Синтез – 5 (Застывшие клинки)

Синтез – 5 (Застывшие клинки)

«Они не солдаты. Они – вектор.Синхронизированный импульс в системе, давно забывшей, что такое спонтанность».

ЗАСТЫВШИЕ КЛИНКИ.

ПРОЛОГ.

Поляна рядом с элеватором

Воздух на поляне возле элеватора взорвался, словно фейерверк. Из ниоткуда, с характерным звуком рвущейся ткани пространства, рухнула крупная металлическая конструкция – гибрид космического корабля и внедорожника «УАЗ Патриот». От неё валил дым, трещали разряды статики, а на боковой панели алым светом горела надпись «Эко-Техно-Синтез».

Из люка на верхней части конструкции с матерной руганью выбралась фигура в промасленном комбинезоне – Андрей. За ним, кашляя от дыма, выполз Кирилл, что-то яростно тыкая в планшет.

– В десятый раз говорю, нельзя было подключать кристалл напрямую к усилителю «МИНИка» без буфера! – орал Кирилл, вытирая лицо грязным рукавом. – Петруха же чётко сказал: «0,7 вольта, не больше!»

– А я и подключил через буфер! – парировал Андрей, тыча пальцем в схему на экране. – Буфер сгорел в момент включения! Возможно, кристалл с нестабильной фазой!

– Вашу мать, дивизию нехай, – раздался из динамика модуля злой голос Петрухи. – Пока вы там выясняете, чья лажа круче, скажу: Ксю с Вовчиком на полигоне фиксируют квантовый всплеск на всю область. Вы, как всегда, не просто эксперимент провели, а дыру в реальности продырявили. И куда-то что-то выбросило. Ищем.

ТБО-17.

– Вова смотри это мы зацепили какую-то полянку у Яченского, – констатировала Ксюха, увеличивая изображение. На экране, снятом в странном, искажённом спектре, были видны три человеческие фигуры у потухающего костра. – Смотри, пацаны какие-то. На спортсменов похожи.

– Петруха, срочно проверь весь буфер информации – Закричал Вовчик в микрофон. – Похоже мы из нашего мира неизвестно куда троих людей отправили. Срочно ставь в известность Егорова и остальных.

Никто из них в тот момент не знал, что они не просто переместили трёх «туристов». И теперь возвращение из мира сказки, в которую попали Влад, Алексей и Герман, полностью зависят от законов физики «Синтез».

Глава 1. Начало истории.

Дождь стучал в окна компьютерного клуба «Инспот» монотонным, усыпляющим ритмом. Влад, положив голову на скрещенные руки, смотрел, как на экране ноутбука ползла строчка состояния рендера. Модель фасада торгового центра, над которой он бился последние три ночи, была наконец готова к визуализации, которую он и запустил несколько часов назад. Теперь оставалось только ждать, пока программа, медленно пережёвывая гигабайты данных, выдаст готовую картинку. Процент увеличивался со скоростью сонной улитки: 67%… 68%…

Работа администратором была стратегическим компромиссом. Мощные игровые PC клуба рендерили его дипломные проекты в разы быстрее дряхлого ноутбука. Грязная маленькая хитрость, чтобы двигаться вперёд. Вторая причина была прозаичнее: деньги. Смены приносили не ахти какие, но все ж наличные, чтобы ежемесячно отдавать за съёмную комнату, ту самую, в которой он, по факту, почти не появлялся. Она была лишь точкой на карте, местом для теоретического сна и хранения немногочисленных личных вещей. Его реальное жизненное пространство давно сократилось до двух точек: колледж и этот клуб.

Днём – учёба, лекции, беготня. Ночью – смена здесь, под мерцание мониторов, в гуле системников и редких разговоров с полуночными клиентами. Сон стал редким гостем, случайным призом, который удавалось вырвать на пару часов между окончанием смены в шесть утра и первой парой в девять. И то не каждый день. Он забыл, когда последний раз нормально спал. Усталость въелась в сознание очень глубоко, она сделала мир затянутым постоянной дремотной дымкой. Даже запах кофе, который он пил литрами, уже не бодрил, а лишь отдавал горечью в пересохшем горле. Он существовал в режиме постоянного аврала, где каждая минута тишины была просто передышкой, чтобы перевести дух перед следующим рывком.

Переход во взрослую жизнь давался сложно. Гордое решение уйти из-под крыла родителей на съёмную квартиру теперь часто оборачивалось навязчивым вопросом в три часа ночи: «А правильно ли я поступил?» Свобода пахла плесенью в углу ванной, стрессом от просроченного платежа и тихой завистью к одногруппникам, которым мамы по-прежнему собирали ланч-боксы, а папы снабжали кэшем на всякие расходы. Он променял уют предсказуемости на эту шаткую самостоятельность, и теперь она съедала его по кусочкам, требуя плату не только деньгами, но и покоем.

В последнее время ему всё чаще казалось, что его мир сплющился, выцвел, стал двухмерным, как этот экран компьютера. Первая плоскость – этот клуб, пропахший потом, чипсами и пылью, горящей на блоках питания. Она плавно перетекала во вторую – плоскость лекционной аудитории, где сухие голоса рассказывали о расчётных нагрузках конструкций и различии в стилях архитектуры. А его собственные мысли путались между конспектом и подсчётом оставшихся до зарплаты дней, чтобы оплатить счёт за ту самую съёмную комнатку с вечно неубранной постелью и пачкой дошираков у микроволновки – немым укором его бытовой несостоятельности.

От этой жизни, от недосыпа, от чувства, будто он, как тот самый рендер, просто медленно и бесцельно грузится, тратя ресурсы на какую-то абстрактную, никому не нужную картинку, Влад всё чаще ловил себя на мысли… что его прошлое – яркое, звонкое, наполненное быстрым движением и чёткой целью – было у кого-то другого. У того мальчишки в белой форме, с маской на лбу и рапирой в руке, которая была живым, послушным продолжением мысли, ее быстрым и точным воплощением. Тому мальчишке не нужно было думать о счетах, дипломе или о том, чем кормить себя завтра. Его мир был кристально прост: вызов, движение, удар. И звон клинков был чище и честнее любого слова. Теперь же его главным «оружием» стала мышка, а мысль увязала в трясине повседневности, спотыкаясь о тысячу мелких, незначительных проблем.

Резкий сигнал от датчика движения известил о новом посетителе. Было уже поздно, да и в такую погоду кроме закоренелых геймеров и потерянных душ никто в клуб не приходил. Он, с трудом оторвавшись от гипнотизирующей строчки на экране (74%…), поднялся со стула, почувствовав, как ноет спина от долгой неподвижности, и лениво побрёл ко входу, чтобы сказать, что мест нет или что они скоро закрываются.

Но слова застряли в горле.

Перед входом, словно не замечая непогоды, за стеклом и стекающей водяной пеленой дождя стояла Светлана Егоровна. Капли дождя стекали с её тёмного плаща. Она почти не изменилась, стояла неподвижно, как памятник, всё с такой же прямой, «стальной» спиной, только у глаз прибавилось морщинок, а в волосах, выбившихся из-под капюшона, проступила седина. Это была она их тренер по фехтованию – только взгляд… Взгляд был тем же: цепким, оценивающим, видящим насквозь даже сквозь мокрое стекло.

– Влад, – произнесла она без приветствий. Её голос, низкий и твёрдый, разрезал гул вентиляторов и шум дождя, достигнув его ушей сквозь дверь.

Он замер, чувствуя, как что-то давно забытое, острое и живое, ёкнуло под толщей усталости. Неловкость? Вину? Тревогу? Это было похоже на щелчок тумблера в тёмной комнате, где свет всё равно не загорится, но ты уже помнишь, где выключатель.

– Светлана Егоровна? Что вы… – он автоматически отодвинул засов, впуская внутрь порыв влажного холодного воздуха.

Она вошла, оставляя за собой лужицы на кафеле. Не снимая плащ, подошла к стойке и положила перед ним сложенный лист бумаги, слегка влажный по краям. Это была официальная форма заявки на Отборочные соревнования для участия во Всероссийском турнире «Шаг к медали».

– Мне нужна команда, – сказала она, глядя ему прямо в глаза, игнорируя мерцающие мониторы и доносящийся из зала крик очередной виртуальной победы. – Мне отчаянно нужна ваша команда. Мои нынешние ребята сломались, заболели, разъехались. Отбор через месяц. Без вас наш клуб потеряет лицензию на участие во всём, что выше городского уровня. Фактически, он закроется.

Влад смотрел то на заявку , где застыли в динамичных позах идеальные силуэты со скрещёнными клинками, то на её лицо. В голове, будто на испорченной пластинке, заело одну мысль: «Я не могу. Я едва себя от работы до кровати волочу. Рендер. Диплом. Новая смена через двенадцать часов. Я – пустая оболочка. Мы – давно не команда. Мы – призраки».

– Мы… мы уже не те, – с трудом выдавил он, и его голос прозвучал сипло от усталости. – Я… я даже не помню, когда последний раз…

– Я знаю, – резко кивнула Светлана Егоровна. В её голосе прозвучала не привычная команда тренера, а отчаяние, которое не прячут. – Да, вы повзрослели. У вас своя жизнь. Рутина. – Она назвала это, будто прочитала его мысли. – Но я помню, как вы двигались. Как вы жили на дорожке. Это не стирается, это как шрам, как мышечная память, которая просыпается от первого же движения.

Она положила ладонь на заявку, прижимая её к стойке.

– Мне нужны три друга, которые помнят, что значит сделать шаг вперёд, когда партнёр отступает. Помогите мне. Сохранить то, во что мы когда-то все верили. Мне не нужны олимпийские чемпионы. Но секция должна жить.

За окном порыв ветра плеснул целую волну дождя в стекло – шквальный, яростный стук.

Влад медленно обернулся. На мониторе ноутбука ползла строчка: 76%… Холодный, безупречный проект будущего.

А перед ним на стойке лежал призрак его собственного прошлого, влажный от дождя и смотрящий на него глазами женщины, которая когда-то верила в них больше, чем они.

Влад медленно выдохнул. Он взял телефон. Экран был в трещинах. Большим пальцем, закостеневшим от мышки, он прошёлся по переписке в чате, который когда-то назывался «Три клинка», а теперь был без названия. Набрал сообщение. «Пацаны. Только что была С. Е. Полный…» Стер. Слишком…

Он поднял взгляд на тренера. Она ждала. Молча.

– Я… я позвоню им, – тихо сказал Влад, и его голос впервые за вечер не дрогнул, а звучал… просто тихо и уверенно. – Позвоню. Сейчас поздно. Мы завтра дадим ответ.

Это было ещё не «да». Но где-то в глубине, под слоем усталости, чертежей и горького кофе, что-то давно спавшее, острое и живое, дрогнуло. Будто отозвалось на далёкий, почти забытый, но такой ясный звон стали о сталь.

***

Влад, Алексей, Герман. «Три мушкетёра», – как с ухмылкой, но с нескрываемой гордостью называла их Светлана Егоровна. Для них фехтование было не хобби, не развлечение – они им жили. Зал школы олимпийского резерва был их королевством, а рапиры – продолжением их рук и мыслей.

Герман был их боевой кулак. Метис с горячей негритянской кровью в жилах, он выглядел как оживший порыв ветра: смуглая кожа, тёмные, почти черные глаза, в которых постоянно бегали искры азарта, и шапка непослушных длинных кудрей, которые выбивались из-под маски как боевое знамя, в бешеном темпе его атак. Его отец, сам в прошлом неплохой саблист, вложил в сына не только основы мастерства, но и невероятную, животную волю к победе. Он гонял Германа не только на тренировках, но и дома, во дворе, требуя отрабатывать шаги и уколы до седьмого пота. Возможно, поэтому в Германе не было страха – только яростный, импульсивный напор. Он всегда рвался в ближний бой, в самую гущу схватки, предпочитая сокрушительный натиск хитроумным финтам. Противники часто терялись под этим шквалом, словно попадая под ураган.

Алексей являл собой полную противоположность – ледяное озеро рядом с бурлящим вулканом. Высокий, худощавый, с внимательным, спокойным взглядом человека, который видит на несколько ходов вперёд. Он выстраивал атаки и защиту как безупречные шахматные партии, просчитывая слабые места оппонента с математическим хладнокровием. Его движения были экономны, точны и безжалостно эффективны. Пока Герман крушил фронт, Алексей мог молча наблюдать с дальней дистанции, чтобы нанести один, но решающий укол.

А Влад… Безбашенный Влад. Если Алексей был мозгом, а Герман – кулаком, то Влад – нервной системой, связующим звеном. Не такой расчётливый, как первый, и не такой неистовый, как второй, он был актёром, авантюристом и импровизатором. Он обладал почти животной интуицией, читая противника, как открытую книгу, угадывая его намерения по едва заметному переносу веса, по взгляду, по ритму дыхания. И тогда он бросался в атаку с лихой, рискованной импровизацией, в тот момент когда противник собирался действовать, он выдавал какой-нибудь новый финт не давая противнику опомниться. Он ломал шаблоны, нарушал логику боя и сводил с ума тех, кто привык драться «по учебнику».

Вместе они были идеальным, неудержимым механизмом. Они легко брали призы на городских турнирах и кажущейся лёгкостью побеждали на региональных. Будущее виделось им прямым, как боевая дорожка: пьедесталы, взрослые сборные, рекорды, сияющие дали, где угадывалась даже тень Олимпиады. Казалось, ничто не может остановить их триумфальное шествие.

Но потом жизнь, как ей и положено, внесла свои коррективы.

Сначала пришли тревожные новости из-за границы, первые заболевшие. Весь мир узнал новое слово КОВИД, потом карантин, первые отмены соревнований. «Временная мера», – говорили все. Месяц. Два. Их трио ещё пыталось держать форму, встречаясь в пустом зале поодиночке, отрабатывая шаги под обеспокоенные взгляды Светланы Егоровны. Но мир был беспощаден, грянул полный локдаун. Спортзал школы олимпийского резерва, их королевство, опечатали на тяжёлый амбарный замок. Тренировки стали невозможны в принципе. Влад, Алексей и Герман пытались поддерживать друг друга в зуме – кривлялись перед камерами, делали упражнения с книгами вместо утяжелителей, но это быстро превратилось в горький фарс. Энергия, требовавшая выхода на дорожке, уходила в песок. Суровая правда жизни не «коррективы» внесла – она нанесла тотальный разгром всем их планам.

Застой затянулся надолго. За период пандемии они успели закончить школы и вступить во взрослую жизнь. Когда ограничения наконец начали снимать, оказалось, что ритм сбит навсегда. Алексей, всегда мысливший на три шага вперёд, первым осознал: спортивная карьера, висящая на тонкой нити случайных обстоятельств, – ненадёжный актив. Его математический ум потребовал пересчитать вероятности и найти устойчивое решение. И он его нашёл за тысячи километров. Получив грант на обучение, он улетел в Шэньчжэнь, в Китай, осваивать искусственный интеллект. «Это тоже стратегия, писал он в последнем сообщении. Только игровое поле больше. Увидимся, мушкетёры». Его холодная логика, когда-то выстраивавшая их победы, теперь работала только на его личное будущее.

Влад и Герман, оставшиеся в городе, попытались держаться. Они оба поступили в колледжи, Влад на архитектора, Герман, поддавшись уговорам отца, видевшего в сыне будущего «солидного экономиста», на учёт и анализ. Но без Алексея, их «мозга», и без ежедневной спортивной дисциплины что-то сломалось. Редкие встречи сводились к жалобам на учёбу и ностальгическим воспоминаниям. Повседневность грубо и методично вытесняла фехтовальщиков, требуя от них играть другие роли: зубрилы-студента, работяги с подработки, человека, который должен принимать «взрослые» решения, чувствуя внутри всё того же растерянного подростка балансирующего на краю своих возможностей.

Фехтование стремительно уходило в разряд «милой, но пройденой главы», заслоняемое чертежами, учебниками по макроэкономике и необходимостью оплачивать счета.

Их мечта, когда-то казавшаяся несокрушимой, как сталь их клинков, рассыпалась с тихим, едва слышным шелестом забытых чатов и невысказанных сожалений. «Три мушкетёра» разъехались по разным углам взрослого мира, оставив за собой пустой зал, амбарный замок и тишину, где некому было услышать звон клинков

Глава 2. Мушкетеры.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: СОБРАНИЕ ОСКОЛКОВ

…Влад сдержал слово. Утро следующего дня началось с серии звонков, от которых сжималось сердце. Разговоры были краткими, обрывистыми, пропитанными тремя годами молчания и срочностью момента. Подробности тонули в гуле недосказанного, но суть была ясна.

Герман, на другом конце провода, лишь хрипло рассмеялся: «Да ты, Влад, совсем… Через две недели диплом, а ты про клинки? Хотя… Ладно. Я в деле. Отец, конечно, взбеленится. Но пусть. Надоело уже с этими графиками. Встречаемся сразу после защиты».

Алексей ответил из Шэньчжэня с задержкой в две секунды, и в его голосе слышался не привычный холодок, а что-то похожее на усталое облегчение. «Логика подсказывает, что это безумие, – сказал он. – Но алгоритм, просчитывающий мою эффективность здесь, последние три месяца выдаёт сбой. Билеты на следующую неделю уже смотрю. Сочту это за экстремальный тимбилдинг».

Это была констатация факта: они согласились. Словно три отдельные планеты, подчиняясь забытому закону тяготения, дрогнули и начали медленное, неуверенное движение навстречу.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ПРИЗРАКИ В КОРОЛЕВСТВЕ

Собраться получилось всего за неделю до соревнований. Спортзал школы олимпийского резерва, их бывшее королевство, пахло пылью, старым деревом и тишиной. Воздух казался густым и неподвижным.

Первая тренировка была похожа на грустное и комичное зрелище. Герман, чьё тело всегда было сжатой пружиной, двигался скованно, будто сквозь воду. Выпад. И тут же сбитое дыхание, сковывающая мышцы боль. Промах. Он ругался сквозь зубы после каждого неудачного выпада, не столько на себя, сколько на предательское время, укравшее форму.

Алексей, выглядящий ещё более худым и бледным после месяцев жизни перед монитором, пытался выстроить тактику. Но его «математический ум» давал сбой – переменных было слишком много: дряблые мышцы, сбитое дыхание, психологический барьер. Его знаменитые точные уколы не достигали цели, пролетая мимо.

А Влад… Влад чувствовал, как его тело, всё ещё не может проснуться и отвечает на каждое движение глухой, ноющей болью. Его интуиция молчала. Он вроде и читал партнёров – он очень медленно, словно через переводчика, он опаздывал на долю секунды, которые в фехтовании равны вечности.

Светлана Егоровна наблюдала молча, прислонившись к стене. Она всё видела, поэтому не давала никаких указаний. Её взгляд был тяжёлым и понимающим. Она видела не трёх спортсменов, а три тени от былых великанов, которые когда-то здесь сражались. Вместо звонких ударов клинков раздавался тяжёлый, прерывистый хрип, скрип паркета и отрывистые, сдержанные ругательства.

К концу первого дня они просто сидели на полу, спиной к холодному радиатору, попивая воду. Никто не смотрел друг на друга.

– Похоже, мы не «три мушкетёра», – хрипло сказал Герман, вытирая пот со лба. – А три… инвалида.

– Корректнее будет сказать – система, требующая экстренной перезагрузки, – поправил его Алексей, хотя в голосе не было прежней уверенности. – Причём с устаревшим «железом».

Влад молчал. Он смотрел на свои кровоточащие от лопнувших мозолей руки. Руки, которые теперь больше привыкли к компьютерной мыши. Внутри была только пустота и осознание колоссальной, почти непосильной глупости от этой затеи.

И как бы им не было стыдно за себя, они остались. Потому что отступать перед лицом этого провала было в тысячу раз хуже.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: ПРОБУЖДЕНИЕ ПАМЯТИ

Светлана Егоровна разрешила ребятам остаться на ночь в спортивном зале. Она принесла старый ноутбук и проектор.

– Вспомните, – сказала она. – Отдохните и посмотрите это. Сегодня у вас нет противников. Только вы и они.

Она включила видео. Записи их старых боёв. Региональный финал четыре года назад. Их последние соревнования.

Светлана Егоровна ушла домой, а они ещё долго просматривали по несколько раз все записанные бои.

На белом экране, в тишине зала, ожили их призраки. Герман – вихрь из мышц и кудрей, сокрушающий защиту соперника. Алексей – невозмутимый снайпер, ставящий победный укол из немыслимой позиции. И конечно Влад – с лихой улыбкой которую можно было рассмотреть даже под маской, совершающий нелогичный, гениальный бросок, который ломал весь ход поединка.

Они смотрели, не отрываясь. Сначала с горькой усмешкой, потом с нарастающим, почти физическим чувством потери. А затем… что-то начало меняться.

Герман, глядя на экран, невольно повторил движение корпусом – тот самый резкий выпад. И тело, к его изумлению, отозвалось. Не идеально, но знакомым импульсом.

– Стоп, – сказал Алексей, не отводя взгляда. – Гер, в том полуфинале. Ты атаковал, потому что я тебе кивнул. За полсекунды до этого. Помнишь?

Они стали разбирать свои старые бои. «Я видел, что он нервничает, по тому, как он держал гарду», – тихо сказал Влад, указывая на экран. Его взгляд снова стал цепким, оценивающим.

Превосходство их «Трёх клинков» заключалось не в индивидуальном мастерстве, а в общей сети нейронов. Их истинным оружием была не физическая подготовка, а связь, отточенная до шестого чувства, невидимая сеть, сплетённая за тысячи часов проведённых на одной дорожке. Герман подсознанием чувствовал решение Алексея атаковать ещё до того, как тот сам его. Влад предвидел действия чужака, потому что досконально знал логику своих друзей по оружию и понимал, в какую ловушку они его заводят когда работали в спаррингах. Они были одним организмом с тремя телами. Герман был её импульсом, Алексей – расчётом, а Влад – интерпретатором, переводящим их внутренние сигналы во внешние действия. Сегодня они проигрывали не из-за одышки, а из-за потери синхронизации. Теперь им предстояло настраиваться как три струны одного музыкального инструмента.