Народные праздники, славянские боги. Традиции двоеверия в истории русской культуры

На масленичных ярмарках народ веселился без удержу. «У нас звери пьют, как люди, а люди – как звери», – говорит герой фильма «Сибирский цирюльник» генерал Радлов, показывая американке Джейн вакхическое народное гуляние по случаю масленицы. И, заявив, что «ненавидит пьянство», тут же осушает залпом три стакана водки, занюхивая рукавом. А Джейн с огромным удивлением и интересом смотрит на русское раздолье. Прилавки ломятся от изобилия блинов и баранок, красной и чёрной икры, пива и водки. Толпа зевак окружила медведя, лакающего водку из горла. Парни идут «стенка на стенку», отчаянно молотят друг друга кулаками… Но, по правде говоря, ко времени действия фильма Никиты Михалкова кулачные бои были уже не слишком популярны. А вот во времена Ивана Грозного такого рода развлечения любили не только простолюдины, но и бояре, князья и даже сам царь.

Ой, уж где вы, добрые молодцы? Вы потешьте царя нашего батюшку! Выходите-ка во широкий круг; Кто побьёт кого, того царь наградит; А кто будет побит, тому бог простит!

–кличут глашатаи в лермонтовской «Песне про купца Калашникова». И потешить самодержца «…сходилися, собиралися удалые бойцы московские».

Однако чрезвычайно любивший новшества Пётр I решил на масленицу развлекаться по-своему. Чтобы показать своему народу и иностранным державам, как пристало веселиться русскому императору, а заодно досадить церковникам, которых он, мягко говоря, недолюбливал, Пётр подписал указ «О Всешутейшем, всепьянейшем и сумасброднейшем соборе». Соборы эти очень напоминали западные карнавалы, но их отличительной чертой было пародирование церковных обрядов и поистине вакхический размах. Самым ярким масленичным шествием петровской эпохи стал торжественный маскарад 1722 года. Впрочем, масленица была скорее поводом. Настоящей целью маскарада было празднование победы Российской Империи в Северной войне и чествование российского флота. Именно поэтому вслед за вереницей упряжек с ряжеными на улицы Москвы выехали… копии кораблей во главе с Нептуном! «Гвоздём программы» стала точная копия огромного корабля с полным вооружением, у руля которого стоял сам император.

С тех пор маскарады на масленицу у русских монархов стали традицией. Однако превзойти петровский размах удалось, пожалуй, только прославившейся своим мотовством императрице Анне Иоанновне. Благодаря известному русскому писателю И. И. Лажечникову широко известна история о том, как по приказу императрицы был построен изо льда настоящий дворец в честь свадьбы её шута и шутихи. Чтобы зрелище стало уж вовсе головокружительным, по морозцу заставили пробежаться диковинного заморского зверя – настоящего слона! Как бедное животное перенесло подобную прогулку, история умалчивает, а вот жених с невестой, запертые на всю ночь в ледяной спальне, выжили только чудом.

Но это всё изыски сильных мира сего. Русское сердце целиком принадлежало настоящей масленице – народной. Широкой, бесхитростной, безгранично доброй и чистой. Именно её живописали русские литераторы и художники. Именно её полифонию передали в своих произведениях великие композиторы П. И. Чайковский и Н. А. Римский-Корсаков.

Конечно, времена меняются. И сегодня празднование масленицы, как и её образ в произведениях искусства, приобретает всё более китчевый характер. Но русская душа никак не может распроститься с этим светлым народным праздником. А значит, и в этом году на всех сковородках страны запышут жаром кружевные блины. Гуляй, масленица – всем на радость!

Христово Воскресенье всем на веселье!

Н. К. Пимоненко.Пасхальная заутреня в Малороссии.1891

Пасха – царица среди православных праздников, главный день богослужебного года. «Христос Воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав!» – поётся в праздничном тропаре. Любовь, добро и милосердие торжествуют над злом, провозглашается вечная жизнь, и растворяются врата в Царство Божие. Дату празднования Пасхи исчисляют по лунно-солнечному календарю – первое воскресенье после первого полнолуния, следующего за днём весеннего равноденствия. Из-за разницы юлианского и грегорианского календарей даты православной и католической Пасхи в семидесяти процентах случаев не совпадают. Однако, например, в 2025 году и западные, и восточные христиане праздновали Пасху в один и тот же день – 20 апреля, и до этого аналогичные совпадения в новом веке случались несколько раз.

К торжественному празднованию Воскресения Иисуса Христа Церковь всегда относилась с особым трепетом, тщательно оберегая его от языческих обрядов и разгульных игрищ. Но святой праздник всегда был не менее любим и в народе, а потому не мог не впитать хотя бы отчасти тот особый древнеславянский дух, присущий всем истинно народным праздникам. У простого христианского люда сложились свои пасхальные традиции, связанные с его заботами – здоровьем семьи и домашнего скота, будущим урожаем, защитой от всякой скверны. В народе называли Пасху Великдень и верили, что в этот праздник и во всю Светлую седмицу их молитвы будут услышаны. К празднованию готовились с особой тщательностью. В течение всей Страстной недели мыли-чистили весь дом, белили печи и стены, делали покупки, заготавливали дрова. В четверг пекли куличи и красили яйца, впервые стригли годовалых детей. За день до этого, в среду, обмывали талой водой домашний скот, чтобы защитить от дурного глаза и падежа.

В страстную седмицу пост особенно строг. Все помыслы должны быть устремлены к спасению души. От четверговой всенощной домой шли с зажжёнными свечами и выжигали их огнём кресты на дверях – для защиты от нечистой силы, которая, согласно народному поверью, в это время бушует, отгуливает последние деньки. Не случайно действие романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» разворачивается на Страстной неделе. «Мессир! Суббота. Солнце склоняется. Нам пора», – и Воланд со свитой покидает Москву в предпасхальный вечер.

На Руси верили, что со дня Пасхи до самого Вознесения (40 дней) сатана лежит в аду ничком, не шелохнётся, а Христос в сопровождении святых апостолов путешествует по земле. А потому, хотя Страстная неделя и время скорби, это скорбь светлая, полная ожидания и надежды.

«В Страстную субботу точно какая-то особенная благостная святость спустилась над сырым, мокрым, блистающим солнечными лучами,.. Петербургом и тихо начала скользить, пробираясь по всем квартирам и забираясь в уголки человеческого сердца… Ещё в церквах стояли траурные плащаницы, окружённые гробовыми свечами, ещё тихо и невнятно читали над ними чтецы слова Евангелия и над городом трепетали грустные волны медлительного перезвона, а уже праздник входил в дома. Потому что… знали: сегодня в полночь воскреснет Христос»,

– описывает это особое душевное состояние русский писатель П. Н. Краснов в романе «Опавшие листья».

То же необычное светлое чувство наполняет душу маленького Вани, главного героя романа Ивана Шмелёва «Лето Господне»:

«…Видится мне, за вереницею дней Поста, – Святое Воскресенье,.. прежняя жизнь кончается, и надо готовиться к той жизни, которая будет… где? Где-то на небесах».

К полуночи накануне Пасхи верующие собираются в храме, откуда начинается крестный ход, а затем богослужение пасхальной утрени.

«Голоса поют, пахнет овчиной, кумачом, огни свечей отражаются в тысяче глаз, отворяются западные двери, наклоняясь в дверях, идут хоругви. Всё, что было сделано за год плохого, – всё простилось в эту ночь»,

– пишет в повести «Детство Никиты» А. Н. Толстой. Многие художники запечатлели на своих полотнах пасхальную службу: В. Е. Маковский, Н. К. Рерих, Н. К. Пимоненко…

В. Е. Маковский. Молебен на Пасху. 1888

И вот настаёт долгожданный светлый праздник! Дремавшие весь пост колокола заливаются радостным перезвоном!

Повсюду благовест гудит, Из всех церквей народ валит. Заря глядит уже с небес… Христос воскрес! Христос воскрес!

– радуется поэт Аполлон Майков. А Константин Бальмонт торжественно возвещает:

К тебе, о Боже, к Твоему престолу, Где правда, Истина светлее наших слов, Я путь держу по Твоему глаголу, Что слышу я сквозь звон колоколов.

По окончании всенощной продолжалось освящение принесённых яств, начинавшееся обычно ещё накануне, в субботу. Из церкви возвращались как можно скорее: кто раньше других начнёт разговляться, тому целый год будет сопутствовать удача и обеспечено хорошее здоровье. И ещё: хлеб будет расти так быстро, как бежит после пасхальной утрени домой хозяин; кто всех обгонит, у того лошадь будет самой сильной и быстрой в работе…

Разговлялись на Пасху обычно в кругу семьи, радостно, но чинно, без разгула. Уже упомянутый писатель Пётр Краснов вспоминает:

«Устанавливали пасхальный стол, расставляли пасхи, куличи, миски с крашеными яйцами, окорока ветчины и телятины, жареную индейку, фаршированную курицу и между ними ставили горшки, обёрнутые гофрированной папиросной бумагой, с цветущей азалией, лакфиолями и гиацинтами».

Главное пасхальное угощение – куличи, крашеные яйца, сладкая творожная пасха, выкладывавшаяся на блюдо в форме усечённой пирамиды (символ гроба Господня) – всё это символы чудесного Воскресения. Куличи заменяли освящённый квасной хлеб артос, который свидетельствовал о незримом присутствии Христа среди трапезничавших учеников Его после Вознесения.

В некоторых местах России и Украины существовал обычай ставить на праздничный стол тарелку с землёй, в которой проросли всходы овса. На зелень клали столько крашеных яиц, скольких предков хотели помянуть. Считалось, что в пасхальные дни умершие незримо присутствуют среди живых и вместе с ними празднуют Христово Воскресенье. А ещё, несмотря на то, что Церковь этого не поощряла, после пасхальной службы многие спешили на кладбище – похристосоваться яичком с покойниками.

С живыми же христосоваться было не только можно, но и обязательно. Начиная с пасхальной ночи и последующие сорок дней православные приветствовали друг друга троекратным целованием со словами: «Христос воскресе!» – «Воистину воскресе!»

«У меня болят губы, щёки, но все хватают, сажают на руки, трут бородой, усами, мягкими, сладкими губами… Старые плотники ласково гладят по головке, суют яичко. Некуда мне девать, и я отдаю другим. Я уже ничего не разбираю: так всё пёстро и громко, и звон-трезвон…»

– описывает этот обычай Иван Шмелёв. Обряд христосования не раз становился сюжетом картин классика русской живописи Бориса Кустодиева.

Б. М. Кустодиев. Пасхальный обряд. Христосование. 1916

Встречается он и в поэзии. Например, у Константина Ферфанова:

…И в саду у нас сегодня Я заметил, как тайком Похристосовался ландыш С белокрылым мотыльком…

Христосовались на Пасху и цари. До 1830-х годов, правда, российские самодержцы ограничивались христосованием с ближайшей свитой. Однако Николай I ввёл традицию христосоваться и «с мужиками». Этот обычай не обходился без казусов. В одном из писем французский художник О. Верне рассказывает:

«После богослужения император [Николай I – М. Р.] целуется с первым встречным. Обычно это часовой, стоящий у дверей. Несколько лет назад Государь поцеловал гренадера Преображенского полка со словами: «Христос воскресе!», на что тот отвечал: «Никак нет!» – он оказался евреем…»

Крестьяне верили, что в Великдень даже солнце играет на небе. Игры, песни и хороводы сопровождали вплоть до Вознесения. Алексей Толстой красочно описывает пасхальные развлечения сельских жителей:

«…Мальчишки играли в чижика, в чушки, ездили верхом друг на дружке. У стены… стоит кружок, играют в орлянку, у каждого игрока в ладони столбиком слипшиеся семишники, трёшники. Тот, кому очередь метать, бьёт пятаком об землю, подошвой притопнет в пятак, шаркнет его, поднимает и мечет высоко: орёл или решка?

Здесь же на землю, на прошлогоднюю траву… сели девки, играют в подкучки: прячут в мякинные кучки по два яйца, половина кучек пустая, – угадывай».

В Государственном Русском музее есть картина художника Николая Андреевича Кошелева, изображающая самую любимую праздничную забаву деревенских детей – катание пасхальных яиц.

Н. А. Кошелев. Дети, катающие пасхальные яйца. 1855

Крашеные яйца верующие дарят друг другу как символ воскресшего Христа, чаще всего изображаемого на иконах окружённым сиянием в форме овала. Традицию пасхальных яиц также связывают со средневековой легендой о Марии Магдалине, пришедшей возвестить императору Тиберию о Христовом Воскресении. Услышав весть, император якобы сказал: это так же невозможно, как то, чтобы куриное яйцо (которое он на тот момент держал в руке) стало красным. И яйцо тут же заалело. Но для народа пасхальное яйцо – особенно красное – в первую очередь символ пробуждающейся природы.

Первое подаренное яйцо сохраняли целый год на божнице. Если подарено оно от чистого сердца, то никогда не портится и приобретает магические свойства: например, лечит от болезней. А случись пожар, перекинешь его через забор – огонь и погаснет. Пасхальным яйцом крестьяне также оглаживали лошадей, чтобы были «гладкие, как яичко». «С красного яйца» любили умываться девушки и женщины – оберегали так свою молодость и красоту. Умерших на Святой неделе хоронили с красным яйцом в правой руке – чтобы можно было похристосоваться со святыми угодниками в раю.

Существовали и другие пасхальные приметы и поверья.

В пасхальную ночь вся родниковая вода – святая. Ею окропляли дом, двор и амбары – на счастье.

Чтобы ребёнок быстрее начал ходить, в один из дней Святой недели младенца водили по полу.

На рассвете дня Христова Воскресенья старики расчёсывались гребнем с пожеланием, чтобы у них было столько же внуков, сколько волос на голове.

На пасху дождь – добрая рожь. В ночь на Светлое Воскресенье мороз – горох не родится. Солнышко с пасхальной горки в лето катится и т.д.

Интересный способ заглянуть в будущее на Пасху описан в «Лете Господнем»:

«Примета такая есть: что-то скворешня скажет? Сняли скворешник старый, а в нём… гривенник серебряный и кольцо! <…> Все говорили, что это от Бога счастье. А Трифоныч мне сказал:

– Богатый будешь и скоро женишься. При дедушке твоём тоже раз нашли в скворешне, только крестик серебряный… через год и помер!»

Девушки, желавшие поскорее выйти замуж, во время пасхальной службы шептали: «Воскресенье Христово! Пошли мне жениха холостого!» Желание это вполне могло осуществиться уже через неделю: начиная с Фомина воскресенья (следующего после пасхального) наступала пора Красной горки – весеннего праздника восточных славян, известного ещё с языческих времён.

Красная горка получила своё название от «весны-красны» и «красна-солнышка». А ещё и потому, что сельские гуляния в это время из-за половодья проводились на возвышенностях. Красная горка – пора знакомств, сватовства и свадеб. «Кто на Красной горке женится, тот вовек не разведётся». Играли в горелки, водили хороводы, пели обрядовые песни-веснянки.

Будут трепетны и зорки Бегать пары по росе И на Красной, Красной горке Обвенчаются, как все,

– живописал эту счастливую пору Михаил Кузмин.

Рассказывая о Пасхе, невозможно не обратить внимания на её удивительное свойство объединять людей, и не только верующих. Даже в советский период официального атеизма Пасху праздновали повсеместно. Поэт и бард Юз Алешковский написал по этому поводу шуточную песенку под названием «Советская пасхальная»:

…Сегодня яйца с треском разбиваются, И душу радуют колокола. И пролетарии всех стран объединяются Вокруг пасхального стола…

Сорок пасхальных дней на Руси, пожалуй, самые счастливые в году. Остаются таковыми и сегодня. Их красочность, благоуханность и жизнеутверждающую силу хранят в себе многие произведения искусства и литературы, а их звучание передают музыкальные шедевры Чайковского, Рахманинова, Римского-Корсакова… И пусть времена изменились, этот светлый праздник по-прежнему объединяет души и сердца людей. Счастливой Пасхи!

Бог троицу любит

М. В. Боскин. Хоровод (фрагмент). 1910-е

Троицын день, установленный апостолами в память о сошествии Святого Духа, раскрывшего им тайну учения о Триедином Боге, издревле считается днём рождения христианской Церкви и входит в число двунадесятых, важнейших церковных праздников. Православная церковь славит святую Троицу на 50-й день после Пасхи – это всегда воскресенье. На Руси сложилось так, что народное празднование Троицы начиналось за неделю до самого Троицына дня. В его обрядах отразились традиции земледельческого праздника семика. С приходом христианства семик приурочили к четвергу Троицыной недели, потому её нередко называют семиковой. Есть у неё и другие названия: «зелёная», «зелёные святки», «гряная», «русальная». А всё потому, что приходится она на один из важнейших периодов славянского земледельческого календаря: весна переходит в лето, посевные работы уже завершены, начинается подготовка к сенокосу и первому сбору урожая. Именно поэтому праздник Троицы в народном сознании всегда был связан с культом Ярилы – природы, разнообразной растительности и солнца. Максим Горький писал об этом:

«На этом [Ярилином – М. Р.] поле, по семикам, городское мещанство устраивало гулянье; бабушка говорила мне, что в годы её молодости народ ещё веровал Яриле и приносил ему жертву: брали колесо, обвёртывали его смолёной паклей и, пустив под гору, с криками, с песнями, следили – докатится ли огненное колесо до Оки. Если докатится, бог Ярила принял жертву: лето будет солнечное и счастливое» (роман «В людях»).

Другой важнейший персонаж Троицыной недели – берёзка. По народному поверью, берёза – счастливое дерево, оберег от зла и нечистой силы, к тому же – лекарство от многих болезней. Обычно устраивали целое праздничное шествие, обходя деревню с берёзкой, украшенной разноцветными лентами и цветами. Берёзовыми ветвями на Троицу украшали дома, улицы и церкви.

Дожидаются берёзы белоснежные, На коре, застыв, росятся слёзы нежные. Сломим ветви и в пучки завяжем тесные. Пахнет горечью прохладною, древесною…

Так писала об этом красивом обряде поэтесса Поликсена Соловьёва, дочь историка С. М. Соловьёва.

Берёза – символ женского начала, покровительница женского рода, поэтому все «берёзовые» обряды обычно выполняли девушки и женщины. Главный из них – завивание берёзки. В семиковый четверг втайне от мужчин девушки отправлялись в лес. Выбрав молодую берёзку с плакучими ветвями, они заламывали ей вершину и сажали символическое чучело кукушки из травы. Затем девушки начинали «завивать» берёзку – заплетать ветви в косы, пригибать их к земле и закреплять внизу колышками или лентами. Действо сопровождалось обрядовыми песнями, хороводами вокруг украшенного дерева и небольшим пиршеством. Совершался и обряд кумления. Две подруги подходили к завитому на берёзе венку и троекратно через него целовались со словами: «Покумимся, кума, покумимся, чтобы нам с тобой не браниться, вечно дружиться». Затем кумушки обменивались нательными крестиками и подарками. Кумление связывало подруг духовным родством, считалось, что оно облегчает им переход в брачный возраст.

На Троицу берёзку принято было развивать. Если косы на деревце расплелись, а само оно повяло, это считалось дурной приметой. Если же всё осталось в целости – близко счастливое замужество.

Откуда взялся этот обычай – завивать берёзку? Есть версия, что причиной тому – русалки. В Троицыну (русальную) неделю, верили в народе, русалки особенно любят повеселиться. Потому в эти дни от водоёмов лучше держаться подальше, да и в лес одному ходить не стоит – ухватят, защекочут насмерть и увлекут в подводное царство! Возможно, суеверие было связано с тем, что вода в Троицыну неделю ещё очень холодная, из-за чего с теми, кто отваживался искупаться, нередко происходили несчастные случаи. Русалки живут в руслах рек, отсюда их название. Но на семик они любят выйти на берег и покачаться на берёзовых ветвях (вспоминается пушкинское: «…русалка на ветвях сидит»). Для них-то девушки и заплетали берёзкам зелёные косы – хотели угодить, чтобы те скотину не портили, да и жениха помогли подыскать завидного.