

– Теперь там нет ничего.

Его голос раскололся, как лёд под тяжестью правды:

– Ни жизни. Ни тел. Огненная стена прошла по холмам и равнине … и стерла всё.

Фраяна закрыла глаза. И тогда – слеза. Одна. Единственная. Она скользнула по её грязной щеке, оставив чистый след, как капля дождя на запылённом стекле.

Но это была не слабость. Это была печаль воина, оплакивающего не только мёртвых – но саму землю, что больше не будет прежней.

Фраяна медленно открыла глаза, и в их глубине, словно отражение далёких звёзд, мерцала твёрдая решимость.

– Оставьте нас.

Её голос прозвучал тихо, но с той неоспоримой властностью, перед которой даже воздух замер в почтительном поклоне. Советники, не проронив ни слова, скользнули к дверям, и тяжёлые створки из чёрного дерева беззвучно сомкнулись за их спинами, оставив брата и сестру в звенящей тишине тронного зала.