Время жить заново: Лён и Лёд

Алена Михайлова

Время жить заново: Лён и Лёд

ПРЕДИСЛОВИЕ

Прошло всего три дня с похорон мамы.

Три дня, а казалось – вечность, в которой время сгущается, как грязь на ботинках, и тянет тебя всё глубже и глубже, пока не остаётся сил даже для вздоха. Мой маленький мир рухнул так стремительно, что я ещё не успел осознать: та женщина, чьи руки пахли ванилью, а голос – теплом, никогда больше не войдёт в комнату, не поправит мне рубашку, не скажет «я люблю тебя» перед сном.

Смерть – слишком взрослое слово для пятилетнего ребёнка.

Я просто не понимал, что означает «нет».

Как нет?

Куда делась мама?

Почему вместе с ней исчезли любовь, порядок, безопасность?

А отец…

Отец превратился в человека, которого я не знал. Ещё три дня назад у него были глаза – обычные, уставшие, но человеческие. Теперь вместо глаз у него были пустые провалы, в которых обитала тьма. Он пил всё, что горело, и каждую секунду, когда бутылка отрывалась от его рта, казалось, что весь дом замирает, ожидая: когда он вспомнит, что я существую.

Он не вспоминал.

До тех пор, пока я не заплакал.

Я не ел несколько дней – совсем. Внутри всё сводило так, что казалось, будто желудок становится размером с маленькую чёрную точку. Я пытался терпеть. Но терпение – не добродетель ребёнка, оставшегося без семьи.

Я разрыдался. Громко. Отчаянно. Так, как плачут только дети, которые больше не знают, к кому обратиться.

Отец появился в дверях.

На миг я увидел надежду.

Может, он возьмёт меня на руки? Может, вспомнит, что я – его сын?

Он вспомнил.

Но не так.

Удар – резкий, хлёсткий, как удар ремня по столу.

Потом ещё один.

И ещё.

Слёзы смешались с кровью.

Солёно-металлический вкус растёкся по губам, и он почему-то ощущался не как боль, а как стыд. Будто я виноват в том, что жив. В том, что остался, а мама – нет.

Я вырвался и выбежал на улицу, не видя дороги через мокрую пелену перед глазами. Бежал, пока ноги не перестали слушаться.

Но внутри жило только одно желание: добраться до моего островка.

Домик на дереве – маленький, шаткий, построенный с мамой и папой прошлым летом. Тогда он казался мне кораблём, который может унести куда угодно. Теперь – единственным местом, где боль, может быть, не достанет.

Я ввалился внутрь, рухнул на деревянный пол и наконец позволил себе выть. Да, не плакать – именно выть. Моя детская душа не выдерживала тяжести, которая навалилась слишком внезапно. Слёзы затуманили взгляд так, что я не сразу заметил маленькую фигурку в углу.

Тень шевельнулась и вздрогнула.

Я резко втянул воздух, сел, вытер рукавом кровь и слёзы, и хрипло спросил:

– Ты кто?

Девочка поднялась.

На вид моего возраста. Каштановые волосы собраны в косу, зелёные глаза сияют настороженно, но не жестоко.

Она смотрела прямо на меня. Отчаянно, будто тоже чего-то боялась – но не меня.

– Что с тобой случилось? – спросила она тихим, но удивительно твёрдым голосом.

– Ничего, – попытался произнести я, но вышел только всхлип.

Она нахмурилась так, будто увидела больше, чем я пытался скрыть.

– Так если ничего… зачем ты плачешь?

В её руках было печенье. Простое – круглое, чуть крошившееся, с запахом масла и сахара. Она разломила его пополам и протянула мне половинку.

Когда запах еды ударил мне в нос, желудок сжался резко, болезненно. Я не выдержал – выхватил печенье и начал есть, почти не разжёвывая.

– Ты голодный? – тихо спросила она.

Я посмотрел на неё умоляюще.

Но снова не сказал ни слова – будто язык прилип к нёбу.

Она не стала задавать вопросов. Не стала тянуть меня за рукав. Не стала говорить «пошли» или «подожди».

Просто выбежала из домика.

Я думал, она не вернётся.

Почему должна? На свете есть бесконечное множество детей, а я – никто. Покалеченный, грязный, чужой.

Но через десять минут – которые показались вечностью – она вернулась.

Только не с печеньем.

С целым пакетом еды.

Фрукты. Булочки. Бутылка воды. Даже маленькое яблочное пюре – то самое, которое мама покупала мне, когда болело горло. Девочка поставила пакет рядом со мной, как что-то само собой разумеющееся.

И… убежала.

Не спросила, где мои родители.

Не стала ждать благодарности.

Не попыталась сделать из себя героя.

Просто помогла – и исчезла.

Я не успел узнать её имя.

Не успел поблагодарить.

Но в тот миг эта девочка стала моей первой маленькой надеждой.

Той, что удержала меня от падения в бездонную яму, куда я почти сорвался.

Потом я долго думал:

может, она была не девочкой, а призраком?

Фантазией голодного мозгa?

Маминым эхо?

Но нет.

Она была реальной.

Более реальной, чем всё, что окружало меня тогда.

В глубинах детской души, словно тёмные цветы, расцвели странные создания – порождения отчаянной борьбы с жестокостью мира. Они явились защитниками, но в то же время стали моими палачами, день за днём оберегая от реальности, выжигая калёным железом всё, что составляло суть счастья.

Я нарек их демонами – стражами искалеченной души. Их шёпот стал моим проклятием, их уроки – моими оковами. «Любовь – это боль», – твердили они, и я верил, превращая каждое нежное чувство в источник страданий.

«Просить нельзя», – внушали они, и я замкнулся в своей гордости, превратив потребность в помощи в признак поражения. «Доверять нельзя», – нашептывали они, и я возвел вокруг себя стены из недоверия, сделав их своей тюрьмой. «Быть отвергнутым – низко», – повторяли они, и я стал бояться близости, превращая страх отвержения в свою главную движущую силу.

«Нужда – слабость», – вбивали они в моё сознание, и я принял этот закон как истину. Постепенно я превратился в человека, который не просит – берёт. Любой ценой, любыми путями, но достигает желаемого.

Я научился превращать свои потребности в оружие, маскируя их под уверенность и решительность. Каждая неудовлетворённое желание становилось топливом для амбиций, каждый отказ – поводом доказать свою силу.

В этом мире слабых пожирают сильные, и я решил стать хищником. Я перестал ждать милости судьбы и начал сам создавать свою реальность. Мои желания больше не были проявлением слабости – они стали движущей силой, превращая меня в человека, который не знает слова «нет».

Так демоны детства создали из меня существо, боящееся любить и быть собой. Они защитили меня от мира, но ценой этого стала моя способность быть счастливым.

ГЛАВА 1

ЛАВИНИЯ

«Вот чёрт», – мысленно выругала я себя, в который раз засидевшись с книгой до поздней ночи. Сквозь неплотно закрытые шторы пробился живучий луч рассвета и, словно специально, угодил мне прямо между глаз. Часы показывали немного за семь. На тренировку я… опаздывала.

Почему Марта считает утренние тренировки нормой? Хотя жаловаться смешно: она меня тренирует бесплатно и моё нытьё терпит стойко, как святой покровитель всех хронически опаздывающих.

Я выскочила из дома, так и не успев позавтракать, и, зевая в ладонь, шагнула в тихое утро Барронс Чейз. Тело тосковало по тёплой постели, а в голове уже звучал голос Марты: «Опять натощак? Убить тебя мало».

Стоило вдохнуть воздух, как раздражение растворилось. Майский Лондон пах молодой листвой, влажным камнем и едва ощутимым дымком утреннего тумана – запахом новой страницы. Я задержалась на секунду, впуская в себя эту чистоту, и только потом села за руль.

Музыка, пустые улицы, бледное солнце – всё складывалось в идеальное утро, но под рёбрами всё равно что-то царапало. Все всегда думали, что я избегаю отношений, потому что люблю свободу. Но правда в другом: я боялась. Когда мне было семнадцать, парень, в которого я была влюблена по-детски искренне, однажды сказал:

«Ты слишком много чувствуешь. С тобой трудно».

Эти слова въелись в меня, как заноза. Каждый раз, когда кто-то смотрел на меня слишком внимательно, я слышала их снова – будто эхо, которое не отступало.

С тех пор я решала за двоих заранее: если не подпустить никого близко, то никто не сможет разочароваться во мне… и уйти. А потом Марк с его удушающей любовью. Бррр. Нет, с чувствами покончено. Я сделала музыку громче и начала подпевать. Честнее сказать – орать, как умею, с душой.

Улицы были свободны. Минут через десять меня осенило: воскресенье. Восемь утра.

– Марта… ну за что, – простонала я.

Зал находился в цоколе небольшого торгового центра возле Риджентс-парка. Я буквально слетела по лестнице вниз – и вздохнула с облегчением: успела. И в ту же секунду телефон коротко завибрировал.

«Не успеваю. Перенесём на полчаса».

Полчаса.

Тридцать минут.

Время, которое я могла провести в объятиях подушки.

Администратор – девушка с безупречной укладкой – улыбнулась мне приветственно и протянула ключ от шкафчика. Я же, сонная и без макияжа, чувствовала себя на её фоне мумией, неудачно поднятой археологами из песков Асуана.

На середине пути сердце вдруг ёкнуло резко, больно – будто кто-то дернул за струну внутри. Я остановилась. Марта любит шутить про «тренировки кому за тридцать», но инфаркт не входил в мои амбиции на сегодня. Через пару секунд отпустило, и я облегченно вздохнула.

В раздевалке я просто сняла верхнюю одежду – форму принципиально надеваю дома. Взглянула в зеркало и, конечно, вспомнила, что забыла резинку для волос. Идеально. Классика. Наспех убрала непослушные передние пряди за уши и вышла в зал.

Я разминалась на беговой, лениво перебирая в голове упражнения. В отсутствии Марты можно начать с чего-то простого – например, приседаний с гирей.

Гирей на 24 килограмма.

Зал негласно делился на две зоны: «мужская» – со штангами и стойками, и «женская» – с бесконечными тренажёрами для идеальных ягодиц. Между ними – нейтральная территория. Но, конечно, нужная гиря лежала в мужском царстве.

Шикарно. Мне предстоял марш-бросок через фронт.

Я подняла гирю и направилась обратно. Успела пройти лишь половину пути, когда услышала за спиной низкий, мягкий, чуть хрипловатый голос:

– Вам помочь?

– Не надо, – отрезала я, не поднимая взгляда.

– Разве девушке стоит таскать такие тяжести?

Колкая улыбка слышалась даже в интонации. Я подняла глаза – и на мгновение рухнуло всё внутреннее равновесие.

Он был красив. Не «приятный». Не «симпатичный». Красив до неприличия.

Светлые кудри, чуть влажные, взъерошены кверху, несколько локонов небрежно, но естественно упали на лоб. Глаза – серо-голубые, редкий оттенок моря перед штормом. Спокойные в глубине, живые на поверхности. Губы – полные, терракотовые, с едва заметной, нагловатой улыбкой. Высокий, уверенный, ленивый в каждом движении – мужчина, который знает, что выглядит чертовски хорошо.

А я… красота – моя слабость. Любая. Я могу расплакаться от вида фасада старого собора или вечернего неба. И сейчас это чувство мягко кольнуло меня, как при виде произведения искусства.

Но вслух я буркнула:

– Я сама.

– Даже не сомневался, – мягко ответил он. – Но всё же позвольте.

Он шагнул ближе. Я замедлила шаг, хотя гирю не отпустила – и он легко снял её с моих рук, будто она почти ничего не весила.

Поставив груз на место, он повернулся ко мне:

– Тео, – представился он.

Он не собирался сворачиваться.

Я промолчала. Он чуть приподнял бровь – будто удивился тому, что его внимание не вызвало мгновенной улыбки.

– Это просто вежливость, – уточнил он. – Не подумайте лишнего.

– А мне показалось, что вы пытаетесь со мной познакомиться. А я – не в настроении.

– Неправильное предположение. Я геммопсихолог1. – Зачем-то начал он. – Ювелир. Я работаю над украшением, и почему-то оно напомнило мне вас. Может вы моё вдохновение?

Тео подмигнул игриво, почти вызывающе. Я едва заметно закатила глаза. Но любопытство всё же шевельнулось.

– Геммопсихолог? И какой камень подойдёт мне?

– Синий сапфир, – ответил он после короткой паузы. – Холодный. Неприступный. Камень тихой, глубокой красоты.

Он повернулся, будто собираясь уйти.

«Ах ты ж…» – пронеслось у меня.

Это был самый элегантный комплимент в моей жизни.

– Лавиния, – окликнула я его.

Он остановился. Вернулся. Его губы мягко повторили моё имя – словно оно ему понравилось.

– Рад знакомству, Лавиния.

Моя оборона сдавала позиции слишком быстро. И вот я уже рассказываю ему о своем странном для Англии занятии – мотании народных обрядовых кукол – звонком отголоске русских корней.

Неожиданно для меня он не только не удивился, не покрутил пальцем у виска – он просиял, по-настоящему.

– Лавиния… вы даже не представляете, какое совпадение. Я как раз ищу новые направления для Академии.

Совпадение уж точно. Два человека с странными профессиями в пределах одного квадратного метра.

– Геммопсихология и куклы? Вы серьёзно? Это женский круг, обрядовая традиция. Где здесь связь?

Он рассмеялся – тихо, искренне.

– Так. Стоп. Что за Академия?

– Может, обсудим это за кофе?

В этот момент из раздевалки вышла Марта и помахала мне рукой. Время выбора сократилось до секунды. Мои курсы стартовали через несколько дней; влезать в новые истории не планировалось. Но… что-то в его предложении щёлкнуло так, что отказаться было трудно.

– Я не уверена, – тихо сказала я.

– Это всего лишь разговор. Никаких обязательств. Вы расскажете о куклах, я – о камнях. Возможно, наши миры пересекаются больше, чем кажется.

Марта уже шла ко мне.

– Сегодня в три. Кофейня Ральфа. Подойдёт? – не уступал он.

– Не знаю, где это, – честно призналась я.

– Я могу забрать вас. Или вызвать такси. Оставьте номер.

Я улыбнулась – впервые.

– Не нужно. Если встрече суждено состояться – она состоится.

Я развернулась к Марте.

– Признайся, – сказала я ей. – Ты задержалась, придумывая новый способ издевательства?

Она фыркнула, глянув на гирю:

– Начнём с приседаний.

Что ж… у этой гири сегодня была своя роль в моей судьбе.

ТЕО

Если демоны не успокоятся, придётся искать печень на Ибей. Я увеличил вес на штанге и опустил её, будто пытаясь придавить железом то, что шевелилось внутри.

Браво, Тео. Превратился в нытика. Может, напишем роман?

У меня есть всё. Бизнес. Успех. Популярность. И ни капли того, что по идее должно греть изнутри.

Мама ушла слишком рано. Мир тогда был прост: любовь и ненависть, забота и равнодушие, тепло и холод. Но первые слова в этих парах исчезли раньше, чем я успел понять их смысл. Остались только вторые. Именно из них и вырос я.

Сердце дернулось – резко, будто ткань порвали изнутри. На секунду я даже обрадовался возможной катастрофе. Но всё прошло. Как всегда.

Я посмотрел на своё отражение. Зеркала в зале множили мой образ до бесконечности – сильный фасад, пустота под ним.

И тут я увидел её.

Миниатюрная девушка остановилась посреди зала, словно прислушиваясь к удару собственного сердца. А потом пошла дальше.

Я закрыл глаза.

Отношения мне были не нужны. И я им тоже. Зато игра – да. Игры я любил. Любил выигрывать.

Я тряхнул головой, пытаясь вытряхнуть лишнее. Нужно было продолжать тренировку. Но перед глазами возникла сцена из прошлого, не слишком удачно погребенная на дно воспоминаний.

Мне двадцать два. Мы идём с друзьями по проспекту, за спиной – экзамены, впереди – лето. На лавочке – незнакомая девушка. Парень с ромашками и бархатной коробочкой опускается на одно колено. Её глаза вспыхивают счастьем. Она говорит «да». И на долю секунды смотрит прямо на меня.

Не боль. Не зависть.

Пустота.

Абсолютная.

С тех пор я знал: встать на одно колено перед женщиной – не про меня. Потому что пустота не делает предложений.

Райен, мой лучший друг, зовёт меня, но я не двигаюсь. Смотрю, как влюблённые уходят, держась за руки, а я остаюсь один – в эпицентре чужого счастья.

Хватит. Пора было возвращаться в реальность.

Я открыл глаза. Взгляд зацепился за ту самую девушку. Она тащила гирю, которая весила половину её самой.

Я даже не понял, в какой момент подошёл к ней.

– Вам помочь?

И получил отказ. Прямой. Холодный.

Меня это забавляло. И… зацепило.

Она не была идеальной красоткой. Но была настоящей. Натуральной, тихой, земной. Глаза цвета зелёных камней – от нефрита до авантюрина. Волосы – тёмные, живые. Лицо без косметики. Сонный взгляд, будто она стоит на своей кухне в ожидании первого кофе, а не тащит через зал чертову гирю.

«Добро пожаловать в игру», – мысленно поприветствовал я незнакомку.

Я попытался зацепить её интерес. Провалился. Попытался снова. Ещё один провал. То, что работало всегда, на ней не срабатывало вовсе – и это было почти… приятно?

«Да чтоб тебя…» – я уже пожалел, что бросил ей этот вызов.

При упоминании незаконченного колье во мне что-то болезненно дрогнуло. Ювелирная работа и камни – единственное, что хоть как-то усмиряло демонов. Монотонность создавания, сосредоточенность, чистый труд – всё это приводило внутренний шторм к тишине.

Мутный камень в руках превращался в совершенство.

Камни не осуждают. Ничего не ждут. Ничего не требуют.

Имеют ли камни душу? Нет – пока их не коснётся рука мастера.

Имею ли душу я?

Ответа у меня не было.

Её не впечатлил мой род деятельности. Обычно разукрашенные красотки, с которыми я по физиологической необходимости пересекался, хихикали при словах «геммо» и «психология». Да что там – я и сам временами ненавидел свой проект.

Академия геммопсихологии – моя личная академия абсурда. Я основал её с подругой Алисой почти на спор. И первый же поток принёс мне первый миллион – сделка с совестью, которую я заключил без раздумий.

Я мог часами заниматься только двумя вещами: создавать украшения и говорить о камнях. Поэтому в Академии я вёл теорию: свойства камней, легенды, мифы. Мое образование геммолога наконец пригодилось.

Алиса добила меня просьбами «добавить эзотерического вайба» – и так наша школа стала магнитом для всех, кто искал смысл там, где его, возможно, не было.

К ювелирке я возвращался всё реже – и демоны радовались.

– Геммопсихолог? И какой камень подойдёт мне? – спросила девушка с насмешкой.

Меня это застало врасплох. Я перебирал камни зелёных оттенков, цепляясь за цвет её глаз: изумруд? малахит? Банальности.

Но меня привлекла её холодность.

Холод… Точно.

– Синий сапфир, – сказал я. – Холодный, неприступный. Камень тихой, глубокой красоты.

Лавиния… Куклы… Всё это начинало походить на бред. Тео, зачем ты ввязался в эту авантюру?

Алиса меня убьёт. А потом воскресит, чтобы убить ещё раз.

Я вышел из зала, чувствуя лёгкую вибрацию под грудиной – будто голос сердца, много лет молчавшего, осторожно пробивался.

«Спокойно, Тео. Не спеши», – сказал я себе.

Этот раунд был не победой. И не поражением.

Это было начало.

А дальше… кто знает.

Иногда единственный способ выиграть – сделать вид, что игра тебя не интересует.

ГЛАВА 2

ЛАВИНИЯ

«Уму непостижимо», – в который раз выругалась я про себя, мысленно отчитывая собственное непостоянство. Утренний разговор с Тео никак не выходил из головы, крутился там, словно заевшая пластинка. Мышцы приятно ныли после тренировки – Марта, как всегда, постаралась на славу. Говорят, занятия ранним утром дают заряд на весь день, но мне отчаянно хотелось просто рухнуть на пол и лежать там до темноты.

На часах – десять. Завтрак я пропустила, и это уже откровенно ощущалось: голова кружилась, желудок бурчал, организм подавал сигналы тревоги. Я поплелась к холодильнику, словно зомби, ищущий последний смысл жизни.

«Я ведь ничего ему не обещала», – убеждала себя, но детское любопытство, вечно ищущее приключений на пятую точку, уже вовсю стучало ложкой по стенкам внутреннего сознания.

Завтра начинался мой первый курс по куклам – тот самый, к которому я шла целый год, собирая по крупицам опыт, решимость и голосовую хватку преподавателя. Любая новая нагрузка сейчас – тем более работа под чьим-то руководством – была противопоказана.

Прошёл всего год с момента развода. Созависимый, абьюзивный брак оставил после себя выжженную пустошь, где новые ростки ещё не успели пробиться. Свобода стала моим главным компасом, единственным направлением, которое я могла выдержать в спокойствии. Я только-только возвращала себе голос, тело, право на личные решения – и любая зависимость вызывала внутреннюю дрожь, похожую на отвращение.

Я стояла на пороге чего-то нового, своего, подлинного. Эта мысль выбивала искры, словно камень о камень, готовые разжечь маленькое пламя там, где долго было только серое пепелище.

Камень… Слово само вернуло меня в зал, к серо-голубым глазам Тео – красивым, но замороженным, как поверхность озера перед рассветом. «Чёрт, могла бы вспомнить что-нибудь менее символичное. Трение веток, спичку, хоть зажигалку», – проворчала я мысленно.

Я позавтракала, приняла душ, проверила материалы к завтрашнему уроку. Но мысль о встрече всё равно висела сбоку, давила, как обязательство, которого я не просила. Я представила Тео, сидящего там одного, и как его взгляд тускнеет ещё немного от очередного разочарования в людях. Внутренний отличник с синдромом «быть хорошей» моментально проснулся и начал совать нос, куда не просили.

До встречи было два часа. Я открыла ноутбук и набрала: «Академия геммопсихологии Тео…» Тео – это Теодор? Ладно, интернет умнее меня, пусть ищет.

Академия оказалась настоящей. Причём не просто существующей – процветающей. Полированная, профессиональная страница, сияющие отзывы, фотографии выпускников. На главной – он. Рядом – девушка с идеальной улыбкой и безупречным стилем. «Ну конечно, успешная», – фыркнула я. Мужчина такого уровня – магнит для женской аудитории, девушка – для мужской. Пара, будто созданная маркетологами.

Я бегло просмотрела программу курсов. Мои куклы никак не вписывались в эту «эзотерическую геммологическую историю». Вывод напрашивался сам собой: предложение Тео было предлогом.

Но зачем ему было всё это? Если рядом такая блондинка…

Любопытство колотилось где-то под рёбрами. Решено: схожу, разберусь, вежливо откажусь. Встрече быть.

Я открыла гардероб. Хотелось выбрать наряд, который станет негласным сигналом: «Я здесь ненадолго». После короткой схватки с шкафом победила комбинация: бежевые кожаные шорты, белая кашемировая водолазка, тёплое шоколадное пальто, высокие сапоги в тон и ремень. Волосы собрала в низкий пучок, нанесла лёгкий макияж и посмотрела на отражение.

Хорошо. Уверенно. На расстоянии вытянутой руки.

Навигатор вёл в один из престижных районов – значит, кофейня недешёвая. «Чёртов выпендрёжник», – подумала я, глядя на карту. Время прибытия – 15:03. Идеально: немного опоздать и не выглядеть слишком заинтересованной.

Парковка была просторной и почти пустой. Я припарковалась рядом с чёрным Тесла Родстер – позволила себе пару секунд эстетического удовольствия. Машина была красивой правильностью: чистая форма, линия, смысл. Как закат. Как поле. Как старый каменный мост.

Тео сидел на веранде, склонившись над чашкой белого фарфора. Похоже, был где-то далеко – в мыслях, в своих туманах. Он даже не заметил, как я подошла.

Забавно. На нём – бежевые классические брюки и белая водолазка. Почти зеркальное отражение моего образа. И водолазка выглядела такой мягкой, что я необъяснимо захотела проверить, насколько она тёплая. Боже, что за глупости.

– Добрый день, – тихо сказала я, слегка улыбнувшись.

Он поднял глаза медленно, будто нехотя. Усмехнулся, заметив нашу почти гармоничную униформу.

Самая странная деловая встреча в моей жизни началась. Тео почти не смотрел на меня, отвечал коротко, рассеянно, словно уже пожалел, что пригласил. Будто вся эта история была лишь способом доказать, что никто не может устоять перед его интересом – а теперь, раз я пришла, он терял к ней вкус. Меня это одновременно раздражало и забавляло.