Академия потерянных душ

Лиана Даллакян

Академия потерянных душ

Глава 1 "Ромашковый чай"

Нервно покусывая нижнюю губу, я без особого желания открыла табель оценок.

Философия – C.История – C.Маркетинг – C.

Три буквы. Три аккуратные, бездушные пощёчины.

Дальше смотреть не имело смысла. Поступление в университет стало моей самой большой ошибкой. Не катастрофой – нет. Скорее медленным, осознанным шагом в сторону чужой жизни. Моей и не совсем моей. Потому что этот выбор был сделан не только мной. И не только ради меня. Мне пришлось долго спорить с мамой, снова и снова объясняя, почему это образование мне не нужно. Я говорила о творчестве, о свободе, о том, что не хочу провести жизнь за цифрами и отчётами. Но все мои доводы разбивались об один-единственный аргумент:

– На всякий случай.

В глубине души я понимала: она права. Образование художницы вряд ли обеспечило бы мне стабильный доход. Да и в Шеффилде выбор был невелик. Из всех университетов этот оказался самым доступным – по деньгам и по ожиданиям.Факультет «Бизнес и менеджмент».Перспективы карьерного роста.Высокая заработная плата.И ещё сотня обещаний, за которыми скрывалось привычное бла-бла-бла.Меня убедили.Я покорно отправила заявку на поступление. А уже через неделю на почту пришло письмо о зачислении – сухое, официальное и окончательное.

Так прошло два года с момента моего поступления в университет. И ровно два года – как я стабильно пропускала пары ради стабильной работы, которая приносила мне «невероятные» деньги.

– Уорен! – рявкнул Джо из-за барной стойки, перекрикивая гул зала. – Если ты ещё секунду постоишь столбом, второй столик уйдёт без чаевых. И угадай, кто в этом будет виноват?

Я подняла взгляд. В баре пахло разлитым пивом, пережаренным луком и чем-то сладким из дешёвых коктейлей. Липкий пол слегка пружинил под ногами, а неоновая вывеска над стойкой раздражающе мигала, словно тоже насмехалась надо мной.

Да, именно об этом я и говорила.Мило, правда? Не жизнь – а просто мечта.

– Уже иду, – пробормотала я, смяв лист с оценками и швырнув его в мусорное ведро.Вытащив из кармана блокнот и ручку, я лениво направилась к столику и натянула на лицо самую фальшивую улыбку из своего арсенала – ту самую, которая должна была убедить посетителей, что я здесь по собственному желанию.– Добро пожаловать в закусочную «Джо». Готовы сделать заказ?

Четверо парней одновременно подняли на меня глаза и расплылись в слишком одинаковых улыбках. Над их столиком гудела старая лампа с жёлтым, уставшим светом, а в воздухе висел запах горячего масла и дешёвого алкоголя.

– Четыре «жабы в норке» и фасоль в томатном соусе, – ответил за всех блондин.

Он захлопнул меню и лениво толкнул его к краю стола.

– Напитки? – спросила я, не поднимая глаз.

– Эль. Каждому, – добавил он.

Я сделала пометку в блокноте.

– И твой номерок, – протянул шатен рядом с ним.

Он повернулся ко мне всем корпусом и подмигнул. Мятая футболка висела на нём мешком, словно утюг был для него мифическим существом. Парень наклонился ближе и потянулся к моей руке.

Со стороны раздался свист. Кто-то хлопнул ладонью по столу.

Я краем глаза заметила Джо за стойкой. Он бросил быстрый взгляд в нашу сторону, поморщился – и тут же отвернулся, делая вид, что ему срочно нужно протереть стаканы.

Улыбка сползла с моего лица.

– Ещё одно неверное движение, – сказала я ровно, отдёргивая руку, – и я принесу вам миксер. Беспроводной. И очень тяжёлый.

Шатен фыркнул, но откинулся на спинку стула. Я забрала меню и развернулась к кухне. Липкий пол чавкнул под подошвами, а за дверью гремела посуда и шипело масло. Свист и смешки за моей спиной стали громче.

Когда ноги наконец привели меня на кухню, в нос ударил густой запах жареной свинины с луком. Масло шкворчало на сковородках, вытяжка над плитой гудела, будто вот-вот сдастся, а где-то в углу кто-то раздражённо хлопнул дверцей холодильника. Живот предательски заурчал от голода.

Я оторвала лист с заказом и бросила его на стойку.

Вернувшись в зал, я медленно оглядела закусочную. Потёртые кабинки, столы с облезлым лаком, следы от бесконечных кружек эля. Терпи, Эмили. Ещё четыре года бездарной жизни – и ты уйдёшь в отрыв. По крайней мере, так я пыталась себя убеждать.

Иногда мне казалось, что я случайно оказалась не в своём мире. Наблюдая за людьми, я всё время ловила себя на одном и том же вопросе: как им удаётся так легко находить себя? Делать то, что нравится. Развиваться. Двигаться дальше. Подниматься всё выше по той самой лестнице, которую принято называть жизнью.

А где на ней я?

Мысль о собственной бессмысленности давила, как тесная обувь: вроде можно терпеть, но с каждым шагом становится только больнее. День за днём я всё сильнее ненавидела людей, этот город, весь мир вокруг.И, что хуже всего, – себя.

– Как обычно, летает в облаках, да, Джо? – протянула Менди.

Она оттолкнулась от стойки и скинула тёмные волосы с плеч, нарочито медленно, словно делала это на сцене. В зале кто-то сразу же присвистнул. Менди была главной язвой этой закусочной и её неофициальным украшением. В основном из-за неё сюда и таскались парни из Университета Шеффилда.

– Работа сама себя не сделает, – добавила она, бросив на меня взгляд, полный сладкого превосходства.

Я молча закатила глаза.

Смысл её жизни я поняла ещё в первый рабочий день – бесить меня при любой возможности.

Я сгребла свои учебники с барной стойки и направилась к шкафчику. Металлическая дверца скрипнула, как будто разделяла мои чувства по поводу происходящего.

Снова вернувшись в зал, я оглядела полностью всю закусочную. Терпи, Эмили, еще четыре года бездарной жизни, и ты уйдешь в отрыв. На самом деле, для меня до сих пора загадка, что я делаю в этом мире? Наблюдая за людьми, мне всегда было интересно, как им так легко удавалось найти себя, заниматься тем, что по душе, развиваться и двигаться дальше, поднимаясь высоко-высоко по той самой лестнице, которая называется «Жизнь». А каков мой смысл жизни? Бессмысленное существование угнетало меня и с каждым днем я все больше ненавидела людей, свой город, мир. Я ненавидела себя.

– Как обычно она летает в облаках, Джо, – самая главная язва этой закусочной – Менди. Девчонка скинула свои темные волосы с плеч и хитро улыбнулась. Она была местной красоткой, по большей части именно из-за неё сюда ходили парни из нашего местного Университета Шеффилда. Какой её смысл жизни я поняла с самого первого своего рабочего дня – это бесить меня. Закатив глаза, я собрала свои учебники с барной стойки, чтобы отнести их обратно свой рабочий шкафчик.

– Стерва, – как можно тише пробурчала я.

– Что ты сказала? – Менди скривилась и выскользнула из-за барной стойки, цокая каблуками по липкому полу.Глухая стерва.

Я уже собиралась выйти из зала, когда врезалась во что-то твёрдое и тёплое.

Подняв голову, я утонула в двух голубых, как океан, глазах. Чётко очерченные скулы выделялись так, что, казалось, о них можно порезаться. Серый плащ на незнакомце промок насквозь, с него медленно стекали капли дождя, оставляя тёмные пятна на полу. Он провёл рукой по белокурым, всё ещё влажным волосам и улыбнулся – спокойно, уверенно.

– Кто здесь хозяин? – его бархатистый голос скользнул по слуху, как мёд.

Чёрт.Он выглядел так, будто сошёл с обложки Vogue и по ошибке зашёл в захудалую закусочную.

Я молча кивнула в сторону Джо.

– Благодарю, – сказал он и направился к барной стойке.

Я опомнилась только через секунду и со всех ног рванула к шкафчику, запихнула туда учебники и поспешила обратно в зал – ровно к тому моменту, когда разговор стал интересным.

– Хочешь работать официантом? – брови Джо удивлённо поползли вверх.

Менди резко вскочила с барного стула и подлетела к нему.

– Ты принят! – радостно выпалила она.

– Что? – одновременно переспросили мы с Джо.

В зале стало заметно тише: посетители с любопытством начали прислушиваться, делая вид, что заняты своими тарелками.

– Он принят, – с нажимом повторила Менди.

– Детка, у нас сейчас нет возможности нанимать ещё одного сотрудника, – Джо почесал затылок, явно сомневаясь.

– Ну папо-о-очка, – протянула она сладким голосом.

Да, стоит уточнить: Менди была его дочерью. А значит, её слово здесь весило слишком много.

Джо тяжело вздохнул.

– И что ты предлагаешь?

Менди медленно повернулась в мою сторону и улыбнулась.

– Эмили, ты уволена.

– Что?! – я уставилась на неё, чувствуя, как внутри закипает злость. Хотелось вцепиться ей в волосы и проверить, так ли они идеальны, как ей кажется.

– Ты только посмотри на этого красавчика. Как там тебя?..

– Владислав, – спокойно ответил он.

– Все девчонки будут ходить сюда только из-за его прелестной мордашки, – продолжила она. – А от неё толку маловато, – Менди кивнула в мою сторону и скривилась, будто её ужалила пчела.

– Вообще-то… – Джо задумчиво почесал подбородок и оценивающе посмотрел на Владислава. – Это разумно. Ты принят.

– Чокнутая семейка, – процедила я, сорвала с себя фартук и швырнула его на барную стойку.

Моё терпение окончательно лопнуло. Я подошла к Владиславу почти вплотную и прошипела:

– Не думай, что за красивое личико тебе будут платить больше.

Он лишь приподнял бровь, явно забавляясь.

– А когда наш заказ принесут?! – крикнул шатен за вторым столиком.

Я развернулась и бросила через плечо:

– Не забудь оставить свой номерок за тем столиком.

Пусть теперь у них будет новый «любимчик».

Быстро собрав вещи, я вышла из закусочной и глубоко вдохнула прохладный воздух, пахнущий мокрым асфальтом и дождём. Неоновая вывеска за спиной тихо потрескивала, отражаясь в лужах.В глубине души я даже ликовала: больше мне не придётся видеть лицо этой темноволосой язвы.

С другой стороны, учёбу нужно чем-то оплачивать.Впрочем, об этом я подумаю завтра.

Оказывается, красота действительно решает всё. Хотя нельзя сказать, что природа обделила меня и с этой стороны. Мои имбирно-рыжие волнистые волосы всегда были моим сокровищем. Иногда мне казалось, что в них скрыта какая-то странная, почти таинственная сила – они притягивали взгляды, завораживали. И каждый раз вопрос: «А натуральные?» почему-то умудрялся задевать.

В кармане куртки завибрировал телефон. Я достала его и провела пальцем по экрану.

– Декан хочет тебя видеть, – сказала Мишель.

Мишель Олбри – моя лучшая подруга и староста курса. И единственный человек в этом университете, который действительно понимал: делать мне здесь нечего.

– Пусть подавится моим табелем оценок, – буркнула я.

– Эмили…

– М-м?

– Я на громкой связи.

Чёрт.

Ещё одна моя особенность – помимо рыжих волос – мастерски создавать себе проблемы.Мистер Эндерсон только что услышал всё.

– Мисс Уорен, – раздался его баритон, ровный и неприятно спокойный, – табель ваших оценок не входит в меню моего ланча. Или вы предлагаете составить мне компанию?

У меня дёрнулся уголок губ.

– Мистер Эндерсо-о-он…

– Уверяю вас, вкус был бы отвратительным, – он повысил голос. – У вас есть неделя, чтобы исправить оценки за первый и второй семестры. В противном случае я вышвырну вас к чёртовой… – он кашлянул, – гхм… вы будете исключены.

Супер.Сначала работа, теперь образование. Всё за один день. Я просто виртуозно закапываю себя.

– Я перезвоню, – тихо сказала Мишель и отключилась.

Мелкие капли дождя застучали по лужам, будто насмехаясь. Я стояла посреди тротуара, чувствуя, как холод постепенно пробирается под куртку.

Казалось, этот мир решил добить меня окончательно.

И самое паршивое – я прекрасно понимала: всё, что происходит сейчас, я заслужила сама. Это и есть результат моих решений. Моих выборов. Моей жизни.

Вторую половину дня я провела дома, обзванивая каждое объявление со словом «Требуется».И каждый разговор заканчивался одинаково: им нужен был не просто человек на должность, а человек с опытом. Желательно – с внушительным.

Зачеркнув очередной номер в списке, я раздражённо бросила телефон на стол и захлопнула крышку ноутбука. Экран мигнул и погас. В голове роились бесполезные мысли, накладываясь друг на друга, а чувство неуверенности медленно, но настойчиво сжимало разум.

– Ты сегодня рано, – мама вошла на кухню, держа в руках бумажные пакеты с продуктами.

Пакеты тихо зашуршали. От них пахло свежим хлебом, яблоками и чем-то тёплым, домашним – будто этот запах заранее знал, что мне сейчас нужно.

– Меня уволили.

Мама замерла, затем аккуратно поставила пакеты на стол.

– Что случилось? – спросила она и посмотрела на меня так, будто в комнате больше никого не существовало.

– Ты родила меня недостаточно красивой.

Она моргнула. Потом прищурилась, явно решая, стоит ли смеяться.

– Это сейчас была шутка? – осторожно уточнила мама.

– Наполовину.

Я коротко пересказала ей всё, что произошло за день, вплоть до разговора с деканом. Она слушала молча, раскладывая продукты, но я знала: каждое слово она ловит и запоминает.

– Твоя жизнь на этом не закончилась, – наконец сказала она спокойно. – Ты найдёшь работу. И оценки исправишь. Нужно просто приложить чуть больше усилий.

– И проявить желание… – пробормотала я.

– Вот видишь, – мягко улыбнулась мама. – Ты сама всё прекрасно понимаешь.

Она наклонилась, легко поцеловала меня в лоб и включила плиту. На сковородке зашипело масло, и кухня наполнилась привычными, уютными звуками – будто мир всё ещё стоял на месте, несмотря ни на что.

Мама никогда меня не ругала и не судила. У неё была одна странная особенность – она умела со мной разговаривать. И, что ещё важнее, умела слушать. Иногда мне казалось, будто она действительно слышит мои мысли.

Однажды я продумывала идеальный план побега на ночную тусовку. План был безупречным. И существовал исключительно в моей голове.– Даже не вздумай, юная леди. Завтра учёба, – сказала мама, закрывая дверь в мою комнату.

Или вот ещё. Когда я рассталась с Эриком – уже бывшим бойфрендом, – я вынашивала план мести. Этот гадёныш изменил мне с первокурсницей с театрального факультета. Мне хотелось сделать ему так же больно, как он сделал мне.– Не нужно мстить, дорогая. Жизнь всё расставит по своим местам, – сказала мама, поглаживая меня по спине.

Как она это делает, я до сих пор не понимаю.

– Да-да, я у тебя замечательная мама, – вдруг сказала она, не оборачиваясь.

Вот! Слышали?

– С этим не поспоришь, – я как можно убедительнее закивала. – Кстати…

– М-м? – мама медленно нарезала овощи на разделочной доске. Нож глухо постукивал, задавая спокойный, почти убаюкивающий ритм.

– Сегодня мне снова снился сон.

Нож замер в воздухе.

Каждую ночь мне снилось что-то необычное. Совсем недавно я бежала от огромной волны огня, возникшей будто из ниоткуда. Сердце колотилось так, словно вот-вот вырвется из груди, а языки пламени дышали мне в спину. В какой-то момент впереди появился свет – яркий, тёплый. Он тянул меня к себе. Я бежала к нему, как к спасению.

Проснувшись в холодной, пропитанной потом постели, я заметила, что мои руки были испачканы чёрной сажей. Тогда я списала всё на лунатизм.Но каждый раз после таких снов со мной происходило что-то… странное.

– Всё то же самое? – тихо спросила мама, не оборачиваясь.

– Не совсем. В этот раз мне снилось, будто я нахожусь внутри огромной горящей сферы. Она полностью обволакивала меня. Будто я и была этой сферой. Понимаешь?

Мама положила нож на стол слишком аккуратно.

– Ты ведь ни с кем больше об этом не говоришь? – осторожно спросила она.

– Я… – я запнулась. – Ну, вообще-то я всем об этом говорю. Вот сегодня, например, мы обсуждали это с Менди.

Мама резко повернулась. Её взгляд был тяжёлым.

Ну вот. Опять я нарываюсь.

– Господи, нет! – поспешно добавила я. – Конечно, нет. Я ни с кем это не обсуждаю. Мне не хочется, чтобы меня воспринимали как городскую сумасшедшую.

Она подошла ближе и мягко подняла мой подбородок. В её глазах мелькнула тревога, которую она явно старалась скрыть.

– Ты говорила об этом своему психотерапевту?

– Я больше не пойду к этому шизику, – вспыхнула я. – Он ненормальный! Кроме того, что поит меня ромашковым чаем и выслушивает мои сны, он вообще ничего не делает. Два года прошло! Может, у него вообще нет лицензии?

Мама вздохнула и провела ладонью по моему плечу.

– Это и есть терапия, детка, – сказала она мягко. – Иногда кажется, что ничего не происходит. Но это не значит, что внутри не идёт работа.

Я отвела взгляд. В отражении тёмного кухонного окна мне на мгновение показалось, будто за моей спиной что-то шевельнулось. Я моргнула – и видение исчезло.

Звонок в дверь раздался резко, будто кто-то нарочно оборвал наш разговор. Мы с мамой одновременно повернулись в сторону коридора.

– Иди открой.

Она снова взялась за готовку.

Я молча направилась к двери и дёрнула ручку.

– Мишель?

– Подруга, прости меня, умоляю! – она тут же кинулась ко мне, сжимая в объятиях так крепко, будто боялась, что я исчезну. – Мне стоило предупредить тебя заранее!

– Да брось ты, – пробормотала я, хлопнув её по спине.

– Клянусь, я не хотела тебя подставлять, – Мишель уже стянула куртку и уверенно прошла в дом. – Добрый вечер, миссис Уорен!

– Как успехи, Мишель? – отозвалась мама с кухни.

– Прекрасно! – бодро ответила та. – Я принесла все конспекты, которые пропустила ваша дочь. Пора заняться учёбой!

Она радостно захлопала в ладоши.

Мишель была заядлой отличницей. И что удивительно – меня это совсем не раздражало. Она всегда знала, чего хочет, и шла к этому, не оглядываясь.

– Ладно, мам, мы наверх, – я схватила подругу за руку и потащила в свою комнату.

Закрыв дверь, я плюхнулась на мягкий диванчик, который тихо скрипнул, принимая мой вес.

– Ну, – протянула я, – выкладывай. Что на этот раз?

– Ты уволилась?

– Что?

– Что? – тут же повторила Мишель.

– Откуда ты знаешь?

– Я заехала в закусочную, – она скривилась. – Менди так громко хвасталась, как выгоняла тебя пинками, что это слышал, наверное, весь квартал.

– Стерва.

– Зато знаешь… – Мишель мечтательно улыбнулась. – Какой там сейчас красавчик работает…

– Ты плохая подруга.

– Я лучшая твоя подруга, – парировала она. – И ты это знаешь.

– Где твои конспекты? – я прищурилась.

Мишель с победным видом полезла в сумку и начала вытаскивать тетради одну за другой. Когда на стол легла внушительная стопка, у меня округлились глаза.

– Ты издеваешься?

– Неделя, Уорен.

– Я не ходила всего несколько дней! – возмутилась я.

– Ты хотела сказать – несколько недель, – спокойно поправила она и придвинула ко мне тетради.

– Что?

– Что? – снова повторила Мишель.

– Ненавижу, когда ты так делаешь! – я всплеснула руками. – В смысле – несколько недель?!

– Сегодня пятница.

– Да, пятница, третье мая, – автоматически ответила я. Мне даже не нужно было смотреть в календарь. По пятницам в «Джо» подавали фасоль в томатном соусе – это я помнила отлично.

Мишель замолчала. Затем медленно посмотрела на меня.

– Эмили… – она сделала паузу. – Сегодня пятница, тридцатое мая.

В груди что-то сжалось.

Я резко повернулась к стене и уставилась на календарь. Цифра 30 смотрела на меня без всякой жалости.

– Ты меня пугаешь, – прошептала я.

Я застыла, лихорадочно перебирая в памяти последние недели. Пусто. Ни одного чёткого воспоминания. Будто кто-то аккуратно стёр целый кусок моей жизни.

– Всё нормально, – поспешно сказала Мишель и помахала рукой перед моим лицом. – Ты здесь?

– Да, – солгала я.

Меня это пугало. Сильно.

– Ла-а-адно, – протянула она, натягивая куртку. – Оставляю тебя с сокровищем знаний. Мне ещё нужно заехать к Тайлеру.

– Угу.

Я смотрела на тетради, на календарь, на закрытую дверь – и окончательно убедилась: что-то в моей жизни идёт совсем не так.

Утром следующего дня я неохотно сидела в кресле своего психотерапевта.

Кресло было слишком мягким – таким, в котором тело расслабляется быстрее, чем разум. Я ненавидела это ощущение. Пахло ромашковым чаем и старой бумагой. Часы на стене тикали слишком громко, будто нарочно напоминая, что время здесь идёт иначе.

– Как ты себя чувствуешь сегодня, Эмили? – спросил мистер Харрис, не поднимая глаз от блокнота.

– Как человек, который потерял почти месяц жизни и даже не заметил этого, – сухо ответила я.

Он кивнул. Конечно, он кивнул. Они всегда кивают.

– Ты выглядишь напряжённой.

– А вы удивлены? – я скрестила руки на груди. – Меня уволили, декан грозится вышвырнуть из университета, а теперь выясняется, что май внезапно решил закончиться без моего участия.

Харрис наконец поднял глаза. Его взгляд был спокойным, слишком спокойным.

– Ты уже сталкивалась с провалами в памяти раньше?

– Нет, – я ответила слишком быстро.

– Расскажи про сны.

Я поморщилась.

– Опять?

– Именно про них, – мягко, но настойчиво сказал он.

Я вздохнула и уставилась в потолок, где едва заметно мерцала лампа.

– Огонь. Каждый раз огонь. Иногда я бегу от него, иногда… – я замолчала, подбирая слова. – Иногда мне кажется, что я и есть он.

Ручка в его руке на мгновение замерла.

– Что ты чувствуешь в эти моменты?

– Страх, – честно сказала я. – И… силу. Будто если я остановлюсь, случится что-то ужасное.

– А когда ты просыпаешься?

Я сглотнула.

– Тогда начинается самое странное.

Я рассказала ему про сажу на руках. Про ощущение жара, которое не проходило даже под холодной водой. Про то, что иногда предметы вокруг будто… реагируют на меня. Я не стала упоминать про пропавшие три недели. Почему-то язык не повернулся.

Харрис молчал дольше обычного.

– Эмили, – наконец сказал он, – ты никогда не задумывалась, что эти сны могут быть не символами?

Я резко посмотрела на него.

– В каком смысле?

Он закрыл блокнот.

– В смысле, что иногда психика защищает нас не образами, а воспоминаниями, которые мы пока не готовы принять.

– Вы хотите сказать, что я что-то помню… но не помню? – мой голос стал тише.

– Я хочу сказать, что тебе стоит быть внимательнее к себе, – ответил он уклончиво. – И к тому, что происходит вокруг тебя.

В этот момент свет в кабинете моргнул.

Всего на секунду.

Но мне показалось, что воздух стал горячее.

– У вас часто лампа мигает? – спросила я.

Харрис нахмурился и посмотрел на потолок.

– Нет.

Я сжала пальцы. Кожа на ладонях вдруг потеплела.

Очень сильно.

– Эмили, – его голос стал напряжённее, – покажи мне свои руки.

Я медленно разжала кулаки.

Между линиями ладоней проступали тонкие тёмные следы, будто от пепла.

– Эмили, – мистер Харрис встал и направился к небольшому столику у окна, – давай начнём с простого. Тебе нужно успокоиться.

Он взял чайник, из носика которого всё ещё поднимался тонкий пар, и аккуратно налил воду в керамическую кружку с выцветшим узором.

– Ромашковый чай, – сказал он, протягивая её мне. – Он помогает снять напряжение. Ты слишком перевозбуждена.

Я посмотрела на кружку. Пар поднимался лениво, запах был знакомым – мягким, почти убаюкивающим. Именно этот чай он предлагал мне каждый раз, когда разговор заходил слишком далеко.

– Вы всегда предлагаете его, – заметила я, не принимая кружку.

– Потому что он работает, – спокойно ответил Харрис. – Сделай пару глотков. Нам важно, чтобы ты оставалась здесь и сейчас.

Я всё же взяла чашку. Тёплая керамика обожгла ладони – сильнее, чем должна была. Я поморщилась.

– Горячо.

– Осторожнее, – он тут же сел напротив, внимательно наблюдая за мной. – Иногда тело реагирует острее, когда разум перегружен.

Я поднесла кружку к губам и сделала маленький глоток.

Вкус был… странным. Не таким, как обычно. Горечь проступала сильнее, а за ней появлялось ощущение, будто что-то медленно растекается по груди – не тепло, а скорее тяжесть.

– Что вы туда добавляете? – спросила я, нахмурившись.

– Ничего, кроме ромашки, – слишком быстро ответил он. – Дыши. Медленно.

Я сделала вдох.

И вдруг заметила, что тикание часов на стене стало глуше. Комната будто слегка отдалилась, края предметов потеряли чёткость.

– Мне… – я сглотнула, – мне кажется, что я засыпаю.

– Это нормально, – мягко сказал Харрис. – Иногда твоему сознанию нужно отдохнуть. Особенно если оно держит слишком многое внутри.

Я посмотрела на свои руки.

Тёмные следы между линиями ладоней начали бледнеть. Медленно. Словно их стирали изнутри.