Развод. Месть. Острее скальпеля

Милана Усманова

Развод. Месть. Острее скальпеля

Глава 1. Падение

Звук был первым, что пробилось сквозь пелену оцепенения. Сладострастный стон, который принадлежал… моему мужу, Антону.

Второй была вонь. Дешёвый мускусный парфюм, обожаемый Ксенией, смешался с запахом пота и чего-то ещё… греховно-интимного, превратившись в тошнотворный коктейль предательства. Я знала этот аромат, могла выделить из сотни других – сколько раз подруга оставляла его шлейф в моей машине, на диване в гостиной, за обеденным столом…

Ксюша жила недалеко от нас, в соседнем квартале снимала квартиру. «Будем как в американских фильмах, – смеялась она. – Забегать друг к другу за солью и вином».

Забежала. В постель к моему мужу.

Я застыла в дверном проёме нашей спальни, всё ещё сжимая в руке ключи от машины и посадочный талон. Самолёт из Екатеринбурга приземлился всего полтора часа назад. Я должна была вернуться завтра вечером – комиссия Минздрава затягивалась, проверяющие дотошно вникали в каждую мелочь. Но неожиданно всё закончилось раньше. «Поезжайте домой, Анастасия Васильевна, – сказал глава комиссии. – Вы блестяще защитили показатели вашей клиники. Главный врач может вами гордиться».

Главный врач. Мой супруг. Отправивший меня, своего заместителя, отдуваться за его управленческие косяки. «Настя, ты же знаешь, у тебя лучше получается с документами. И вообще, ты умеешь разговаривать с проверяющими». Я не умела. Я просто три ночи не спала, составляя презентации и отчёты, которые он должен был подготовить ещё месяц назад.

Мой муж и моя лучшая подруга. В моей постели. В моём доме. На простынях, которые я постирала перед отъездом, добавив кондиционер с ароматом лаванды.

Картинка отпечаталась в мозгу с фотографической чёткостью: сплетённые в страстном порыве обнажённые тела.

Сколько я стояла вот так? Секунду? Минуту? Время потеряло всякий смысл.

Вдруг в голове возникло яркое воспоминание – Ксюша плачет у меня на плече после второго развода: «Почему мне так не везёт?! Вот бы мне такого же мужика, как твой Антон!».

Дура. Какой слепой дурой я была.

– Не это, вовсе не это я ожидала застать по возвращении домой, – громко, чётко выговаривая каждое слово, сказала я и благоверный, как ошпаренный, откатился от любовницы.

Антон, главный врач областной клинической больницы, кандидат медицинских наук, уважаемый человек – бледный, с округлившимися глазами, судорожно натягивал на себя одеяло, словно трёхлетний ребёнок, пойманный за кражей конфет. Его волосы, обычно идеально уложенные, торчали во все стороны. На шее темнел свежий, алый засос. Я так не целовала его уже пару лет. Наш секс длился обычно минуты три, может, чуть дольше. Нам просто было некогда. И эта вечная усталость от дежурств, операций, бесконечных совещаний, накладывала отпечаток на наш брак…

А Ксения удивила… Ксения Жданова, моя свидетельница на свадьбе, та, которую я хотела сделать крёстной моего так и не родившегося ребёнка, смотрела на меня с вызовом. Её платиновые, блестящие волосы, разметались по моим шёлковым подушкам.

На лице теперь уже бывшей подруги застыла наглая, злая усмешка. Не стыд, не раскаяние. Усмешка победительницы.

– Настя? – голос Антона дрогнул. – Ты же… комиссия… ты должна была вернуться завтра…

– Ничего, милый, это хорошо, что Настюша приехала пораньше, – перебила его Ксю, – нет больше смысла скрывать от неё нашу любовь, – и довольно осклабилась.

Я едва не задохнулась! Вот это наглость!

Время замедлилось, сжалось, а потом взорвалось!

Я не помню, как пересекла комнату. В ушах зазвенело, мир сузился до одного-единственного желания: стереть эту ухмылку с её красивого лица. Ноги сами несли меня вперёд прямо по лежащей на полу одежде.

– Настя, подожди, это не то, что ты думаешь! – воскликнул Антоша, пытаясь покинуть кровать, чтобы преградить мне дорогу, но запутался в простыне.

Антоша. Он был Антошей лишь для меня. Для всех остальных – Антон Григорьевич Зверев, блестящий администратор, самый молодой главврач в области. А для меня Антоша, который до сих пор боялся вида крови, хотя был врачом, который пошёл в медицину только потому, что так хотели родители, который последний раз оперировал лет пять назад, сразу после защиты кандидатской.

Я буквально сама вручила ему должность главного врача. Я никогда ему об этом не рассказывала, но сначала предложение сделали мне… А я отказалась, лишь бы ему было хорошо. Идиотка.

Сейчас же я понимала, десять лет совместной жизни отправились коту под хвост, Антон одним махом перечеркнул вообще всё!

Отшвырнув его руку, я кинулась вперёд. В этот момент он для меня умер, стал никем. Пустым местом. Призраком. Ксения тоже вскочила, прикрывая наготу подушкой. Её глаза сверкнули торжеством. Я ожидала слёз, мольбы о прощении, хотя бы попытки оправдаться, чего угодно, но не этого. Не этой насмешки в ответ на мою боль. Она смотрела на меня, как на врага, посмевшего вторгнуться на её территорию.

И это дотла спалило последний предохранитель в моей душе!

– Не смей её трогать! – Антон снова попытался меня остановить, но запутался в простыне и чуть не упал.

Если бы бывшая подруга сдержала своё довольство, если бы опустила глаза, лживо заплакала, попыталась объясниться, я бы просто развернулась и ушла. Подала на развод, благо, дом уже выставлен на продажу, и начала жизнь сначала. Но это наглое, хамское поведение, эта ухмылка собственницы… Стерпеть подобное я не смогла.

Гнев, усталость, шок – всё это требовало выхода.

И я дала своим чувствам волю…

Подлетев к этой стерве, я вцепилась ей в волосы. Они оказались жесткими, ненатуральными на ощупь, я сжала пальцы так, что побелели костяшки, и с силой дернула их на себя. Ксюша взвизгнула, победная ухмылка исчезла с её лица, сменившись гримасой боли. В ответ она впилась в меня своими длинными ногтями, оставляя на моей коже отвратительные алые полосы. Мы покатились по полу в безобразном клубке: её обнажённое тело и моё в деловом костюме. Я ничего не видела сквозь красную пелену, застившую взор, только тянула и тянула, пока в кулаке не остался толстый, глянцевый клок платинового блонда.

– Моя волосы! – заорала Ксения. – Ты психованная сука!

Антон попытался нас разнять, но я оттолкнула его с неожиданной для себя силой. Резко отпрянув, я, тяжело дыша, встала на ноги. Блузка порвалась на плече. Ксения, рыдая, прижимала руки к голове, где на фоне её собственных, более тёмных корней, зияла уродливая проплешина. Антон продолжал что-то говорить, размахивая руками, пытаясь одновременно прикрыть и её, и себя.

– …это просто случилось… ты постоянно на работе… дежурства, операции… мы не специально… Ксю просто зашла кофе выпить…

Кофе. В моей постели. Замечательно.

Слова долетали обрывками. Я смотрела эту парочку и видела чужих людей. Когда это началось? Пока я сутками не выходила из операционной? Пока спасала его репутацию на министерских совещаниях? Пока писала за него отчёты?

Я посмотрела на трофей в своей руке. Искусственные, мертвые волосы. Такие же, как и вся их связь. Брезгливо бросив клок на пол, я произнесла ледяным, незнакомым самой себе голосом:

– Убирайтесь. Оба. Из моего дома.

Антон замер. Даже Ксения перестала всхлипывать и уставилась на меня.

– Настя, давай поговорим… – начал он.

– Вон, – отрезала я, – чтобы через пять минут духа вашего здесь не было!

Я не стала ждать. Мне нужно было выйти на свежий воздух. Мне не хватало кислорода. Развернувшись, пошла прочь из спальни, ставшей местом преступления, к широкой лестнице, ведущей на первый этаж. Я чувствовала себя опустошённой, но на удивление сильной. Я вышвырну их из своей жизни. Зачеркну и забуду как страшный сон. Я непременно выстою.

Подойдя к верхней ступеньке, хотела было начать спускаться, когда за спиной раздался пронзительный визг, в котором не было ни капли раскаяния, лишь животная, мелочная злоба.

– Ах ты тварь!!!

Толчок в спину был резким и неожиданным. Я не успела ни вскрикнуть, ни ухватиться за перила, ни увернуться.

– Я дофига денег отдала за эти волосы! – донёсся до меня яростный крик Ксюши.

А потом мир перевернулся. Потолок, стены, резные балясины перил – всё смешалось в безумном калейдоскопе. Тело ударилось о ступеньку, потом ещё раз, и ещё… Острая, невыносимая вспышка боли в спине затмила всё: обиду, гнев, унижение. Последним, что я почувствовала перед тем, как сознание ухнуло в вязкую, темную бездну, был глухой, влажный треск где-то внутри меня. А после наступила тишина.

Очнулась от топота и резко хлопнувшей двери.

С трудом разлепив веки, уставилась в потолок. Я не успела написать отчёт по итогам командировки. Завтра утром у меня две плановые операции. Петров не справится, у него руки дрожат после запоя. Придётся Михайлову звонить…

Какие странные мысли… А ещё эта боль… Она поначалу едва ощущалась, но с каждой секундой становилась всё сильнее, всё острее, вытеснив все глупые мысли, она заполнила собой всё пространство. Я глухо, протяжно застонала.

– Скорая? Да, быстрее! Моя жена упала с лестницы со второго этажа, – сквозь плывущее сознание, услышала я. – Адрес Коттеджный посёлок “Сосновый бор”, Лесная, дом 31…

Голос Антона дрожал. Я слышала в нём настоящий животный страх. Воспоминания о последних событиях начали возвращаться, добавляя к физическим страданиям, душевные.

Голова кружилась, я попыталась сосредоточиться на ощущениях, чтобы понять, где именно болит. А болело вообще всё, но больше всего… чуть выше поясницы…

– Настя? Настенька, ты меня слышишь? Не закрывай глаза! – лицо Антона появилось надо мной. Бледное, с капельками пота на лбу. – Где болит?

Где? Я попыталась шевельнуться, но… Боже! Я не чувствовала ничего ниже груди! Совсем. Будто меня разрезали пополам.

– Ноги, – прохрипела я. – Не чувствую их…

Его лицо стало ещё бледнее.

– Сколько пальцев?

– Три. Это спинной мозг. Грудной или поясничный отдел…

– Заткнись! – он почти кричал. – Не смей… Просто заткнись и лежи спокойно!

Лежи спокойно? Ха! Куда ж я денусь…

Где-то наверху всхлипывала Ксения.

– Я не хотела… Она первая набросилась. Мои волосы…

– Иди оденься и уходи! – рявкнул Антон. – Уйди, тебя тут не было!

Не было? Что он хочет сотворить? Он попытается скрыть её вину?

Эти мысли болезненным вихрем пронеслись в воспалённом, тонущем от боли, сознании.

– Скорая уже едет. Максимум десять минут. Всё будет хорошо. Ты слышишь? Всё будет хорошо.

Он врал. Мы оба это знали.

Глава 2. На краю пропасти

Месяц назад

Ножевые ранения всегда приходят ночью. Это неписаное правило травматологии, которое я усвоила за много лет работы. Часы на стене ординаторской показывали 02:47, когда задребезжал телефон приёмного покоя.

– Анастасия Васильевна? Везут с ножом в шее. Нож на месте, – голос дежурной медсестры был напряжён.

Я отставила недопитый кофе, пятый за смену, и бросилась вниз. В коридоре уже слышался топот носилок и крики фельдшеров.

– Мужчина, сорок четыре года, проникающее ранение шеи! – начал доклад прямо на ходу парень со скорой. – Нож не извлекали, пульс нитевидный, давление 80 на 40!

На каталке лежал крупный мужчина в окровавленной рубашке. Из правой боковой поверхности шеи торчала рукоять охотничьего ножа. Кровь медленно, но упорно просачивалась вокруг лезвия.

– Так, быстро в операционную! – скомандовала я, мигом оценив ситуацию. – Нож вошёл в проекцию сосудисто-нервного пучка. Кровь на группу, совместимость! Четыре дозы эритромассы, две плазмы в резерв!

Пациент был в сознании, глаза дикие от ужаса. Я наклонилась к нему, придерживая голову:

– Я доктор Максимова. Главное сейчас – не двигаться. Ни в коем случае не пытайтесь говорить или поворачивать голову.

В операционной уже готовились. Алексей, анестезиолог-реаниматолог, подключал мониторы.

– Настя, это жесть. Смотри, нож входит прямо в треугольник Пирогова. Тут и сонная, и яремная, и вагус…

– Вижу. Готовь препараты для массивной кровопотери. Аппарат Cell Saver подключи.

Пока пациента перекладывали, я мысленно выстраивала план операции. Нож работал, как затычка, вытащишь, и может начаться фонтанирующее кровотечение. Нужно сначала выделить и взять на контроль все магистральные сосуды.

– Обработка операционного поля! – команды сыпались автоматически. – Цефтриаксон два грамма внутривенно! Скальпель! Работаем!

Я сделала дугообразный разрез по переднему краю грудинно-ключично-сосцевидной мышцы, аккуратно обходя рукоять. Послойно рассекла платизму, поверхностную фасцию. Кровоточащие сосуды коагулировала биполяром.

– Ретрактор Фарабефа!

Осторожно раздвинула края раны. Передо мной открылся сосудисто-нервный пучок шеи. Общая сонная артерия пульсировала в двух миллиметрах от лезвия ножа. Внутренняя яремная вена была напряжённой и синюшной из-за того, что лезвие частично пережимало отток.

– Силиконовые петли-держалки давай. Буду брать сосуды на турникеты.

Микрохирургическими инструментами я деликатно выделила сонную артерию выше и ниже места ранения, провела под неё держалки. То же самое проделала с яремной. Блуждающий нерв аккуратно отвела в сторону.

– Так, приготовились. Сейчас буду извлекать. Сосудистые зажимы наготове!

Я обхватила рукоять ножа. Медленно, контролируя каждый миллиметр, начала вытягивать лезвие. Оно шло туго, застряло между поперечными отростками позвонков.

Вдруг брызнула алая струя.

– Зажим! – рявкнула я, мгновенно пережав пальцами место кровотечения.

Руки действовали быстрее головы. Сосудистый зажим Сатинского на яремную вену… Нет, это не полный разрыв, а боковое ранение!

– Пролен 6-0! Атравматика! Быстро!

Операционная сестра Марина, с которой мы работали вместе больше десяти лет, подавала инструменты с опережением.

Наложила непрерывный обвивной шов по Каррелю, захватывая только наружные слои сосудистой стенки, чтобы не сузить просвет.

– Проверяем герметичность… – сняла зажим. – Держит! Артерия цела, слава богу.

Осмотрела ложе удалённого ножа. Повреждены только мелкие мышечные ветви и частично грудинно-ключично-сосцевидная мышца. Всё это можно восстановить.

– Дренаж Редона номер 12. Будем ушивать послойно.

Ещё полтора часа кропотливой работы. Мышцы, фасции, подкожная клетчатка, кожа, каждый слой требовал внимания. Когда наложила последний косметический шов, часы показывали 05:23.

– Всё, можем будить, – выдохнула я. – Лёша, переводи его потом в реанимацию. АБ-терапия, контроль коагулограммы каждые шесть часов.

– Настя, это был высший пилотаж, – Алексей снял маску. – Не перестаю восхищаться твоим гением!

– Это не гений, это просто любовь к тому, что делаешь. А ещё много практики, – я устало улыбнулась. – Десять лет каждую ночь по два-три ножевых. Руки сами помнят.

В ординаторской я рухнула на потрёпанный диван. До конца дежурства оставалось три часа. Закрыла глаза, пытаясь расслабиться, но перед внутренним взором всё ещё пульсировала сонная артерия…

Домой добралась только к часу дня. Осенняя грязь налипла на ботинки, в маршрутке пахло мокрой одеждой и дешёвым табаком. От больницы до нашего посёлка сорок минут тряски по разбитой дороге. Я была жутко измотана и клевала носом. В таком состоянии садиться за руль, рисковать не только своей жизнью, но и чужой, поэтому я выбрала газель.

Таунхаус встретил меня тишиной. Скинув обувь в прихожей, мимоходом отметила – Антон опять не убрал свои домашние тапочки, бросив их посреди коврика. На кухне немытая кружка, крошки на столе.

Не было сил даже злиться. Приняла душ, рухнула в кровать. Проснулась от грохота входной двери.

– Настя! Ты дома? – голос Антона звучал раздражённо.

Часы показывали восемь вечера. За окном уже стемнело.

– В спальне, – прохрипела я.

Он влетел в комнату, даже не сняв пальто. Лицо красное, галстук съехал.

– Представляешь, опять комиссия! Третья за месяц! Теперь Роспотребнадзор доебался до вентиляции в пищеблоке! Я же управленец, а не сантехник!

– Привет тебе тоже, – я села на кровати.

– Да какой привет! – он нервно сбросил пальто на кресло. – Знаешь, сколько я сегодня потратил на “решение вопроса”? Пятьдесят тысяч! Чтобы они акт подписали!

– Антон, это же взятка…

– Это жизнь! – рявкнул он. – Все так делают! Иначе нас закроют к чёртовой матери! Когда уже наша собственная клиника заработает?

Наша клиника. Я устало потёрла виски.

– Осталось немного, всего лишь продать дом.

– Кстати, – он сел в кресло, закинул ногу на ногу и только тут я увидела, что он не снял уличную обувь, недовольно поджала губы, но промолчала. – Риелтор звонила. Есть покупатель на дом. Серьёзный. Готов быстро выйти на сделку.

– Так поспешно? – если честно, в глубине души я не была готова расстаться с нашим особняком. Здесь всё было устроено моими руками.

– А что тянуть? – он пожал плечами. – Деньги за дом пойдут на многие нужды: доложим недостающую сумму и полностью выкупим здание будущей клиники. Приобретём оборудование, один томограф сколько стоит! Также хватит выплатить остаток ипотеки.

Остаток ипотеки. Когда-то этот кредит свекровь оформила на себя. Семь лет назад мать мужа дала первоначальный взнос в размере десяти миллионов. Она продала квартиру своего отца в Москве, и всю сумму отдала нам. “Чтобы вам, деткам, было легче”, – тогда сказала она.

На бумаге дом принадлежал Зинаиде Петровне.

Свекровь у меня была отличной женщиной, мне с ней реально крупно повезло. Она за всё время ни разу не напомнила о долге ей, впрочем, и мы со своей стороны ни разу не просрочили. Хотя Светка ей всё время капала на мозг, мол, почему брату помогаешь, а ей нет?

Светлана – младшая сестра Антона. Вечно недовольная жизнью, мужем, зарплатой. Но у неё было своё жильё. Когда она узнала, что мать дала нам десять миллионов, закатила грандиозный скандал. Зинаида Петровна тогда чётко сказала: “Пять миллионов – это подарок Антоше. А пять – займ. Как только вернут, отдам их тебе, тоже в дар”.

– У нас же там небольшая сумма осталась? – спросила я, в висках снова противно запульсировало, кажется, я всё же не проспалась после сложного дежурства.

– Три с половиной миллиона, – Антон пружинисто вскочил на ноги. – Особняк продадим, махом закроем.

Муж подошёл ко мне, сел рядом.

– Мама звонила. Спросила как дела, я сказал, что дом вот-вот и продадим, она в который раз заверила, что все деньги после продажи честь по чести переведёт на наш счёт.

– Она хорошая, – улыбнулась я. – Не каждая свекровь так поможет.

– Да, повезло мне с женщинами в жизни, – Антон нежно меня обнял. – И с мамой, и с женой.

Я прижалась к нему. В такие моменты все тревоги отступали. Да, мы многим рискуем. Да, дом формально не наш. Но мы же семья. Не станет Зинаида Петровна нас обманывать.

– Скоро у нас будет своя клиника, – муж мечтательно прикрыл веки.

Скоро. Это слово грело душу. Скоро не нужно будет дежурить по ночам. Скоро начнётся новая жизнь.

Глава 3. Диагноз

Первое, что я почувствовала – тупую, ноющую боль в спине. Она пульсировала где-то глубоко, под слоем обезболивающих. Веки были тяжёлыми, во рту пересохло. Типичное состояние после общего наркоза. Ещё ныла шея и пульсировало в затылке, видно во время падения, я всё же знатно приложилась головой.

– Настя?

Я открыла глаза. Белый потолок реанимации. Капельница. Мониторы. И Воронов, заведующий нейрохирургией. Мы знали друг друга много лет.

– Как ты себя чувствуешь? – он проверил зрачковую реакцию фонариком.

– Спина болит, голова тоже, – голос был хриплым после интубации. – Сколько я была без сознания?

– Сутки. Операция прошла успешно. Мы стабилизировали перелом, установили транспедикулярную конструкцию. Но нам нужно поговорить о твоём состоянии.

Я знала этот тон. Так я сама разговаривала с пациентами, когда новости были плохими.

– Пошевели пальцами рук.

Подняла обе руки, слегка сжала кулаки. Всё работало.

– Хорошо. Теперь ноги.

Я послала импульс мышцам. Правая нога откликнулась, я смогла пошевелить пальцами, даже чуть согнуть в колене. Чувствовала прикосновения, но словно через толстый слой ваты. Левая… левая слушалась плохо. Очень плохо. Едва заметное движение большого пальца, и чувствительность почти отсутствовала.

– Правая работает, но слабо. Левую едва чувствую.

Воронов кивнул, доставая планшет со снимками.

– Компрессионный перелом L1 с повреждением конуса спинного мозга. Слева выраженная компрессия корешков L2-L3, справа умеренная. Мы сделали декомпрессию, но отёк сохраняется.

– Прогноз?

– Правая при своевременной операции может восстановиться полностью. Левая… Компрессия там серьёзнее, но функцию вернуть можно. Главное – успеть прооперировать в ближайшие шесть месяцев. Это наше временное окно. После этого срока начнутся необратимые изменения в нервной ткани.

– ВМП?

– Да, высокотехнологичная помощь. В НИИ Бурденко. Стоимость… около двух с половиной миллионов.

Я закрыла глаза. Два с половиной миллиона. У меня кредитов на десять.

– Настя, – Воронов отложил планшет, – мне нужно кое-что уточнить. В полицейском протоколе указано, что тебя нашёл Антон, когда вернулся с работы. Ты упали с лестницы. Это так?

Я резко открыла глаза.

– Что? Нет! Антон был дома. Он и его… любовница. Я застала их в постели.

Воронов нахмурился.

– Но в протоколе…

– Меня столкнули, – перебила я. – Ксения Жданова. Толкнула в спину, когда я начала спуск с лестницы. Я выдрала у неё волосы, а она… она кричала про то, что они дорого стоили…

– Ты уверена? Прости, но после такой травмы возможны провалы в памяти… Плюс у тебя ушиб затылочной области, субдуральной гематомы нет, но возможна контузия. Иногда мозг “дорисовывает” травматичные воспоминания…

– Я помню всё! – голос сорвался. – Каждую секунду. И Антон это видел. Он был там!

Воронов молчал, обдумывая услышанное.

– На первом этаже есть видеокамера, – судорожно выдохнула я, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу и становиться сложно дышать. – Она должна была всё записать. Проверьте камеру!

– Обязательно передам эту информацию следователю, – кивнул он. – Если тебя действительно толкнули, это меняет дело. Это уже не несчастный случай.

Дверь открылась. На пороге замер Антон. В идеально отглаженной рубашке, гладко выбритый. Будто ничего и не было.

Воронов встал.

– Я зайду позже. И свяжусь с полицией насчёт камеры.

Он вышел, оставив нас наедине. Антон остался у двери, держа папку с документами.

– Как ты? – отстранённо спросил он, не глядя в глаза.

– Ты сказал полиции, что пришёл с работы и нашёл меня? Серьёзно?

Он пожал плечами.

– Так проще для всех. Зачем лишние вопросы?

– Лишние вопросы? Меня чуть не убили!

– Настя, ты сама полезла в драку. Никто не ожидал… – он замялся. – В любом случае, что было, то было. Я принёс документы на развод.

– Сейчас? Я только из операционной!

– А что тянуть? Ты же сама сказала, чтобы мы убирались. Вот и всё. Дом продаётся, мама оформляет сделку. Кредиты каждый платит сам. Подпиши, и разойдёмся.

Он подошёл, положил бумаги мне на живот.

– Кстати, насчёт камеры… Она сломалась пару дней назад. Я собирался починить, но не успел.

Мой взгляд метнулся к нему. Сломалась. Конечно.

– Ты всё стёр, – непослушными губами прошептала я.

– Я же сказал, она не работала, – он протянул ручку. – Подписывай. Чем быстрее закончим, тем лучше для всех. И да… Ксюша беременна, я не могу допустить… Пойми…

У меня закружилась голова, я схватила документы и с той силой, на которую сейчас была способна, швырнула их ему в лицо.

Он невозмутимо поднял разлетевшиеся листы.

– Ребёнку нужен отец. Нормальная семья. Поэтому, когда успокоишься, подпиши всё, я оставлю документы тут, – и положил на прикроватную тумбочку. – Настя, я помогу тебе с операцией, чем смогу. Ты много для меня сделала, я тебя не брошу.

И ушёл.

Я лежала, уставившись в потолок. Левая нога жутко пульсировала. Или мне казалось? Фантомные боли в полупарализованной конечности.

Камера. Он сказал, что она сломана. Но я помню, как горела красным её лампочка.

Скорее всего, Антон успел что-то сделать с записью. Пока мне делали операцию, он подчистил все следы.

Кто виноват в том, что я оказалась в подобной ситуации?

Ответ пришёл мгновенно.

Я. Я одна. Сдержи я тогда свой нрав, ничего бы этого не случилось.

Все мы задним умом крепки.

За окном сгущались октябрьские сумерки. Где-то там мой бывший муж со своей любовницей строили планы на будущее.