Дом, где спят чудеса

Стивен Кью

Дом, где спят чудеса

Глава 1 – Когда город зовёт снова

Прошло немного времени. Не год и не вечность – просто достаточно, чтобы жизнь снова стала привычной. Или попыталась такой стать.

Лея снова ходила в школу, делала уроки, слушала взрослых. Она улыбалась, когда нужно, старалась быть «разумной», «собранной», «правильной». Всё вокруг словно вернулось на свои места: те же коридоры, тот же шум перемен, те же разговоры о будущем, оценках, планах. Но внутри неё жила странная пустота – тихая, тёплая и одновременно болезненная. Как будто однажды она побывала там, где мир умел дышать светом… и теперь обычный воздух казался слишком тяжёлым.

Иногда ночью Лея просыпалась и какое-то время лежала в темноте, глядя в потолок. И ей чудилось: где-то очень далеко звучит едва заметная музыка. Та самая – из Города Чудес. Мягкая, живая, похожая на дыхание. Она прислушивалась, стараясь понять – это память или реальность, но звук исчезал, словно стеснялся возвращаться. Тогда Лея глубоко вздыхала, закрывала глаза и шептала себе: «Всё в порядке…» Но сердце упрямо отвечало: «Не всё».

Артём тоже делал вид, что ничего не изменилось. На уроках шутил, изображал уверенность, подбадривал одноклассников, смеялся громче всех. Учителя вздыхали, одноклассники улыбались. Казалось, всё как раньше. Только иногда, когда он смотрел в окно, его лицо становилось неожиданно серьёзным. Словно там, за стеклом, он пытался увидеть то, что однажды уже видел – город, где мечты не стыдятся светиться.

Они почти не говорили об этом. Как будто боялись: стоит только произнести вслух – и станет слишком больно помнить.

Мистер Секунда всё это время лежал в маленькой шкатулке у Леи на столе. Для мамы – просто старые карманные часы, странная, но безобидная вещь. Для Леи – больше, чем предмет. Напоминание. Сердце, которое когда-то помогло открыть дверь туда, где мир был другим.

В тот вечер Лея сидела за столом, пытаясь решать математику. Цифры в тетради стояли аккуратными рядами, строгие, правильные. Они требовали внимания, сосредоточенности, логики. Всё было очень понятно. И очень пусто. В какой-то момент ей вдруг пришла мысль: если всё в мире должно быть только таким – правильным, удобным, понятным… то куда исчезает место для чудес?

Лея отложила ручку и просто посидела, слушая тишину комнаты. И вдруг почувствовала это.

Не звук. Не голос. Что-то другое. Очень лёгкое движение в воздухе, как едва уловимый толчок. Словно мир тихо позвал её по имени.

Она медленно повернула голову к шкатулке.

Та была совершенно неподвижной. Никакого света, никакой магии – просто деревянная коробка. Но Лея не могла отвести взгляд. Её пальцы сами потянулись к крышке, хотя она даже не успела решить – хочет ли открывать.

Шкатулка дрогнула.

Совсем чуть-чуть. Как будто внутри кто-то осторожно пошевелился после долгого сна.

– Это… показалось, – прошептала Лея, сама не веря своим словам.

И в этот момент часы внутри тихо, очень тихо, словно испуганно, вздохнули.

Лея резко открыла крышку.

Часы лежали спокойно. Но стрелки – сначала едва заметно, затем увереннее – дрогнули и начали идти.

Тик.

Так.

И с первым звуком тикания комната словно изменилась. Тени стали немного глубже, воздух – плотнее, время – серьёзнее.

– Прекрасно, – раздался знакомый голос. – Как приятно снова быть не бесполезной безделушкой.

Лея улыбнулась так тепло, как давно не улыбалась.

– Мистер Секунда…

– Он самый, – ответили часы с привычной важностью. – И если честно… я совсем не собирался просыпаться просто ради беседы. Дело серьезнее.

Лея почувствовала, как где-то внутри сжалось и потеплело одновременно.

– Что случилось?

Ненадолго воцарилась тишина. Только тиканье – уже более тяжёлое, чем раньше.

– Город Чудес, – сказал Мистер Секунда тихо. – Он снова умирает.

У Леи перехватило дыхание.

– Но… ведь мы его спасли! – выдохнула она. – Мы помогли ему ожить! Он снова засиял…

– Вы спасли его тогда, – мягко подтвердили часы. – И это было по-настоящему. Он действительно ожил. Он снова верил людям. Он снова наполнился светом. Но чудеса нельзя вылечить «раз и навсегда». Они живые. Их нужно поддерживать. В них нужно верить каждый день.

Он на секунду замолчал, и Лея уже знала, что услышит дальше.

– Люди опять начали забывать.

Её сердце болезненно вздрогнуло. Она сразу вспомнила серые улицы. Взрослые лица. Голоса, в которых всё чаще слышится «надо» и всё реже – «хочу».

И вдруг… за окном будто что-то тихо стукнуло. Негромко, как лёгкий ветер. Но Лее показалось, что мир просто сказал: «Слышишь?»

Она подошла к окну. Небо было тёмным и спокойным. Но где-то очень далеко сверкнула едва заметная полоска света. На короткий миг. Почти как воспоминание.

– Сейчас всё гораздо хуже, чем раньше, – продолжил Мистер Секунда. – Город не просто ослабевает. Его словно стирают. С каждым днём быстрее. Там появилась новая сила. Я бы даже сказал – новая беда. Гораздо опаснее прежней.

Лея сжала часы сильнее.

– Если мы… не пойдём?

Часы не стали шутить.

– Тогда он исчезнет. И вместе с ним исчезнет последняя надежда мира на чудеса.

Некоторое время Лея просто молчала. А потом тихо сказала:

– Значит… мы идём.

Стрелки словно улыбнулись.

– Я так и думал.

И, будто услышав эти слова где-то далеко, мир ответил сразу в двух местах.

Потому что в тот же вечер в комнате Артёма воздух тоже дрогнул, и знакомый голос спокойно произнёс:

– Поднимайся. Снова пришло время быть не просто шутником.

Артём замер. Потом очень медленно улыбнулся.

– Я знал, что всё это не могло закончиться просто так.

Через некоторое время они стояли рядом – Лея и Артём. И вдруг поняли, что не нужно никаких объяснений. Они всё поняли в тот момент, когда взглянули друг другу в глаза.

– Ты чувствуешь? – тихо спросил он.

– Да, – ответила она. – Город зовёт.

Мистер Секунда тяжело, но решительно тиканул.

– И знайте сразу: в этот раз будет сложнее. Но если вы думаете, что чудеса – это подарок, который можно положить на полку… вы ошибаетесь. За чудеса нужно бороться. И если вы готовы…

Лея кивнула. Артём тоже.

Город Чудес снова нуждался в них.

И они не собирались оставлять его одному.

Они не сказали об этом ни родителям, ни учителям. Не потому что хотели обманывать, а потому что очень ясно чувствовали: взрослые всё равно не поймут. Для них часы останутся просто старыми часами, а слова «Город Чудес умирает» прозвучат как «нам нужно меньше сидеть в телефонах». А здесь дело было совсем не в телефонах.

На следующий день всё будто нарочно старалось быть обычным. Утро началось с каши, маминых фраз про «не опоздай» и папиного привычного «будь реалисткой». Лея кивала, собирала рюкзак, слушала, но где-то под всеми этими звуками уже тикал другой ритм – мягкий, настойчивый, будто сердце мира стучало чуть громче.

В школе её встретили всё те же стены, тот же запах мела, те же разговоры в коридоре: кто что получил, кто с кем поссорился, кому «надо уже думать о карьере». Лея шла по этому привычному шуму, а внутри всё время прислушивалась к другому – к тихому ощущению, что за этим слоем обычности теперь всегда стоит что-то ещё.

Артём ждал её у кабинета, опираясь на подоконник и глядя в окно. У него был аккуратно надутый вид человека, которому абсолютно всё равно, какой сегодня день, но стоило Лее подойти, он чуть заметно улыбнулся – как тот, кто встретил своего человека в толпе незнакомых.

– Ну что, – тихо сказал он, – наш график спасения мира, кажется, снова открылся?

– Кажется, да, – так же тихо ответила она.

Они вошли на урок. Учительница уже писала на доске тему: «Планирование будущего человека в современном обществе». Лея машинально достала тетрадь, записала дату и заголовок, но слова почти не задерживались в голове.

– Дети, – говорила учительница, – очень важно понимать: чтобы добиться успеха, нужно ставить реальные цели. Мечты – это хорошо, но…

Она на секунду задумалась, подбирая слово.

– Но они должны быть полезными, – подсказал Даня с первой парты.

– Именно, – кивнула учительница. – Никаких воздушных замков, никаких фантазий. Мир сейчас сложный, нам нужны конкретные планы.

Лея опустила взгляд в тетрадь, чтобы никто не увидел, как у неё дрогнули глаза. Она неожиданно ясно поняла: когда-то эти слова просто причиняли ей боль. Теперь же они казались опасными. Потому что каждый такой урок – это маленький гвоздик в крышку сундука, где живут мечты.

Она перевела взгляд на Артёма. Он сидел, подперев щёку рукой, и выглядел расслабленным. Но Лея уже знала: если смотреть внимательнее, можно заметить, как у него слегка напрягается линия плеч и как пальцы сжимают ручку чуть крепче, чем нужно.

«Город снова умирает», – напомнил внутри знакомый голос.

После урока они вышли в коридор и спрятались в небольшом закутке у окна, куда обычно никто не заходил – там было темно, пыльно и «неинтересно». Самое подходящее место для секретных разговоров.

– Он говорил, что стало хуже, – первой заговорила Лея. – Я… не могу перестать думать, как там сейчас… все.

– Я тоже, – признался Артём. – Вчера, когда он заговорил, у меня такое чувство было… будто мне вернули что-то, что я давно потерял. И одновременно стало страшно. Потому что, если там всё так плохо… значит, просто «поддерживать настроение» шутками уже не получится.

Он улыбнулся, но улыбка вышла другой – взрослой, что ли.

– Знаешь, что самое странное? – продолжил он. – Я думал, когда мы вернёмся, всё станет легче. Типа: справились с приключением, теперь можно отдыхать. А стало тяжелей. Потому что теперь я вижу, как здесь всё… сереет.

Лея кивнула.

– Мне тоже кажется, что город изменился, – призналась она. – Или… это мы изменились.

Они замолчали. В коридоре мимо пробегали дети, кто-то смеялся, кто-то спорил, кто-то жаловался на контрольную. Жизнь шла. Но в этом шуме была какая-то пустота, которую Лея раньше не замечала так ясно.

– Как ты думаешь, – вдруг спросил Артём, – если бы мы никому никогда не рассказали про Город Чудес, он всё равно бы исчез? Или он умирает именно потому, что все взяли и выбрали «быть реалистами»?

– Наверное, и то и другое, – тихо сказала Лея. – Люди не делают ничего специально. Никто же не встаёт утром и не говорит: «Сегодня я перестану верить в чудеса». Они просто… перестают. Потихоньку. От усталости. От страха. От того, что все вокруг говорят: «Это глупость».

– Значит, его убивает не злодей, а привычка, – подытожил Артём. – Скучно. Но логично.

Он попытался пошутить, но в голосе всё равно оставалось много серьёзности.

Вечером, когда Лея вернулась домой, мир вокруг будто решил проверить её на внимательность. В лифте две соседки обсуждали новости и всё время повторяли: «Надо быть прагматичными», «Главное – стабильность». В магазине мужчина недовольно отмахнулся от девочки, которая с восторгом рассказывала о «волшебной звезде, похожей на дракона» на небе. «Перестань фантазировать, ерунда», – сказал он, даже не посмотрев.

Лее стало холодно.

За ужином мама рассказывала о работе, о важных отчётах, о том, как «нужно держаться, мир не для слабых». Папа говорил о конкуренции и перспективах. Они не хотели ничего плохого. Они просто жили так, как их научили. Но каждое их слово будто ещё раз подтверждало: в этом мире всё меньше места тому, что не помещается в таблицу.

– Мам, – вдруг спросила Лея, сама удивляясь своей смелости, – а ты бы хотела, чтобы в мире… было больше чудес?

Мама остановилась с вилкой в руке, перевела на неё удивлённый взгляд.

– Чудес? – переспросила она. – В смысле… удачных совпадений?

– Нет, – покачала головой Лея. – В смысле… настоящих. Чтобы люди верили, что может случиться что-то хорошее, даже если никто не может это доказать.

Мама чуть заметно улыбнулась, но очень устало.

– Лей, – мягко сказала она, – это всё… очень по-детски. Мир так не работает. Нельзя на чудесах строить жизнь. Нужно надеяться на себя, на знания, на труд. А чудеса… ну, если повезёт, хорошо. Но рассчитывать на них – глупо.

– А верить в них – тоже глупо? – почти одними губами спросила Лея.

Мама уже не услышала. Телефон пискнул, и её внимание тут же переключилось на экран. Папа что-то пробормотал про «серьёзные разговоры не во время ужина», и тема была закрыта.

Но внутри Леи всё наоборот – открывалось. С каждым таким разговором, с каждым «будь серьёзной», с каждым «мир такой, какой есть» она всё отчётливее чувствовала: если ничего не сделать, их обычный город однажды станет таким же, как умирающие улицы Города Чудес. Только они этого даже не заметят.

Поздно вечером она сидела в комнате у окна, прижав к груди Мистера Секунду. Часы мерно тикали, как живое сердце.

– Почему… всё так? – тихо спросила она. – Почему нельзя просто один раз спасти город, и чтобы он жил?

– Потому что чудо – это не вещь, – ответил Мистер Секунда. – Это процесс. Оно рождается каждый раз заново. От каждого «я верю», от каждого «я попробую», от каждого «я не сдамся». Вы один раз помогли Городу вдохнуть. Но дышать за него вместо людей вы не можете.

– То есть… если люди снова перестанут мечтать, он будет умирать снова и снова? – уточнила Лея.

– Да, – просто ответили часы. – Пока кто-нибудь не поймёт, что чудеса – это не подарок, а ответственность.

Она долго молчала, слушая тиканье. Эти слова пугали и воодушевляли одновременно. Ответственность звучала по-взрослому. Но в то же время она чувствовала: именно это делает их с Артёмом не просто случайными детьми, а кем-то… важным. Не для галочки, не для похвалы, а по-настоящему.

На другом конце города Артём лежал на кровати, уставившись в потолок. Он тоже держал телефон, но уже минут двадцать ничего не делал в нём, просто листал, не видя. В голове крутились те же мысли, что и у Леи.

«Ты просто шутник. Ты никому не нужен. Ты не герой», – словно заранее шептал ему знакомый тёмный голос, которого он ещё не видел, но уже чувствовал краем души.

– Неправда, – упрямо сказал он в пустоту. – Если бы я был только шутником, меня бы не позвали второй раз.

Он сел, опустил ноги на пол, потер лицо руками и усмехнулся сам себе:

– Вот тебе и «жить обычной жизнью». Не выходит.

И где-то там, между их комнатами и Городом Чудес, что-то тихо сдвинулось. Как будто огромный, усталый механизм снова начал приходить в движение. Пока медленно. Но уже не остановится просто так.

Город звал. А они постепенно переставали быть просто теми, кого позвали. Они становились теми, кто готов ответить.

Глава 2 – Возвращение в место, где дышит свет

Они не выбирали день. Не ставили галочек в календаре, не договаривались заранее. Просто наступил тот момент, когда стало ясно: ждать больше нельзя. Это было не решение, а ощущение. Как когда понимаешь, что воздух закончился, и нужно вдохнуть – прямо сейчас.

Чердак школы встретил их так же, как в первый раз, – пылью, полутемнотой и странным ощущением, что здесь время ведёт себя иначе. Лея держала в руках Мистера Секунду, и его тихое, серьёзное тиканье звучало громче любого шума за стенами.

– Ты уверен, что дверь всё ещё… здесь? – тихо спросил Артём, хотя сам уже чувствовал знакомое электрическое ожидание в воздухе.

– Если чудеса умирают, это не значит, что двери исчезают, – ответил Мистер Секунда. – Иногда наоборот: когда всё становится слишком плохо, мир сам ищет тех, кто решится открыть их снова.

Чердак был почти прежним. Почти – потому что теперь казалось, будто он стал тяжелее. Не физически – просто в воздухе повисло что-то серьёзное. Лея сделала несколько шагов вперёд, и сердце сразу узнало нужное место. Та самая стена. Та, которая делала вид, что она просто стена.

Только теперь она была не такой.

Раньше она будто спала, а теперь… она выглядела больной. Трещины, которых раньше не было, тонкие тёмные прожилки, как следы времени или волнения. И не было ощущения, что она ждёт – скорее, что она терпит. Держится изо всех сил.

– Ей… больно, – тихо сказала Лея, не понимая, как она это знает, но полностью в этом уверенная.

– Городу больно, – поправил Мистер Секунда. – А он и есть дверь. И дорога. И надежда.

Лея протянула руку. Стена дрогнула. На секунду стало страшно – как будто она трогает рану. Но вместе со страхом пришло странное тепло: она не чужая. Она нужна.

Артём молча шагнул ближе и встал рядом, как будто это само собой разумеется.

– Мы вернулись, – сказал он.

Дверь отозвалась. Очень тихо. Очень осторожно. Сначала вздохнула, будто долго держала дыхание. Потом линии снова проступили на поверхности. И через мгновение перед ними снова была дверь. Та самая. Только теперь её свет был не ярким и радостным, как раньше. Он был слабым. Упрямым. Тем светом, который держится, потому что иначе нельзя.

– Готовы? – спросил Мистер Секунда.

Лея кивнула. Артём тоже. Они взялись за ручку одновременно.

Мир снова качнулся.

Переход в этот раз был другим. Не восторженным, не похожим на чудо, которое распахивает объятия. Он был похож на глубокий вдох человека, которому долго не хватало воздуха. Всё вокруг стало плотнее, темнее, тяжелее. Где-то далеко по-прежнему звенела музыка, но не радостно – как будто она устала, но не сдаётся.

И потом – свет.

Не оглушительный. Не ослепляющий. Живой. Тёплый. Но в этот раз – раненый.

Город Чудес был здесь.

Только он изменился.

Лея замерла. Ей вдруг захотелось и плакать, и бежать навстречу, и обнять весь город сразу.

Когда-то улицы светились так, будто каждая из них была мелодией. Теперь свет здесь тускнел. Как будто кто-то аккуратно стирал краски, оставляя серые полосы. Одна половина дома могла быть всё ещё живой – окна светились, стены переливались мягкими цветами. А другая половина… серела. Выцветала. Крошилась по краешкам.

Когда-то воздух был сладким, как радость. Теперь в нём чувствовалась прохлада тревоги.

– Ого… – тихо выдохнул Артём. – Это… не просто плохо.

Город всё равно был прекрасным. Даже таким. Но теперь его красота была хрупкой. Такой, от которой сердце болит ещё сильнее.

И вдруг впереди вспыхнул огонёк. Яркий. Настойчивый. Совсем как смех в темноте. И прямо к ним сорвалась Искра.

– Вы пришли! – закричала она, сияя от радости… и в тот же момент свечась заметно слабее, чем раньше. – Я знала, я знала, я знала, что вы не оставите нас!

Она закружилась вокруг них, оставляя за собой тонкую дорожку света, которая гасла быстрее, чем раньше. И это тоже было больно видеть.

– Вы… стали… тусклее, – осторожно сказала Лея, боясь обидеть.

– А Город стал тяжелее, – услышали они спокойный, мягкий голос.

Из тени вышел Тень. Такой же тихий, как и прежде, но его очертания стали тоньше, ломче, будто его могли развеять одним неправильным словом.

– Привет, – он улыбнулся. – Я рад, что вы здесь. Даже если это значит, что дела совсем плохи.

– Насколько плохи? – серьёзно спросил Артём.

И Город ответил сам.

Где-то недалеко по улице пробежала трещина по мостовой. Дом неподалёку дрогнул, его цвет погас наполовину. Со звуком, похожим на выдох, часть стены осыпалась… но не вниз. Она словно растворилась в воздухе.

– Что это? – прошептала Лея.

Искра перестала сиять на секунду.

– Туман, – сказала она тихо. – Он пришёл.

– Туман Забвения, – добавил Тень. – Он не просто разрушает. Он стирает. Люди перестают помнить свои мечты. А что забыто – умирает здесь.

Лея почувствовала, как сердце внутри упало чуть ниже. Забвение. Это даже страшнее, чем страх. Потому что страх – живой. А забвение – пустое.

– Где он? – спросил Артём, сжав кулаки.

– Он не «где», – ответил Тень. – Он – над всем. Он просачивается в каждый угол, он не бьёт сразу. Он тихий. И поэтому опаснее.

Лея подняла взгляд. И только теперь заметила: высоко над городом, среди неба, которое раньше сияло как праздник, теперь медленно плыла огромная бледная масса. Она была не чёрной – наоборот, почти прозрачной. Бесцветной. В ней не было ни света, ни тьмы. Она была как пустой лист, который хотел стать всем… стирая всё остальное.

– И Безлик… – прошептала Лея.

– Он стал сильнее, – сказал Тень. – И умнее. Теперь он не пытается напугать. Он пытается убедить, что мечты – это лишнее. Что без них легче. Спокойнее. Тише.

– И многие соглашаются, – добавила Искра, потускнев.

Где-то рядом прошёл житель Города. Когда-то яркий, невероятный, он теперь был полупрозрачным. Его лицо было размытым, как забытая картинка. Он посмотрел на детей… и на секунду в его глазах вспыхнул свет – узнавание, радость.

– Они вернулись… – прошептал он.

И на миг он стал ярче.

И этого оказалось достаточно, чтобы Город, несмотря на все раны, всё-таки улыбнулся. Не широко. Не победно. Но тепло.

Они вернулись.

И значит, надежда ещё жива.

Стоило этим словам прозвучать, как из-за угла выскочило что-то похожее на маленький вихрь красок. Оно завертелось, оставляя за собой след из разноцветных штрихов, и в следующую секунду превратилось в невысокого человечка с шапкой, похожей на перевёрнутую кисточку.

– Они тут! Настоящие! – закричал он так громко, что даже бледные стены рядом дрогнули. – Я же говорил, что вернутся, а вы: «Это всё сказки, это просто эхо…»

За ним показались другие жители Города. Кто-то – с крыльями из бумаги, кто-то – с волосами, сотканными из музыкальных нот, кто-то – почти прозрачный, едва заметный. Некоторые были ярче, другие – еле-еле светились. Но у всех в глазах появилось одно и то же выражение: смесь радости, облегчения и тихой боли.

– Лея… Артём… – девочка с волосами-лентами, которую они видели в прошлый раз, подошла ближе и улыбнулась, но её улыбка как будто не могла разгореться до конца. – Вы правда здесь…

Лея вдруг почувствовала, как в горле встаёт комок. Ей очень захотелось сделать что-то простое и человеческое – подойти и обнять всех сразу. Но людей было много, и вместо этого она просто шагнула вперёд и тихо сказала:

– Мы скучали.

Город отозвался мягким светом под её ногами. Словно он тоже сказал: «Я тоже».

– Скучать – это, конечно, полезно, – проворчал Мистер Секунда, – но давайте переходить к конкретике. Сколько частей города уже… хм… стерто?

Он произнёс это слово так осторожно, будто боялся, что оно само по себе может причинить боль.

Тень посмотрел на дома, стоящие поодаль. Один был почти прежним: на его стенах бегали световые зайчики, на крыше лениво переливалась радуга. Другой – наполовину исчез. Окна там были тёмными провалами, как пустые глазницы, а стена, ещё недавно украшенная рисунком летающих книг, теперь была бледным пятном.

– Слишком много, – ответил Тень. – Есть улицы, куда уже нельзя зайти. Не потому что страшно. Потому что там… ничего нет.

– А как всё началось? – спросил Артём.

Искра вздрогнула.

– Сначала думали, что это просто туман. Обычный. Он пришёл ночью. Мягкий, белый, тихий. Мы привыкли к странным вещам, никто не испугался. Но утром… – она замолчала и на секунду потускнела. – Утром некоторые дома стали бледнее. Жители забыли, чем они мечтали быть. Они улыбались и говорили: «Наверное, это было неважно». А мы знали, что это была их главная мечта.

– И с каждым днём он возвращался, – продолжил Тень. – Только теперь не уходил до конца. Люди стали забывать не только свои мечты, но и сам Город. Некоторые жители смотрят вокруг и говорят: «Что это за странное место? Я, кажется, здесь никогда не был…» А они жили здесь всю свою жизнь.

Лея почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она попыталась представить, как это – однажды проснуться и не помнить, что ты вообще мечтал. Не помнить, что когда-то верил, что можешь быть другим. Это было страшнее любой темноты.

– Почему вы не могли остановить его сами? – спросила она почти виновато. – Город ведь сильный. Вы все… необычные, смелые…

– Мы связаны с мечтами людей, – тихо сказал Тень. – Когда люди боятся или сомневаются, нам тяжело. Но пока они хотя бы помнят, что когда-то мечтали, мы живём. А Туман Забвения не пугает. Он делает вид, что помогает. Он шепчет: «Зачем тебе это? Мечты – это тяжело. От них болит. Забудь – будет легче». И многие… соглашаются.

– Забыл – значит, не болит, – глухо добавила Искра. – Только вместе с болью пропадает и свет.

Воздух вокруг чуть дрогнул. На мгновение стало тише, чем обычно. И в этой тишине Лея вдруг услышала что-то странное – будто кто-то совсем рядом произнёс её имя. Не вслух. Внутри.

Она обернулась. Рядом никого нового не появилось. Но на мгновение из переулка, ведущего вглубь города, выполз тонкий белёсый клочок тумана. Он был маленьким, безобидным, похожим на облачко, которое заблудилось.