Народные праздники, славянские боги. Традиции двоеверия в истории русской культуры

Марианна Рейбо

Народные праздники, славянские боги. Традиции двоеверия в истории русской культуры

Вступление

Все, кто интересуется историей русской народной культуры, наверняка слышали такой термин – двоеверие. Ученые-исследователи также называют этот культурный феномен синкретической народной религиозностью. С момента крещения Руси великим князем Владимиром в 988 году пережитки языческих верований подвергались жестоким гонениям со стороны верховной власти и Церкви. Однако в деревнях еще многие века преобладали языческие религиозные представления, лишь формально прикрывавшиеся внешними обрядовыми формами христианской религии. Прежние магические функции языческих божеств в народном сознании переходили на православных святых, а канонические церковные праздники обрастали всевозможными поверьями и обрядами, традиционно связанными с земледельческим циклом и глубоко уходившими корнями в дохристианскую эпоху. Принято считать, что двоеверие на Руси заканчивается вместе с XVI столетием, но в действительности следы древнего язычества оставались в народной культуре вплоть до начала прошлого века. А уже в новейшую эпоху, с началом «нулевых», параллельно с усилением позиций Русской православной церкви, вновь набравшей политический вес и общественное влияние после атеистического советского периода, приобрело определенную популярность и такое противоречивое, неоднозначное явление, как родноверие, или неоязычество, с претензией на ренессанс дохристианских культов наших предков восточных славян.

В действительности о дохристианской эпохе на Руси мы доподлинно знаем совсем немного из-за отсутствия письменных свидетельств того времени. Однако ценные археологические находки, богатый фольклор и дошедшие до нас народные традиции дают увлеченным исследователям возможность по крупицам восстанавливать мозаику языческой восточнославянской мифологии, помогая лучше понять истоки нашего обширного и разностороннего культурного наследия.

Перед вами книга моих культурно-исторических очерков, посвященных традиционным народным праздникам и языческим божествам, культ которых был широко распространен на территории нашей страны в загадочные доисторические времена. На страницах сборника вас ждет увлекательное путешествие в мир традиционной русской деревни, народных примет, обрядов и суеверий, а также – прекрасных стихов, прозаических отрывков и живописных полотен русских классиков, в которых сохранился все тот же пассионарный народный дух, переживший целое тысячелетие. Обратимся мы также и к современному феномену родноверия, в котором постараемся отделить наносную мифотворческую субкультуру от подлинной исторической мифологии, и к интереснейшим гипотезам ведущих ученых-фольклористов, в трудах которых можно найти пестрое разнообразие всевозможных интерпретаций.

Материал, представленный в книге, в 2014–2016 годах публиковался на страницах ежемесячного массового научно-популярного журнала «Наука и религия» и получил немало хвалебных отзывов от читателей. Надеюсь, удовольствие от прочтения получите и вы!

С наилучшими пожеланиями, ваша

Марианна РЕЙБО,

журналист, прозаик,

кандидат философских наук

ЧАСТЬ I. НАРОДНЫЕ ПРАЗДНИКИ

Ф. В. Сычков. Масленица. 1914

Праздник на все времена

А. А. Бучкури. Рождественский базар. 1906

«Рождество… Чудится в этом слове крепкий, морозный воздух, льдистая чистота и снежность…», – пишет Иван Сергеевич Шмелёв в своей замечательной книге «Лето Господне». В этом произведении Шмелёву, как никому прежде, удалось передать истинный дух народных праздников – с ароматом древних языческих поверий, с размахом широкой русской души. Благодаря ему мы и сегодня видим во всех подробностях, как праздновали Рождество более столетия назад.

А праздновали, что называется, от всей души! После долгих недель поста – раздолье! Торговые прилавки и рождественские столы ломятся от изобилия:

«Перед Рождеством, на Конной площади, в Москве <…> тысячи саней, рядами. Мороженые свиньи – как дрова лежат на версту… Мясник, бывало, рубит топором свинину, кусок отскочит, хоть с полфунта, – наплевать! Нищий подберёт. Эту свиную «крошку» охапками бросали нищим: на, разговейся! Перед свининой – поросячий ряд, на версту. А там – гусиный, куриный, утка, глухари-тетерьки, рябчик… Прямо из саней торговля… Широка Россия, – без весов, на глаз… Богато жили».

Широким-раздольным представляет празднование Рождества и Анна Ахматова:

Пива светлого наварено, На столе дымится гусь… Поминать царя да барина Станет праздничная Русь – Крепким словом, прибауткою За беседою хмельной; Тот – забористою шуткою, Этот – пьяною слезой…

Согласно народному поверью, чем больше разнообразной пищи на рождественском столе, тем больше её будет в наступающем году. А чтобы обряд «сработал» наверняка, праздничный стол окуривали ладаном и кропили святой водой. К рождественской трапезе приступали не раньше, чем на небе появится первая звезда. Смотреть на неё ходили во двор: из окна звезду увидишь – не к добру. Поэт Валентин Берестов писал:

…скоро на небе зажжётся звезда. Она приведёт этой ночью сюда, как только родится Христос (Да-да, прямо в эти места! Да-да, прямо в этот мороз!), Восточных царей, премудрых волхвов, Чтоб славить младенца Христа.

Это сейчас Рождество у нас 7 января, после Нового года. А по старому стилю Рождество Христово приходилось, как сейчас на Западе, – на 25 декабря.

Канун Рождества – сочельник. В этот день непременно нужно вернуть все долги и со всеми помириться, чтобы в будущем году царили мир и достаток. Примет и обрядов, сопровождавших подготовку к празднованию Рождества, существовало множество. Например, чтобы уберечься от дурного глаза, все щели в доме затыкали мхом, паклей или тряпками, при этом приговаривая: «Не дырки затыкаю, а рты врагам моим, чтобы весь год на меня не нападали». Были и другие способы огородиться от сглаза и прогнать нечистую силу: хозяин дома на пороге делал зарубку, хозяйка раскладывала по углам стола головки чеснока, ставили под образа угощение – в дар новорождённому Христу…

Темнее стал за речкой ельник. Весь в серебре синеет сад. И над селом зажёг сочельник Зелёный медленный закат…

Эти строки поэт Николай Туроверов написал в 1926 году. Он сражался на стороне большевиков, ратовал за революцию, но человек был православный, свято верил, «Что в эту ночь, в мороз, в метель/ Младенец был в простой пещере/ В стране за тридевять земель».

Так что приметы приметами, но Рождество прежде всего – праздник святой. Отворяются Небесные врата, и на землю сходит Сын Божий. И важнее всего для христианина в рождественскую полночь – искренняя молитва: считается, о чём попросишь – всё непременно сбудется.

На Рождество на Руси со времён царя Алексея Михайловича соблюдался обряд славления – ходить по соседям славить Христа и поздравлять с Новым годом. Сами государи российские в сопровождении клира, бояр и князей обходили дома знатнейших подданных, а те в благодарность за царское поздравление преподносили царю дары и потчевали яствами.

«…Первого Бранса царь Пётр I посетил в 9 часов утра; с ним проехало около 300 человек в санях и верхом. Столы покрыты были различными лакомствами, сперва подавали холодные, а потом горячие кушанья. Весёлость была непринуждённая и напитки лились щедрою рукой. Около трёх часов Его Величество со всем своим двором отправился к Лупсу, где было такое же угощение…»

– это запись из дневника одного иностранного гостя Златоглавой, сделанная в 1702 году.

Напомним, что именно Пётр с 1700 года постановил праздновать «новолетие» в европейском стиле – летосчисление вести не от Сотворения мира, а от Рождества Христова, и Новый год встречать не 1 сентября, как прежде, а 1 января. Он же повелел на рождественские праздники украшать дома еловыми ветками. Однако по-настоящему немецкая традиция наряжать рождественскую ёлку установилась в России лишь в начале XIX века. То-то детям радость!

Алексей Толстой в повести «Детство Никиты» мечтательно вспоминает:

«В гостиной от пола до потолка сияла ёлка множеством, множеством свечей. Она стояла, как огненное дерево, переливаясь золотом, искрами, длинными лучами. Свет от неё шёл густой, тёплый, пахнущий хвоей, воском, мандаринами, медовыми пряниками».

Сусальным золотом горят В лесах рождественские ёлки, В кустах игрушечные волки Глазами страшными глядят.

Это – Осип Мандельштам. А вот ещё у Шмелёва:

«Перед Рождеством, дня за три, на рынках, на площадях, – лес ёлок. А какие ёлки! …Как отогреется, расправит лапы, – чаща… Народ гуляет, выбирает. Собаки в ёлках – будто волки, право… Сбитенщики ходят, аукаются в ёлках:"Эй, сладкий сбитень! калачики горячи!.."»

Весёлая суета ёлочного базара вдохновляла и классиков русской живописи: Бориса Кустодиева, Генриха Манизера, Александра Бучкури. А Петра Ильича Чайковского рождественская ёлка вдохновила на создание настоящего музыкального шедевра – балета «Щелкунчик» по мотивам сказки Гофмана.

Ещё позже новогодней ёлки в России прижился Дед Мороз. Наш Дед Мороз – это вовсе не Санта-Клаус (Святой Николай) католических стран. Его прообразами были суровые языческие божества древних славян: Морозко (Трескун, Студенец, Зимник) – повелитель трескучих морозов, божество, представлявшееся в виде седобородого старика с железной булавой в руках, а ещё и злой мифический персонаж – Карачун. Подземный бог, повелитель холодов, буранов и метелей, насылающий падёж домашнего скота. «Мороз, Красный нос» Некрасова и создан по образу этих древних божеств – любит он «кровь вымораживать в жилах/ И мозг в голове леденить». Тот же образ мы видим и на картине В. М. Васнецова.

В. М. Васнецов. Мороз. Эскиз костюма к «Снегурочке». 1885

Привычный и горячо любимый нами сегодня образ доброго Дедушки Мороза, который дарит детям подарки, начал складываться ко второй половине XIX века – во многом благодаря русской народной сказке «Морозко», а также сказке В. Ф. Одоевского «Мороз Иванович» (1840).

А с древних времён на Руси очень популярен другой добрый дух – Коляда. В дохристианской славянской культуре это божество, олицетворяющее новогодний цикл. Карамзин описывает Коляду как бога пиршеств и мира. Как правило, роль Коляды исполняла соломенная кукла или просто сноп соломы. Отсюда и колядки – святочные песни и прибаутки во время славления (колядования) по соседским домам. В одних городах и губерниях колядования начинались на следующий день после Рождества, а кое-где, в том числе и под Москвой, уже в сочельник. Вот как описывает это действо Николай Васильевич Гоголь в «Ночи перед Рождеством»: «Шумнее и шумнее раздавались по улицам песни и крики. Толпы толкавшегося народа были увеличены ещё пришедшими из соседних деревень. Парубки шалили и бесились вволю. Часто между колядками слышалась какая-нибудь весёлая песня, которую тут же успел сложить кто-нибудь из молодых козаков. <…> Маленькие окна подымались, и сухощавая рука старухи, которые одни только вместе с степенными отцами оставались в избах, высовывалась из окошка с колбасою в руках или куском пирога. Парубки и девушки наперерыв подставляли мешки и ловили свою добычу. В одном месте парубки, зашедши со всех сторон, окружали толпу девушек: шум, крик, один бросал комом снега, другой вырывал мешок со всякой всячиной. В другом месте девушки ловили парубка, подставляли ему ногу, и он летел вместе с мешком стремглав на землю. Казалось, всю ночь напролёт готовы были провеселиться».

Святочное колядование нередко сопровождалось переодеванием в шутовские маскарадные костюмы. Надевая личины животных и различной сказочной нечисти, ряженые тем самым отпугивали от себя и от тех, кого они славили, зло и нечистую силу. Такие переодевания были по душе не только простому люду. Любил вырядить скоморохами своих опричников и Иван Васильевич Грозный. А Пётр I, как известно, прославился своими маскарадными карикатурами на папу, кардиналов, дьяконов и других служителей Церкви.

В Псковской губернии существовала на святки ещё одна интересная традиция – собирать так называемые субботники. Бедные вдовы за деньги предоставляли девушкам и юношам свои избы для смотрин. Празднично одетые девицы на выданье встречали возможных женихов песнями, а те приглядывались, какая из них больше придётся по сердцу.

И наконец – какие же святки без гадания? Для наших предков гадания на протяжении столетий оставались неотъемлемым святочным обрядом, несмотря на строгое осуждение Церкви. Помните, у Пушкина:

Настали святки. То-то радость! Гадает ветреная младость, Которой ничего не жаль, Перед которой жизни даль Лежит светла, необозрима; Гадает старость сквозь очки У гробовой своей доски…

А уж сколько было различных видов гадания: считать – не сосчитать! Окликали прохожих – узнавали имя будущего супруга; подслушивали под окнами – что первое услышишь, то тебя и ожидает; подходили в полночь к дверям пустой церкви – не почудится ли свадебное или погребальное пение? Многие гадания хорошо нам известны благодаря стихотворениям великих русских поэтов.

Раз в крещенский вечерок Девушки гадали: За ворота башмачок, Сняв с ноги, бросали. (Василий Жуковский, поэма «Светлана»)

Карл Брюллов. Гадающая Светлана. 1836

Куда башмак носком ляжет, с той стороны и жди жениха, а уж если носком в собственные ворота – не быть свадьбе в наступающем году. «Татьяна любопытным взором/ На воск потопленный глядит:/ Он чудно-вылитым узором/ Ей что-то чудное гласит»; а вот ещё один вид гадания, тоже из «Евгения Онегина»: «Татьяна, по совету няни/ Сбираясь ночью ворожить,/ Тихонько приказала в бане/ На два прибора стол накрыть». Правда, пушкинская Татьяна в баню пойти так и не решилась, и правильно сделала: гадания в бане – самые страшные. К гадающей девушке явится будущий жених, сядет с ней за стол, и вот тут надо не забыть крикнуть «Чур меня!»… С нечистой силой шутки плохи. А ещё в бане гадали перед зеркалом. Что в зеркале померещится – то и случится.

Художник К. Е. Маковский запечатлел ещё одно народное гадание – на петухе.

К. Е. Маковский. Святочные гадания, 1890 год

Гаданий на домашней птице было несколько. Например, запускали петуха, вокруг него раскладывали несколько предметов: чашку с водой, хлеб, уголь, кольца из разных металлов. Если начнёт пить воду – муж будет пьяница, клюнет хлеб – будешь жить в достатке, примется за уголь – быть женой бедняка, выберет золотое кольцо – выйдешь за богача и т.д. Если же гадательниц было много, то чьё кольцо петух выберет, к той вскоре и посватаются.

Гадали на бобах, на яйце, на топоре, на луковицах, на поленьях, на коровьей и воловьей коже, на сковороде – да мало ли что найдётся в хозяйстве!

А всё потому, что в начале нового года все надеются на лучшее – дети, взрослые, молодые и старики, богачи и бедняки. Все торопят своё счастье и надеются перехитрить судьбу. И уже всё едино: гадать или молиться, рядиться в кикимору или нести рождественский вертеп, чествовать Коляду или Деда Мороза. Главное, чтобы надежда на лучшее по-прежнему жила в сердце народа. И пусть Новый год в нашей стране давно потеснил Рождество, оба эти праздника по-прежнему радуют людей и дарят им сказку и – надежду!

Гуляй, масленица!

Б. М. Кустодиев. Масленица. 1916

Широкая масленица – так издавна называли на Руси всеми любимый, истинно народный праздник: весёлую, шумную, щедрую неделю перед началом Великого поста, когда душу выпускают на простор, ходят друг к другу в гости – поесть блинов с маслом, рыбой, икоркой, сметаной. А в конце, в воскресенье, просят у всех прощения за вольно и невольно нанесённые обиды, прощая ближних в ответ.

Масленую неделю называли ещё сырной или мясопустной – мяса в эти дни уже не ели, дозволялись только яйца, рыба, сливочное масло, сметана. Но уж этого было вдоволь, не зря про масленицу говорили – объедала, блиноеда, боярыня. Всю неделю не утихало веселье: песни и пляски, катания на санках и тройках с бубенцами, массовые игрища, кулачные бои.

«Масленица… Я и теперь ещё чувствую это слово, как чувствовал его в детстве: яркие пятна, звоны… пылающие свечи, синеватые волны чада в довольном гуле набравшегося люда, ухабистую, снежную дорогу… с ныряющими по ней весёлыми санями…»

– вспоминал в своём знаменитом «Лете Господнем» Иван Шмелёв.

Столь близкая и понятная русскому человеку, масленица между тем ужасала иностранных гостей. «Во всю масленицу день и ночь продолжается обжорство, пьянство, разврат, игра и убийство, ужасно слышать о том всякому христианину», – писал в XVII веке заграничный гость, живший какое-то время в России. Чужестранец видел лишь массовый загул, а между тем у масленицы своё глубокое содержание. Эти дни – время единения с ближними, когда забываются все разногласия и обиды и так ярко ощущается радость бытия. Достаточно прислушаться к названиям дней масленичной недели: «встреча», «заигрыши», «лакомка», «разгул», «тёщины вечёрки», «золовкины посиделки» и наконец – «прощёное воскресенье», по-народному «целовник».

Прихода масленичной недели с нетерпением ожидали все, от мала до велика, – от крестьянина до царя, от грубоватого мещанина до утончённого интеллигента.

Скоро масленицы бойкой Закипит широкий пир, И блинами и настойкой Закутит крещёный мир,

–радовался наступающему празднику друг Пушкина, поэт Пётр Вяземский. Александр Сергеевич, тоже с большой симпатией относившийся к масленичным гуляниям, про семейство Лариных в «Евгении Онегине» писал так:

Они хранили в жизни мирной Привычки милой старины; У них на масленице жирной Водились русские блины…

Так вот – о блинах. Традиция печь их во всё время празднования наступающей весны появилась у славян ещё в незапамятные времена. Масленицы тогда и в помине не было, а бытовал другой праздник – Комоедица. Начинался он в день весеннего равноденствия и длился не одну, а целых две недели, знаменуя пробуждение природы и начало земледельческих работ. Историки утверждают, что блины намного древнее хлеба. Когда именно они появились, неизвестно. Но предполагается, что нечто похожее было ещё в библейские времена. Книги Ветхого Завета рассказывают, что царь Давид раздавал народу по случаю праздника «по млину сковрадному» (2Цар 6:19), то есть по блину, жаренному на сковороде.

«Блин кругл, как настоящее щедрое солнце. Блин красен и горяч, как горячее всесогревающее солнце, блин полит растопленным маслом – это воспоминание о жертвах, приносимых могущественным каменным идолам. Блин – символ солнца, красных дней, хороших урожаев, ладных и здоровых детей».

К этому красивому описанию Александра Ивановича Куприна надо добавить, что для наших предков блины были обязательным ритуальным блюдом во время поминок по зиме и умершим родственникам. Эта традиция сохранилась и в православии. Первый масленичный блин не ели, а клали на слуховое окно – как угощение для усопших. Языческий дух жил и в самом процессе приготовления. Опару – дрожжевое тесто для блинов – хозяйки готовили подальше от посторонних глаз, с вечера ставили на подоконник и приговаривали: «Месяц ты месяц, золотые твои рожки, выглянь в окошко, подуй на опару!» Считалось, что так блины будут пышные и белые, всем на зависть.

Народные забавы во время масленицы вдохновляли многих русских художников, писателей и композиторов. Ещё бы! Столько света, красок, звона и смеха на заснеженных дорогах и площадях! Бабы в пёстрых платках и юбках, мужики в цветных кафтанах, дрессированные медведи, кони в упряжках, увешанных колокольчиками! Пьянящую радость от катания на санях, без которого, как и без блинов, масленицу представить невозможно, запечатлели на своих полотнах русские художники: Б. М. Кустодиев, П. Н. Грузинский, Ф. В. Сычков, А. С. Степанов…

Одного из крупнейших художников передвижников Василия Ивановича Сурикова вдохновила другая забава – взятие снежного городка.

В. И. Суриков. Взятие снежного городка. 1891

Сменившая Комоедицу в XVI веке масленица сохранила немало языческих традиций с их потаённым, сакральным смыслом. В образе масленицы жили представления о древнеславянском божестве, ответственном одновременно и за плодородие, и за зиму, смерть. Изобразив её в виде чучела, в первый день празднеств «госпожу» чествовали песнями и катали на тройках. Чтобы всю праздничную неделю у масленицы было своё жилище, строили специальные снежные крепости. А под конец недели «выгоняли» её оттуда, устраивая из взятия снежного городка целое представление. Одна команда крестьянских мальчишек штурмовала крепость, а другая до последнего её защищала. Потом масленицу «хоронили» – чучело сжигали или разрывали в клочья. Всё это сопровождалось карнавальными процессиями и обрядовыми песнями.

Начиная с XVIII века, благодаря значительному влиянию немцев, в Москве и Петербурге прижилась традиция устраивать на ярмарках так называемые народные комедии. Заграничные «фигляры» стали развлекать русский народ на иностранный манер – показывать фокусы, демонстрировать дрессированных зверей, разыгрывать потешные сценки. Действо это запечатлел на своём полотне «Народное гулянье во время масленицы на Адмиралтейской площади в Петербурге» известный русский живописец К. Е. Маковский.

К. Е. Маковский. Народное гулянье во время масленицы на Адмиралтейской площади в Петербурге. 1869

Впрочем, похожие красочные представления существовали в древности и на Руси. Их устраивали скоморохи – бродячие актёры и музыканты. Они тоже веселили народ песнями и плясками, показывали смешные номера с участием животных.

Тагарга-матагарга, Всем богата ярмарка!.. Скоморохи здесь – все хорошие, Скачут-прыгают через палочку. Прибауточки скоморошие, – Смех и грех от них – все вповалочку!

Так пел Владимир Высоцкий про те давние времена. Однако церковные власти не одобряли скоморошества, после долгих гонений на них был наложен запрет. И скоморохи превратились в медвежатников, кукольников и ярмарочных балаганщиков…