Кровавая Луна

По пути его снова остановил Родионов по рации.

– Товарищ старший следователь, новое дело. На старом кладбище, у часовни. Нашли еще одного. Похоже, тот же почерк.

Ледяной ком сжался в груди у Максима. Он ошибся. У него не было двадцати восьми дней. У него не было и дня.

Вторая жертва. Все только начиналось.

Глава вторая: Часовня на костях

Второй звонок Родионова прозвучал как похоронный колокол. «На старом кладбище, у часовни. Нашли еще одного. Похоже, тот же почерк».

Ледяная игла пронзила грудь Максима Орлова. Он резко развернул «Волгу» на пустынной улице, гравий хрустнул под колесами. Два убийства за сутки. Цикл был не в девятнадцать лет, даже не в месяц. Он был сжат до немыслимого, до панического темпа. Культ не просто проснулся – он торопился. Что-то подгоняло их, какая-то неумолимая конечная черта.

Старое кладбище Серебряных Ключей располагалось на холме за рекой, к нему вел узкий, разбитый мост. Часовня, упомянутая Родионовым, была давно заброшена. Построенная еще в XIX веке каким-то странным купцом-старообрядцем, она имела дурную славу. Местные обходили ее стороной, особенно по ночам. Говорили, что от нее «несет одиночеством и мертвым холодом».

Подъехав, Максим увидел ту же картину, что и накануне: машины с мигающими огнями, бледные лица сотрудников, ослепительный луч прожектора, упирающийся в почерневшие стены часовни из дикого камня. Но на этот раз была и разница. К полуразрушенной кованой ограде кладбища были привязаны несколько черных, тощих собак. Они не лаяли, не рычали. Они сидели в гробовом молчании, уставившись на часовню горящими в темноте глазами. Максима пробрала дрожь. Собаки – верные спутники человека, – казалось, отрекались от этого места.

Родионов, увидев его, бросился навстречу, его лицо было землистым.

– Товарищ старший следователь, тут… тут все иначе. Страшнее.

– Кто жертва? – отрезал Орлов, идя к часовне широкими шагами.

– Девушка. Местная. Мария Ветрова. Двадцать два года. Студентка, приехала на каникулы к родителям. Пропала вчера вечером. Родители заявили сегодня утром.

Максим вошел в пролом в стене, служивший входом. Воздух внутри был тяжелым, спертым, пахнущим плесенью, холодным камнем и сладковатой вонью тления, уже знакомой ему по поляне.

Часовня была небольшой, с обвалившимся куполом. Сквозь дыру в крыше на пол падал бледный свет ущербной, но все еще полной луны, видимой сквозь разрывы в облаках. Он освещал центр помещения, где на груде обломков кирпича и штукатурки было воздвигнуто нечто вроде алтаря.

На нем лежала Мария Ветрова.

Она была одета в простое белое платье, теперь запачканное пылью и темными пятнами. Ее руки были скрещены на груди, в них был зажат пучок черных, засохших цветов, которые Максим не смог опознать. Волосы раскинулись вокруг головы нимбом. Лицо было спокойным, почти умиротворенным, что контрастировало с ужасом происходящего. Но самое чудовищное ждало его ниже.

Платье на груди было разрезано. И снова – хирургическая точность. Но на этот раз внутренности не были изъяты. Их выложили вокруг тела, на камнях алтаря, образуя сложный, отвратительный узор. Кишки, сердце, печень – все было размещено с выверенной геометрией, напоминающей спиральную галактику или… символ тройственной тени, но в развернутом, объемном виде. В центре этой композиции, на месте, где должно было биться сердце, лежал тот самый черный ритуальный кинжал, его костяная рукоять смотрела в небо.

И снова – ни капли крови на самом теле или на алтаре. Она вся впиталась в древние камни пола, оставив лишь темный, почти черный налет.

Максим подошел ближе, преодолевая рвотный позыв. Он заставил себя смотреть, изучать. На лбу девушки, прямо над переносицей, был нарисован тот же символ – три круга и серп, но на этот раз он был исполнен не резьбой, а темным, почти бурым пигментом. Прахом? Кровью?

– Фотограф? – тихо спросил он, не отрывая глаз от жертвы.

– Сделал снимки, уехал, – так же тихо ответил Родионов.

– Судебный?

– В пути. Из области.

Максим обошел алтарь. Ритуал усложнился. Стал более демонстративным, более… декоративным. Если убийство Степанова было функциональным, как разделка туши, то это было инсценировкой. Посланием. Но кому? Ему? Или тому, кому поклонялись?

Он посмотрел на кинжал. Тот самый. Или его копия? Но экспертиза по первому еще не закончена. Как он мог оказаться здесь?

– Никто не трогал оружие? – резко спросил он.

– Нет, товарищ старший следователь. Как нашли.

Максим наклонился, всматриваясь в рукоять. Да, тот же узор, то же навершие. Но что-то было не так. Он достал из кармана перчатки, надел их и осторожно, не сдвигая с места, осмотрел лезвие. На темном металле, ближе к рукояти, он заметил тончайшую гравировку. Не символ, а строку, выведенную мельчайшими, причудливыми буквами, похожими на старославянские, но не совсем. «Да снизойдет Тень и укажет путь».

Он выпрямился. Послание. Однозначно.

– Родионов, обыщите всю часовню, каждый сантиметр. И кладбище вокруг. Ищите любые записи, знаки, следы. И найдите того, кто видел Марию в последний раз. Где она была, с кем.

Он вышел из часовни, чтобы глотнуть свежего воздуха, но и снаружи его преследовал тот же тяжелый запах. Собаки по-прежнему сидели молча, словно изваяния. Он подошел к одной из них. Животное не шелохнулось, лишь проводило его горящим взглядом. Максим заметил, что на ошейнике собаки был выжжен маленький, почти незаметный знак. Тот самый. Значит, они не случайны. Они стерегут. Или наблюдают.

Вернувшись в отделение, Максим чувствовал, как почва уходит из-под ног. Он столкнулся не с бандой маньяков, а с хорошо организованной, обладающей глубокими знаниями и ресурсами структурой. Они были повсюду. Они следили за ним. Они посылали ему сообщения.

В кабинете он снова разложил улики. Фотографии двух жертв. Степанов – пожилой, мужчина, член культа. Ветрова – молодая, женщина, вероятно, посторонняя. Разный пол, возраст, статус. Что их связывало? Или они были просто разменными монетами в некоей мистической игре?

Он снова взял в руки браслет из аптеки Степанова. Кожаный ремешок, металлическая пластина. Он повертел его в руках, и вдруг его пальцы нащупали нечто под подкладкой. Что-то твердое, плоское. Максим осторожно, с помощью перочинного ножа, поддел кожу. Под ней оказался крошечный, свернутый в трубочку пергамент.

Он развернул его с замиранием сердца. Это была карта. Старинная, нарисованная от руки на пожелтевшей, тонкой коже. На ней был изображен район Серебряных Ключей, но с другими, давно забытыми названиями урочищ, холмов, ручьев. И в трех местах были поставлены отметки. Одна – на Песчаном холме (место убийства Степанова). Вторая – на старом кладбище (часовня). А третья… третья была в самом центре города, на месте нынешней площади, где стоял памятник Ленину и здание районной администрации Громова.

И от этой третьей точки к первым двум шли тонкие, извилистые линии, образуя гигантский, почти невидимый на обычной карте треугольник.

Треугольник. Три точки. Три жертвы?

Максим вскочил. Третья точка – администрация. Громов. Но будет ли он следующей жертвой? Или он – главный жрец, готовящий следующее жертвоприношение?

Ему нужно было действовать. Быстро. Но как? Пойти к Громову и напрямую обвинить? Это будет самоубийством. Нужны были неопровержимые доказательства.

Он вспомнил про фотографию из аптеки. Групповой снимок с Анной Беловой, Степановым и Громовым. Это было что-то. Но недостаточно.

Раздался стук в дверь. Вошел Родионов с новой папкой.

– Результаты по второй жертве. Предварительные. Время смерти – между полуночью и тремя ночи. Инструмент – тот же. Следов борьбы нет. И… – он запинался, – и кое-что еще. В руках у нее были цветы. Это черный морозник. Я спросил у ботаника. Растение ядовитое. В старину считалось, что он связан с луной и используется в обрядах вызова мертвых.

Вызов мертвых. Максим сглотнул. Ритуал усложнялся с каждой минутой.

– И еще, товарищ старший следователь. Мы нашли кое-что на кладбище. В старом склепе, неподалеку от часовни.

Родионов протянул еще один пакет. В нем лежала небольшая, глиняная табличка. На ней был оттиснут все тот же символ, а под ним – несколько строк на том же странном языке, что и на кинжале.

– Нашел эксперт по старинным языкам в области? – спросил Максим.

– Ищем. Пока безуспешно. Это что-то очень древнее, возможно, даже дохристианское.

Максим откинулся на спинку стула. Все сходилось в один темный узел. Древний культ, возрожденный в сердце современного, хоть и маленького, городка. Жертвоприношения. Мистический артефакт. И он, Максим Орлов, одинокий следователь, брошенный на произвол судьбы в центре этого урагана.

Он посмотрел на часы. Вечер. Следующая ночь приближалась. Он не мог ждать. Ему нужно было рискнуть.

– Родионов, приготовь машину. Мы едем к Громову.

– К Громову? Но…

– Я знаю. Но другого выхода нет. Мы не можем ждать третьего трупа.

Родионов кивнул с видом обреченного.

Николай Громов жил не в центре, а в старом, но добротном доме на окраине, у самого леса. Дом был окружен высоким забором, у ворот дежурила частная охрана – два угрюмых типа в камуфляже. Увидев милицейскую «Волгу», они насторожились.

Максим показал удостоверение.

– К Громову. По служебному делу.

Один из охранников что-то сказал в рацию, потом кивнул.

– Проходите. Хозяин в кабинете.

Дом внутри поражал контрастом. Внешняя скромность, а внутри – дорогая мебель, ковры, картины. Но и здесь, присмотревшись, Максим заметил странности. На стенах висели не обычные пейзажи, а гравюры с изображением ночного неба, фаз луны, странных астрономических приборов. Воздух пах дорогим табаком и чем-то еще – сладковатым, как в часовне.

Громов принял их в своем кабинете. Он был человеком лет шестидесяти, с густыми седыми волосами, умными, пронзительными глазами и властным рукопожатием. Он сидел за массивным дубовым столом, на котором стоял глобус звездного неба.

– Максим Петрович, – произнес он, не предлагая сесть. – Чем обязан визиту? Слышал о трагедиях. Ужасное дело. Чем могу помочь?

Его тон был вежливым, но в глазах читалась настороженность. И что-то еще. Холодное, оценивающее.

– Николай Сергеевич, – начал Максим, оставаясь стоять. – Расследование принимает неожиданный оборот. Есть основания полагать, что убийства носят ритуальный характер. Связаны с неким… древним культом.

Громов не моргнул глазом.

– В нашем городишке? Мистика какая-то. И какое это имеет отношение ко мне?

Максим решил пойти ва-банк. Он достал фотографию из аптеки и положил ее на стол.

– Это отношение. Вы знали Анфису Белову и Аркадия Степанова. Вы были на этом снимке с ними.

Громов медленно взял фотографию, рассмотрел ее. На его лице не дрогнул ни один мускул.

– Да, конечно. Знавал. Анфиса была чудаковатой, но безвредной старушкой. Аркадий – хорошим аптекарем. Это было давно. Молодость. Группа по интересам, краеведение. Мы изучали местный фольклор.

– Фольклор, связанный с луной? – мягко спросил Максим.

Громов наконец поднял на него взгляд. В его глазах что-то вспыхнуло – не гнев, а скорее… интерес. Как у ученого, нашедшего редкий экземпляр.

– Вы хорошо осведомлены, Максим Петрович. Да, мы интересовались и лунными циклами. В сельском хозяйстве это важно. А что до символов, – он махнул рукой в сторону гравюр, – это мое личное увлечение. Астрономия.

Все было гладко. Слишком гладко. Громов был готов к таким вопросам. Он был не жертвой, а хищником, уверенным в своей силе.

– Понимаю, – сказал Максим, забирая фотографию. – Тогда, возможно, вы поможете нам с другим вопросом. Мы нашли карту. С тремя точками. Две из них – места убийств. Третья – здание вашей администрации. Не могли бы вы прокомментировать?

Он не показал карту, лишь описал ее. Громов выслушал, его лицо оставалось невозмутимым.

– Совпадение. Старые карты часто неточны. Бред суеверных старух. Не стоит придавать этому значения, Максим Петрович. Вам следует сосредоточиться на реальных уликах, а не на сказках.

Его тон стал жестче. Разговор был окончен.

– Благодарю за уделенное время, Николай Сергеевич, – кивнул Максим и повернулся к выходу.

Он чувствовал на своей спине взгляд Громова. Холодный, тяжелый, как свинец.

Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул. Провал. Прямой наскок не сработал. Но кое-что он понял. Громов не отрицал своего прошлого. Он лишь минимизировал его значение. И он был слишком спокоен. Слишком уверен в себе.

– Поехали, – бросил он Родионову.

По дороге в отделение его снова зазвонил телефон. Незнакомый номер. Максим ответил.

– Следователь Орлов? – произнес тихий, женский голос, полный страха. – Я… я должна с вами поговорить. О Маше. О Марии Ветровой. Я знаю, почему ее убили.

– Кто вы? – резко спросил Максим.

– Я ее подруга. Катя. Я боюсь. Они за мной следят. Я могу встретиться только тайком. На старом мельничном ручье, через час. Одни. Пожалуйста.

Связь оборвалась.

Максим посмотрел на Родионова.

– Меняй маршрут. Старый мельничный ручей.

– Товарищ старший следователь, это может быть ловушка.

– Я знаю. Но другого выхода нет.

Мельничный ручей находился в глухом, заболоченном месте, в нескольких километрах от города. Когда-то там стояла мельница, теперь от нее остались лишь развалины. Максим приказал Родионову остаться в машине на дороге и пошел пешком по тропинке, ведущей к ручью.

Было уже темно. Луна, все еще полная, но уже не такая багровая, пробивалась сквозь тучи, отбрасывая длинные, искаженные тени. Ветер шелестел в камышах. Было тихо, слишком тихо. Даже лягушки молчали.

Он вышел на поляну у старой мельницы. Разрушенное здание стояло как скелет, выбеленный лунным светом. У ручья стояла худая, темноволосая девушка, кутаясь в тонкое пальто. Увидев его, она вздрогнула.

– Катя? – тихо окликнул он.

– Вы Орлов? – она подошла ближе, ее лицо было бледным, испуганным. – Спасибо, что пришли.

– Что вы знаете о Маше?

– Она… она что-то нашла. Неделю назад. Мы ходили в лес, на Песчаный холм, еще до того, как там убили аптекаря. Она увлекалась археологией. И нашла там, в старом дупле, дневник. Старый, кожаный. Она сказала, что это дневник той самой Беловой. Анфисы.

Максим почувствовал, как у него учащается пульс.

– Где этот дневник?

– У Маши. Она его спрятала. Сказала, что он опасный. Что в нем написано про «Сердце Луны» и про то, как его активировать. Она сказала, что для этого нужны три жертвы в трех точках силы. И третья точка… – Катя замолчала, всхлипывая.

– Третья точка – это здание администрации? – догадался Максим.

Она кивнула, слезы текли по ее щекам.

– Да. И она сказала, что следующий будет… мэр. Громов. Но она не верила, что его убьют. Она думала, что он главный. Она хотела пойти к нему, потребовать ответов. Я уговаривала ее не ходить. Но она не послушала. И вчера вечером ушла и… не вернулась.

Значит, Мария стала жертвой не случайно. Она знала слишком много. И она представляла угрозу для Громова. Или для его планов.

– А вы? Вы читали этот дневник?

– Нет. Только Маша. Она только сказала, что там написано, что «Сердце Луны» – это не камень. Это… дверь. И ее нужно открыть тремя ключами. Ключами из плоти и крови.

Три жертвы. Три ключа. Треугольник. Все сходилось.

– Катя, где спрятан дневник? – настойчиво спросил Максим.

– Она не сказала точно. Только, что в «логове волка». Я не знаю, что это значит. В нашем городе нет волков.

«Логово волка». Максим напряг память. На старой карте, что он нашел в браслете, одно из урочищ к северу от города было подписано «Волчья Грива». Возможно, это оно.

– Хорошо, Катя. Идите домой. Никому ни слова. Я разберусь.

– Они убьют меня, как Машу! – прошептала она, хватая его за руку. – Я видела, как за мной следят. Большие, черные собаки.

Собаки. Как на кладбище.

– Я предоставлю вам защиту. Родионов! – крикнул Максим.

Но ответа не последовало. Только ветер и шелест камышей.

Максим обернулся. Поляна была пуста. Катя исчезла. Как будто ее и не было.

– Катя! – крикнул он.

Тишина. И тогда он услышал. Тихое, зловещее рычание. Из темноты, из-за развалин мельницы, вышли три огромные, черные собаки. Те самые. Их глаза сияли в темноте, слюна капала с оскаленных пастей. Они медленно, цепным строем, начали окружать его.

Ловушка. Катя была приманкой.

Максим инстинктивно потянулся к кобуре, но пистолет был в машине. Он отступил к ручью, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. Собаки были не просто злыми. В их взгляде была неживая, разумная ненависть. Они служили не человеку.

Одна из них, самая крупная, сделала выпад. Максим отпрыгнул, споткнулся о корень и упал на спину. Собака прыгнула на него, ее горячее дыхание обожгло лицо. Он успел выставить вперед руки, схватив ее за ошейник. Металлическая пластина с символом впилась в ладонь.

Он смотрел в ее горящие глаза и видел в них не животное, а нечто древнее и бесконечно злое. Это был не пес. Это был слуга.

Издалека донесся выстрел. Затем второй. Собака на его груди взвыла и отпрыгнула. Остальные замерли в нерешительности.

Из темноты выбежал Родионов с поднятым пистолетом.

– Товарищ старший следователь!

Собаки, издав низкий рык, медленно отступили в тень и растворились в ней, словно их и не было.

Максим поднялся, отряхиваясь. Его руки дрожали.

– Почему ты стрелял? Я же сказал ждать в машине.

– Я слышал ваши крики. И увидел, как та девушка убежала не одна. С ней был кто-то. Высокий, в плаще. Они сели в машину и уехали.

Значит, Катя была частью западни. Ее страх был настоящим, но ее использовали, чтобы заманить его сюда.

– Поехали обратно, – хрипло сказал Максим. – Сейчас же.

По дороге он молчал, обдумывая услышанное. Дневник Беловой. «Сердце Луны» – дверь. Три ключа-жертвы. Громов – либо следующая жертва, либо палач. И он, Максим, был пешкой в этой игре. Пешкой, которую пытались убрать.

Вернувшись в отделение, он обнаружил на своем столе новое «послание». Конверт без марки и обратного адреса. Внутри – единственный листок. На нем был нарисован все тот же символ, а под ним – слова, написанные тем же пигментом, что и на лбу Марии: «Третий ключ повернется в полночь. Врата откроются. Тень войдет в мир».

Сегодняшняя ночь. Третье убийство должно произойти сегодня. В полночь. В здании администрации.

У него не было выбора. Он должен был идти туда. Один. Потому что он не мог доверять никому. Ни Родионову, никому другому. Культ был везде.

Он посмотрел на часы. Было десять вечера. Два часа до полуночи.

Он достал свой табельный пистолет, проверил обойму. Затем взял фонарик, наручники и бросил все это в кожаную сумку.

Он ехал к администрации, чувствуя себя участником собственных похорон. Городок спал. Огни в домах были погашены. Только его «Волга» ползла по пустынным улицам, как единственное живое существо в царстве мертвых.

Здание администрации было темным и безмолвным. Все сотрудники разошлись по домам. Охраны на входе не было – ее, видимо, отвели по приказу свыше. Максим подошел к запасному входу, который обычно использовали для хозяйственных нужд. Дверь была приоткрыта. Еще один знак. Его ждали.

Он вошел внутрь. Длинные, темные коридоры, пахнущие воском и официозом. Лунный свет пробивался сквозь высокие окна, рисуя на полу бледные прямоугольники. Он двигался на ощупь, стараясь не производить шума.

Его целью был кабинет Громова. Если ритуал должен был произойти здесь, то скорее всего – там.

Подойдя к двери кабинета, он увидел, что из-под нее пробивается тонкая полоска света. И доносились голоса. Тихие, напевные. Хор. Он прислушался. Они произносили слова на том же древнем языке, что был на кинжале и табличке.

Максим взялся за ручку. Дверь была не заперта. Он медленно, медленно толкнул ее.

Кабинет Громова преобразился. Все столы и стулья были сдвинуты к стенам. На полу был вычерчен мелом огромный, сложный круг с теми же символами, что он видел раньше. В центре круга стоял сам Громов. Он был облачен в темное, похожее на рясу одеяние, с капюшоном, наброшенным на голову. В руках он держал тот самый черный кинжал.

Вокруг него, образуя внешний круг, стояли несколько человек в таких же темных одеждах. Их лица были скрыты в тени. Среди них Максим узнал… Родионова. Участковый стоял с каменным лицом, его глаза были пусты.

И на полу, в центре круга, у ног Громова, лежала связанная фигура. Молодой парень, лет двадцати пяти. Он был жив, его глаза были полы ужаса, но он не мог издать ни звука – кляп во рту.

Третья жертва.

– Входи, следователь, – произнес Громов, не поворачиваясь. Его голос звучал иначе – низко, властно, с металлическим отзвуком. – Мы ждали тебя. Ты – часть ритуала. Непреднамеренная, но ключевая. Свидетель. Твоя кровь… твоя смерть… станет печатью на вратах.

Максим вошел в кабинет, захлопнув дверь за собой. Он поднял пистолет.

– Все кончено, Громов. Отпустите парня.

Громов медленно повернулся. Его лицо было темным, глаза сияли в свете свечей, расставленных по кругу.

– Ничто не кончено. Все только начинается. Ты думал, ты охотишься? Нет. Тебя привели сюда. Как ягненка на заклание. Ты видел знаки. Ты следовал за ними. Ты идеальный свидетель. Чистый, не оскверненный знанием. Твоя вера в закон, в порядок… она станет топливом для хаоса.

Он сделал шаг вперед. Окружающие его фигуры замерли.

– Две жертвы принесены. Мудрец (Степанов) и Дева (Ветрова). Остался Воин. – Он указал кинжалом на связанного парня. – И тогда врата откроются. Сердце Луны забьется. И Тень, что спала веками, ступит на эту землю.

– Я не дам тебе этого сделать, – сказал Максим, целясь Громову в грудь.

– Ты ничего не можешь сделать, – усмехнулся Громов. – Это сильнее тебя. Сильнее всех нас. Это сама ночь. Сама пустота.