
Полная версия
Предел Адаптации
Артём моргнул, зажмурился, потом всё-таки открыл глаза. Над ним – небо. Серое, с редкими белыми пятнами облаков. Ветки деревьев нависали сверху, складываясь в нестройный купол.
– Что… – хрипло выдохнул он.
Голос прозвучал так, будто он неделю курил без остановки. В горле пересохло, язык прилип к нёбу.
Он попробовал пошевелиться. На этот раз получилось. Руки отозвались тяжёлой болью в плечах, ноги – тупой ноющей слабостью. Спина натянулась, как после долгого сна в неудобной позе.
Под ладонями – влажная земля, листья, песок. Пахло сыростью. Где-то недалеко трещала сорока, в кустах шуршал кто-то маленький.
Сев, он облокотился о ближайшее дерево, пытаясь понять, где именно находится. Голова кружилась, в висках стучало.
Он поднял руку, машинально коснулся затылка.
Никакой липкой крови. Никакой распухшей шишки. Кожа – влажная, грязная, но целая. Только лёгкое, почти неуловимое покалывание под пальцами, как будто он долго лежал на неудобной подушке.
– Не может быть, – прошептал он.
Картинка «ледяной гвоздь в череп» была слишком яркой, чтобы оказаться просто ночным кошмаром. Но никаких физических следов.
Он посмотрел на одежду. Куртка измазана грязью, на брюках – земля и что-то зелёное, листья, трава. Кроссовки мокрые, шнурок на одном развязался.
Из кармана выглядывал телефон. Артём торопливо вытащил его.
Экран был цел, только в одном углу – лёгкая царапина. Аккумулятор почти пуст, пара процентов, но всё ещё жил.
На экране вспыхнуло уведомление:
37 пропущенных.
Брат. Мама. Папа. Данила. Марина. Пара одногруппников.
– Чёрт, – выдохнул он.
Он посмотрел на время. Было почти полдень.
– Да ну, – он снова моргнул, но цифры не поменялись. – Я что, всю ночь тут валялся?
Вокруг лес уже не был темным и страшным. Просто обычные деревья, просохшие после ночного дождя. Солнце пробивалось через ветки.
Он поднялся, держась за ствол. Ноги держали, хоть и ватные. Колени ныло, как после хорошей тренировки.
Потащился вперёд, глядя по сторонам. Тропа, по которой он, по идее, заходил, нашлась довольно быстро: примятая трава, следы. Он прошёл десяток метров – и увидел край лесополосы. Дальше – привычный частный сектор. Заборы, крыши, дорога.
То есть он был не в какой-то глухой чаще, а буквально в нескольких сотнях метрах от улицы.
– Отлично, – сказал он. – Просто отлично.
Телефон пискнул, предупреждая, что батарея вот-вот умрёт.
«Ладно, – решил он, – сначала Данила. Он вчера первый начал».
Он набрал его номер. Пару гудков – и сразу бешеный голос:
– Ты где был?!
Артём чуть отодвинул телефон от уха.
– Живой, – сказал он. – Уже хорошо.
– Я тебя убью, – заорал Данила. – Сначала обниму, потом убью. Ты вообще нормальный? Ты пропал с десяти вечера! Тебя не было в общаге! Я думал уже… мать твою, – он запнулся, явно перевёл дыхание. – Ты где?
– В лесу, – ответил Артём. – Точнее, уже почти вышел. У этого… ну, у частного сектора.
– Какого ещё леса? – Данила охрип. – Ты… ты что, серьёзно? Ты всю ночь в посадке лежал?
– Видимо, да, – сказал Артём. – Я… короче, мне хреново стало, я… не помню толком. Думал, сел посидеть и вырубился. Сейчас очнулся.
Часть правды. Та, которую мозг готов был признать. Про «что-то холодное в затылке» говорить совершенно не хотелось.
В трубке повисла пауза. Потом Данила сказал уже тише:
– Слушай. Ты можешь сейчас прийти либо в общагу, либо к родителям? Ты сам-то идёшь нормально?
– Нормально, – ответил Артём. – Немного мутит, но ноги есть.
– Тогда… – Данила шумно выдохнул. – Так. Ты сейчас вываливаешься к людям, садишься в автобус – и к родителям. Они уже в курсе, что тебя нет. Я ночью им звонил. Мать твоя… – он замолчал. – Короче, ты сам увидишь.
– Я сам им сейчас позвоню, – сказал Артём. – И не кипишуй. Я жив, серьёзно.
– Если бы ты был у меня под рукой, – тихо сказал Данила, – я бы тебе сейчас врезал. Из любви.
– Я бы не возражал, – ответил Артём. – Но позже. Я сейчас дойду до остановки, а у меня телефон сейчас умрёт. Я потом напишу.
– Пиши, – Данила снова заорал. – И не пропадай больше, понял? Всё, иди. Я если что готовиться к инфаркту.
Связь оборвалась – телефон умер, не выдержав эмоций.
Артём постоял ещё пару секунд, пытаясь собраться. Потом вышел из лесополосы, перешёл дорогу и двинулся к ближайшей остановке.
Машины проносились мимо, брызгая водой из луж. Люди шли по своим делам, кто-то выгуливал собаку, кто-то тащил сумку, кто-то говорил по телефону. Город жил, как будто ничего не случилось.
«А что, собственно, случилось?» – спросил он у себя.
Вчерашний вечер всплывал в памяти кусками. Парк, лавочка, разговоры, решённая «срезать» дорога, странный звук,…
Дальше – всё как за стеклом. Воспоминание о железном холоде, как о фотографии. Боль – как чужая.
Он снова машинально тронул затылок. Покалывание никуда не делось. Еле заметное, где-то под кожей. Как будто там, в глубине, кто-то медленно разминал что-то крошечными металлическими пальцами.
Он сжал зубы и сунул руки в карманы, ускоряя шаг.
К родительскому дому он добрался около часа дня. У подъезда задержался на секунду, глядя вверх.
– Ну, – сказал сам себе. – Поехали.
Дверь открыла мать почти сразу. Лицо – бледное, глаза покрасневшие, под ними – тёмные круги.
– Артём, – сказала она.
И тут же врезала ему по плечу. Не сильно, но очень эмоционально.
– Ты… – голос у неё дрогнул. – Ты вообще в своём уме?!
Он виновато опустил глаза.
– Привет, мам.
– Какой «привет»?! – она схватила его за рукав, затянула в коридор, захлопнула дверь. – Ты где был?
Из комнаты вышел отец. Не кричал, как всегда. Просто смотрел. Спокойно. Слишком спокойно.
Егор вынырнул из-за стены, в растянутой футболке и домашних штанах.
– О, – сказал он. – Повелитель пропаж вернулся.
– Егор, – сказал отец.
– Молчу, – брат поднял руки.
– Я… – начал Артём, стягивая грязную куртку. – Я шёл к вам, решил срезать через частный сектор. Стало… хреново. Голова закружилась. Я подумал, сяду, посижу. Сел на край леса… и всё. Очнулся сегодня.
– И ты не подумал, – медленно сказала мать, – что можно сначала дойти до людей, а потом падать?
– Я не думал, – честно сказал он. – Я уже падал.
– Ты мог… – она запнулась, ком подступил к горлу. – Ночью. На улице. В лесу. Один. Телефон выключен. Мы тебе звоним – тишина. Данила звонит – тишина. Марина звонит – тишина. Я уже… – она замолчала, отвернулась, утирая глаза.
– Мам, – он шагнул вперёд. – Я жив. Со мной всё нормально.
– Это ты так думаешь, – пробурчал Егор, но тихо.
– Голова болит? – спросил отец.
Артём прислушался. Голова… странно как раз не болела. Больше ныл затёкший затылок от того, что он всю ночь пролежал черт знает как.
– Больше всё остальное, – сказал он. – Ноги, спина. Но думаю, это потому, что я двигаться перестал не там, где надо было.
– Давление почувствовал? – Ольга тут же перешла в профессиональный режим. – Тошнота, потемнение в глазах, шум в ушах?
«Инопланетный шар в затылок» явно не подходил под стандартный список симптомов.
– Темно было, – ответил он, – но это потому, что… ночь. Шум… ну, лес. Я… – он замялся. – Я, честно, не помню момент, когда мне стало плохо. Просто как будто вырубило.
Мать посмотрела на него пристально. Взгляд фельдшера, который попутно ещё и мама.
– Давление измерим, – сказала она. – И, возможно, к врачу сходим. Я не подарю тебе инсульт в девятнадцать.
Ольга вздохнула. – Ладно. Раздевайся. В душ. Потом чай. Потом говорим.
– Приговор вынесли, – тихо сказал Егор.
– Ты ещё получишь, – бросила ему мать. – Это ты с ним по телефону в игры разные там играешь, вместо того чтобы контролировать.
– В смысле? – обиделся брат. – Он взрослый человек!
– Иди, – тихо сказал отец Артёму. – Отмоешься – легче думать будет.
Вода в душе была горячей. Слишком горячей для кожи, привыкшей к ночной сырости. Он стоял под струёй почти без движений, позволяя грязи стечь, шоркая мылом по рукам, по куртке, которую мать решит потом стирать или выбрасывать.
Пальцы снова нашли затылок. Вода стекала по волосам, по шее. Никаких ран. Никаких шрамов. Но под кожей по-прежнему было ощущение чужого присутствия. Не боль, не зуд. Скорее… как если бы кто-то тихо прислушивался к нему изнутри.
Он выдохнул, упёрся лбом в холодную плитку.
«Может, меня вчера просто кто-то приложил? – попытался он придумать рациональное. – Я упал, ударился головой о корень, вырубился. Вот и всё. А эти кошмары – всего лишь мозг, который решил снять мне кино».
Мозг явно не разделял этого оптимизма, потому что в ответ вспыхнуло ещё одно короткое воспоминание: железный шар, скользящий к нему по земле, как живой.
Он резко выключил воду.
За столом было тихо. Не то чтобы все молчали – просто слова как будто проваливались.
Мать поставила перед ним кружку с чаем и тарелку с бутербродами. Сама села напротив, обхватив ладонями свою кружку. Отец устроился сбоку, Егор – по диагонали, забрав себе кусок хлеба и жуя его без особого аппетита.
– Давление нормальное, – сказала Ольга. – Пульс чуть учащённый, но в пределах. Температуры нет. На вид ты… – она поморщилась. – Уставший. Но не при смерти.
– Рад слышать, – тихо сказал Артём.
– Я не шучу, – мать вздохнула. – Я видела людей, которые «просто упали, потому что стало плохо», а потом мы их уже не поднимали.
Он опустил взгляд.
– Прости, что напугал, – сказал он. – Я… правда не думал, что так.
– Ты вообще мало о чём думал вчера, – не выдержал Егор. – Идти ночью вдоль леса… гений.
– Егор, – одёрнул его отец, но без злости. – Скажи прямо, ты бы сам так не сделал?
– Я… – Егор замялся. – Я бы хотя бы фонарик яркий взял. И не один пошёл.
– У меня был фонарик, – вмешался Артём. – В телефоне.
– Очень помог, – проворчал брат.
– Так, – Ольга подняла ладонь. – Давайте не будем превращать это в конкурс «кто умнее». По факту: ты идёшь, тебе становится плохо, ты падаешь. Очнулся – в лесу, днём. Без следов травм. Это значит, что либо ты потерял сознание, либо… – она задумалась. – Либо… ну, либо ты врёшь.
Он поднял глаза.
– Я не вру, – сказал он.
– Я знаю, – она кивнула. – Ты плохой лгун. Поэтому я тебе верю. Но мне это не нравится. Возможно, это нервное истощение. Учёба, работа, постоянный недосып. Организм сказал «хватит» и вырубил тебя.
«Организм… – отзвалось внутри. – Или что-то другое?»
– Я же не падаю каждый день, – попытался он отшутиться.
– Ты ещё молод, – вмешался отец. – Организм многое терпит. Но я твою мать знаю. Она права. Надо провериться.
– В поликлинике? – поморщился Артём.
– А где ещё? – Ольга развела руками. – Я не могу сделать тебе МРТ на кухне. Хотя если бы у меня был аппарат…
– Ты бы уже половину района прогнала через него, – заметил Николай.
– И знала бы, кто когда врёт, – добавил Егор.
– Ты бы первый туда пошёл, – отрезала мать. – Ладно. Завтра я спрошу одну знакомую в больнице. Может, получится записать тебя на обследование. А ты… – она посмотрела на сына, – сегодня остаёшься у нас. Никакой общаги. Никакого склада. Никаких ночных походов.
– Я не против, – честно сказал он. – Честно говоря, только рад, что не надо туда бежать.
– Вот и хорошо, – Ольга кивнула. – Съешь ещё.
Он послушно взял бутерброд, хотя особо голодным себя не чувствовал. Тело испытывало странное сочетание усталости и какой-то… странной лёгкости. Как будто он не ночевал в сырой траве, а просто чуть перебрал со спортом.
«Адреналин, – решил он. – Организм ещё не понял, что нужно валиться».
Телефон, который он поставил заряжаться, тихо завибрировал на подоконнике. Сообщения обрушились сразу, как только аппарат ожил.
От Данилы: «Ты добрался? Если нет, то я ломаю дверь общаги и бегу спасать».
От Марины: «Мне сказали, что ты пропал. Если ты решил устроить перформанс, то это не смешно».
От пары одногруппников: «Где ты? Даня говорит, что ты вчера не пришёл».
Он ответил коротко: «Жив. Объясню потом».
Марине отдельно написал: «Упал в лесу, вырубился, всю ночь там провалялся. Утром очнулся, пришёл к родителям. Не орите.»
Ответ пришёл почти мгновенно:
«Я приеду. И ОРАТЬ БУДУ НА МЕСТЕ.»
Он вздохнул. Ольга, заметив выражение его лица, фыркнула:
– Сестра в курсе?
– Уже едет, – ответил он.
– Вот и хорошо, – мать кивнула. – Хотя бы не мне одной его зажаривать.
Марина приехала часа через два. Ввалилась в квартиру, как шторм.
– Где он? – спросила с порога.
– На кухне, – отозвался Егор. – У нас тут шоу: «сделай вид, что тебе не страшно».
Марина зашла, остановилась в дверях, уставившись на брата.
– Ну? – спросила она.
– Привет, – сказал Артём.
Она подошла, внимательно осмотрела его, как будто проверяла на наличие дыр и трещин. Потом выдохнула – и влепила лёгкую оплеуху.
– Придурок, – сказала она.
– Очередь, – вмешался Егор. – Мама тоже так сказала, только культурнее.
– Она фельдшер, ей положено культурно, – ответила Марина. – Я художник, мне можно.
– Не надо, – вмешалась мать. – Я тоже вчера не особо подбирала выражения.
Они уселись. Марина обхватила кружку с чаем, уставилась в стол.
– Ты понимаешь, – сказала она, – что мы уже всерьёз думали звонить в полицию?
– Я понимаю, – ответил он. – И мне за это стыдно.
– Тебе должно быть страшно, – поправила она. – Ты спокойно можешь умереть где-то под кустом, а мы потом будем думать, что ты просто заснул на паре.
– На паре я хотя бы в тепле, – попытался отшутиться он.
– Не смешно, – сказала Марина.
Отец, до этого молчавший, поднялся.
– Ладно, – сказал он. – Хватит его грызть. Живой – уже хорошо. Остальное будем решать по мере.
– А что решать? – Марина перевела взгляд на него.
– Всё, – ответил Николай. – От обследования до того, куда он будет завтра идти. Я не хочу, чтобы он снова упал где-то между домом и лесом.
– Завтра он никуда не идёт, – твёрдо сказала Ольга. – Я возьму отгул, мы сходим в поликлинику. А вы втроём будете сидеть дома и не спорить.
– Ага, – протянул Егор. – Трое мужчин в заперти. Без интернета. Это будет эксперимент.
– С интернетом, – смилостивилась мать. – Но без леса.
Вечером, когда все немного разошлись по своим маленьким делам, Артём остался в комнате один. Егор ушёл в зал с ноутбуком, Марина помогала матери разбирать какие-то бумаги, отец ковырялся с проводкой на кухне, ругаясь тихо и методично.
Он сел у окна, глядя на двор. Детская площадка, качели, пара машин, припаркованных как попало. Мальчишка гонял мяч, собака бегала кругами.
Там, за домами, был тот самый частный сектор. А за ним – полоска леса, где он вчера вёл себя, как… как.
Он поднёс руку к затылку. Опять.
Покалывание немного усилилось, как будто само прикосновение разбудило что-то под кожей. На секунду перед глазами снова мелькнула та странная, чужая картинка: тёмное пространство, сети линий, чужие огни.
Он резко отдёрнул пальцы.
– Так, – сказал тихо. – Хватит.
Он легонько постучал ладонью по стеклу, возвращая себе ощущение реальности. Холод проходил через пальцы, через кожу.
«Может, и правда, – подумал он, – просто перегруз. Мать права. Работа, учёба, недосып. Мозг решил дать сигнал».
С другой стороны, мозг обычно не посылает сигналы в виде металлического шара, прыгающего на тебя из леса.
Он закрыл глаза на секунду. В темноте под веками ничего не мелькнуло. Только обычные, земные, человеческие мысли. Усталость. Обрывки разговоров. Взгляд матери. Данилино «я тебя убью из любви».
– Ладно, – сказал он сам себе. – Завтра – поликлиника. Там и посмотрим, насколько я «нормальный».
Он не знал, что никакой томограф не покажет того, что уже тихо разворачивалось в глубине его черепа. Мелкие изменения в структуре, крошечные повторяющиеся узоры на уровне, который пока ни один аппарат не ловил. Медленно, осторожно, как человек, вошедший в чужой дом, что-то начинало распаковываться.
Но это будет потом.
Эта ночь уже случилась. И первый шаг был сделан.
Глава 5
После семейного допроса на кухне день докатился до вечера, как будто его тянули за ноги. Мать успокоилась не до конца, но перешла в режим фельдшера: давление, температура, ещё раз пульс, вопросы по кругу. Отец ворчал про «думать головой», Егор вставлял свои комментарии, Марина приезжала – громко ругалась, потом тихо, но крепко обнимала.
Наутро Ольга всё-таки потащила его в поликлинику.
– Сядьте, пожалуйста, – сказала врач-терапевт, женщина с усталым лицом и внимательными глазами. – Вы, значит, потеряли сознание на улице?
Артём сидел на стуле, чувствуя себя неприятно здоровым для человека, которого тащат по кабинетам.
– В лесополосе, – уточнил он. – Шёл… стало плохо, сел и вырубился. Очнулся уже днём.
– Характерно, – вздохнула врач, мельком глянув на Ольгу. – Давление низкое бывает?
– Не особо, – пожал плечами он.
– Головные боли, мелькание перед глазами?
«Металлический шар в затылок считается?» – подумал он.
– Раньше – нет, – сказал вслух. – Сейчас… только от того, что все на меня орут.
Ольга фыркнула.
Сдали кровь. Сняли кардиограмму. Измерили давление ещё раз. В какой-то момент, когда терапевт повертела в руках его карту, он почувствовал себя автомобилем на техосмотре.
– По анализам всё прилично, – наконец сказала она, перелистывая листы. – Давление чуть ниже нормы, но в рамках. С сердцем, с лёгкими – тоже. По-хорошему, я бы вас отправила на МРТ головы… но вы в очереди будете ждать до осени. Могу попробовать через знакомых ускорить, но это не минутное дело.
– Нам бы понимать, что с ним, – сказала Ольга. – Он никогда так не падал.
– Ну, – врач развела руками, – могло сыграть всё сразу: усталость, недосып, стресс. Вы же учитесь, да? Плюс работа. Плюс, – она скосила глаза на Ольгу, – наследственность по сосудистой части у вас, если честно, не идеальная.
– Спасибо, что напомнили, – буркнула Ольга.
– Я выпишу направление на обследование, – продолжила врач. – Но ждать. И… – посмотрела на Артёма, – пару дней без перегрузок. Никаких ночных смен, никаких лесополос и геройств.
– Я и без лесополос проживу, – сказал он.
– Очень на это надеюсь, – тихо сказала мать.
По дороге домой они почти молчали. В аптеку зашли по инерции: Ольга купила ему витамины, какой-то сосудистый препарат «на всякий случай», себе – привычный набор таблеток «на всякий пожарный».
– Ты не железный, – сказала она уже у подъезда. – Понял?
Артём тщетно пытался не скривиться.
– Как посмотреть, – пробормотал. – Но понял.
– Мне не нравится твой тон, – Ольга прищурилась.
– Мне не нравится, что я целый день в очередях, – честно ответил он. – Но это уже не поправить.
Вечером он ещё день отлежался у них, под присмотром. На следующий – настоял, что вернётся в общагу: до сессии оставалось не так много времени, а жить всё равно там.
Ольга сдалась с тяжёлым вздохом.
– Ладно, – сказала она. – Но если ещё раз вырубишься – я тебя лично к ревматологу, кардиологу, невропатологу и психиатру отведу. По кругу. И будешь там жить.
– Это угроза? – попытался пошутить Артём.
– Это обещание, – отрезала она.
Общага встретила его привычным шумом: хлопанье дверей, кто-то ругался из-за пропавшей кружки, в коридоре пахло жареным луком и чем-то сомнительным.
Данила появился у двери их комнаты так быстро, будто караулил под лестницей.
– О, оживший, – сказал он, уперев руки в косяк. – Знаешь, я уже начал подбирать чёрный костюм.
– Ты в нём выглядел бы, как официант в дешёвом кафе, – сказал Артём, протискиваясь мимо и кидая рюкзак на кровать. – Иди сюда.
Они столкнулись плечом к плечу, и Данила, не ожидая, чуть съехал назад.
– Ого, – он поморгал. – Ты что, стал тяжелее или я просто морально ослаб?
– Ты всегда был слаб, – сказал Артём. – Просто обычно этого не замечал.
– А сейчас? – Данила щурился. – Сейчас я замечаю, что ты зубами щёлкать начал. Так, садись, – он закрыл дверь, уселся на свою кровать, подогнув ноги. – Будем устраивать разбор полётов. Где ты был, когда мы уже почти вызывали МЧС, полицию, ГО и ЧС, а также твою мать с ремнём?
– В лесу, – честно сказал Артём, развязывая шнурки. – Лежал.
– Ты издеваешься? – Данила подавился воздухом. – Всю ночь?
– Похоже на то.
– Почему, мать твою?
Артём, стоя в носках посреди комнаты, вдруг почувствовал странную усталость именно от этого вопроса. От всего этого. От объяснений.
Он сел на край кровати.
– Шёл, – сказал он. – Стало плохо. Сел. Отрубился. Очнулся – уже днём.
– Всё? – Данила уставился на него. – Это вся эпическая история?
– Плюс восемьдесят пропущенных, – пожал плечами Артём. – Плюс мать с тоном врача, отец с тоном молота, Марина с тоном кувалды и Егор с тоном… ну, Егора.
Данила замолчал на пару секунд.
– То есть, – медленно сказал он, – ты тупо отрубился?
– Тупо – тут ключевое слово, – вздохнул Артём. – Врач сказала: стресс, недосып, перегруз. Анализы хорошие. Давление чуть ниже, но это не новость. Направление на МРТ в подарок, очередь – вечность.
– Я тебе давно говорил, что нельзя одновременно учиться, работать и быть супергероем, – Данила откинулся на подушку. – Но кто меня слушает? Никто. Даже собственная совесть.
– Ты – точно не моя совесть, – усмехнулся Артём. – Скорее, демон на левом плече.
– Правом, – поправил тот. – На левом у тебя мать.
Они оба на секунду представили Ольгу в роли маленького строгого ангела и одновременно хмыкнули.
– Ладно, – Данила потер лицо ладонями. – Если без шуток, ты нормально себя чувствуешь сейчас?
Артём прислушался к себе. Голова чистая. Тело… удивительно живое. Обычная лёгкая усталость после дороги, но ничего, что напоминало бы о ночёвке на холодной земле.
– Вполне, – сказал он. – Даже слишком.
– В смысле?
Он замялся.
– Как будто выспался нормально, – произнёс, тщательно подбирая слова. – Хотя, учитывая лес, землю и всю эту романтику, должен был ходить, как зомби.
– А ты ходишь, как слегка задолбанный студент, – оценил Данила. – То есть ничего нового. Ладно, – он вздохнул. – Я рад, что ты жив. Правда. Ещё раз так пропадёшь – я тебе сам печень вырву и съем. Сварю и разделю с Ильдаром.
– Зови Ваню, – сказал Артём. – Ему белок нужен.
– Ваня будет отвечать за гарнир, – кивнул Данила.
Он говорил, как обычно, нёс ахинею, но за этим чувствовалась та самая честная, липкая тревога, к которой не принято прикасаться словами.
– Спасибо, что звонил моим, – тихо сказал Артём.
– Не благодари, – отмахнулся сосед, уткнувшись в телефон. – Я не из-за тебя звонил, а из-за своей нервной системы. Её надо беречь.
Ночь прошла спокойно. Почти.
Он уснул быстро – усталость, маршрут «дом–поликлиника–дом–общага» выжимал. И в какой-то момент сон потемнел, уплотнился.
Сначала ничего не было. Просто тьма, в которой привычно иногда падаешь, если проваливается сон. Потом в ней вспыхнула тонкая линия.
Схема.
Появился силуэт человеческого тела – как анатомический рисунок без подробностей, контур. Внутри – светящиеся области: грудная клетка, позвоночник, голова. По ним побежали бегущие строки, символы, которые он не сразу мог прочитать, как будто язык был знаком, но шрифт чужой.
Слева всплыли – как невидимые, но считываемые столбцы:
Сила… какая-то цифра.
Выносливость – выше, чем остальные.
Реакция – плюс.
Восприятие – почти базовое.
Нейро… что-то, слово обломилось.
Адаптация… рядом – значок, как будто в процессе.
Он пытался сфокусироваться, прочитать точнее, но значения расплывались, как тексты, которые ты видишь краем глаза.
«Я что, в игру попал?» – пронеслась мысль.
Контур тела чуть ярче вспыхнул в районе головы, словно мозг подтвердил: да, вот это, вот тут.
Он дернулся, и картинка рассыпалась, как если бы кто-то швырнул по стеклу горсть песка.
Проснулся, глядя в потолок.
Комната была полутёмной, только из-под двери пробивалась полоска света – кто-то в коридоре ещё не ложился. Данила храпел на своей половине, с одеялом на полу и ногами на подушке.
«Приснилось», – сказал он себе.
Сердце билось чуть чаще обычного, но не от страха – от раздражения. Слишком уж это было похоже на интерфейс из игр, в которые Егор его заставлял играть, когда они были помладше.
Он перевернулся на другой бок, натянул одеяло и попытался убедить себя, что это было просто результатом поликлиник, криков родственников и общего идиотизма последних дней.
Но где-то глубоко, под рёбрами, зашевелилось лёгкое странное предчувствие: это ещё не конец.








