Тень Заката. Наследие Хара

Иван Фрюс

Тень Заката. Наследие Хара

Глава 1

Первый удар ветра пришёлся по куполу так, что пол под ногами дрогнул, будто не сверхпрочная зарионовая решётка держала его, а старый земной пластик.

– Сектор «Север-3», шквал до ста двадцати, – сухо проговорил ИИ. – Давление на оболочку: девяносто пять процентов от максимального допустимого. Режим: предаварийный.

– Охренеть, – выдохнул кто-то за спиной.

Игорь не обернулся. Он стоял у центрального пульта управления штормом, ладони на тактильных панелях, взгляд – врезан в голографическую проекцию над столом. Красноватое небо Проксимы было перекрыто слоем данных: линии фронта, вихревые столбы, стрелки потоков, мигающие точки транспорта и людей.

«Север-3» на карте выглядел, как жалкий пузырёк света, прижатый сверху зелёно-оранжевой массой циклона.

– Башня «Грот-2», статус, – бросил Игорь. – Я вас не вижу по силовому.

Голос оператора тут же прорезал эфир:

– «Грот-2» на связи! Переход в режим максимального рассеивания, но нас мотает. Катушки живые, обледенения нет.

На другом экране мелькнуло окно: башня – тонкая игла из металла, утыканная кольцами катушек, – вилась в потоках дождя и ветра, вытягивая из облаков молнии. Вспышка – бело-фиолетовая, за ней – глухой, почти физический удар по козырьку базы.

– Климатчики, держите частоту в коридоре, – Игорь стиснул зубы. – Нам нельзя дать фронту уйти к «Север-4», они там только купол подняли.

– Если ветер захочет – уйдёт, – пробормотала где-то справа Эльза, но достаточно тихо, чтобы это осталось просто усталым констатированием, а не саботажем приказа.

Эльза сидела за соседним пультом, волосы затянуты в тугой хвост, глаза покрасневшие от недосыпа. Её консоль была забита данными по влажности, температуре, конвекции. Слой за слоем она сдвигала, глушила и усиливала потоки, пытаясь направить стихию туда, где меньше людей и техники.

– «Мустанги-1» и «Мустанги-2», доклад, – Игорь переключился на другой канал. – Сколько ещё людей в жилом секторе?

– «Мустанг-1», – отозвался хрипловатый голос водителя. – Забираем последнюю группу из блока «Бета». Тридцать две жопы на борту. Пытаемся не перевернуться.

На голограмме две иконки – тяжелые броневики с четырьмя поворотными колёсами и низкими, приземистыми корпусами – пробирались по залитому водой коридору внешней улицы. Над ними фонтанами лупил дождь, фонари едва пробивали мутный поток воздуха.

– «Мустанг-2» здесь, – второй водитель явно давил панику. – Воду из дренажей уже выбило. Нам через нижнюю рампу не пройти, всё в говне!

– Объезжайте по техтоннелю «Юг-2», – быстро ответил Игорь. – Я дам вам зелёный по шлюзам. Эльза, откроешь им?

– Уже, – она провела рукой по панели, синяя линия маршрута на карте чуть сдвинулась. – Но если вода поднимется ещё на сорок сантиметров, ваши герои будут плавать.

– До этого времени мы их вытащим, – отрезал Игорь. – «Шторма», вы где?

– «Шторм-1» на подходе, – через шум помех пробился знакомый, наглый голос Кайто. – Вижу ваш милый пузырь. Вижу, как его сейчас, блядь, сдует.

– Держи язык, пилот, – вмешался диспетчер. – У тебя на борту сорок человек.

Игорь машинально улыбнулся. Четыре года прошли, а Кайто всё так же ухитрялся смеяться, когда другим было не до шуток.

Он вывел на экран картинку с борта «Шторма».

Тяжёлый конвертоплан – гибрид штурмовика и транспорта – пробивал слой тёмно-фиолетовых облаков, винты-ротора вращались вертикально, удерживая машину над бушующей поверхностью. Ветер швырял машину из стороны в сторону, но стабилизаторы и инерционные компенсаторы выравнивали её, глядя со стороны – почти магически.

Внизу, под стеклом, мелькало что-то тёмное и живое: тоскующие по ветру кроны кроводревов, их толстые, изогнутые стволы, похожие на сросшиеся сосуды, отклонялись под напором воздуха. Листьев как таковых не было – вместо них зияли полупрозрачные пластины, которые шуршали и вспыхивали тусклым внутренним светом при каждом порыве.

– Красота же, – протянул Кайто. – Если бы не угрозы смерти, я был бы туристом, а не пилотом.

– Сбавь высоту, – приказал Игорь. – Тебя слишком сильно сносит. Возьми курс на восточный шлюз, «Мустанги» к нему подтяну.

– Принято. «Шторм-1» корректирует маршрут.

Игорь перевёл дыхание, но расслабляться нельзя было ни на секунду. Каждый новый запрос, каждый красный треугольник на карте – чьи-то жизни, чьи-то семьи, чьи-то будущие жалобы в отдел снабжения, если всё закончится хорошо.

«Если» – всегда висело в воздухе.

Четыре года назад он думал, что после хара самое страшное позади. Что дальше останется только строить, сеять, выравнивать. Планета показала: нет. Когда умерла биосеть, исчезла не только угроза. Исчез хрупкий баланс.

– Сектор «Ферма-2», у вас что за цирк? – вмешался голос из соседного блока связи. – У вас по датчикам давление в куполе падает.

– Не «Ферма-2», а «Ферма-2-Север», – буркнул мужчина с седыми висками, координатор аграриев. – Это у нас клапан сброса клинит. Сейчас…

Игорь резко поднял руку.

– Стоп! Не трогайте клапан. Эльза, покажи «Ферму-2».

На карте вспыхнул ещё один зум. Купол фермы – меньший, чем жилой, но всё равно внушительный – стоял на краю «Север-3», вплотную к краю леса. Ветер пытался оторвать его от земли, как детский шарик. По периметру ползли тяжёлые тени – риллы, сбившиеся в стадо, пытались уйти от урагана в сторону бетонных стен. Над ними, как медузы, плыли стаи стайников – полупрозрачных, похожих на летающих скатов существ, пытающихся поймать потоки и не сорваться в бешеную пробку ветра.

– У вас давление падает, потому что створки не держат перепад, – быстро сказал Игорь. – Закрепите внешние фермы и отрежьте верхний ярус. Пусть внутренние системы выровняют.

– Но там же тридцать процентов посевов! – взвыл аграрий.

– Зато внизу – люди, – тихо сказала Эльза. – А людей у нас нет десятипроцентного резерва.

Пауза.

– …Понял, – мужчина осёкся, голос стал жёстким. – Режем верх. Давайте команды нашим.

На секунду в центре зала стало совсем тихо. Даже ИИ как будто снизил громкость, не дублируя уведомления вслух, только мелькая надписью в углу зрения.

Игорь сжал пальцы, чувствуя, как ноет старая травма в руке – напоминание о самой первой аварии ещё в Велесграде. Тогда отец спас его. Здесь спасать приходилось самому, и каждый раз – не всех.

– «Мустанг-1», доклад по людям, – выдавил он. – Вы уже у техтоннеля?

– Да, – водителю явно было не до юмора. – Нас залило до уровня фар. Если бы не приводы на колёсах – всё, хана. Но прорываемся. До шлюза триста метров.

– «Мустанг-2»?

– Вошли в тоннель, – ответил второй. – Здесь ветра меньше, но вода скоро к нам доберётся.

– Эльза, дай им на пути зелёный по всем внутренним шлюзам. Проходной коридор, без остановок.

– Уже. Но если кто-то из техников сейчас полезет туда руками – их просто засосёт, – пробормотала она.

– Объяви общий запрет на выход в техтоннели, – сказал Игорь. – Только дистанционный режим.

– Принято, – вмешался голос ИИ. – Ограничение движения персонала по техническим туннелям – введено.

– Миша, – раздалось из угла зала, – у нас по «Север-3» связи с внешними дронами нет.

Игорь автоматически поправил:

– Я не Миша.

Оператор покраснел:

– Прости, Игорь. Эн-47-«Циклон» и два Эн-52 пропали с сетки. Они были на северной кромке леса, отслеживали крону кроводрев. Последний сигнал – десять минут назад, глубина облаков четыреста метров, после – белый шум.

– Белый… – Игорь нахмурился. – Это у нас по биосети такой шум был. А биосети больше нет.

– Может, перегрузка разрядом? – осторожно предположил Кайто по общему каналу. – Там же молнии как бешеные.

– Может, – отозвался Игорь. – Пока шторм не уляжется, лезть туда нечего. Металл нам ещё вывезти надо.

– Ты думаешь про металл больше, чем про дроны, – съязвила Эльза.

– Я думаю про людей, – он посмотрел на неё. – Дроны нам всучат новые, если потеряем. Людей – нет.

Её взгляд на секунду смягчился. Между ними уже давно не было той старой, совсем юношеской лёгкости. Слишком много мёртвых за эти годы, слишком много компромиссов. Но в такой момент старые швы хоть как-то держали.

– «Шторм-1», посадку готовим? – Игорь снова переключился на внешний канал.

На экране кабины «Шторма» всё тряслось. За стеклом – белёсая стена дождя, то и дело прорезаемая фиолетовыми шрамами молний. Под самолётом, сквозь воду и туман, мелькал купол «Север-3», как светящееся яйцо, над которым несётся железный молох неба.

– Видимость – хреновая, – сообщил Кайто. – Но я вижу вашу посадочную платформу. Лебёдки готовы?

– Готовы, – ответил диспетчер посадочного узла. – Платформа в максимальном углублении, ветровые щиты подняты.

– Хорошо. Ещё чуть-чуть, и ваши пассажиры вылезут и пожалуются, что укачало, – усмехнулся пилот, но в его голосе чувствовалось напряжение.

Игорь поймал себя на том, что задержал дыхание. На голограмме «Шторм» медленно снижался, проваливаясь в гущу штормовой каши. Раз, другой, третий – стабилизаторы работали на пределе. Несколько раз индикация высоты дёргалась, будто система сама не понимала, где небо, а где уже почти купол.

– Примем в любом случае, – тихо сказал диспетчер посадки. – Мы его не уроним.

– Если уроните – сами полетите ехать, – пробормотал Игорь.

– Чё? – не понял тот.

– Ничего, работаешь хорошо, – отрезал Игорь. – Держи курс.

«Шторм» в очередной рывок провалился вниз, и на секунду картинка стабилизировалась: платформа, щиты, всполохи света на мокром металле. Гидравлические лапы платформы поднялись ему навстречу, магнитные замки вспыхнули голубым. Контакт.

– Посадка, блядь, есть! – выдохнул Кайто.

По залу прокатилась волна облегчённых вздохов, кто-то даже хлопнул в ладоши. Игорь позволил себе короткую улыбку и тут же переключился:

– Сколько у тебя там людей?

– Все, кого успели загрузить из «Гамма-сектора», – ответил Кайто. – Тридцать восемь. И один псих, который решил в шторм выйти курить на лестницу, но его Лиана пинком загнала обратно.

– Передай Лиане, что она молодец, – сказал Игорь. – А этому психу мы потом покажем статистику смертности на открытых лестницах.

– Ага, – хмыкнул пилот. – С радостью.

Игорь ещё несколько минут слушал, как «Мустанги» докладывают о входе в купол, как аграрии отчитываются о срезанном верхнем ярусе – тридцать процентов посевов к чертям, зато люди живы. Как климатчики постепенно отводят шторм на восток, в сторону пустого, выжженного плато, где когда-то стояла одна из опор биосети.

Только когда зелёная зона над «Север-3» расширилась хотя бы до десяти километров, он позволил себе отойти от пульта.

Ноги дрожали так, будто он сам бегал по этим тоннелям, а не гонял по ним иконки.

– Ты как? – тихо спросила Эльза, глядя на него из-под своего монитора.

– Нормально, – соврал он.

– Врёшь, – она сняла гарнитуру, потёрла виски. – Но это нормально.

Он усмехнулся краем губ.

– У нас по регламенту двадцать минут перерыва после первой фазы шторма, – напомнил ИИ. – Рекомендую восстановить водно-солевой баланс.

– Слышал, что железка сказала? – буркнул Кайто, который всё ещё висел на линии, хотя уже давно мог отключиться. – Пей воду, а то сдохнешь не от шторма, а от идиотизма.

– От тебя бы сдох, – устало отозвался Игорь, но в голосе было тепло. – Свободен, пилот. Проверь машину, и чтобы мне никаких трещин на лопастях.

– Ещё чего. Сам проверь, – проворчал тот и отключился.

Зал потихоньку шумел, люди вставали, растягивали затёкшие плечи, кто-то шёл за синтетическим кофе. За окном – точнее, за слоем бронестекла – всё ещё бушевал шторм, но уже не пытался вырвать купол из земли, а просто шёл себе по рельефу, как ему и положено, туда, где никто не живёт.

Игорь шагнул к маленькому боковому окну, прижался лбом к прохладному стеклу.

Над дальним краем купола, где заканчивалась прозрачная оболочка и начинались защитные модули климат-башен, плясали молнии. За ними, в разрывах тучи, виднелись силуэты деревьев: кроводревы, вытянутые, как жилы, старые гиганты планеты, и более привычные, нормальные, словно земные, – прямые стволы, кроны, абсолютно лишённые чужой, пульсирующей жизни биосети. Вместо светящихся каналов – просто листья. Просто ветки.

«Мы выжгли хара, – подумал он. – Биосеть умерла. А лес всё равно растёт. Планета делает вид, что нас терпит».

– Игорь, – позвал кто-то. – С тобой хотят связаться из «Север-3» напрямую.

Он повернулся. На боковом терминале уже мигало поступающее соединение.

– Выходи на связь, – кивнул он оператору и активировал канал.

Перед ним всплыло лицо – мокрое, с прилипшими волосами, но улыбка до ушей. Молодая женщина в защитном жилете, на фоне за её спиной мелькали люди, кто-то махал руками.

– «Север-3» на связи, координатор Лисицкая, – представилась она. – Хотела сказать, что у нас все живы. Купол цел, фермы дышат, люди тоже. Даже тот идиот, который вышел курить.

– Рад слышать, – сказал Игорь. – Можете начинать первичный осмотр повреждений. Но только по внутренним коридорам,наружу – ни шагу, пока я не дам добро.

– Да мы и не рвёмся, – хмыкнула Лисицкая. – Здесь и внутри хватает работы. И… спасибо.

– За что? – он искренне не понял.

– За то, что не дали нам превратиться в воронку, – в её голосе не было пафоса, только усталость. – Мы все из шторма живыми вышли. Это охуенное достижение, если честно.

Он не смог ответить сразу. Горло на секунду сжало.

– Держитесь там, «Север-3», – наконец сказал. – Это был не последний шторм. Мы ещё замучаемся с климатом.

– Зато есть ради чего, – улыбнулась она и отключилась.

Игорь опустился на край ближайшего кресла, провёл ладонью по лицу. В висках всё ещё пульсировало, как когда-то, под куполом биорегенератора, после взрыва в Велесграде. Только теперь вместо одной линии ответственности было сразу тысяча.

Он посмотрел на свои руки. Четыре года назад эти руки держали оружие против хара. Теперь – панели управления штормом.

«Что изменилось? – спросил он себя. – Я всё ещё нажимаю кнопки, от которых кто-то живёт, а кто-то нет».

Ему очень хотелось верить, что теперь он хотя бы чаще выбирает правильных.

После уничтожения хара и обрыва биосети прошло четыре года.

Первые месяцы планета сходила с ума. Там, где раньше пульсировали живые синтры, земля проседала, под корнями открывались пустоты, штормы шли по странным траекториям, словно сами искали мёртвые зоны. Магнитные аномалии били по приборам, старые маршруты дронов и наземной техники приходилось переписывать.

Но жизнь терпеливо занимала освобождённое.

На тех участках, где биосеть умерла, сначала вселились простые пионеры: ковровая трава, пузырные кусты, невзрачные жгутовики. За ними прямыми линиями пошли кроводревы, вытягивая свои сосудистые стволы в чистый воздух. На опушках появлялись стайники, искали новые потоки, риллы осторожно ступали по ещё не устоявшейся земле.

Человеческие купола множились. К центральному комплексу добавились новые поселения для добычи ресурсов и выращивания пищи. «Север-3», «Ферма-2-Север», «Карьер-Запад», ещё несколько безымянных поначалу точек, которые теряли цифры и получали имена.

Смерть биосети сняла одно серьёзное ограничение: био-поля больше не искажали приборы и сознание пилотов. В небе появились «Шторма», «Скаты», «Лисы», внизу – «Мустанги» и «Титаны-2». Магистрали стали шире, логистика – быстрее.

Но вместе со свободой пришла и новая работа. Климат разбушевался, как ребёнок без строгого родителя. Ураганы, грозы, резкие перепады температур заставили людей строить климат-башни, перепрошивать модели ИИ, сутки напролёт сидеть над картами фронтов.

Игорь Брусков, человек, который однажды отдал приказ на уничтожение хара, за эти четыре года превратился в того, кто отвечает за то, чтобы Проксима b не уничтожила их в ответ – не разумом, а просто ветром, дождём и гравитацией.

Пока ему удавалось держать баланс. Но планета ещё не сказала своё последнее слово.

Интерлюдия

– Ещё раз, – упрямо сказала Алина, уткнувшись носом в планшет. – Я всё равно половину не понимаю. Ты же там был. Расскажи нормально, а не как в этих ваших отчётах.

Игорь оторвал взгляд от окна.

За стеклом тихо шёл дождь. Нормальный, спокойный, земной почти – без молний, без ураганных шквалов. В свете купольных ламп капли казались золотистыми, а дальше, за линией стен, угадывались тёмные силуэты кроводревов и чуть светящиеся боками стайники, лениво плывущие над лесом.

В комнате было тесно – всего двадцать квадратов, но после временных модулей первых годов это казалось роскошью: настоящие стены, складной стол, два кресла, кровать Алины, стеллаж с книгами и настоящая, живая зелень в горшке на подоконнике – местный куст, который они выпросили у ботаников «на эксперименты».

– Что именно ты не понимаешь? – Игорь взял кружку с остывшим кофе, сделал глоток и тут же поморщился. – И почему ты вообще читаешь эти отчёты перед сном? В четырнадцать нормальные люди смотрят дебильные сериалы.

– Потому что я живу не в сериале, а на планете, где ты убил целую цивилизацию, – спокойно ответила Алина. – И где иногда сдувает купола.

Он чуть не поперхнулся.

– Замечательно, – пробормотал. – Люблю наши семейные посиделки.

– Перестань, – фыркнула она. – Просто… в учебнике всё очень гладко. «Биосеть хара была отключена, климат перестроился, колония адаптировалась». А между строк чувствуется, что вы все тут знатно напрягались от происходящего.

Он откинулся в кресле, постучал пальцами по кружке.

– Хорошо. Версия не для школы, а для своих. Готова?

– Всегда, – она подтянула ноги под себя, как маленькая, хотя уже вымахала почти ему до плеча, и уставилась на него зелёными глазами.

– В первый месяц после удара по узлу хара мы все были уверены, что самое страшное позади, – начал Игорь. – Знаешь это чувство? Типа, ну всё, мы победили, осталось только убрать мусор.

– Ага, – кивнула Алина. – В учебнике так и пишут: «колония перешла к фазе стабилизации».

– Угу. Только никто не понимал, что «мусор» включал половину нервной системы планеты.

Он помолчал секунду, вспоминая.

– Мы тогда стояли на северном плато, – продолжил он. – Помнишь фото? Ты любишь их листать. Там я, Кайто и ещё половина отряда, фон – синтровый лес, всё такое красивое, биолюминесценция, арки хара на горизонте.

– Да, – Алина подалась вперёд. – Там ещё ты какой-то дико усталый.

– Потому что на следующий день лес начал дохнуть.

Он поставил кружку, глядя уже не на Алину, а сквозь неё, туда, где в памяти всё ещё жил тот свет.

– Сначала просто стало тихо, – сказал Игорь. – Синтры перестали светиться. Ночью больше не пульсировали. Как будто кто-то выключил подсветку. Дроны показывали: в стволах остановилось движение «сока», те самые каналы биосети… Я тогда подумал: ну логично. Нету хара – нет управляющего сигнала.

– А потом? – шёпотом спросила Алина.

– А потом через недели две стволы начали рушиться, – коротко ответил он. – Не все сразу, но по цепочке. Подземные ходы оседали, корни гнили, воронки появлялись. Ты идёшь по лесу – а у тебя под ногами земля проваливается. В городах хара трескались туннели, тоннели обрушивались. И мы внезапно поняли, что вырубили не только врага, но и опорную конструкцию половины континента.

– Это не твоя вина, – автоматически сказала Алина.

Ему стало почти смешно – настолько знакомо звучала эта фраза.

– Знаю, – кивнул он. – Это мы себе повторяли все первый год. Вслух и про себя. «Это не наша вина. Хара сами первыми». Помогало… иногда.

Он провёл ладонью по лицу.

– В общем, первые полгода мы занимались тем, чего никогда не хотели, – воевали с землёй. Не с людьми, не с хара… С гравитацией, ветром, водой. Штормы, которые раньше биосеть гасила как-то по-своему, пошли по своим траекториям. Там, где раньше были стабильные потоки, теперь внезапно возникали вихри. Засуха, потом ливень, потом град.

– А деревья? – спросила Алина. – Ты говоришь, лес дох…

– Синтры дохли, – уточнил Игорь. – Их система не выдержала. Но планета пустой не любит быть. На освобождённые участки сначала пришла всякая мелочь. Вот эта твоя любимая ковровая трава – сначала её вообще видели как сорняк. Потом пузырные кусты, потом кроводревы. И обычные, нормальные, без этой всей биолюминесцентной хрени, деревья.

– Как на Земле? – глаза Алины блеснули.

– Почти, – усмехнулся он. – Ствол прямой, крона, листья. Только ствол толще, кора плотнее, корни уходят глубоко, чтобы цепляться за всё, что осталось от биосети. И крона иногда не круглая, а такая, вытянутая, как лезвие. Но да, когда на закате смотришь – почти как картинка из старых учебников.

– Ты никогда не показываешь мне эти места, – заметила она.

– Потому что ты мелкая, – отрезал он. – И потому что там до сих пор провалы бывают. И жгутовики. И риллы.

– Я уже не мелкая, – буркнула Алина, но спорить не стала. – Ладно. А что с техникой?

– В первый год – почти катастрофа, – честно ответил Игорь. – Биополя пропали, старые ограничения снялись, но на их месте всплыли другие проблемы. Мы привыкли жить под куполом без авиации, всё – по земле, по туннелям, максимум дроны. А когда убрали биосетевые искажения, выяснилось, что мы можем летать. Только пилотов летать мы не учили.

Он усмехнулся, вспоминая.

– Первый «Шторм», – сказал Игорь, – разбился на тестовом полёте. Без жертв, к счастью, там только манекены были и ИИ. Но факт: управление в атмосфере Проксимы – это не Земля. Постоянная турбулентность, резкие термопотоки из-за кроводревов, плотность воздуха другая.

– Но вы же научились, – заметила Алина. – Кайто же…

– Ага, – усмехнулся он. – Кайто добавил нам седых волос, пока учился. Десять аварийных посадок, один почти переворот, два снесённых дерева. Зато теперь он может посадить «Шторм» на поляну размером с твою комнату.

– Кайто классный, – искренне сказала Алина.

– С языком, – автоматически отреагировал Игорь, но уже без раздражения. – В общем, второй год мы делали то, что сейчас кажется очевидным: строили климат-башни, переписывали модели ИИ, открывали аэродромы, были рады каждому новому пилоту, который не врезался в кроводрев.

– И наземная техника? – Алина ткнула пальцем в список на планшете. – «Мустанги», «Титаны-2»…

– «Мустанги» появились почти сразу после войны, – ответил он. – Нам нужны были машины, которые могут ехать по грязи, по провалам, по корням и при этом не развалиться от любого камня. Четыре независимых привода, низкий центр тяжести, гермокорпус. Вначале их делали как военный транспорт, но потом поняли, что беженцев перевозить тоже удобно.

– А «Титаны»?

– «Титаны-2» пришли позже, когда стало ясно, что нам надо не только выживать, но и строить, – Игорь кивнул. – Это уже тяжёлые платформы под стройку, под фермы, под перевозку руды. Они, кстати, в одной из воронок биосети чуть не остались навсегда. Хорошо, у нас уже тогда были «Скаты», вытянули.

Алина листнула дальше.

– Тут пишут, что за первый год после войны построили ещё три поселения, – сказала она. – «Север-3», «Ферма-2-Север» и «Карьер-Запад». Но нигде нормально не рассказывают, как люди себя чувствовали. Типа, ну вот, решили, построили, молодцы.

– Потому что учебник пишут люди, которые там не жили, – тихо ответил Игорь.

– А ты жил, – упрямо сказала Алина. – Ну?

Он вздохнул.

– Люди были… – он поискал слово. – Уставшие. И злые. На хара – за то, что чуть не убили нас всех. На корпорацию – за то, что отправили сюда. На планету – за то, что она не дала нам просто спокойно жить. На самих себя – тоже.

– На тебя, да? – не отставала она.

Он усмехнулся безрадостно.

– И на меня тоже, – признал. – Я был тем придурком, который подписал часть приказов. О зачистках, о выжигании, о штурме их узла. Официальный герой. Неофициально – удобная мишень для тех, кому нужно было сбросить вину.

– Но ты же… – начала Алина.

– Я знаю, – он поднял ладонь. – «Это не твоя вина», «ты сделал, что должен», «иначе бы они напали первыми» – у нас полный набор аргументов, я их могу читать по памяти, как молитву. Тогда это спасало мне голову. И, возможно, нервную систему.

Он помолчал, потом резко сменил тему:

– А вот что действительно поменялось – это отношение к планете. В первый год мы думали, что Проксима – это поле боя. Во второй год – что это проблема, которую надо решить: стабилизировать климат, укрепить склон, закрепить купол. На третий… мы начали к ней привыкать. Поняли, что это не враг. Это… среда.

– Как вода? – спросила Алина.