Дурман

– Страсти? – навострил ухо Костя.

– Да навострился в одно срамное место ходить. А там разный люд-то. Вот как-то раз и пересёкся там с одним из ваших, да тот его узнал. Ну и сам понимаешь… дождались, пока утихнет, да и сплавили его потихоньку в этот приход.

– А ты-то в этом храме что делаешь? – спросил Костя.

– А я из Казанского монастыря. Монахи кто где Господу служат, – он перекрестился. – Вот я-то в храме Святого Лазаря… Каждое утро Утрени ухожу и иду сначала по берегу, потом через дворы – кружок опишу, и прихожу в храм аккурат к службе.

– А много сейчас в монастыре народа? – спросил Костя.

Монах махнул головой.

– Нет, братии мало. У нас сейчас двенадцать человек.

– Символично… – хмыкнул Костя.

Илий строго посмотрел на него:

– Нечего тут символы искать. Сколько Господь прислал, столько, стало быть, и надо.

До вечера свет так и не появился. Костя вытащил из-за шкафа раскладушку, и они разместились – Надя в спальне на кровати, а Костя с отцом Илием в гостиной. Массивное тело монаха так продавило раскладушку, что Костя уступил ему диван, а на раскладушке улёгся сам. За окном стояла непроглядная темень – и уличные фонари, и окна дома напротив оставались тёмными, и только небо было усыпано россыпями звёзд, а светлая полоса, пересекавшая небо, казалась единственным следом жизни в мёртвом мире. Глядя на неё, Костя и уснул.

Хроники Чёрной Земли. Два кольца серебра

Рыбак Деде покачал головой – твёрдо, но без гнева.

– Десятьдней пути туда, – сказал он за ужином, глядя старику в глазанемигающим взглядом. – И пять обратно. Кто накормит моих детей, пока я буду гнать лодку по воле чужого Ка? И что останется нам, когда я вернусь с пустыми руками?

Старец молча оглядел хижину. Стены из тростника и ила пропускали лунный свет, как сито – воду. На глиняном полу – ни сундука, ни горшка с зерном. Лишь циновки, глиняные горшки да запах рыбы и дыма, въевшийся в стены.

– Неужели в закромах твоих нет ни зёрнышка на чёрный день? – спросил он.

Лампа на глиняном подносе мерцала, и тени на тростниковых стенах плясали, как духи, пришедшие послушать чужие речи. Ма-Хеса сидел, вжавшись в циновку, – она была жёсткой, как камень, но всё же мягче, чем камни в пустыне.

– Всё, что имею, ты видишь, – ответил Деде. – Вот моя хемет, Нефернефер, – он встал и положил руку на плечо молча стоявшей поодаль женщине с усталыми глазами и опущенными, как у плачущей статуи губами. – Вот мои дети, – он кивнулна младенца на руках жены и двух близнецов, вцепившихся руками в её передник и прячущихся за ней от незнакомцев, вторгшихся в их маленький и плохо изученный мирок.

– А соседи? – спросил старик. – Неужто не протянут руку?

– Нахт и Эрт-Неф – мои старшие братья, – ответил Деде. – Но они не богаче меня. Каждый рассветмы уплываем на лодке. Часть улова – нам, другую – на базар в Инбу-Хедж.

Старец задумался. Пламя лампы дрожало, отбрасывая тени, похожие на крылья ибиса. Фитиль слабо потрескивал и коптил.

– Тогда продай мне лодку, – сказал он. – Я сам доплыву до Пер-Хатхор.

– Нет, о, старец, чьи годы тяжелы, как камень утёса, – возразил Деде. – Без лодки мы погибнем. Да и не справитесь вы вдвоём: ты – стар, а он, – он кивнул на Ма-Хесу, – горяч, как песок в полдень. Ветер Хапи разобьёт вашу ладью, и вы уйдёте в Дуат раньше срока. Нам и втроём с братьями не так просто управляться с ней, особенно когда боги посылаютветер на Хапи…

Старик опустил голову. Долго сидел он, охватив ладонями виски, будто взвешивал не слова, а души. В тростнике снаружи завывал ветер, отрывистое пение тростниковых жриц Хекет наполняло темноту – не плач, а призыв: «Приди, Хапи, омой старое, чтобы взошло новое». Ма-Хеса уже доел ячменную лепёшку, а старик всё сидел и сидел, углублённый в диалог с Ка. Ма-Хеса решил, что он уснул, когда тот поднял очи – и в них вспыхнул огонь, как от искры в жертвенном огне.

– Ты сказал – часть улова везёте в Инбу-Хедж. Значит, есть ещё лодка?

– Есть, – неохотно кивнул Деде. – Но она малая, на вёслах, – быстро сказал он, заметив оживлениев глазах старика.

– Я покупаю её, – властно сказал старик. Он порылся в складках одежды и вынул полотняный мешочек. – Здесь – два кольца царского серебра. Столько не видел твой род за сто поколений. Этого хватит на десятьлодок… и на год жить без забот.

Он перевернул мешочек и выпавшее из него серебро засветилось холодным огнём, как звезды Сах в час суда.

Деде замер. Он никогда не держал в руках ничего подобного. Серебро – металл богов и царей, не для простых рыбаков.

– Завтра свосходом, – продолжил старец, – ты отдашь мне лодку.

Он посмотрел на опешившего Деде и мягко добавил:

– А теперь – спать, о, сын Хапи. Пусть твоя хемет покажет мне и моему ба́ке1, где нам лечь.

Нефернефер молча указала на угол, устланный тростником. Ма-Хеса последовал за старцем, чувствуя на себе взгляды детей – наивные, испуганные, полные вопросов, на которые он не знал ответа. Когда он лёг в самом углу и накрылся брошенным Деде куском грубого полотна, стена, раскачиваемая ветром, как колыбель, быстро отправила его Ка в путешествие по Ра-Сетау… Там, среди огненных змей и певчих птиц, он увидел лодку, плывущую по небесному Хапи. На носу – старец. На корме – он сам. И между ними – ларец из слоновой кости с сияющим лазуритом.

Примечания:

1. Баке – слуга (др.-егип.)

Глава двенадцатая. Лакуна

Утром Надя влетела в гостиную, едва прикрывшись, и заорала:

– Люди! Люди!

Костя от неожиданности дёрнулся и свалился с раскладушки, а отец Илий, нехотя открывая глаза, потянулся к своему одеянию, аккуратно сложенному на табуретке возле дивана:

– Что ж ты так кричишь-то? Ну люди и люди… где люди?

– На улице, – захлопала в ладоши Надя и даже подпрыгнула на месте.

– Ты лучше оденься пойди… – неодобрительно буркнул монах. – А то выскочила, считай, в одних трусах, а потом у них монахи виноваты…

Надя оглядела себя, ойкнула и юркнула обратно в спальню. А Костя поднялся с пола и подошёл к окну:

– Правда, люди. Идут как ни в чём не бывало…

Отец Илий, кряхтя, сел на диване и, натягивая на себя одежду, сказал:

– Ну и слава Богу. Значит, всё закончилось. Ты попробуй свет-то.

– Да что его пробовать? Он вчера включенным остался – вон, горит, – Костя указал на лампу на потолке.

Между тем, синие островки в жёлтом море ещё увеличились в размерах, отметил он. А люди идут себе спокойно, никто не шатается, не падает. Выходит, больше цветочки яд не выделяют?

– Похоже, что цветы стали безвредными, – сказал отец Илий, неслышно подойдя к окну и встав за Костиной спиной. – Ну что ж, тогда пора по местам. Да?

Он вопросительно посмотрел на Костю.

– Пожалуй, – ответил тот, подумав, что теперь и Надя уйдёт.

Не то что бы его это огорчило, но он почувствовал какую-то пустоту, которая вот-вот образуется в его жизни.

– Лакуна… – сказал он вслух.

– Ты о чём? – спросил монах. – А-а, кажется понял.

И он улыбнулся во весь рот.

– Так ты не комплексуй, – продолжил он. – Так и скажи ей, мол, не уходи. Крещёный? – он деловито оттянул ворот у шеи и разочарованно протянул: – Атеист… Ай, да ладно, нынче уж времена такие. Приходите, покрестим, обвенчаем!

Костя поперхнулся.

– Кого вы венчать собрались? – спросила Надя, которая уже оделась и теперь шла умываться.

– Да Костя вот тут сохнет по ком-то, – насмешливо сказал монах.

– Да? – она остановилась на мгновение, и по её лицу пробежала тень. – Ну что ж, счастья тебе, Костя.

И скрылась в ванной. Костя неодобрительно посмотрел на отца Илия. Тот развёл руками: прости, мол, хотел как лучше.

Костя вышел на кухню и поставил разогревать вчерашний суп и рис, зажёг газ под чайником. Надя вышла из ванной счастливая и умытая, а её место занял отец Илий.

Костя нерешительно коснулся её плеча.

– Ну что, продолжишь свой путь к подруге?

Она подошла к нему ближе.

– Хочешь, чтобы продолжила?

– Я? Да мне всё равно, – сказал Костя, отворачиваясь.

Она погладила его по щеке.

– Спасибо тебе, Костя, спасибо, что спас, что приютил. Но теперь, наверное, да, пойду своей дорогой.

– Где хоть живёшь-то? – спросил Костя, смущаясь. – Телефон оставь.

– Так телефон потерялся, – сказала Надя. – Теперь надо новый, потом симку восстанавливать. А живу… живу я, – она назвала адрес.

– Так это недалеко, – сказал Костя, и Надя кивнула.

– Да, минут двадцать ходьбы.

Илий с шумом вышел из ванной, напевая арию Сусанина.

– Ну что – позавтракаем, и по коням? – бодро прогудел он.

Завтрак прошёл в тишине. Монах пытался балагурить, но поддержки не находил. Они молча поели, выпили чай и через несколько минут уже стояли у входа в подъезд. Мимо шли люди, с улицы доносился шум автомобилей.

– А всё-таки где все они были? – спросил Костя.

– Вот и узнавай, журналист, – хлопнул его по плечу отец Илий и, повернувшись, пошёл прочь.

Костя посмотрел на Надю.

– Можем вечером сходить куда-нибудь, – предложил он. – Или просто погулять.

– Так ты же женишься… – насмешливо сказала она, но в насмешке этой слышалась тихая грусть.

Костя отрицательно помотал головой.

– Нет, это монах так… болтает.

В её взгляде было недоверие.

– Ну если болтает… давай сегодня в шесть у центрального входа в парк.

Костя кивнул и взял её за рукав.

– Только ты обязательно приходи. Не обманешь?

– Не обману, – улыбнулась она и отстранилась. – Ну пока, Костя. Ещё раз спасибо тебе.

И она пошла по направлению к остановке. Косте тоже надо было туда, но он подумал, что, раз попрощались, то не надо догонять. Отойдя метров на двадцать, она вдруг обернулась и взгляд, брошенный на него, Косте показался каким-то странным – то ли требовательным чересчур, то ли просто серьёзным. Он махнул ей рукой и пошёл в противоположную сторону, решив дойти до редакции пешком. Отойдя от дома шагов на сто, он остановился и достал из кармана респиратор.

В редакции все оказались на своих местах.

– Опаздываешь, Боровцов, – сказал Андрей Викторович, с которым он столкнулся в коридоре. – Впрочем, ничего нового.

– Андрей Викторович, что там с интервью? – спросил Костя. – Смотрели, читали?

– Да ты что, Боровцов, – сказал тот. – Ты же его только вчера вечером сдал. Когда бы я успел?

И пошёл по коридору дальше.

– Как – вчера вечером? – пробормотал Костя.

Шеф обернулся.

– Боровцов! – окликнул он. – А ты чего это в маске? Что за пандемия у нас опять?

Костя снял респиратор и сунул его в карман куртки.

В кабинете все сидели на местах. Витёк что-то энергично писал на серых листах, разбросанных по столу. Ленка, глядя в монитор, резво отстукивала на клавиатуре. Увидев Костю, она натянуто улыбнулась и помахала ему рукой.

– Привет, братия, – сказал Костя, пристраивая ветровку на вешалку в углу.

Витёк посмотрел на него, что-то пробубнил и снова углубился в свои записи.

– Что, Витёк, – взятки? – Костя кивнул на листы. – Дай почитать.

И он протянул было руку к исписанным мелким кривым почерком листам, но Витёк тут же прикрыл их локтем и отодвинул от края стола.

– Ясно, – кивнул Костя. – Ни одного документа постороннему взгляду! Бдительность!

Он занял своё место и осмотрел коллег. Странно, но вели они себя так, словно ничего и не произошло.

– Лен, – вкрадчиво обратился он к Мусатовой, и она обернулась со всё той же приклеенной улыбкой. – Что делала вчера? Я звонил… – он соврал, чтобы вызвать на откровенность.

– Да? – удивилась Мусатова. – Да что делала… как с работы пришла, ужин готовила, потом кино посмотрела. Подруга должна была прийти, но не пришла почему-то. Зато Светка в гости зашла… помнишь Светку?

Светку Костя помнил. Весьма самоуверенная и даже нагловатая особа.

– У меня пропущенных от тебя нет, – сказала Ленка, уставившись в экран смартфона.

– То есть ты вчера посидела со Светкой и кино посмотрела, так? – уточнил Костя. – А голова у тебя не болела?

Ленка хмыкнула.

– Да с чего ей болеть-то? Или ты фигурально? Если фигурально, то да, – она понизила голос и придала ему интимный тембр, – ты же мне вчера так ничего толком и не ответил насчёт дня рождения.

– Нет, Лена… буквально – не болела голова? – та отрицательно мотнула головой. – И не кружилась?

– Странные ты, Костя, вопросы задаёшь, – удивилась она. – Нет, ничего у меня не болело и не кружилось. Пошла Светку провожать, прогулялись с ней немного, домой вернулась поздно и сразу легла спать. Сегодня…

– Про сегодня не надо, – сказал Костя. – Витёк! – окликнул он.

Тот поднял голову и устремил на Костю вопросительный взгляд.

– У тебя тоже голова не болела вчера? Ты после работы что делал?

– А ты что – материал о городском досуге собираешь? – ухмыльнулся Витёк. – Сходил в бар с девчонкой, потом завалились ко мне… подробности нужны?

«Нужны, – подумал Костя, – но не те, на которые ты намекаешь». Странно получалось – такое впечатление, что у них два дня полностью выпали из жизни – после вторника сразу наступила пятница. Чтобы проверить это, он задал ещё один вопрос:

– Люди, а какой сегодня день недели? У меня всё в башке перепуталось.

– Среда, – ответила Ленка. – Послепослезавтра выходной, если шеф не заставит выходить номер добивать.

Она встала со своего места с явным намерением подойти к Косте и что-то шепнуть. Тот сделал отрицательный жест, и она села обратно.

– Материалы вовремя сдавайте, тогда не придётся по выходным работать, – сказал он и посмотрел на Витька. – Витёк, точно среда сегодня?

– Ну а что ещё? – вопросом ответил Витёк. – Конечно среда…

– Лен, а на компе какой день?

Та взглянула в угол монитора.

– Хм… – удивилась она. – А на компе пятница. – Она наморщила лоб. – Да нет, точно среда, это сбой какой-то, надо Альберту сказать.

Альберт был сисадмином редакции.

Костя кивнул, вышел из-за стола и направился к двери.

– Костя, ты куда? – спросила Ленка, привставая и, кажется, собираясь последовать за ним.

– Так к Альберту, – сказал Костя. – Сказать ему…

Альберта он застал напряжённо набирающим что-то на компьютере. Увидев Костю, он поднял руку то ли в знак приветствия, то ли показывая, что ничего говорить не надо.

– Кость, я в курсе уже. Баг глобальный. Во всём городе, а может и во всей стране одна история. Все биосы на всех устройствах перепрыгнули через два дня. Вот мы сейчас с коллегами в чате решаем, как это устранить с минимальными потерями.

– Объявите это фичей… – пошутил Костя и вышел в коридор.

«Чего мне-то тут тусоваться? – думал он, стоя у окна в дальнем конце коридора, где две крашеные блондинки курили, манерно зажимая тонкие и длинные сигареты между пальцев с длиннющими накладными ногтями. – Они все сошли с ума, исчезнув на двое суток неизвестно куда и вернувшись в мир без каких-либо воспоминаний об этих выпавших из их жизни днях». Ленке с Витьком писать надо, а он все материалы в номер сдал, даже немного с опережением. В принципе, мог бы вообще не приходить…

Он подумал о Наде и посмотрел на смартфон – до встречи было ещё почти восемь часов. Чем бы заняться?

– Когда же эта неделя закончится… – сказала блондинка на высоких каблуках. – Ещё завтра день, потом послезавтра… ну не могу больше, в отпуск хочу.

– Так возьми, чего ты… – сказала вторая блондинка, в туфлях-лодочках. – Михалыч тебе не откажет.

– Ну конечно, – насмешливо ответила первая. – А Крым сам в себя съездит в августе. Ну уж нет, я потерплю.

Из кабинета вышла Ленка и, оглядевшись, направилась к нему. Ну начинается… Блондинки докурили и уходили прочь модельной походкой. Костя смотрел им вслед и понимал, что ничего не понимает.

Ленка шла и улыбалась. Наверное, сейчас опять заведёт песню про их отношения. Костя не стал её дожидаться и, юркнув на пожарную лестницу, побежал вниз.

Придя домой, он лёг на диван и моментально уснул – сказалась усталость последних дней. В половине пятого проснулся от мелодии будильника в телефоне. Повалявшись ещё минут десять, он встал и пошёл на кухню. Пока варился кофе, умылся, вытер лицо синим махровым полотенцем и, подойдя к окну, посмотрел на газон. Кажется, синих цветочков ещё прибавилось. Но дурноту они больше не вызывают. Может быть это происходит только на каком-то этапе цветения, а потом вредоносный эффект исчезает?

К шести часам он подошёл ко входу в парк. Вечер стоял прохладный, и прохожих было немного. Он прождал двадцать минут, понял, что Надя не придёт и пошёл через парк в сторону пестреющих над домами куполов храма.

Спустя полчаса Костя стоял у четвёртого подъезда дома номер двадцать четыре по улице Московской и набирал на домофоне семьдесят шестую квартиру. Секунд через десять раздался звук, означавший, что дверь открыли, и под неодобрительными взорами трёх бабуль, сидевших на скамейке напротив двери, Костя вошёл в подъезд. Мимо тут же прошмыгнул мальчишка лет десяти. Он выскочил на улицу и заорал:

– Вовка, Женька! Айда со мной, читать пора!

«Читать? – удивился Костя. – Не в футбол, не в вышибалы, не в догонялки… читать? Что тут за гении живут?»

Это была старенькая хрущоба, лифтов не было, но Костя, живший в таком же доме, привык несколько раз в день проделывать путь на пятый этаж и обратно. А тут пришлось подняться всего на этаж – уже на втором он увидел номер нужной квартиры. Дверь была приоткрыта. Костя толкнул её и вошёл внутрь.

На полу в коридоре были разбросаны какие-то листы. Тумбочка валялась прямо на полу, преграждая путь в комнату. Костя хотел поднять её, но, подумав, перешагнул.

Войдя в зал, он увидел ту же картину. Зелёная полупрозрачная штора была сорвана с карниза и цеплялась уголком буквально за нескольких крючьев. На полу валялся стул со сломанной ножкой. По всему полу были разбросаны ручки, линейки, карандаши и тетрадки, упавшие, судя по всему, со стола у окна.

– Здесь какая-то битва была… – вслух сказал Костя и, аккуратно ставя ноги, чтобы не наступить на разбросанные по полу канцелярские кнопки, прошёл в следующую комнату.

Это была спальня, и в ней был порядок, видимо, здесь борьбы не происходило. Похоже было, что Надю поджидали в квартире, возможно, прячась в этой спальне. Когда она вошла в зал, на неё напали, но она оказала серьёзное сопротивление. Её скрутили, но даже когда волокли из квартиры, она ещё сопротивлялась – об этом говорила опрокинутая в коридоре тумбочка.

Сколько было нападавших? Судя по разгрому, не больше двух – если бы их было хотя бы трое, сопротивление было бы быстро сломлено.

Возможно он вообще был один, подумал Костя.

Он стал по одной просматривать бумаги, валявшиеся на полу. В основном это были коммунальные счета на оплату. На каждом сверху была надпись «опл» и рядом дата. Среди счетов попался блокнот с исписанными страницами. Повертев в руках, Костя сунул его в карман куртки и продолжил осматривать комнату. Но больше ничего стоящего внимания не обнаружилось.

Уже выходя из комнаты, Костя задержался возле секретера. Он повернул ключ в дверце и опустил её вниз. За дверцей оказались три полки с книгами. Костя пробежал их глазами – классика и несколько томов по психологии. Одна книга привлекла его внимание отличающимся переплётом – точнее его отсутствием. Это была брошюрка на скрепке, тонкая и, похоже, самиздатовская. Он снял её с полки и посмотрел на обложку. «The Satanic Witch», прочитал он и пролистал несколько страниц. «Если вы желаете мужчину, которым легко управлять, это – идеальная мишень, так как он сам, без вашего вмешательства, упадёт в ваши объятия. Все, что надо делать – это действовать внезапно и по возможности оскорблять, и он беспомощно влюбится в вас». Он перевернул ещё несколько страниц. «Ведьма подписала договор с Дьяволом и с помощью ритуалов посвятила Ему плоды своей силы».

– Какое-то руководство по соблазнению мужиков, – вслух сказал Костя и, хмыкнув, воткнул брошюру на место. – А ты, Надя, оказывается, затейница…

Он поднял дверцу, запер её, бросил взгляд на вереницу слоников, цепочкой стоявших на полке над книжным отделением, и вышел.

***

– Когда, говорите, вы видели её в последний раз? – старлей за стеклом смотрел на Костю насмешливым взглядом с оттенком превосходства.

– Сегодня утром, – ответил Костя. – Мы договорились встретиться…

– … и девушка на свидание не пришла, – кивнул старлей. – А вы давно с ней знакомы?

– Дня три где-то, – буркнул Костя, понимая, куда клонит этот насмешливый полицейский.

– Вы познакомились с девушкой три дня назад, пообщались, – полицейский усмехнулся, – потом девушка от вас ушла, предложив встретиться сегодня вечером в парке. Так?

– Так.

– И не пришла.

– И не пришла, – повторил Костя.

– Может быть, вы ей просто не понравились? – сказал полицейский глядя в упор на Костю. – Такое бывает. Она попробовала, но решила не продолжать с вами знакомство. Может такое быть?

– Нет, – сказал Костя и отошёл от стойки, но, передумав, вернулся. – Вы понимаете, у неё дома разгром.

– Дома? – удивился старлей. – А вы и дома у неё побывали?

Костя кивнул.

– А откуда вы узнали адрес?

– Она сама назвала.

– А точно она дала вам свой адрес?

Костя смутился – в паспорт-то Наде он не заглядывал.

– Даже если и её – ну мало ли, почему у ней бардак в квартире, – засмеялся полицейский. – В общем, вы не волнуйтесь, если она действительно пропала, то её близкие обнаружат это и обратятся к нам с заявлением. А у вас я ничего принять не могу, вы ей человек посторонний, о привычках её ничего не знаете. Может быть она укатила куда-нибудь развлекаться с другим любовником?

– С другим любовником? – Костя уже чувствовал неприязнь к этому самодовольному офицеру.

– Да, да – с другим любовником. Вы с чего решили, что вы у неё единственный? Вы знаете, каких мы тут историй понаслушались?

– Что случилось, Валера? – к стойке подошёл ещё один офицер – на этот раз капитан.

– Да вот парню девушка динамо сделала, а он её во всероссийский розыск собрался объявлять.

Капитан насмешливо посмотрел на Костю.

– Как тот, перед Новым годом?

– Ну типа того, да. Только того ещё и обчистили, а этот, вроде, не похож на потерпевшего. Вы же не потерпевший? – спросил старлей, глядя на Костю, и они оба с капитаном заржали.

Костя вышел из отделения. Вот придурки! – думал он по дороге домой. Пока дошёл, стемнело. Погода стояла ясная, луна уже склонялась к западу, и в её свете в зарослях одуванчика что-то блеснуло. «Опять бутылку оставили», – подумал Костя и вошёл в подъезд. Когда-то у них за углом был игорный клуб, и пьяные граждане, выйдя из него, рассаживались на удобных скамейках во дворе, продолжая празднество. Иногда они шумели ночь напролёт, разогнать их было нереально – даже приезжавший на вызов наряд полиции проводил беседу и уезжал, а гуляки оставались. Клуб давно закрыли, но традиция осталась, поэтому под лавками регулярно находили бутылки из под вина или водки.

Дома он, не зажигая свет, сел на диван и задумался. Что он знает про Надю? Только адрес, даже фамилии её у него нет. Он даже не расспросил её, где работает, с кем дружит… Стоп! Она говорила, что в тот день шла к подруге. Подруга, видимо, жила в одном из соседних дворов… Сколько тут девушек, подходящих по возрасту? И что – ходить по квартирам и спрашивать, не знают ли там Надю? Да ну, ерунда какая-то. Хотя если ничего другого на ум не придёт, придётся походить.

И телефон она потеряла… так, телефон. Телефон лежал в сумочке, сумочку она где-то выронила, когда ей стало плохо. Плохо ей стало здесь, во дворе. А у них тут такие джунгли, что этот клатч, вполне возможно, до сих пор где-то лежит в траве. «Вот идиот!»

Костя выскочил из квартиры и, не взяв даже ключа, понёсся вниз по лестнице. Оказавшись на улице, он стал всматриваться в траву – где-то тут что-то блеснуло, когда он шёл. С чего он решил, что это бутылка?!

Он медленно переходил с места на место, приседал, вставал на цыпочки… эх, ну почему он сразу не посмотрел? А теперь луна уже переместилась и ничего больше не блестит. Костя зашёл на заросший газон и стал ползать на четвереньках, ощупывая почву под травой. В лунном свете одуванчики были совсем не видны, и цветочки их больше не раскрашивали ковёр травы. Хм… а почему, интересно? Ему на глаза попался один цветок, и Костя увидел, что он закрылся. Точно – ведь одуванчики вечером закрывают свои цветки до утра! И пока цветки закрыты, они, наверное, не источают никакого аромата, а значит, не оказывают своего одуряющего действия. Впрочем, они и днём не него особенно не влияли. Правда, Костя почти всё время ходил в маске…

Проползав по траве минут пятнадцать, Костя пожалел, что не взял с собой телефон – можно было хотя бы фонариком себе светить. К тому же ведь и Надя может позвонить. В темноте всё равно найти ничего не удастся. Костя встал и пошёл к подъезду, на ходу нащупывая в кармане связку ключей.