Спасибо тебе

Олеся Мизгиревская

Спасибо тебе

Спасибо тебе

Холодно. За окном жалобно воет вьюга. Крошечные, чуть заметные частички снега хаотично летают в морозном воздухе, исполняя замысловатый танец перед неизбежным падением на обледенелую землю. Беззвездное небо скрылось за бесконечным потоком летящих к завершению своей жизни снежинок. Слышится вой собаки. Определенно бездомной. Слушая её безнадежный вой, я ощущаю, как ей там, в этой безжалостной зиме холодно и одиноко. Я невольно кутаюсь в теплое одеяло. Февраль. Время вьюг и стойких морозов в этой климатической полосе. Долгий февраль, как проверка на прочность всего живого на этой планете. «А доживет ли? Дотянет ли до первого запаха весны в воздухе, до первого нежного ландыша и звонкого, согревающего душу пения птицы?» Я точно не доживу. Я отчетливо понимаю, что мои дни сочтены. Сочтены – правильное слово. Сочтены – значит посчитаны. Кем они посчитаны? И зачем? Всё больше стала размышлять. Чем же еще занять свой угасающий мозг? Горько усмехаюсь, представляя, как я выгляжу со стороны. Бесполезное, слабеющее существо. Для чего я еще здесь? Я не приношу никакой пользы. Даже себе. А может приношу, но не замечаю? Или человек не для того, чтобы приносить пользу? Много вопросов. Без ответов. Открыть окно и упасть в объятия бесконечных снежинок? Нет, там холодно. Я замерзну и погибну, так и не найдя ответы.

Глаза ослепил внезапный яркий свет.

– Привет, – звонкий, бодрый голос моего супруга, нарушивший приятную тишину, заставляет меня вжаться в кровать.

Я медленно и недовольно, что меня потревожили, стягиваю с головы одеяло и открываю глаза, пытаясь посмотреть на него. От надоевшего головокружения я не могу сфокусировать взгляд, чтобы рассмотреть его родное лицо и из последних сил пытаюсь изобразить улыбку, параллельно размышляя, зачем я трачу на это драгоценные силы. Понимаю, что улыбка получилась так себе.

– Как дела? – нарочито жизнерадостно спрашивает он.

«Как мои дела? Лучше всех. Я прилегла отдохнуть месяц назад. До сих пор отдыхаю» – начинаю я разговор в своей голове, вслух не отвечая на его вопрос.

– Смотри, что я принес! – уже привыкший к моему молчанию, радостно воскликнул он.

«А он молодец. Держится», – проносится в моей голове. «Или ему всё равно?» Неизвестно. Внезапно всё равно оказалось мне. Мне было неважно, что он ко мне чувствует. Холодное равнодушие. Всё стало неважным: кто, как и зачем.

«Дыня?!» – моему удивлению не было предела. Я в мгновение растаяла в удивительно свежем и бодрящем аромате зрелой дыни, вопреки только что выявленному факту безразличия. Где он в феврале достал дыню?!

– Вставай! – отчетливо произнес он, поднеся ко мне разрезанную пополам ароматную дыню.

Приторный, сладкий запах заполнил всё пространство вокруг. В какой-то момент я даже перестала слышать завывание метели за окном и пронизывающий до глубины души вой собаки. В тот момент я ощутила безграничное счастье. Кто мог подумать, что простая дыня в середине зимы принесет такие яркие эмоции! Никто. А я особенно. Он любит меня. Боже, как, наверное, ему тяжело. Какой он сильный. Где он берет силы так правдоподобно притворяться, что всё хорошо и наша жизнь не изменилась? Пока не знаю. Надо найти ответ. Мой давно потерянный аппетит немного проснулся – еще не попробовав ни кусочка, я уже ощутила забытый вкус лета.

– Поднимайся, – прошептал он, тихо прижавшись ко мне.

Что это? Это слёзы стекают по моим щекам? Не может быть, я давно уже не плачу. Да, это слёзы. Его слёзы. Он сломан. Как это? Он не может! Ему нельзя! Во мне всё негодовало от возмущения.

– Не ломайся – несвязно сказала я, бережно приглаживая его растрепанные волосы.

Неожиданно он отстранился от меня, оставляя воспоминания теплоты и бодро напевая веселую песенку про растаявшую снежную королеву, приступил к дальнейшему разрезанию дыни. Да, дыня была отменная. Сладость проникла в каждую клеточку моего тела, принося с собой блаженство и придавая сил, которые давно меня не посещали. На миг я даже забыла обо всем и улыбнулась.

– Ну вот! – воскликнул он. – Ты улыбаешься!

Он ласково дотронулся до моих губ и рассмеялся. Удивительно, но он был прав, мои губы вытянулись в счастливую улыбку. В такую счастливую, что она подарила ему надежду. Ему, но не мне. Я-то знаю, что мои дни сочтены. Самая опрометчивая улыбка в моей жизни. А может надежда всё же есть? Вряд ли. Вьюга всё также продолжала завывать за окном под невыносимый вой брошенной собаки, а мой неустановленный диагноз всё также мешал мне жить.

Он, улыбаясь чуть согревающему огоньку появившейся надежды, тихо пожелал мне доброй ночи и вышел из комнаты. Я вновь осталась в утомительном одиночестве, наедине со своими вопросами, на которые не могла найти ответы. Когда закончится этот февраль? Как я погрязла в этой непроглядной зиме, в этой жизненной кромешной темноте! Когда закончится эта болезнь? Какое сегодня число? А так ли это важно? Каждый день, сменяя другой, всё равно не приносит ничего нового. Это определенно тупик. Это понимание пришло ко мне уже давно, еще на той неделе. На самом деле, слово «тупик» одно из самых страшных слов, просто не каждый это осознает. Хотя, что в нем страшного, можно же развернуться и пойти назад. Но не в моем случае, мне и назад дороги нет. Да я и идти-то долго не могу: ни назад, ни вперед – быстро устаю. Значит это всё же не тупик. Надо вспомнить другое подходящее слово. Времени много, надо вспомнить. Или немного? Кто бы ответил! Может тот, кто посчитал мои дни? Или тот, кто знает что-то о пользе моего существования? Дверь в комнату открылась, супруг застыл у двери, пытаясь меня не разбудить. Сегодня я устала от общения, пусть думает, что я сплю. Я лежала с закрытыми глазами и слышала его тяжелое, тревожное дыхание. Неожиданно он наклонился надо мной и замер, прислушиваясь. Осторожно дотронувшись до моей шеи, он пытался нащупать пульс. Обнаружив биение, он с шумом выдохнул и устало сел на пол, обхватив голову руками. От внезапного осознания, чего он ожидает, в меня вонзились тысячи шпаг, оставляя зудящие раны.

– Я живая, – тихо произнесла я, пытаясь скрыть, что я плачу.

«Я действительно живая!» – кричало всё во мне. «Смотри, я плачу! А значит мне не всё равно! Значит это еще не конец!». Внезапно я нашла подходящее слово – конец. «Вот оно, самое страшное. Нет, пусть лучше будет тупик. Я развернусь и пойду назад. Я смогу. Я верю, что смогу. Я верю. Я верую.»

– Это всё дыня, – тихо прошептал он в ответ, крепко заключив меня в свои объятия. – Спасибо тебе.

– За что?

– Я стал сильным.

Открой окно

– Петька, ты опять? – обреченно прошептала уставшая женщина, сев на стул и закрыв руками лицо.

Чайник вторил её внутреннему вою, свистя на всю квартиру протяжным, громким свистом. Петька шаткой походкой, подойдя к газовой плите, издавая нечленораздельные звуки, повернул ручку и противный вой чайника постепенно начал ослабевать, вскоре и вовсе прекратившись. В комнате воцарилась тишина, среди которой, как бой набата, стучала капающая из крана вода. Мужчина неслышно качался, стоя возле газовой плиты, пытаясь найти опору. Женщина беззвучно плакала. Её хрупкие плечи содрогались от неслышных рыданий. Странно, она настолько привыкла не говорить о своих потребностях, чтобы не дай Бог не помешать жизни других людей, что даже сейчас пыталась плакать тихо, не нарушая идиллию гнетущей тишины.

– Надь, я устал. Я пойду, – услышала она голос своего благоверного.

«Да, иди» – тихо сказала она с облегчением. Убрав ладони от лица, она, ощущая горький комок досады и обиды в горле, наблюдала, как её лысеющий Петька, качаясь и держась за стены, пытался не слышно дойти до спальни, и с надеждой ждала, что он накинет пальто и уйдет навсегда из её жизни. Но этого не произошло. Мечта и сегодня так и осталась несбыточной. Он, чудесным образом, не распластавшись посреди коридора, шумно шаркая тапочками по полу, зашел в комнату и затих.

Женщина, перестав плакать, улыбнулась. Вот теперь стало хорошо. Вот так бы всегда. Вот так бы всегда было тихо. Она поднялась и, подойдя к окну, приоткрыла его, ощутив свежий поток вечернего, осеннего воздуха. Ей в который раз казалось, что она сможет выветрить все несчастья из своего дома. Её взгляд неожиданно упал на мятые, грязные занавески, когда-то бывшие красивым оформлением кухонного окна. Когда она их стирала? В прошлом месяце? Нет. Это было гораздо раньше. Надя, внезапно переключилась на вопрос, почему-то не дающий ей покоя, и усердно пыталась вспомнить, когда приводила в порядок свой дом. В её мыслях всплыли воспоминания, как в марте, года четыре назад, они с Петькой выбирали эти занавески в одном из элитных магазинов, как, смеясь, спорили какой именно оттенок подойдет к их новому кухонному гарнитуру. Новому гарнитуру? Женщина тут же окинула взглядом шкафы некогда модной кухни и вздрогнула, с ужасом поняв, что и мебель стала неприглядной и грязной. Надя неожиданно отчаянно расхохоталась. Звуки, которые она издавала, совершенно не походили на радостный смех, а больше напоминали пугающие, безнадежные выкрики.