Новогоднее ЧП

Тата Шу

Новогоднее ЧП

Глава 1.

Жизнь Тимура Соколова была выстроена с той кристальной ясностью, которая возможна только у людей, слишком хорошо знающих, как хрупко человеческое тело. Его мир вращался по орбите из трёх точек: «травмпункт – частная клиника – я любимый». Этот треугольник был надёжнее любого семейного очага.

В травмпункте царил священный хаос, пахнущий антисептиком, кровью и человеческой болью. Здесь он был богом в белом халате, тем, кто одним точным движением возвращал вывихнутый мир на ось. Потом – частная клиника, где тишину нарушал лишь шелест купюр и благодарные взгляды обеспеченных пациентов. А вечером – стерильная тишина его собственной трёхкомнатной квартиры, которую он в шутку называл «музеем современного одинокого быта».

Одиночество не было для Тимура трагедией. Оно было осознанным выбором, сделанным ещё в детстве, когда он, семилетний, понял, что его родители – те самые красивые, вечно молодые люди на студенческой фотографии – любят друг друга уже не так, как раньше. А может, и не любили никогда. Они родили его на пике студенческой страсти, а потом, когда страсть угасла, остался только он – живой, неудобный свидетель их ошибки.

Разводились они цивилизованно, без скандалов. Даже слишком цивилизованно. Как будто делили не совместную жизнь, а невыгодный актив. Единственным проявлением какой-то запоздалой ответственности стала та самая трёхкомнатная квартира, которую они оставили ему, словно откупные. А сами разъехались строить новые, правильные семьи, где Тимур появлялся лишь на выходных, и то не на каждых, но как дорогой и немного чужой артефакт из прошлой жизни.

Его спасением, его настоящей семьёй стали бабушка и дедушка – родители отца. Пока те устраивали личную жизнь, они растили внука с той простой, суровой нежностью, которая не требует громких слов. Потом дедушка умер, и бабушка Антонина Андреевна, не раздумывая, продала свою квартиру и купила однушку прямо на той же площадке, рядом с внуком. «Чтобы пельмени тебе носить горячими», – говорила она, а в глазах у неё стоял немой страх остаться одной.

Тимур вырос. Закончил институт с отличием. Стал тем самым первоклассным специалистом, к которому выстраивались очереди. В тридцать два он был тем, что называют «жгучий красавец»: высокий, с правильными чертами лица, которые не портила даже вечная тень усталости под глазами, и со спортивной фигурой, которую поддерживал не столько спортзал, сколько бесконечные смены на ногах.

Женский пол, что называется, слетался к нему как мухи на мёд. Были среди них и блистательные, и умные, и невероятно красивые. Как та Лера, с ангельским лицом и телом греческой богини, но с интеллектом комнатного растения и бульдожьей хваткой, когда дело касалось его времени и внимания. Секс был феноменальным, но через месяц Тимур ловил себя на мысли, что ему проще вправлять сложный перелом, чем поддерживать разговор о новых сумках её подруги.

И каждый раз, отдаляясь от очередной пассии, он слышал внутри голос семилетнего мальчика: «Не надо так. Не надо рвать на части. Не надо, чтобы потом твой ребёнок, как ты, метался между двумя чужими праздниками, чувствуя себя лишним гостем в обоих домах».

Антонина Андреевна эту его философию не разделяла. Каждое утро, провожая его взглядом в окно, когда его машина выезжала со двора, она качала седой головой и бубнила своё заклинание:

– Господи, и квартира у него есть, обустроенная по последнему слову техники и моды, и в профессии себя нашёл, и девок, что дров в поленнице, одна краше другой… А всё со своим закадычным дружком не женятся. Оба как пустые банки гремят!

«Закадычный дружок» – это Кирилл, он же Кирюха. Единственный человек, кроме бабушки, впущенный в святая святых – за бетонные стены его осторожности. Их дружба была контрастом во всём: где Тимур был точным скальпелем, Кирюха был разрывной гранатой с неведомым радиусом поражения. Он менял работы, увлечения и девушек с частотой, достойной лучшего применения, но в двух вещах был постоянен: в качалке по вторникам и четвергам и в беззаветной, граничащей с идиотизмом, преданности другу.

Именно Кирюха, выслушает очередной монолог о «тайм-ауте от женского пола», в конце очередного пьяного (со своей стороны) вечера хлопнет Тимура по плечу:

– Сокол! Хватит киснуть! Берём отпуск, рвём на юг, к морю! Перезагрузка! А там – видно будет.

Травмпункт к вечеру потихоньку выдыхал. Последний пациент – мужчина, который, по его же словам, «просто приложился лицом к дверному косяку, чтобы проверить его на прочность» – получил рекомендации и ушёл, оставляя за собой шлейф аромата, в котором смешались лизол и вчерашний коньяк.

Тимур скинул халат, сел на стул и провёл ладонью по лицу. День как день: три перелома, семь вывихов, бесконечные ушибы. Каждый со своей историей. Чаще – глупой. «Абсурд бытия и бытовая рубка», – мысленно подвёл он итог. Казалось, весь город только и делал, что падал с табуреток, защемлял пальцы дверями и наступал на грабли, которые жизнь расставляла с методичностью садиста.

Именно в такие моменты его накрывало тихой паникой. Не от работы – с ней он был как рыба в воде. А от мысли о том, как сложится его собственная жизнь. Он видел, к чему приводит «любовь» на примере родителей. Красивый старт, а потом – тихий разъезд по разным углам ринга. Он, их главный трофей той юношеской страсти, теперь жил сам по себе, как дорогая ваза, которую подарили, а куда ставить – не придумали.

«Слава богу, – ловил он утешительную мысль, – что любимая мама сейчас где-то в Испании с любимым мужем номер два наслаждается сангрией. А любимый папа с новой семьёй в Подмосковье вспоминает о сыне раз в два месяца, чтобы позвать на шашлык, где все неловко пытаются быть одной дружной компанией».

Его вселенным якорем, точкой отсчета «нормальности» были только двое: Антонина Андреевна, которая бубнила, но любила так, что аж душно становилось, и Кирюха.

Кирилл, он же Кирюха. Друг со школы. Если жизнь Тимура была выстроена по линеечке – институт, ординатура, карьера, то жизнь Кирюхи напоминала весёлую каракулю. Кирюха был мажором, но в лучшем проявлении этого статуса, в отличие от других. Пытался быть абсолютно самостоятельным, в финансовом плане особенно. Он сменил кучу занятий: был фитнес-тренером, продавал «умные» чайники, организовывал квесты и сейчас, кажется, увлёкся криптой. Но что бы он ни делал, два ритуала оставались незыблемы: качать железо в зале по вторникам и четвергам и «прочёсывать» клубы в поисках приключений по пятницам. Кирюха был убеждён, что Тимуру не хватает именно лёгкости бытия, а Тимур в ответ снисходительно качал головой, мол, «вырасти сначала, повеса».

Мобильный завибрировал на столе, выдернув из размышлений. Сообщение от Кирюхи: «Сокол! Ты где? Деньги кончились, а девушки нет! Жду у «Гравитации» в 22:00. Без опозданий, доктор. Пропишем себе дозу адреналина!»

Тимур усмехнулся. «Девушки нет» у Кирюхи означало, что сегодняшняя спутница не прошла его строгий фейс-контроль или сбежала, не выдержав потока его философии о биткоинах и правильном жиме лёжа.

Он собирался ответить «Не сегодня», но тут же пришло второе сообщение. От бабушки. Голосовое.

«Тимурочка, ты не купишь по пути хлебушка? Да и загляни, если не устал. Я пирожков с капустой напекла. И… одну девушку хорошую сегодня в лифте встретила. Соседка новенькая. Очень культурная, с сумкой-холодильником. Наверное, в аптеке работает. Такую бы тебе…»

Тимур закатил глаза. Бабуля работала в режиме нон-стоп. Её разведка была повсюду: в магазине, в поликлинике, а теперь вот и в лифте. «Сумка-холодильник» – это, в её системе координат, несомненный плюс. Практичная.

Он вздохнул, встал и потянулся. Страх будущего отступил, сменившись привычной, почти уютной круговертью настоящего: друг-повеса зовёт в клуб, бабушка подкидывает «кандидатку» с холодильником вместо сумки. Мир мог быть абсурдным и непредсказуемым, но пока в нём были пирожки с капустой и идиот Кирюха, который вечно влипал в истории, всё было… нормально.

«Ладно, – решил он, выключая свет в кабинете. – Заеду к бабуле, возьму пирожков. А Кирюхе скажу, что заскочу на час. Максимум. Посмотреть на его новую «неудачу»».

По дороге к машине он ловил себя на мысли, что этот шаблон – работа, бабуля, Кирюха – стал его защитным панцирем. Удобным, прочным. И очень, очень одиноким. Но ломать его было страшнее, чем слушать нотации Антонины Андреевны.

Машина Тимура мягко шуршала шинами по вечернему асфальту, превращаясь в капсулу для философских размышлений. Город проплывал за стеклом вереницей огней, похожих на случайные блёстки на чёрном бархате. «Бренность, – ловил он себя на слове. – Вот она, эта самая бренность. Сегодня вправляешь человеку плечо, а завтра он, пожалуйста, снова полезет драться за место на парковке. Вечный круговорот глупости и гипсокартона».

Мысли неотвратимо свернули в более личное русло – к последней пассии, Лере. Ангельская внешность, от которой у мужчин сводило скулы, и… полное, тотальное отсутствие мозга. Вернее, не отсутствие, а какая-то иная, непонятная Тимуру система координат. Её разговорный диапазон простирался от «какая сумка» до «какая я в ней», а главным аргументом в любом споре была бульдожья хватка, когда она вцеплялась в свою идею и трясла ей, как тряпкой. Но да, секс был отличный. Ошеломляющий. Как прыжок с парашютом – захватывающе, адреналиново, но жить в этом режиме постоянно невозможно. Он чувствовал себя не любовником, а высококлассным, узкоспециализированным тренажёром.

«Тайм-аут, – мысленно констатировал он, сворачивая к дому. – Полный и бессрочный. Женский пол переводится в разряд клинических наблюдений. Как сложные переломы. Интересно с профессиональной точки зрения, но лучше, чтобы мимо».

Глава 2.

Он заехал в «Перекрёсток», взял тот самый «хлебушек» для бабушки, бутылку дорогой минералки для себя и, постояв у полки с пивом, махнул рукой – сегодня не стоит. Кирюха и так его достанет.

Квартира Антонины Андреевны встретила его волной тепла и запахом, от которого сразу слюнки потекли – пирожки, да ещё, кажется, щи настоящие, томлёные.

– Входи, внучек, разувайся! – голос донёсся с кухни. – Я тебя заждалась уже, как премьеру сериала.

Через пятнадцать минут он сидел за кухонным столом, чувствуя, как усталость растворяется в тарелке с дымящимися щами. Бабушка, присев напротив, смотрела на него с таким обожанием, словно он только что спас мир, а не вправлял вывихи.

– Ну как ты? Не худаешь? – начала она стандартный протокол.

– Бабуль, в твоих щах худеть физически невозможно. Это нарушение законов термодинамики.

– Ох, шутник, – отмахнулась она, но было видно, что польщена. – А на счёт той соседки… Я номер её телефона не спросила, конечно. Но я у дворника Валеры вызнала. Девушку зовут Света. Работает… – тут бабушка сделала многозначительную паузу, – в морге! Вот. Сумочка у неё та самая, холодильная. Для… органов, что ли. Серьёзная девочка. Не чета твоим ветреным.

Тимур чуть не поперхнулся. «Серьёзная девочка из морга». Бабулин талант находить «подходящих» невест достиг нового, сюрреалистического уровня. В голове немедленно возник образ: девушка в белом халате, с сумкой-холодильником, в которой вместо ланча лежит чьё-то сердце. Романтика.

– Бабуль, – сказал он с натянутой улыбкой, доедая пирожок. – Давай без моргов, ладно? У меня на работе своей крови и анатомии хватает. Я на тайм-ауте.

– На каком ещё ауте? – насторожилась Антонина Андреевна.

– На отдыхе. От отношений. Перезагрузка.

Бабуля тяжело вздохнула, собрав тарелки.

– Хорошо, хорошо. Отдыхай. Только смотри, чтобы этот твой Кирюха тебя совсем уж в загул не втянул. Он у тебя как плохая тяга – всю душу из дома вытягивает.

Час спустя, после горячего душа, смывшего с себя и больничный запах, и вечернюю философию, Тимур уже стоял у входа в «Гравитацию». Из-за дверей бил ровный, туповатый бас. Он поправил воротник чёрной футболки (Кирюха настаивал на «непринуждённом, но брутальном» виде) и с лёгким чувством обречённости толкнул дверь.

Клуб встретил его стеной тёплого, густого воздуха, пропахшего парфюмом, потом и сладкими коктейлями. Мигающие огни выхватывали из темноты отрывочные картинки: смеющиеся лица, мелькающие пятки, блеск стёкол. «Тот самый адреналин, – усмехнулся он про себя, протискиваясь к барной стойке. – Дозированный, как в аптеке. Ровно столько, чтобы Кирюха был доволен, а самому не словить передоз пошлости».

И вот он увидел его. Кирюха, в обтягивающей футболке, демонстрирующей результаты недавнего жима, активно жестикулировал, что-то объясняя бармену. Увидев Тимура, он расцвёл улыбкой во всё лицо.

– Сокол! Преодолел силу притяжения дивана! Уважаю! – загремел он, хватая друга в охапку. – Слушай, тут ситуация. Я, значит, начал объяснять Паше, – он кивнул на бармена, – почему крипта – это будущее. А он мне про ликвидность. Ну, я ему… Ой, всё, неважно. Пойдём, я тебе одну фею представлю. Только чур, не пугайся, она… с художественным взглядом на жизнь.

Тимур позволил увлечь себя вглубь зала. «Тайм-аут, – напомнил он себе, – Я здесь просто наблюдатель. Клиническое наблюдение. Как сложный, многооскольчатый перелом женского поведения в условиях клубной среды». И почему-то именно в этот момент его взгляд, скользнув по танцполу, на секунду зацепился за одинокую фигуру у стены. Девушка не танцевала, а просто стояла, слегка пританцовывая в такт, с банкой энергетика в руке. На ней были простые джинсы и серая худи, а выражение лица в полутьме читалось как «Я здесь, но мои мысли где-то в параллельной вселенной». Совсем не похоже на «фею» Кирюхи.

«Интересный случай, – мелькнула у Тимура профессиональная, отстранённая мысль. – Изолированная особь в стае. Надо бы понаблюдать».

Но Кирюха уже тащил его к столику, где сидела блондинка с неестественно огромными глазами и в платье, от которого слепило даже в полумраке. Фея. С художественным взглядом. Тайм-аут, считай, начался.

Вечер в «Гравитации» протекал в классическом для Кирюхиноместа ключе: весело, громко и с налётом лёгкого безумия. Его «фея с художественным взглядом» оказалась диджеем на местной радиостанции, которая говорила исключительно цитатами из песен и смотрела на них так, будто они – два интересных, но не очень удачных микса в её плейлисте. Тимур пил тоник с лаймом, наблюдая за этим действом как антрополог за племенем, чьи ритуалы он в принципе понимает, но участвовать в них не спешит.

– Ты чего как сухарь? – наклонился к нему Кирюха, когда фея отлучилась «вдохнуть аромат ночи и нанести боевой раскрас». – Тоник? Серьёзно? Мы же не на медицинской конференции.

– Я за рулём, – отмахнулся Тимур. Старая отговорка работала безотказно.

– Так на такси! Я тебя отвезу! Давай, выдыхай, Сокол. Смотри, там для тебя целый выводок красоток на танцполе отбрасывает па.

Тимур тяжёло вздохнул. Пора было вводить тяжёлую артиллерию – объяснения.

– Кир, слушай. Я не просто так. Я взял тайм-аут. Отдохнуть охота. Не от работы, а… от них. – Он кивнул в сторону танцпола. – От всех этих «ангельских внешностей», «бульдожьих хваток» и обязательных «серьёзных разговоров» на третьем свидании о том, где мы будем жить. Бабушка уже в лифте невест ищет, у меня голова кругом. Хочу тишины.

Кирюха смотрел на него с неподдельным изумлением, как будто Тимур объявил, что Земля плоская.

– Тайм-аут от женщин? Брось, это как тайм-аут от кислорода. Невозможно и вредно для здоровья. Тебе просто попадались не те. Вон одна Лера чего стоит , я согласен – красивая, но пустая, как пробка от шампанского. Шипит громко, а толку ноль. Но мир велик!

– Тем более, – Тимур сделал глоток тоника. – Чтобы найти в этом великом мире свою, нужны силы. А они на нуле. Поэтому я стратегически отступаю.

Тут в голову пришла идея, идеальная и по содержанию, и по времени. План бегства и одновременно спасательный круг для дружбы.

– Слушай, у меня скоро отпуск выгорит. Я думаю рвануть на юг. Солнце, море, никаких травм, вывихов и разговоров о будущем. Просто шезлонг, книга и чтобы меня никто не трогал. Поедешь со мной? Две недели там – и ты будешь как новый. А я… я просто буду как выдохнувший.

Лицо Кирюхи просияло, как неоновая вывеска. Любая идея, связанная с движением, приключениями и сменой декораций, находила в его душе мгновенный и бурный отклик.

– Сокол, да ты гений! – он чуть не опрокинул стул, хлопая друга по плечу. – Конечно, за! Я всегда за! Мы там… – его взгляд стал стратегическим, – арендуем виллу! Нет, лучше яхту! Или виллу с выходом к яхте! Я только что прочитал, что сейчас самое время для цифровых кочевников на Канарах… Или в Сочи? Нет, надо за бугор, подальше от бабулиных радаров.

Тимур не мог не улыбнуться. Энтузиазм Кирюхи был заразительным, даже если от его грандиозных планов в итоге останется просто пансионат «У моря» и арендованная шестёрка. Но это было уже детали. Главное – план принят. Есть свет в конце тоннеля, и этот свет – южное солнце, под которым можно будет, наконец, перестать думать.

– Отлично, – кивнул Тимур. – Детали обсудим. Только давай без яхт и цифровых кочевников. Максимум – нормальный отель и машина, чтобы кататься.

В этот момент вернулась фея. Её «боевой раскрас» свелся к ещё одному слою блеска на губах.

– Вы такие серьёзные, – протянула она, томно опускаясь на стул. – Как будто мир спасаете. А мир – он просто бит.

– Вот именно, – с готовностью подхватил Кирюха, уже мысленно примеряя плавки. – Мы как раз о спасении мира поговорили. Вернее, о спасении от мира. На море!

Тимур откинулся на спинку стула, позволяя волне их разговора накрыть себя. Он поймал себя на том, что впервые за вечер действительно расслабился. Не потому, что было весело, а потому что появился «план». Чёткий, ясный и не связанный с женщинами, квартирами и страхами будущего. Просто море. И друг, который, конечно, будет пытаться «подкатить» ко всем подряд, но с которым можно будет просто молчать, глядя на горизонт.

Он украдкой снова пробежался взглядом по залу. Девушки в худи на том месте у стены уже не было. «Ушла, – констатировал он про себя без особой эмоции. – Наверное, тоже тайм-аут взяла от всей этой… гравитации».

Мысль почему-то показалась ему забавной. Он допил тоник и поймал взгляд бармена. Тот, увидев пустой стакан, вопросительно поднял бровь. Тимур покачал головой: «Нет». Хватит на сегодня. Пора домой, к своему законному тайм-ауту, который теперь имел конкретную дату окончания – отпуск. А что будет после него… Он отогнал эту мыслю. «После» будет видно. После моря.

Глава 3.

Жизнь Маргариты Юматовой, размеренная и предсказуемая, как график служебных проверок, совершила крутой вираж, не предусмотренный ни одним уставом.

Она проработала в следственном комитете два года. Её путь был образцово-показательным: благополучная семья, где оба родителя – полковники в отставке – с младых ногтей воспитывали в дочери понятия долга, чести и кристальной ясности Уголовного кодекса. Обеды в их доме часто напоминали оперативные совещания, а лучшими сказками на ночь были закамуфлированные под бытовые истории случаи из практики. Маргарита, пропитанная этой атмосферой, даже не колебалась. Красный диплом юрфака, рекомендации, целевое направление – и вот она уже следователь, продолжатель династии.

Личная жизнь должна была стать тихой отдушиной, контрастом к протоколам и тяжёлым взглядам из-за решётки. Иван, её молодой человек, казался идеалом этого контраста. Умный, современный, с хорошей работой в IT. Они сняли уютную квартиру в центре, завели традицию субботних завтраков и вроде как негласно договорились, что «всё это – ненадолго, скоро своё». Их семьи взаимно одобряли союз. Картинка выстраивалась безупречная, как пазл.

Крах произошёл не с громом и треском, а с тихим, предательским щелчком поворотного ключа. Маргарита вернулась с внезапного ночного выезда на три часа раньше, мечтая устроить нежданный романтический завтрак. Сюрприз, в итоге, ожидал её саму. Опустим пошлые детали – немытую посуду в раковине, чужие туфли у дивана, растерянную пару на этом самом диване. Маргарита застыла на пороге, и всё её профессиональное естество мгновенно переключилось в рабочий режим: фиксация обстановки, оценка «составов преступления», анализ поведения «фигурантов».

Не сказав ни слова, она развернулась, подошла к прихожей, где с вечера стояла её неизменная, наготове, служебная сумка. Спокойно, без суеты, упаковала в чемодан те немногие вещи, что так и не успели перекочевать в общие шкафы. Из совместного быта взяла только паспорт, служебное удостоверение и новую, только распакованную зубную щётку.

Иван, накинув наспех что-то, попытался её остановить, схватил за локоть.

– Рита, дай объяснить… это не…

Она медленно перевела взгляд с его руки на его лицо. Взгляд был не женский, не обиженный, а леденяще-служебный, смотровый. Тот самый, от которого у подозреваемых перехватывает дыхание.

– Убери руку, – произнесла она ровным, бесцветным голосом, в котором не дрогнула ни одна нота. – Сейчас это помеха законной деятельности сотрудника. А в следующее мгновение может быть расценено как применение насилия. Выбирай.

Его пальцы разжались сами собой, будто коснувшись раскалённого металла. Она вышла, прикрыв дверь так тихо, что был слышен лишь сухой щелчок замка. Звук точки. Конец дела.

Через полчаса такси высадило её у подъезда родительской квартиры на тихой улице. Отец, открывший дверь в поношенной спортивной форме, одним опытным взглядом снял показания: дочь, чемодан, каменное лицо, нулевая эмоциональность.

– Впускай, старик, – раздался из глубины квартиры голос матери. – Видишь, личная операция провалилась. Отход на заранее подготовленные позиции. Без потерь.

Так Маргарита вернулась в свою девичью комнату, где пылились томики юридической литературы, стояли криминалистические трофеи отца и висел пожелтевший от времени плакат. Мир, который она выстраивала с таким тщанием – взрослый, самостоятельный, правильный – рухнул в одночасье, оставив после себя лишь тихий, методичный хаос в душе. Единственным логичным ответом на эту диверсию было стратегическое отступление и перегруппировка сил. А значит – полное погружение в работу. Личный фронт объявлялся закрытым на неопределённый срок. Сердце – вещественным доказательством, изъятым с места происшествия и сданным на опись.

Теперь её жизнь снова сузилась до маршрута «дом – работа – дом». Мир за окном автомобиля казался чужим и слегка не в фокусе. Она даже не подозревала, что в этом же городе кто-то точно так же, хоть и по другим причинам, выстраивал свои оборонительные периметры. Но время для случайных пересечений, стычек или, не дай бог, союзов – ещё не пришло. Пока что каждый нёс свою гипсовую повязку на душе в полном одиночестве.

Внешне в Маргарите Юматовой не было ни единой трещины. Она не выглядела потерянной, расстроенной или хоть как-то задетой. Напротив. На службу она явилась с таким видом, словно вернулась с краткосрочных, но очень полезных курсов повышения квалификации. Четкий пробор, безупречная строгая блуза, взгляд, просверливающий монитор насквозь. Ни намёка на опухшие глаза или дрожащие руки. Она была монолитом.

Но служебный коллектив – организм с феноменальным нюхом на любые изменения в личной жизни сотрудников. Особенно если сотрудник – молодая, привлекательная женщина. Весть о том, что Юматова «освободилась» (именно это корявое слово гуляло по курилкам и коридорам), расползлась со скоростью служебной записки «срочно ко всем». Информация поступила из надёжных источников: кто-то видел, как она выносила чемодан из той самой квартиры в центре; кто-то слышал от друзей друзей, что Иван «накосячил».

А если учесть, что вокруг работали практически одни представители сильной (и в данном контексте – особо настойчивой) половины человечества, к ней мгновенно активизировались «подкаты». Ещё бы не подкатывать? Жгучая брюнетка с тёмными, как спелая черноплодка, глазами, стройная, с царственной осанкой (не лань, нет – что-то более грациозное и опасное, вроде пантеры). Да и с карьерой всё ясно как божий день: золотой диплом, поддержка «сверху» благодаря родителям, острый ум и хватка. Чем не идеальная жена для амбициозного следователя или прокурора? Престижный брак, красивые умные дети, общие интересы.

Первым рискнул майор из соседнего отдела, грубоватый рубаха-парень с привычкой хлопать по плечу.

– Маргарита, слышал, ты теперь свободная птица, – загрохотал он, подлавливая её у кофейного автомата. – Не пропадать же такому сокровищу в одиночестве! Давай как-нибудь… обсудим оперативную обстановку в неформальной обстановке. Я знаю классный стейк-хаус.

Рита, не отрываясь от набора кода на автомате, ответила тем же ровным, бесцветным тоном, каким отшивала Ивана:

– Глухов, ваше предложение вне рамок служебной необходимости. Более того, учитывая разницу в званиях, может быть неверно истолковано как злоупотребление положением. Рекомендую сосредоточиться на деле № 347/21 по кражам со взломом. У вас там сроки поджимают.