Алые ленты

Энни Кей

Алые ленты

Глава 1

Из “Дела Алых Лент” (расследования мисс Долорес Хартбит, мисс Камиллы Прайд и мистера Питера Паркера)

Чтобы не забыть:

26 апреля, Мелисса Джонсон, 10 лет, 8 колотых ран, перерезано горло

10 мая, Джеймс Хейли, 11 лет, отрезаны ступни и кисти, потеря крови

23 мая, Вэнди Вудли, 8 лет, изнасилована, задушена

Каким был нулевой?

Таксист подвез меня к небольшому, похожему на игрушечное зданию станции с вывеской, украшенной, конечно, сочными, яркими ягодами: “Вишневый Лес”. В тени широкого проема распахнутых дверей видны были два ряда скамеек и миниатюрная кабинка кассы, в которой, как и вокруг, не было видно ни души. Водитель выгрузил мой чемодан и уехал, забрав с собой последний источник звуков.

На противоположной стороне дороги без предупреждения начинался лес, настолько густой, что сквозь кроны его деревьев не пробивалось даже палящее августовское солнце. Я словно стояла напротив занавеса театра под открытым небом.

С совершенно деревенской тишиной совсем не вязалась идеально ровная асфальтированная дорога, уходящая в две противоположные от меня стороны. В одном направлении умчало такси, в другом вдали виднелись приятные домики светлых расцветок, рассыпанные по пригоркам, как конфеты.

Из этого идиллического пейзажа ко мне приближался голубой фольксваген “жук”, подпрыгивающий при каждом движении даже на зеркально ровной дороге. За рулем сидела сухощавая милейшая старушка, которая улыбалась мне из-за руля. Она вытянула одну руку в окно и энергично помахала мне, отчего, казалось, машина запрыгала еще сильнее. Развернувшись в одно движение, она остановилась передо мной и так же бойко выскочила на тротуар, протягивая мне жилистую ладонь с мягкой, почти прозрачной кожей.

– Миссис Ипкинс, – представилась она, широко улыбаясь. – А вы, вероятно, Маделин?

Я смущенно кивнула, обезоруженная ее доброжелательностью.

Миссис Ипкинс излучала тот свет, который окружает слово “бабушка”. Бежевая юбка, прикрывающая колени, но не скрывающая загорелые икры, короткие носочки в парусиновых ботинках на плоской резиновой подошве. Бледно-розовая хлопковая блузка с плоским аккуратным бантом, закрывающим грудь до самой шеи. Расстегнутый нежно-голубой джемпер с короткими рукавами, связанный прозрачными цветочными узорами, носящий явно декоративную функцию.

Но короткая современная стрижка абсолютно белых волос, яркие, смеющиеся голубые глаза на оливковой от солнца коже, активные движения, даже когда она не делала ничего особенного, открывали в ней не просто любительницу мыльных опер под стрекотание спиц.

– Приятно познакомиться, миссис Ипкинс. Спасибо, что встретили.

– О, ерунда, – благодушно отмахнулась она. – Что мне еще делать? Да и как бы вы иначе меня нашли? У нас здесь карты местности не рисуют, телефон не поможет.

Я автоматически бросила взгляд на свой мобильный, убедившись, что связь есть и даже вполне сносный интернет, но спорить с женщиной не стала.

– Поедемте! – она решительно схватилась за мой чемодан, с удивительной легкостью подняла его и закинула в багажник.

В салоне пахло парфюмом хозяйки и полевыми цветами. На приборной панели стоял освежитель в виде красного яблока. “Жук” кашлянул, когда миссис Ипкинс повернула ключ зажигания, и мы покатили.

Городок, по которому меня везла новая знакомая, казался срисованным с детских книжек с картинками: разной высоты, разных цветов, узкие и длинные или приземистые и распластанные вдоль дороги домики поражали своим разнообразием. Некоторые казались обманчиво маленькими, показывая только узкую свою стену проезжающим, но скрывая в глубине территории свое вытянутое на несколько окон тело. Редкий дом имел яркую окраску, пожалуй, заметно выделялись только пожарная часть и полицейский участок, жилые же постройки походили на французские пирожные пастельных тонов. Все это так не вязалось с…

– Что привело вас к нам, Маделин? – без лишних вступлений спросила миссис Ипкинс.

Вопрос был справедливым и действительно интересным. Я могла бы ответить на него очень просто, но при этом ответ мой ничего бы не прояснил.

В Вишневый Лес меня привела покупка на блошином рынке.

Не то чтобы мне очень нравились такие места, ведь это всегда означает большие скопления людей, к которым я за все эти годы так и не привыкла. Но тогда, в начале лета, я сознательно выбирала именно это: толпы людей, мимолетное общение, куча визуальных и остальных впечатлений. Все что угодно, только бы не оставаться наедине с собой и своими мыслями.

Все потому что впервые за долгое время я чувствовала себя по-настоящему одинокой. Джей Си, с которым раньше мы могли не видеться неделями и даже месяцами, все равно оставался частью моей жизни ежедневно вот уже больше десяти лет. А теперь я училась жить без него, что показало мне весь масштаб зависимости, почти обязательной для жизни потребности в самом важном для меня человеке.

Невозможность поговорить с ним, написать ему и прочитать ответ сводила меня с ума. Хотя рациональная часть моего сознания и соглашалась с тем, что он был прав и нам действительно нужно было на время побыть наедине с собой, чтобы иметь возможность идти дальше вместе, как раньше, я не могла не думать о том, что будет, если он решит никогда не возвращаться в наше “как раньше”.

Чтобы окончательно не свихнуться, я вызвонила своего дядю Тома и пригласила в гости в мою городскую квартиру. Кажется, звонок застал его где-то в Тибете посередине очередной невероятной истории, которыми вот уже несколько лет полнилась его жизнь, но это не помешало ему приехать уже на следующий день.

Он не задавал лишних вопросов, быстро сообразив, что я не без причин не упоминаю Джей Си через предложение, как это обычно бывало раньше, не спрашивал, почему мы не идем в его бар и вообще с ним не видимся. Нельзя исключать, что дядя Том знал все из первых рук, и руки были не мои.

Мы с ним немедленно погрузились в самую активную социальную жизнь, проводя большую часть времени в посещениях самых необычных мест, способных занять мою голову хотя бы на время.

Так мы попали на тот блошиный рынок.

Дядю Тома восхищало большинство вещей, которые мы встречали. Он с удовольствием примерял на свою фигуру хрестоматийного викинга восточные халаты, рискуя их безнадежно испортить, головные уборы, большинство из которых были женскими и очевидно имели своей целью меня рассмешить, даже забавные сумочки в перьях и тапочки в стразах. Ему хотелось купить половину рынка, но я, сознающая, что вся эта красота осядет в моем доме, из последних сил не давала ему приобрести очередную безделушку.

Но в букинистических рядах мы, конечно, утонули оба. Перебирать книги с историей, большинство из которых были старше меня и даже дяди Тома, было настоящим удовольствием. Уйти без покупок мы просто не могли.

Вот тогда мое внимание и привлекла та книга в бархатном, мягком, как диван, бордовом переплете. Она лежала в беспорядочной куче статуэток, подставок для ручек и пресс-папье разной степени подержанности. Годы прилепили к ее ворсистой поверхности некоторое количество пыли, но вид у нее был довольно приличный.

Я взяла книгу в руки и увидела, что края ее обложки скреплены маленьким навесным замком. У меня самой был похожие блокноты в детстве – для девичьих секретов и мечтаний, которые никому нельзя раскрывать. Только мои никогда не имели таких роскошных обложек.

Попробовав раздвинуть страницы, я тут же встретила отпор: замок не давал проникнуть в тайны содержимого ни на дюйм.

– Интересуетесь интерьерными муляжами? – без особого энтузиазма спросил продавец, отрываясь от собственной книги только потому, что начал опасаться за сохранность своего товара в моих варварских руках.

– Почему муляжами? – спросила я.

– Эту книгу невозможно открыть, – сообщил он мне очевидное, указывая на замок, – она не настоящая. Ключа нет. Хотите, можете ее для красоты поставить на полку. Или чтобы другие книги не падали. Или на столик журнальный. Или на тумбочку. Или…

– Я поняла, – прервала его я. – Мне нравится, я возьму. Сколько это стоит?

Вопрос заставил продавца задуматься: похоже, он не ожидал, что блокнот с замком кого-то заинтересует.

– Если купите пять книг, отдам бесплатно, – вяло пробормотал он, как бы не рассчитывая на успех своего предложения.

– Мы купим! – возник из-за стеллажа дядя Том, из рук которого готова была обрушиться гора из минимум семи книг.

На лице продавца отразились смешанные чувства, но из его лавочки мы вышли абсолютно довольными.

Спустя пару недель такой активной жизни я уже мечтала, чтобы дядя Том перестал меня развлекать и вернулся к своей обычной безумной жизни без меня. Наконец, с невероятными извинениями, он все же признался, что ему уже нужно догонять парусную регату, так что я проводила его с облегчением для нас обоих.

Долгое время блокнот валялся в углу бесконечных пакетов, которые мы с дядей Томом сгружали после возвращения с очередными покупками, вместе с другими потрясающими вещами, потерявшими свою привлекательность сразу, как только мы покидали магазин. Какое-то время после его отъезда я еще выдыхала в одиночестве, но скоро ко мне стала возвращаться знакомая хандра, и разбор завалов покупок хоть как-то от нее отвлекал.

Наверное, и в тот раз я не обратила бы внимание на бордовый блокнот, если бы, перекладывая его из захламленного угла в захламленный комод, не заметила небольшой воздушный листок бумаги, выскользнувший из-под обложки, как засохший осенний лист.

Бумага его была тонкой, почти папиросной, а края – ребристыми, как у марки. С одной стороны бледной печатью стояла большая цифра 2, а на обратной простым карандашом, а потому почти незаметно было нацарапано аккуратным детским почерком: “Вскрыть в случае моей смерти. Мисс Долорес Флоренс Хартбит”.

Я села на пол, рассматривая листочек на свет, словно надеясь заметить в нем что-то еще. Слова Долорес Хартбит написала с заметным давлением, поэтому даже на черной двойке с обратной стороны проступал сплющенный обложкой рельеф ее почерка.

Конечно, я полезла в поисковик и набрала имя Долорес Флоренс Хартбит. Никакой информации. В соединении со “смертью” и даже “убийством” результаты не стали лучше. Долорес Флоренс Хартбит была неизвестна всемирной паутине. Может, это был псевдоним? Бархатная обложка детского блокнота, старательный школьный почерк говорили, что едва ли автор успела так прославиться.

Умерла ли уже Долорес Хартбит или нет? Поразмыслив пару секунд об этичности прочтения явно личных записей, я решила, что автор об этом вряд ли узнает. Подходящего ключа у меня не было, поэтому в ход пошли устройства для извлечения сим-карты телефона, шпилька и невидимка. Последняя оказалась самой стойкой, поэтому после небольшого давления замок все же поддался.

Я осторожно положила блокнот на стол и медленно подняла обложку. Форзац был цветастым, как викторианские обои, но больше ничего примечательного в нем не было, поэтому я перевернула страницу.

И уже не могла остановиться.

Из “Дела Алых Лент”, запись первая.

Совершенно очевидно, что в Вишневом Лесу орудует маньяк. Маньяк всегда непременно орудует, ведь у него всегда есть орудие убийства. (Интересно, если убийство произошло с помощью удушения, то руки становятся орудием убийства?) Поэтому я, Долорес Флоренс Хартбит, беру на себя обязанность разобраться в этом деле.

Когда-нибудь эти записи прольют свет на трагические преступления в Вишневом Лесу. Тогда имя Долорес Хартбит будет уже у всех на устах, а эта книга станет самым настоящим артефактом, за которым будут охотиться коллекционеры.

Конечно, нельзя отрицать вклад в это дело и моих помощников (зачеркнуто) коллег – Камиллы Прайд и Питера Паркера (не того, который Человек-паук, просьба не путать). С самого начала мы ведем собственное неофициальное расследование убийств и достигли определенных результатов, которые сыграют свою роль в расследовании и наказании преступника.

Какое-то время мы проводили наши поиски без документального свидетельства, но теперь накопилось столько информации, что ее, как в любом деле об убийстве, необходимо тщательно записывать. Многие дела были раскрыты только потому, что следователь возвращался к самому началу и обнаруживал в нем то, на что раньше не обращал внимания. Поэтому эти записи так важны.

Итак, ПЕРВАЯ ЖЕРТВА (большие буквы выделены розовым маркером).

Мелисса Джонсон, девочка десяти лет, ушла из дома вечером 25 апреля 2006 года. На следующий день утром миссис Крейвен из “Молочной фермы”, гуляя с собакой, обнаружила тело Мелиссы в лесу недалеко от своего дома. Миссис Крейвен вернулась в свой дом и вызвала полицию. Шериф Паркер прибыл на место и констатировал смерть Мелиссы от множественных колотых ран (Прим. Позднее выяснится, что смерть наступила от того, что горло было перерезано. Ни одна из восьми ран не была смертоносной, но точно была очень болезненной). Подозреваемых не было.

Жертва номер ДВА. Джеймс Хейли.

Наверное, самый жуткий случай. У Джеймса были отрезаны ступни и кисти. Рот был заткнут кляпом с землей. Он умер от потери крови, но это не точно. Был обнаружен отцом мисс Долорес Хартбит мистером Джеромом Хартбитом во время утренней прогулки. Смерть Джеймса Хейли была мучительной. Со слов врача Вишневого Леса мистера Роберта Роуза, Джеймс, вероятно, быстро потерял сознание от удара по голове, а потом от боли и уже ничего не чувствовал. Что, конечно, совсем не успокаивает.

ТРЕТЬЯ ЖЕРТВА: Вэнди Вудли.

Мне сложно писать об этой жертве, потому что 1) она самая маленькая 2) она такая была милашка 3) только сегодня благодаря огромному вкладу Питера Паркера (см. список участников расследования) мы узнали, что Вэнди была изнасилована. Не знаю подробностей, что там случилось, но ясно одно: нельзя насиловать маленьких девочек. Нет, то есть никого вообще нельзя, но маленьких девочек – особенно.

Вэнди задушили. Камилла Прайд говорит, что это самая легкая смерть из тех, что случились. Питер Паркер говорит, что это очень зависит от того, когда произошло изнасилование – до или после смерти. Да, все настолько страшно в этом деле, уважаемый читатель. Мы с коллегами долго обсуждали эту сторону дела, строя свои догадки, потому что фактов на эту тему, как и практических знаний, ни у кого из нас пока нет.

Во всех этих преступлениях нет единого подозреваемого. По крайней мере, насколько это удается узнать нашему коллеге со своим человеком в полиции – мистеру Питеру Паркеру.

Запись вторая.

Я пока не решила, как будут структурированы эти записи, поэтому пока пусть будет так. Необходимо подробнее рассказать о каждом случае, о каждой жертве.

Во всех детективных романах и фильмах про маньяков о жертвах почти не говорят, они никого не интересуют, всех интересует убийца. И это логично. Но разве это справедливо?

Получается один сумасшедший убивает несколько человек, лишает жизней тех, кто еще даже жить не начал, но в истории и памяти людей останется он, а не те, кого он убил. Как будто он суперзвезда какая-то, не убил несколько десятков человек, а записал несколько десятков музыкальных альбомов. Несправедливо.

Поэтому нужно начать с начала. Нужно начать с Мелиссы.

Она учится в нашей школе. Ну вот, я уже неправильно пишу: она училась в нашей школе, на три класса младше меня. Что сказать о Мелиссе? Училась она, кажется, неважно, но так учатся все Джонсоны.

Один из братьев Мелиссы, Эрни, учится в нашем классе. На следующий день, после того как Мелисса не вернулась домой, Эрни был в школе. Кажется, он даже не заметил, что ее не было ночью.

Полицейские (точнее, Натали Рипли, добровольная помощница шерифа, потому что все знают, что Натали влюблена в шерифа, потому она и помощница) пришли к нашему третьему уроку и отозвали Эрни и увели. Кажется, он тогда узнал, что Мелисса не ночевала дома.

Но мы уже знали, потому что, как я уже сказала, у нас есть свой человек в полиции. Ладно, не буду ходить вокруг да около: шериф Паркер – отец нашего коллеги Питера Паркера. И он очень хороший шериф, вы не думайте. В смысле, он профессиональный и все такое. И он никогда не обсуждал все эти ужасы с Питером, но Питер, в целях продвижения расследования, добывает нам информацию.

Короче, шериф Паркер, конечно, человек хороший и вообще, но вот уже три убийства произошло, а дело не сдвинулось с мертвой точки, хотя не могу сказать, что он ничего не делает. Ему, конечно, тяжело. У него есть два младших помощника, есть две дежурных секретарши и Натали, которая приходит, когда закрывает библиотеку. Как будто четыре с половиной человека, но чего они добились со всеми своими полицейскими возможностями по сравнению с нашим продвижением? Ладно, это было отступление, не связанное с делом. Но все равно, это важно.

И на тот момент, в тот именно день, мы не так много и знали. Может, мы вообще ничего бы не узнали, если бы мистер Паркер был шерифом в каком-то другом городе. Но когда ему позвонила миссис Крейвен, он так сильно удивился, что тут же сказал об этом миссис Паркер. А Питер услышал. Вот и все.

В общем, когда миссис Крейвен на рассвете гуляла с собакой, она нашла Мелиссу в лесу недалеко от своего дома. Представляете, как она испугалась? Мелисса была вся в крови.

Потом уже, несколько дней спустя, Питер залез в папку отца и сделал для нас моментальный снимок. Хотя он спешил, чтобы его не застукали, и рука у него дернулась, все получилось очень размазано, но Питер говорит, что так все и было на исходной фотографии: типа ничего не понятно. Но лицо у Мелиссы все же было открыто, поэтому ее сразу узнали (мы с Камиллой на этом фото не узнали никого).

На место прибыли шериф и его помощник Джек Кроули, он тоже хороший полицейский. Судя по тому, что для нас наснимал Питер, они все сделали очень профессионально, как в кино, это даже на мутных снимках Питера видно.

Они положили Мелиссу в мешок и отвезли в наш морг. Наш морг – это просто комната при больнице, совсем маленькая. И больница небольшая, ну, потому что кому она нужна большая.

И, конечно, шериф пошел к родителям Мелиссы, к ним домой. Там была ее мама с младшими братьями и сестрами Мелиссы и Эрни, которые еще не ходят в школу.

Шериф узнал, что Мелисса не ночевала дома. И, как сказал Питер, он так сильно удивился, что никто не хватился Мелиссы до утра, хотя ей было всего десять лет, что даже сказал об этом миссис Паркер.

Камилла на это сказала, что на четвертом ребенке Джонсоны, наверное, сбились со счета и им уже, наверное, все равно. Камилла бывает иногда очень жестока, но точна.

Мама Мелиссы, конечно, очень расстроилась, она сильно плакала. Папа ее вернулся с работы, ему на работе сообщили, что нужно ехать домой. И он тоже не знал, что Мелиссы не было дома.

У Джонсонов большая семья и большой дом. Не такой большой, как наш или Прайдов, но в нем несколько комнат, несколько спален. И у них нет четкого разделения, где чья комната или кровать. Поэтому каждый у них дома думал, что Мелисса где-то еще.

Ее старшие братья тоже пришли из школы домой, как и Эрни, и помогали родителям с младшими, чтобы те устроили все необходимое. И никто не знал, что Мелиссы не было дома прошлой ночью, пока им об этом не сказали полицейские. Ну или, по крайней мере, никто из них не признался, что знал, но ничего не сказал.

У нее не было настоящих подруг в школе. Обычно Джонсоны общаются друг с другом, а мальчики и находят себе других друзей из того же круга. Словом, куда и зачем она ушла, было непонятно, и спросить не у кого.

И, конечно, было непонятно, зачем и кому понадобилось ее убивать.

Поэтому всем сразу стало ясно, что это маньяк. Убивают без явной выгоды только они. Тем более с такой жестокостью.

Папа сразу прислал за мной Бетси и Джорджа на машине. Заодно мы отвезли Камиллу домой.

Весь день до конца мы провели по домам. Родители тихо переговаривались, но когда я или Майки входили в гостиную, сразу замолкали. В конце концов они отвели меня в кабинет папы и спросили, что я знаю. Я сказала, что знаю, что Мелиссу убили (это уже все знали), а родители спросили, что мне еще известно. В тот момент я ничего не знала, да и потом не сказала бы ни за что, чтобы не подставить Питера.

Они попросили меня не рассказывать об этом Майки, но, мне кажется, он у нас не такой сообразительный, чтобы понять, даже если я скажу. Да и почти наверняка он уже пятнадцать раз это услышал от Бетси.

Папа сказал, что я могу не ходить в школу, если мне страшно. Но мне не было страшно, и я даже представить себе не могла, что не смогу поговорить завтра с Камиллой и тем более Питером: у него наверняка нашлось бы что-то интересное. Можно было бы, конечно, поговорить по телефону, но у нас в доме нет никакого понимания частной жизни, все подслушивают и вообще… объясняй потом. Нет уж. Но папа строго запретил ехать самой, поэтому меня снова повез Джордж.

На следующий день мы уже знали от Питера, что причиной смерти Мелиссы стало перерезанное горло. Кем нужно быть, чтобы перерезать горло маленькой девочке? Тогда он сказал, что были другие удары ножом, но она не умирала.

Мы какое-то время поспорили. Камилла была уверена, что убийца хотел заколоть Мелиссу, но у него ничего не получилось, потому что она, наверное, вырывалась, вот и колол куда попало, а потом уже сделал то, что наверняка сработало. Питер же считал, что маньяк специально наносил удары так, чтобы она подольше помучилась, а когда ему это надоело, перерезал горло.

Меня же больше волновало, что Мелисса делала ночью в лесу одна. Миссис Крейвен встает очень рано, потому что ей нужно доить своих коров, а значит, с собакой гуляла она буквально при первых лучах солнца. Значит, Мелиссу нашли в темном лесу. Наверняка ее заметила собака: вряд ли кто-то смог бы ее рассмотреть на рассвете.

И вот это меня волновало больше всего: Вишневый лес – очень темное место. Не в смысле город, а в смысле буквально наш лес, в честь которого назвали город. Там очень темно даже днем, и летом в этом даже есть некоторые плюсы: прохладно. Но идти в него весной, девочке, одной, ночью – в этом не было никакого смысла.

Поэтому первое, что я спросила у Питера на следующий день, – двигали ли тело. Иными словами, убийство было совершено в лесу или где-то в другом месте, а после смерти уже Мелиссу перенесли в лес.

Питеру удалось сунуть нос в отчет доктора Роуза, и там написано, что тело если и перемещали, то только в пределах метра. Да и фотография Мелиссы наглядно кричала, что все самое страшное случилось на месте: все вокруг было в крови.

Мне не терпелось найти место, где обнаружили тело, но Камилла резонно заметила, что на этой неделе об этом нечего и думать, потому что папа ни за что не разрешит мне бродить по лесу, даже с ней и Питером, да даже с Джорджем. Нужно было ждать, а ждать было невыносимо, ведь все самые важные улики обнаруживаются в первые сутки, а мы теряли время.

В первый же вечер Питер вычитал в ноутбуке отца, что на месте преступления были обнаружены следы охотничьих сапог разного размера.

– Потрясающая находка, Шерлок, – отреагировала на это Камилла, – а еще, наверное, под жертвой была трава, а высоко над головой – небо.

И если отбросить вот этот сарказм, то она права, конечно: чего еще ожидать в Вишневом Лесу. Потому мы все и живем здесь. Словом, улик не было.

Камилла была права: до конца недели папа привязал ко мне Джорджа, так что и думать было нечего, чтобы идти в лес одной. Я до слез завидовала Питеру и вообще ребятам из Города, потому что они могли ходить, где хотели.

В первый же день после школы, после того как мы с Камиллой грустно поплелись в наш внедорожник к Бетси, которой самой наверняка хотелось заниматься совсем другими делами, Питер в Вагоне Москату доехал до Молочной Фермы, и, конечно, он был там не один: кому не было бы интересно посмотреть на место убийства?

Шериф Паркер и помощник Джек Кроули далеко протянули свои полицейские ленты, но к моменту, когда Вагон Москату с Питером и другими любопытными замедлился у Молочной фермы, смотреть за ними было не на что. Это был обычный участок Вишневого леса, по которому пробегали бурундуки и белки, а в ветвях деревьев прыгали птицы.

Но Питер очень не зря съездил тогда на место преступления, потому что потом, когда мы уже стали собирать все материалы дела, это было важно: я нарисовала карту и сейчас там стоит страшная цифра 1.

Даже абсолютно безлюдное и чистое место, которое огораживают полицейскими лентами, все равно смотрится жутковато, и мне очень жаль, что я не видела его тогда с Питером. Но все, кто видел, в среду только об этом и говорили в школе. И конечно, все со своими подробностями.

Всем виделась кровь Мелиссы, хотя Питер говорит, что никакой крови там не было видно, и я склонна ему верить, потому что даже если она там и была, то ее толком не рассмотреть было. Но Камилла сказала, что наверняка крови было много, и конечно Питер ее тоже видел, но нам сказал, что нет, чтобы нам не было обидно. Не знаю. Сомнительно. Он не стал бы врать, мы же общее дело делаем. Хотя тогда еще не делали, конечно. Может, Камилла и права.