Записки грумера. Честные истории о трудностях и радостях профессии

Елена Пичугина

Записки грумера. Честные истории о трудностях и радостях профессии

Эта книга посвящается ГРУМЕРАМ – фанатам животных, готовых часами вычесывать, стричь, щипать, мыть и сушить представителей мокроносых.

Предисловие

В конце октября 2025 года исполнилось семь лет, как я не выпускаю из рук грумерские ножницы. Я посчитала эту дату отличным поводом уйти из профессии и опубликовать свои заметки о радостях и трудностях работы с животными. Надеюсь, мои любимые клиенты меня поймут и простят.

Эта книга – мой путь от новичка до профессионала, включая ошибки и победы. Она о том, как начать, упасть, снова подняться, добиться результатов и достойно завершить главу жизни, посвящённую грумингу.

За годы работы я заполнила семь рабочих дневников – их основная задача была вести так называемую «запись», дополнительная – фиксировать особенности характера четвероногих клиентов, индивидуальные нюансы ухода и предпочтения владельцев. Эти заметки помогали мне выстраивать индивидуальный подход к каждому питомцу.

Перелистывая страницы своих дневников, я вновь переживала и забавные случаи, и непростые ситуации. Вспоминала и задавалась вопросом: как мне удалось всё это выдержать? Днём – основная работа в офисе, вечерний груминг в будни и по три‑четыре собаки каждый выходной. Это была настоящая гонка, испытание на прочность. Сегодня я отчётливо понимаю: именно этот непростой опыт сделал меня тем специалистом, которым я стала.

В целях сохранения конфиденциальности моих клиентов и их питомцев я изменила имена и некоторые детали, но истории остались подлинными – в них отражён мой путь в этой непростой, но очень увлекательной профессии.

Груминг в цифрах

7 лет работы, 6 сотен клиентов, 5 основных инструментов (машинка, нож, ножницы, когтерез, расческа), 4 комплекта спец одежды, 3 килограмма пудры для тримминга, 2 подушки из шерсти самоеда и целая тонна собачьих волос.

Откуда растет хвост или, Как все начиналось

В детстве я любила слушать сказки на пластинках. Моей самой любимой была «Карлсон, который живёт на крыше». У Малыша были Боссе и Бетан – его старшие брат и сестра. А у меня никого не было – ни сестрёнки, ни братишки, ни собаки, ни Карлсона. А я очень‑очень хотела, чтобы у меня кто‑то был. Но больше всего я мечтала о собаке.

Каждый вечер перед сном, закрывая глаза, я представляла, как вырасту и заведу себе целый «зоопарк»: собак, кошек, хомяков, голосистых канареек, волнистых попугайчиков и даже маленькую обезьянку.

Родители жили свою взрослую жизнь и не сильно вдохновлялись моими мечтами о домашних животных. Переломный момент случился одним летом, когда мы поехали к родителям папы, и у них окотилась кошка. В то время в деревнях не знали о стерилизации кошек, а из соображений здоровья в помёте оставляли только одного котёнка. Этот оказался рыженьким.

К моменту, как мы приехали, у котёнка уже открылись глазки, и он мог осторожно выбираться из бумажного короба, исследуя мир. Я часами возилась с ним: гладила, играла, смастерила ему игрушку из газеты – свернула кусочек трубочкой и в середине перевязала ниткой. Наша идиллия продолжалась месяц – я была очень счастлива. А потом настала пора уезжать.

Помню, как сказала маме, что если она не хочет заводить мне собаку, то я возьму этого котёнка или останусь у бабушки. Наверное, в тот момент я была полна решимости так сделать. По крайней мере, не припомню случая до этого, чтобы я была настолько настойчивой. А мама не очень любила кошек, но, видя мой категорический настрой, поняла, что придётся чем‑то пожертвовать, чтобы не везти кота домой. И тогда мама предложила: «Хорошо, давай сделаем так: мы не будем брать этого котёнка, но через какое‑то время обязательно купим собаку». Не сразу, но всё же родители сдержали своё обещание.

Незадолго до того, как у нас появилась собака, родители купили мне книжку с названиями пород. Это была советская книга в твёрдом переплёте, напечатанная на бумаге не самого лучшего качества. А в середине – цветные фотографии разных пород собак. Я прочитала её от корки до корки. Особенно меня завораживали фотографии. Когда я приехала к своей прабабушке на летние каникулы, рассказывала ей взахлёб: «Вот вырасту и заведу себе собаку – афганскую борзую».

Прабабушка внимательно меня слушала, задавала уточняющие вопросы, и мне, школьнице начальных классов, было очень приятно, что она разделяет мой интерес. Хотя вообще‑то, как и её внучка – моя мама, бабушка не была большой любительницей собак. Она всегда говорила: «У нас „ко двору“ только трёхцветные кошки. Больше никто не приживается».

Мне было одиннадцать или двенадцать, когда у нас появился чёрный‑чёрный Дик – щенок немецкой овчарки. Я сама выбирала ему имя. Дик был немного диковат и этим полностью свою кличку оправдывал. Говорили, что это породная особенность. Если овчар – последний в помёте, самый маленький и самый чёрный, без единого пятна другого цвета, – это лучший защитник и сторож.

Изначально предполагалось, что Дик будет охранять новую машину в гараже. В непростые 90‑е годы это казалось разумной идеей. Я не знаю, как родители представляли себе её воплощение, но в конечном итоге собака к машине осталась не приучена. Дик боялся её как огня. Наша первая совместная летняя поездка с ним на папину малую родину стала настоящим испытанием. Дику было около года. Всю первую половину пути он отчаянно сопротивлялся, пытался поставить свои длинные ноги на подголовник водительского сиденья и покусывал папу за шею. Я сдерживала его как могла, но не помогал даже строгий ошейник с металлическими шипами.

Когда Дик был маленьким, а я училась в школе, именно на мне лежали все заботы о нём – от прогулок до ухода. Мама лишь кормила собаку. В те первые месяцы его жизни я регулярно вытирала за ним лужи с линолеума. От постоянного нахождения в холодной воде мои руки покрывались «цыпками» и болели. Когда он немного подрос, я стала приучать его к улице. Приходила из школы и шла с ним гулять. Было очень обидно, когда он справлял нужду «по‑маленькому» на улице, а «по‑большому» ходил исключительно дома. Меня это очень сильно расстраивало. Казалось, я что‑то делаю не так, неправильно. Но это были мелочи по сравнению с ощущением радости – наконец‑то у меня появилась собака.

Дик был моим самым лучшим другом. Родители допоздна задерживались на работе, и тогда я садилась в коридоре перед Диком на корточки, и грусть как рукой снимало. Я гладила его чёрную, как смоль, шерсть, разговаривала с ним, как со взрослым, обнимала его могучую шею.

Был очень весёлый случай, который мы всей семьёй вспоминаем до сих пор. В то время не было никаких кормов, и мама кормила его «натуралкой». В основном это было такое незамысловатое блюдо, как «тюря», когда в тёплое молоко или суп добавлялся хлеб. Иногда мама варила кашу. Однажды она дала ему остатки какого‑то салата: то ли винегрета, то ли селёдки под шубой, где была свёкла.

Я темы еды не касалась, поэтому была не в курсе, что собака ела на завтрак, обед или ужин. А свёкла, как известно, обладает ещё неким слабительным действием. Одним словом, у шестимесячного щенка, перенёсшего к тому же пару недель до этого прививку, началось то, что на медицинском языке называется «жидкий стул» с вкраплениями красного цвета.

Я в панике, родители на работе. Я сама сходила к ветеринару, договорилась, что он его посмотрит, привела собаку к нему. Ветеринар его осмотрел, не нашёл никаких страшных симптомов, но на всякий случай вколол Дику в мышцу задней ноги какой‑то укол, а на обратном пути щенок начал заваливаться на бок. Мне ничего не оставалось делать, как взять на ручки тушку в десять килограммов и нести его домой «на пупке» порядка километра. Я шла, плакала, думая, что собака умирает, не в состоянии даже вытереть слёзы и сопли, потому что руки были заняты Диком. А вечером пришли родители, мама вспомнила про винегрет, Дик к этому времени оклемался, и все дружно надо мной посмеялись. Наверное, в тот момент я и решила стать ветеринаром.

Когда я озвучила эту мысль о будущей профессии родителям, мама пренебрежительным тоном спросила: «Ты что, хочешь всю жизнь коровам хвосты крутить?» Папа тоже не был в восторге от моей затеи погрузиться в эту тяжёлую, низкооплачиваемую и абсолютно непрестижную работу. Так я выяснила, что ветеринары не только собачкам и кошечкам прививки ставят, но и принимают роды у крупного рогатого скота. А для того, чтобы вытащить сорокакилограммового телёнка из коровы, требуется не маленькая сила. Где сила и где я? Мне предстояло либо нарастить мышцы, либо пересмотреть планы. И я склонилась к последнему, но не ушла далеко. Я обратила свой взор на профессию кинолога. «Дрессировать в фуфайке собак?» – спросил папа. Мне нечего было ему ответить.

В то время в сельской местности профессия «грумер» была не известна, хотя в больших городах уже работали отдельные специалисты на коммерческой основе. Домашних животных держали единицы. Не было в продаже и специальных инструментов. Иногда я смотрела на невероятно длинные когти Дика и каждый раз ломала голову: чем же их укоротить? Хоть пилкой пили.

Я любила приводить Дика в порядок: вычёсывала его маминой массажной расчёской, мыла в ванной человеческим шампунем. А вот сушиться феном он не давался.

В семейном альбоме есть фотографии, где на фоне красного советского ковра, на зелёном диване сидят мама и папа, а посередине – я, с Диком на коленках. Он тогда нервничал и глубоко дышал. А мне от этого было безумно уморительно и смешно. Это было невероятное ощущение большого такого счастья, тепла, беззаботного времени и любящей семьи. Семьи, в которой есть собака.

А потом, лет в четырнадцать, я посмотрела американский фильм «Розы для богатых» и решила стать адвокатом. В тот момент все «собачьи» профессии разом забылись на следующие пятнадцать лет.

Собака или курсы груминга?

В две тысячи двенадцатом году детские мечты неожиданно, но настойчиво постучали в дверь моей взрослой жизни. Это было время, когда мы с сыном, школьником начальных классов, переехали из районного центра в город на Волге – столицу региона. Квартира была куплена в ипотеку, зарплата в офисе была мизерной, и передо мной остро встал вопрос о дополнительном источнике дохода.

Я даже и не вспомню сейчас, как мне пришла в голову эта идея со стрижкой собак. Только собаки у меня не было к тому моменту уже около десяти лет, и я очень плохо представляла, что это за зверь и с какой стороны к нему надо подходить. В то время курсы груминга вкупе с оборудованием стоили приблизительно столько же, если не больше, сколько приличный породистый щенок. Предстояло сделать непростой выбор: что первично – щенок или курсы с оборудованием? Кроме того, я слабо себе представляла, где я буду стричь всех этих собак. Кухня была четыре квадратных метра, а в единственной комнате, которую мы с сыном делили на двоих, на полу лежал ковролин.

Как мне казалось, я рассудила здраво: сначала – собака, потому что помимо груминга я горела желанием заниматься разведением. Вопрос, касаемый пола, даже не обсуждался – девочка. Летом две тысячи тринадцатого года, во время совместных прогулок с сыном по набережной, мы не видели никого и ничего, кроме собак – присматривались к породам. До тех пор, пока моя коллега, наслышанная о моих планах, не бросила вскользь, что видела как‑то в интернете фотографию красивой маленькой белой собачки очень редкой породы, стоящей «как крыло „Боинга“». Порода с труднопроизносимым названием – вест‑хайленд‑уайт‑терьер.

Я бросила все свободные от работы и воспитания ребёнка силы на поиски щенка с хорошей родословной, но это оказалось совсем непросто. В нашем городе тогда было порядка пяти взрослых собак, все они были привезены из Москвы. Мои переговоры с московскими питомниками не увенчались успехом: заводчикам было удобнее пристроить щенков в непосредственной территориальной близости к Москве и области.

Я не теряла надежды и однажды в газете наткнулась на объявление от молодого питомника в Уфе о бронировании только что родившихся вестиков. Созвонившись с заводчицей, мы проговорили детали и получили фотографии трёх свободных девочек. Мы с сыном выбрали щенка… по салатовой ленточке. А как ещё можно было среди трёх абсолютно одинаковых щенков выбрать своего? Оставалось подождать полтора месяца, чтобы забрать малышку на осенних школьных каникулах.

Стоимость щенка составляла тридцать тысяч рублей, моя зарплата – семь тысяч. Существовала только одна возможность осуществить нашу мечту – взять потребительский кредит. Заводчица сделала нам скидку, равную стоимости железнодорожных билетов, порядка двух тысяч; нашему счастью не было предела.

На ноябрьские праздники, не сказав родным ни слова, мы поехали забирать нашу собаку. Мы сели в поезд вечером, рано утром должны были приехать в Уфу, забрать щенка, а уже через пару часов у нас был поезд обратно. Было очень волнительно. Я переживала: «А вдруг заводчица проспит и не приедет так рано на вокзал? А вдруг щенок нам не понравится? А вдруг нас не посадят обратно на поезд? А вдруг с документами будет что‑то не то? А вдруг…» Но всё прошло по‑доброму. В столь ранний час на вокзал Уфы приехала вся семья провожать щенка в новый дом. Они тоже успели к ней привязаться.

Мы возвращались обратно. Щенок лежал в переноске, сын то и дело совал ей пальцы, чтобы пощупать её мокрый нос, словно переживал, не померещилась ли ему собака. Я сама, если честно, пыталась осознать последствия своего поступка. Мы так долго мечтали о собаке. А на обратном пути, в поезде, меня вдруг начали терзать сомнения: «А правильно ли я поступила? Зачем я это сделала? Теперь не уедешь никуда, будешь привязана к этой собаке. Теперь она будет гадить дома, на ковролин. Что же делать?»

Но всё было уже сделано. Дальше мы привыкали друг к другу. Я не пускала её в комнату. Она пищала по ночам – ей было страшно и холодно. На следующий день после приезда из Уфы я потащила сына в цирк, хотя он не просил. Цирк нужен был мне. Мне срочно нужны были положительные эмоции. Мне хотелось абстрагироваться и забыть, что теперь у нас есть собака. Появилось много дополнительных хлопот: сделать недостающие прививки, продержать её месяц дома на карантине, приучать к улице (а там холодный ноябрь), где‑то её стричь.

А потом наступил последний день две тысячи тринадцатого года – день, когда ей исполнилось четыре месяца. Он оказался рабочим. Я пришла домой в пять часов вечера, уставшая, голодная. Приняла ванну, укуталась в махровый халат, легла на диван и положила её себе на грудь. Так мы и уснули. С тех пор мы десять лет спали вместе, вплоть до моего переезда в собственную квартиру в Москве.

В этом году моей любимице исполнилось двенадцать лет. Забегая вперёд, скажу, что из всех сорока девяти щенков, произведённых ею на свет, я не смогла выбрать ни одного, похожего на неё. Дейзи – абсолютно моя собака, самая единственная и самая неповторимая, поэтому я точно знаю, что не найду место в сердце для другого вест‑хайленд‑уайт‑терьера.

Тем не менее восемь лет назад произошло событие, которое поставило меня перед необходимостью вспомнить о давнем намерении стать грумером, а заодно – «расчистить» в своём сердце небольшое местечко для собаки‑улыбаки, корги Дестин. Я «влезла» в очередную ипотеку.

В две тысячи восемнадцатом году, двадцать пятого января, в Татьянин день и День студента по совместительству, на разных концах Москвы увидели свет два помёта по пять щенков: Дейзи ощенилась в третий раз, вельш‑корги‑пемброк Хэппи – в первый. Это была любовь с первого взгляда. Договариваясь о встрече с заводчиком, я решила, что только посмотрю. Наивная! После знакомства с двухнедельной «проказой» я уехала в состоянии эйфории и с осознанием того, что в нашей жизни скоро появится ещё одна собака.

Этот щенок стоил тех денег – восемьдесят тысяч рублей: озорные, глубокого коричневого цвета миндалевидные глаза, забавный хвост, который, как мне казалось, не помогал, а только мешал ей держать равновесие, и яркий окрас «триколор». Даже здесь сказалось моё желание «выделиться из толпы»: у всех купированные рыжики, значит, у меня будет хвостатый триколор. Брать кредит уже не было необходимости. В один субботний день в конце марта малыши‑вестики разъехались по новым домам, а в воскресенье мы с сыном – теперь уже не на поезде, но на такси – забрали Дестин домой.

Дестин – официальное имя. Оригинальности мне не занимать: для удобства я решила, что удобнее было бы звать собак Дейзи‑Дести; иногда я путалась. Как различали они, кого я зову, – не знаю, но ошибались редко. Кто думает, что две суки в доме – это не два кобеля, те сильно ошибаются. Получив вместо пяти собственных белых мелких «детей» трёхцветную бешеную табуретку, Дейзи впала в ступор, граничащий с безумием. Она тыкала Дести в холку своим носом при каждом удобном случае, видимо, проверяя на прочность. Та отчаянно огрызалась.

Несмотря на юный щенячий возраст, за свою еду коржик боролась так, словно собиралась выиграть чемпионат мира по поеданию собачьего корма на время. Представить себе ситуацию, при которой две собаки мирно стоят и спокойно поглощают корм из рядом стоящих мисок, – что‑то из области фантастики.

С тех пор ничего не изменилось. Одна собака ест в кухне, вторая – в комнате. А вот миска с водой у них общая. В ней всегда свежая кипячёная вода: Дейзи очень привередливая и ни за что не будет пить воду, разбавленную Дестиными слюнями. Так и живём.

Кстати, один из самых первых вопросов клиента грумеру – отнюдь не про опыт работы, а про наличие собственного питомца. Это формирует степень доверия к специалисту. Для грумера же очень часто собственная собака становится «нулевым пациентом». Так что я в своё время интуитивно сделала правильный выбор: сначала – собака, потом обучение.

Школа груминга

У меня есть жизненное кредо: я всегда выбираю лучшее из возможного. Так было и с выбором школы груминга. В две тысячи шестнадцатом году я наконец смогла финансово позволить себе семидневные интенсивные курсы груминга в лучшей груминг‑школе столицы. К тому моменту моя собака уже успела побывать на выставках и даже стать мамой.

Чтобы посвятить себя учёбе, пришлось всё тщательно спланировать. Я дождалась отпуска и попросила мужа взять на себя заботу о ребёнке и собаке. Мне нужно было полностью погрузиться в процесс: с раннего утра и до позднего вечера быть в школе.

Режим оказался жёстким. Каждое утро я вставала в половине седьмого, чтобы к девяти быть на месте. Занятия длились до шести вечера, а домой я возвращалась уже ближе к восьми. Целую неделю – с понедельника по воскресенье – моя жизнь состояла только из учёбы. Мозг буквально закипал: за семь дней нужно было усвоить объём знаний, на который другие тратят месяцы. Это был формат суперинтенсива – я сама его выбрала, желая сразу получить максимум информации.

Выбирая школу, я внимательно изучила программы, проанализировала сайты учебных заведений и заметила странную закономерность: если школа уделяет внимание оформлению сайта, значит, и внутри всё выстроено грамотно. Для меня не имела значения удалённость – важно было получить нужные знания в сжатые сроки.

Школа совмещала обучение с работой полноценного салона груминга. Это оказалось огромным преимуществом: не нужно было искать собак для практики – школа предоставляла моделей. Их владельцы платили символическую сумму, получая при этом пусть не идеальную, но достаточно экономную стрижку.

Обучение выстроили логично. Утром – теория: нам выдали объёмную методичку, а мы конспектировали ключевые моменты. После обеда – практика. Иногда на двух человек давали одну собаку: время было ограничено, нужно успеть отработать навыки за неделю.

Самым болезненным уроком для меня стала стрижка когтей. В теории мне не хватило важных нюансов: как стричь постепенно, как правильно фиксировать лапы (поднимать задние, подгибать передние или класть собаку на спину), как избежать повреждений. На практике с одной собачкой я допустила ошибку: слишком коротко подстригла коготь. Началось кровотечение. Я едва успела завершить работу в срок: на собаку отводился один час, и из‑за того, что я много времени провозилась с травмированным когтем, к финалу собака оказалась не до конца готова.

К воскресенью мой мозг буквально «перегрелся». Я купила преподавателям цветы, поблагодарила и вышла из школы с мыслью: «Вряд ли я буду этим заниматься – слишком сложно». Не было отторжения, но и прежнего энтузиазма тоже. Я осознавала несколько важных вещей: теории недостаточно – нужны долгие часы практики; совмещать обучение с семьёй крайне сложно; за семь дней невозможно стать профессионалом.

Школа дала мне азы: базовые знания, первые практические навыки, понимание процессов. Но настоящий опыт, как я позже поняла, начинается уже после диплома – в реальных условиях, с реальными собаками и их владельцами.

Чемоданчик грумера

В школе после обучения была возможность купить набор инструментов по «выгодной цене», но мой, перегретый плотной учебной неделей, мозг не был способен мыслить конструктивно, и я решила взять паузу на обдумывание. Паузу, которая в конечном итоге затянулась на два года.

Когда я подошла к серьёзному решению «сейчас или никогда», я взяла консультацию у руководителя питомника, от которого выставлялась моя собака, – что именно нужно купить для старта: машинку для стрижки, несколько ножей‑насадок, прямые и филировочные ножницы, пуходёрку ручной работы, фурминатор для проведения экспресс‑линьки, однорядную расчёску, тримминговый нож, когтерез средних размеров и пудру для тримминга.

Полупрофессиональный фен у меня был. «Спецодежду грумера» – синтетические брюки и футболку – я купила в «Спортмастере» несколько позже, а нейлоновый фартук, как тот, в котором работают обычные парикмахеры, заказала на маркетплейсе.

Взяла чёрный, бывший школьный ранец сына, купила маленький прорезиненный коврик, который обычно люди покупают для ванной комнаты (до садовой плёнки в хозяйственном магазине я додумалась ближе к закату карьеры), и два намордника «Зооник» разных размеров – для маленьких и средних собак. Достала летние сланцы и приготовилась работать.

Через некоторое время, после не фатальных, но значимых ошибок, в моём чемоданчике появилась аптечка. Я положила туда хлоргексидин, ватные диски, бактерицидный пластырь, капрамин – кровоостанавливающее средство – и мазь «Ортофен», которая стала «скорой помощью» для мышц рук после работы со сложными экземплярами.

Самой бесполезной покупкой на начальном этапе оказалась покупка грумерского стола с фиксирующей петлёй. Дело в том, что квартира была маленькой. Сначала я принимала клиентов в комнате, где спала. Иногда владельцы отказывались оставлять собаку одну, и я не противилась. Потом я переместилась в маленькую кухню на пять квадратных метров. Просторнее не стало. Но в кухне стоял обеденный стол, и грумерский туда уже не умещался. А так как он был достаточно тяжёлый и мне приходилось его тягать с балкона на балкон, я на какое‑то время оставила его практически на улице.

Через год с момента начала моей карьеры я его продала на «Авито», потому что мне не хватало денег на оборудование для ультразвуковой чистки зубов. Покупательница оказалась из числа заводчиков цвергшнауцеров. Так я бонусом получила несколько дополнительных клиентов на следующие годы работы.

Первый «блин комом»

Понимая, что даже если «сарафанное радио» заработает и я перестригу всех собак района, этого будет недостаточно для моего финансового плана, я зарегистрировалась на одном из сервисов, который помогает встретиться клиентам и специалистам, и стала думать, как мне завлечь первую собаку.

Моя идея была следующей: стрижка будет бесплатной, если клиент даст согласие на фотосъёмку. Через некоторое время мне позвонила женщина, судя по голосу – в возрасте, чтобы поинтересоваться, действительно ли это так. Я это подтвердила, и мы договорились о встрече на выходной день.

Нахождение незнакомого человека в квартире не входило в мои планы. Кроме того, я не хотела, чтобы кто‑то стал свидетелем моей неопытности. Я не обратила внимания на тот факт, что с самого порога хозяйка заявила, что они забыли дома намордник. Я взяла у изумлённой возможностью уехать женщины поводок и сказала, что позвоню, как завершу работу.

Я взяла собачку, поставила её на грумерский стол. Пёс всем своим грозным видом стал показывать, что лучше бы мне к нему не приближаться. Предварительно в нашем телефонном разговоре я поинтересовалась, какой груминг у собаки был раньше, потому что шерсть вельш‑терьеров триммингуют – выщипывают. Клиентка сказала, что у них запущенный вариант, который приехал с дачи, и его нужно просто подстричь, оставив длину три миллиметра, то есть очень коротко.