Сыщик. Деревенская вендетта

Дмитрий Карпович

Сыщик. Деревенская вендетта

ПРЕДИСЛОВИЕ

Многого в этом мире не должно быть, а оно

бывает…

Это вторая книга из задуманной мною трилогии о двух сотрудниках уголовного розыска Линёвского отделения милиции Искитимского РОВД ГУВД Новосибирской области Ершове Николае Тимофеевиче и Ващуке Николае Сергеевиче, а также следователе прокуратуры Сикорском Сергее Ивановиче, раскрывших на «своей земле» сотни преступлений, в том числе десятки убийств, вытащивших на этот свет истину в её плачевном состоянии при совершении преступлений как серийными убийцами–маньяками, так и простыми нашими согражданами, волею судьбы оказавшимися в тех или иных обстоятельствах и жизненных ситуациях, подпадающих под признаки составов преступлений, предусмотренных разными статьями уголовной системы нашего государства.

Все персонажи произведения вымышлены, за исключением имён главных героев, поведавших мне эту интересную, поучительную и трагическую историю.

Повесть данная расскажет, что же в жизни происходит, когда справедливость умирает.

Глава 1 ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА НАЗАД

Эпизод 1. Когда на земле ещё ничего не было, правда уже была

Вендетта (vindicta на латинском языке: мщение, наказание) – самыми простыми словами в русском языке это означает обычай кровной мести за убийство родственника.

Простое и недвусмысленное на сей день толкование одного слова, одной фразы, возникшей тысячи лет назад.

Основной принцип вендетты – преступник должен быть наказан равной мерой.

Обычай этот берёт свое начало ещё в первобытных обществах, где не существовало законов и государств, а справедливость осуществлялась самими людьми. В тех условиях единственным способом восстановить справедливость было убить убийцу или его родственников.

В «Ветхом Завете» этот принцип сформулирован просто – «Око за око, зуб за зуб».

На территории нашей многострадальной родины этот обычай был хорошо известен со времён Древней Руси: упоминание о нём присутствует в сборнике правовых норм – «Русской Правде» (XI—XII века), где, в частности, оговаривалось, кто имел право мстить за убийство родственника.

По мнению предков за убийство могли мстить: брат за брата, сын – за отца, отец – за сына, племянник – за дядю.

Обычай кровной мести – общеславянский. Так, например, в средние века на Балканах он назывался «враж(ь)да».

Приведу лишь один пример из нашей соседской, православной и славянской страны – Черногории.18 октября 1798 года законодательное собрание – «Скупщина» в Черногории утвердила Законник, общий для черногорского населения. Статья пятая предоставляла лицу, поймавшему убийцу, право его убить с освобождением от ответственности. Этот обычай существовал на Балканах вплоть до 20 века…

В современном мире, во всех без исключения странах это преступление против преступления, и оно каторжно карается государством…

По состоянию на сегодняшний день, законодательство Российской Федерации рассматривает мотив кровной мести при совершении убийства как отягчающее вину обстоятельство. За убийство на почве кровной мести статья 105 УК РФ предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок от 8 до 20 лет, либо пожизненного лишения свободы…

Вендетта, кровная месть, «око за око» – наказание равной мерой, многие сотни лет существования человечества это был один из неукоснительных принципов, постулатов общества во многих странах. Однако постепенно, со временем он превратился в бесполезный, декларативный и осуждаемый принцип господства демагогов в государствах, «в которых власть не в состоянии обеспечить правопорядок»…

Читатель, запомни эти золотые слова, вырванные мною при написании книги из контекста энциклопедии, ибо сугубо субъективно на взгляд автора этого произведения – государство, не способное обеспечить защиту своих граждан, не имеет морального права наказывать их за самосуд…

В данном произведении речь пойдёт именно о нём, конкретном и реальном случае, произошедшем на территории Новосибирской области, когда обычай кровной мести справедливо, но «незаконно» был воплощён практически ребёнком… Семнадцатилетним пацаном, десять лет вынашивавшим идею справедливости: «око за око, зуб за зуб»… Всё, как в древнем писании «Ветхого Завета» и «Русской правды» и только по тому, что действующая правовая система не в состоянии была обеспечить справедливость ни для него самого, ни для его убитой сестры.

Это, пожалуй, первое моё произведение, где я буду не презирать и ненавидеть убийцу, очернять его самого и его поступки жесткими словами какими только имеющимися в русском словаре, как в предыдущей книге про маньяка, беспричинно укравшего жизни двух молодых женщин, а восхвалять и почти восхищаться им и всё потому, что даже не могу себе реально представить семилетнего мальчишку, мечтающего не о том, как стать лётчиком-испытателем или моряком-подводником, покорителем мирового космоса или океанских глубин, великим сыщиком или миллионером, президентом или военачальником… Ребёнка, желающего на новогодние праздники не подарки от Деда Мороза, не поездку к южному морю в тёплую Анапу, Хургаду или Бали, а грезившему лишь об одном, лишь одного желающего на протяжении последующих десяти детских лет своей жизни: справедливости – вендетты – кровной мести – ока за око…

Однако… Что это я раздухарился, забегая вперёд и раскрывая фабулу произведения. Всё ведь должно быть хронологично и последовательно, как и положено при написании художественного произведения.

Прочитав эту книгу, вы можете не согласиться с мнением автора, и имеете на это полное право, дарованное свободной страной и свободомыслящим обществом, ибо как гласит классический принцип справедливости из положения древнейшего римского права – «КАЖДОМУ СВОЁ»…

Фраза, кстати, означающая, что справедливость заключается в постоянной и твёрдой воле каждому воздавать по его же поступкам…

Не буду, пожалуй, вносить заранее интригу и натягивать своё субъективное отношение к произошедшим событиям вам на уши, довлеть своими советами и выводами, просто опишу, перескажу реальную историю, случившуюся в самом конце прошедшего тысячелетия, ровно четверть века назад, на территории Искитимского района Новосибирской области.

Ты же, мой читатель, просто думай, размышляй, и самое главное – не оставайся равнодушным к той сложившейся жизненной ситуации для основных и главных героев этой повести и произошедших с ними в дальнейшем событиях, ибо равнодушие – равно безразличие, безучастие, бесчувствие и… деградация.

Эпизод 2. Кругом один, как на сковороде блин

Деревня Шадрино – маленькое сельское поселение, что расположено в Искитимском районе Новосибирской области, сразу за огромным рабочим посёлком Линёво, в котором стройные, хоть и однотипные, но монолитные, могучие девятиэтажные дома встали в стройные бетонные гряды, на отведённой им территории, как такие же каменные истуканы из горных пород в соседнем с Новосибирском – Горном Алтае.

Деревенька в те годы конца прошлого столетия была больше похожа на аппендикс мощного, серьёзного и мрачного рабочего поселка, времён построения коммунизма, чем на самостоятельную территориальную единицу.

И, тем не менее, пара сотен частных домов и их подворий с населением в 400 с небольшим душ, круглогодично неспешно копошащихся на своих придомовых участках, расположились в полях на пяти улицах площадью чуть более 60 гектаров, с двух сторон вдоль небольшенькой речки Шипунихи, тянущей свои извилистые «русы косы» по двум районам Новосибирской области вплоть до впадения в более крупную и серьёзную, как по габаритам, так и по своей сути, реку Бердь.

На правом берегу речушки на всём её протяжении расположены многочисленные каменистые крутые увалы, раскиданы берёзовые и осиновые рощи, а в некоторых её местах есть даже сосновые боры.

Левый берег речки смотрит на свет божий изо дня в день злаково-луговыми степями с редкими берёзовыми колками.

Улица Береговая, расположенная аккурат в левобережной части деревеньки, концом упирается в речку, и на другом правом берегу, прямо через мостик, переходит уже в улицу Заречную, тянущуюся вдоль её замысловато-извилистых берегов.

Дом под номером 47 находился в конце этой самой Береговой улицы. Он был совершенно ничем не примечателен среди соседей–собратьев, окружавших его в радиусе километра, разве что небольшой свежестью вида, посреди старых деревянных срубов возрастом середины прошлого века и годившихся ему в прадеды, уже успевших почернеть от старости и «окучивавших» их погодных условий в виде дождей, снегопадов и перепадов температур за последние пятьдесят лет.

Этот дом выглядел чуть более молодым и даже немного «борзым», но всё таким же серым и непрезентабельным.

Одноэтажное строение, было «слеплено» из шлакоблоков мышиного цвета с крышей, покрытой шифером чуть более светлой, чем само жилище. Во дворе, на десяти придомовых сотках земли имелись деревянная банька и хозяйственный сарайчик с одним старым петухом и парочкой десятков бесноватых круглогодичным гоготанием кур, а также многочисленным хозяйственным инвентарём в виде лопат, вил, скребков и прочей хозяйственной утвари.

Дом с участком, упирался в реку, осматривая её берега своими растопыренными пластиковыми окнами, как будто внимательный инспектор рыбнадзора озирает подчинённые ему владения, выискивая в небольших кустах левого берега речушки притаившихся браконьеров.

Жилище было примечательно ещё и тем, что обитал там одинокий житель деревни – сорокалетний Романов Геннадий Иванович, родившийся в соседнем, рабочем посёлке ещё при советской власти в далёком 1960 году и отпочковавшийся от всей своей немногочисленной трудовой родни какой-то серьёзностью, никому из них не понятной замкнутостью, и, как им всем казалось – высокомерием.

К своим сорока годам от роду Романов не был женат, не имел детей, зато имел в личном, именном «загашнике» среднее образование, полученное в такой же средней общеобразовательной школе номер один всё того же рабочего посёлка Линёво, службу в пограничных войсках, аж на самой финской заставе в период расцвета социализма, многочисленные романы с женским населением рабочего посёлка и стабильную работу в банном комплексе на территории Линёво.

Кочегар – так по записи в трудовой книжке называлась должность Романова. Однако по факту он был и администратор и заместитель директора и истопник. Он сам распределял график работы бани, открывал и закрывал её, натапливал, а с целью экономии зарплаты уборщицы – ещё и убирался в бане самостоятельно, получая доплату за совмещение нескольких должностей.

После приватизации банного комплекса местным и ушлым чиновником из администрации посёлка, знающим Романова как добротного хозяйственника, «в меру употребляющего» и ответственного работника, ему же и были отписаны всё те же права и обязанности по функционированию «помывочной», превратившейся постепенно из общественных бань в модную сауну.

Когда клиентов в бане не бывало, Романов позволял себе устраивать там маленькие оргии с женским населением рабочего посёлка.

Иногда от желающих на халяву попариться и «пошпилиться» просто отбою не было и «смотрящему» за баней даже приходилось вести реестр, выстраивать собственное расписание, строго следя за свободным, а стало быть, и бесплатным для себя самого временем.

Жениться Геннадий не планировал. Женского внимания ему хватало и так, а будучи скупым и работящим, он ещё умудрялся строить и облагораживать компактный домик в Шадрино, вести на приусадебном участке небольшое хозяйство.

Самый конец осени завершающего год, век и самое сумасбродное тысячелетие современной эры человечества – выдалось на удивление морозным. На всей территории западной Сибири, в том числе и в Новосибирской области, ноябрь стоял даже холоднее, чем в позапрошлом 1998 году, когда майор Ершов и тогда ещё старший лейтенант Ващук выкапывали из «разоренной» маньяком траншеи на станции Евсино труп молодой женщины – Лидии Перегудовой, зверски убитой местным серийным убийцей Захаровым.

23 ноября 2000 года температура воздуха в Искитимском районе, на метеостанции «Искитим II», расположенном в посёлке Чернореченском, на улице Тепличная, 1, показывал значение минус 30.8 градусов. Это был почти рекорд за многолетнюю историю наблюдения за погодой в этой местности.

А вот снега в Сибири к концу осени выпало мало. Складывалось впечатление, что природа решила проморозить землю, как можно глубже, прежде чем усыпить её, накрыв на ближайшие четыре месяца белым пушистым одеялом.

И, тем не менее, снежный покров уже улёгся, прикрывая чёрную наготу чистой, светлой, шёлковой сорочкой, как будто скрывая неровные линии матушки-земли…

Расцветало уже поздно. В 8 утра ещё было не разобрать и за десять метров впереди, кто идёт тебе на встречу.

Местный житель – пенсионер, Степанов Иван Афанасьевич, подгоняемый морозом, бодренькой рысцой перемахнул мостик, соединяющий два берега речушки и две улицы: Заречную и Береговую и направился в сторону местного сельпо, расположенного аккурат в центре посёлка.

Пробегая мимо дома Романова, он услышал бешенный галдёж кур, доносившийся из приоткрытой двери сараюшки одинокого хозяина.

Степанов остановился, пригляделся сквозь начинающее светлеть утро и туман из изморози, расползшийся по всей округе, напрягая старческие глаза и протирая залипшие от холода веки.

«Вот те раз» – подумал про себя Иван Афанасьевич.

– Генка решил кур, что ли, поморозить? – вслух произнёс пенсионер и зашел в незапертую калитку ограды.

В сарайке горел свет. Старик прямиком направился к приоткрытой двери в надежде увидеть там нерадивого хозяина и чуть не упал, наткнувшись на чьё-то окоченевшее тело, лежавшее посреди ограды.

Снова протерев слипающиеся от мороза и слёз веки, старик присел и уже полным от удивления, страха и недоумения взглядом впился в замёрзшее туловище хозяина дома.

Романов лежал на спине, старенький армейский бушлат, надетый на тело покойного, был распахнут. Из его груди торчали, как флагшток, вогнанные почти до самой железной поперечины вилы.

Эпизод 3. Был комар смел, да не ту песню спел

23 ноября 2000 года, к 8 часам 30 минутам, как положено, как и было заведено на протяжении последних шести с лишним лет после окончания школы милиции, старший оперуполномоченный Линёвского ОВД капитан милиции Николай Ващук бодро шагал на службу.

Подгоняло его на рабочее место не только страстное желание и искренняя любовь к своей профессии, но и тридцатиградусный мороз.

К тому же эти сутки Николай дежурил в составе следственно-оперативной группы как дежурный опер.

В небольшом по размерам служебном кабинете № 4, который располагался на втором этаже здания № 3А, что в Юбилейном переулке рабочего посёлка Линёво Искитимского района Новосибирской области опера никто не ждал.

Напарник и тёзка Ващука, такой же старший опер – майор милиции Ершов Николай Тимофеевич был на больничном.

Ершов был заядлым курильщиком с тридцатилетним стажем, причём курил он только крепкие папиросы «Беломорканал», которые в совокупности с ещё более крепкими сибирскими морозами просто «добивали» бронхи и легкие майора.

Курил он так часто, как и дышал, а дышать, особенно, на морозе становилось всё тяжелее и тяжелее. Бронхиты – извечный спутник майора постепенно превратились в астму и один раз в год, поздней осенью или ранней зимой стабильно укладывали майора на больничную койку, также, как медведь заваливается в свою берлогу.

Опера не были закадычными друзьями в повседневной жизни, ибо семнадцать лет разница в возрасте давала о себе знать и сказывалась на интересах, кругозоре, круге общения обоих.

Но вот напарниками они были уже шесть лет и научились не просто понимать друг друга с полуслова, но даже с полувзгляда.

Иной раз, просто перемигнувшись между собой, они четко улавливали своими прокуренными флюидами, что и кому из них нужно делать или кого и куда надо посылать. Понимание, чувство друг друга у них было даже на расстоянии, как у близнецов…

Однако, вот уже неделю, как Ершов «бюллетенил» и Ващук командовал кабинетом один.

Фирменный чай Ершова – его «божественный напиток», состоящий из листьев чёрной смородины, иван-чая, сушёных шишек и сушёных ягод клюквы, ежевики и смородины медленно, но верно плесневел в железном чайнике.

Ващук даже не старался его заваривать или употреблять без участия старшего товарища.

Рецепт его приготовления был известен лишь Ершову, поэтому зная настроение своего младшего тёзки и его пофигическое отношение к напитку и самой жизни, майор даже будучи на больничном или в отпуске, периодически заглядывал в свой «родной» кабинет, отчитывал «младшего» за оставленный им бардак на столе и заваривал чай…

Не успела за Николаем перестать скрипеть стальная пружина на входной, тяжёлой и металлической двери отделения милиции, как ему через толстое бронированное стекло дежурной части уже что-то кричал оперативный дежурный, отчаянно жестикулируя руками и призывая дежурного опера не проходить мимо.

Потирая замёрзшие руки, Ващук ввалился в дежурную часть.

– Ну и чё мы тут крыльями машем, – обратился он с ехидной улыбкой к дежурному, в надежде, что тот расскажет какой-нибудь свежий анекдот, а не сообщит пренеприятнейшую весть о банальной краже из дачного домика, расположенного на территории обслуживания их отделением милиции, на которую нужно будет тащиться всей следственно-оперативной группе в дикий мороз.

– Убийство, Коля. Убийство нынче у нас, – произнёс старый по милицейским меркам, седовласый и спокойный, как удав, дежурный Осипов Виктор Васильевич.

– Ну «ёптить», Василич, ну на кой ты так утро начинаешь-то? – полушутя отреагировал Ващук, перебив старого майора.

– Кого и где завалили-то? Надеюсь, это не «заказуха», а простое бытовое убийство? – с какой-то надеждой в голосе спросил Николай.

– Ой, Николай, даже пока и не знаю, что тебе конкретно сказать. Десять минут назад позвонили из Шадрино местные жители, сказали, что на своём участке № 47 по улице Береговая лежит тело хозяина дома, некоего Романова Геннадия Ивановича. В тело воткнуты вилы, – дежурный сделал округлыми глаза и наклонил голову чуть в правую сторону, показывая таким манёвром своей мимики всю серьёзность момента.

– Я пока участкового туда отправил для проверки ситуации и доложил начальству, – Осипов ткнул пальцем вверх, показывая направление находящегося на втором этаже кабинета начальника отделения милиции.

– Так что дуй наверх, собирайся, ехать по-любому придётся. Вряд ли это предновогодняя шутка…

– Да уж, спасибо, Василич, хорошее начало дня и дежурства, – Николай снял вязаную шапочку с головы, почесал коротко остриженную макушку и не спеша пошёл в кабинет.

Выезд на место преступления в пригородном посёлке, да ещё в мороз минус тридцать, это вам не поквартирный обход тёплого многоэтажного дома в миллионном городе в выходной день, когда жмёшь на кнопки звонков квартир хоть и в грязном, но тёплом подъезде. Это вам не кабинетное изучение изъятых в ходе осмотра «чёрных» бухгалтерских документов, когда можно, развалившись в служебном кресле расслабить узел модного галстука на белоснежной рубашке, только вчера купленной супругой.

Выезд на место убийства в пригороде – это как поход в тундру в метель, когда нужно «идти туда – не знаю куда, и найти то – не знаю что».

На каждый подобный выезд в кабинете пригородных оперов, вместо бесполезного и бестолкового «тревожного чемоданчика» с набором ниток, иголок, туалетной бумаги, запасных трусов и носков, носового платочка и лапши «Доширак» – всегда имелись валенки, ватные штаны, овчинный тулуп, такие же варежки, шапка ушанка, набор простых карандашей, ибо шариковые ручки на морозе почему-то не пишут, и термос с водкой вместо чая.

Ващук не торопился. Зайти к начальнику и услышать банальные указания куда идти и что делать – это он всегда успеет сделать.

Главное было проверить «снаряжение», не подвергавшееся ревизии с прошлой весны.

Топать ножками по замёрзшим улицам соседней деревеньки при подворном обходе, с целью установления возможных обстоятельств совершённого преступления, возможных очевидцев злодеяния – в первую очередь придётся ему – дежурному оперу. Поэтому ватные штаны и старый отцовский рыболовный тулуп важнее указаний молодого, вновь назначенного начальника отделения.

Впрочем, нарушать субординацию тоже не положено.

Наспех проверив «морозное» обмундирование, которое ещё не доводилось доставать этой осенью, Николай направился в кабинет начальника, получать «Ц.У.»…

Следственно-оперативная группа, дождавшись приезда из районного центра, следователя прокуратуры и судебного медика, направилась в Шадрино на осмотр места происшествия.

Как и положено руководителю СОГ – старший следователь Сикорский Сергей Иванович сидел на переднем месте служебного УАЗика.

На заднее сиденье, как «селёдки в шубах», в прямом и переносном значении, поместились разодетые в тулупы дежурный опер Ващук, судмедэксперт Кривко и эксперт криминалист Метельцев.

Участковый – Демидов Фёдор Иванович поджидал их уже на месте, греясь в осиротевшем доме убитого хозяина, предварительно бегло осмотрев окоченевший труп и прикрыв в сарае полузамёрзших и чуть не сошедших с ума от мороза кур.

Увидев из окна подъезжавший к дому дежурный УАЗик, участковый предусмотрительно вышел из ограды и приоткрыл ворота ограды дома.

Понимая, что следует сохранить максимально следы на месте преступления, в том числе на слабом снегу, расстелившемся вдоль ограды, как белоснежная простыня, Иван Фёдорович тем не менее запустил машину максимально близко к трупу и помахал рукой молодому водителю, призывая его остановиться.

Опытный участковый точно знал, что в такой мороз составлять протокол осмотра места происшествия следователю удобнее всего будет из машины, редко выскакивая на улицу и задавая наводящие вопросы обоим экспертам.

– Ну-с-с, что тут у нас? – выйди из автомобиля и расправив плечи, как будто растягивая успевшую усохнуть за время поездки форму служебного пальто, следователь впился глазами в окружавшую всех присутствующих природу.

Солнце уже выкатило своё огненное око на просторы Сибири, освещая деревеньку и полуукрытые снегом поля Искитимского района своим чудным ярким переливающимся на морозе светом.

– Красота! – причмокнул губами Сикорский, покачал головой и только после этого опустил глаза вниз, обратив свой взгляд на причину именно его присутствия на месте преступления.

В те годы конца прошлого века осмотр места происшествия и даже по тяжким преступлениям, таким, как кража или угон, разрешалось проводить и операм и даже участковым, в том числе изымать орудия преступления, фиксировать следы преступления даже без экспертов криминалистов. Но вот на убийства следователи прокуратуры просто обязаны был выезжать собственнолично.

– Так это, зима и лето, вот, Сергей Иванович гляньте сами! – участковый указал рукой на тело Романова.

Все присутствующие стали с каким-то интересом разглядывать покойного, склонившись над ним.

Тело убитого не было согнуто, как замерзает ещё живой человек на морозе, в позе эмбриона, оно лежало чётко на спине в почти правильной и естественной форме. Ноги были чуть раздвинуты, руки почти по швам, голова откинута назад. Из груди убитого торчали вилы, вогнанные туда какой-то неимоверной силой или злостью человеком, наверняка не зря оказавшемся напротив Романова.

Глаза трупа были приоткрыты и поблескивали на солнце, демонстрируя полностью замерзшую жидкость в глазницах, как будто там поселились два маленьких солнечных зайчика, играющих в прятки друг с другом.

Оба эксперта начали свои «магические танцы», предварительно осмотрев имеющиеся следы около тела, в ограде и рядом с сараем.

– Все следы затоптали тут! – закричал эксперт-криминалист свою любимую фразу, выдаваемую им на любом осмотре любого места происшествия.

– Не шуми, Метельцев, – осадил его Ващук. – Давай просто прикинем, смоделируем, что тут могло произойти и когда. Может и найдём, какие-то следы.

– Не учи учёного, Коля. Главное не мешай мне. Какие тут следы при таком морозе. Даже если вилы голыми руками лапать, то пальчики там не останутся.

– Однако, Константин, – обратился теперь уже Сикорский к судебному эксперту.

– Можно предположительно сейчас сказать время смерти?

– Нет, Сергей Иванович, не скажу точно, сильно уж холодно, но пролежал он на морозе несколько часов – это факт, и мало того, мне нужно будет ещё минимум сутки, чтобы тело оттаяло, иначе вскрытие производить нельзя. Так что с выводами повременим.