Полная версия
– В любом случае, – продолжил он, – я бы унизил интеллект и воображение нашего Создателя, – это слово прозвучало с ощутимой иронией, – если бы решил, будто Он играет во всех спектаклях одной марионеткой, потому что Ему просто лень сделать другую. Тут дело явно в другом.
– Говорят, она стала чаще появляться, – проворковала Бина, склонившись ближе, отчего Немо ощутил, как ее мягкая теплая грудь легла на его плечо. Ощущение было приятным и немного сбивало с мысли. – Но не думаю, что Городу это по нраву. Она может помешать Его планам.
– Так вы тоже считаете, что Он ее не контролирует? – ухватился за эту мысль парень.
– Тут сложно сказать, знаешь ли, – выразительно двинул бровями Ури. – Смотря, что ты имеешь в виду под контролем. Нападает ли она по Его воле или жрет сама всех, кто попадается ей на пути? И если второе, то может ли она спутать Городу планы, сожрав те фигуры, которые Он с такой любовью расставил на поле? Например, нашего славного друга Эрика Сая? Было бы обидно, если бы Тварь зажевала его еще до того, как мы успеем хорошенько развлечься.
Он поднял правую руку, с которой сейчас свисала неизвестно откуда взявшаяся марионетка на ниточках в виде бесформенной черной кляксы с ярко-алым улыбающимся ртом.
– Один лощеный хер, заведующий ключами, сказал бы, что все здесь происходит исключительно по Его воле. Даже я. – Немо скривился. – Все мои поступки, слова, сомнения и даже мои попытки бунтовать против устоявшихся порядков – это не что иное как проявление Его воли. В его картине мира даже ходящие в Городе срут строго по расписанию.
– Если у них нет рта, чтобы есть, откуда возьмется дырка, чтобы срать? – рассмеялся Ури.
– Ты удивишься, как много дерьма могут производить некоторые личности. И им для этого жопа вообще не нужна.
– Может, хватит о дерьме, милый? – закапризничала Бина, наклоняясь ниже и цепляя губами кромку его ушной раковины. – У нас есть куда более приятные темы для разговора. И не для разговора тоже.
На мгновение Немо задержал дыхание и пару раз моргнул, усилием воли заставляя себя сосредоточиться. Когда девушка отстранилась, то место, к которому она прикоснулась, как будто слегка онемело.
– Проголодалась? – уточнил Ури, чуть прищурив свои красно-золотые глаза и с интересом глядя на свою помощницу. – Может, мне вас оставить?
– А ты не хочешь составить нам компанию и посмотреть? – кокетливо уточнила та, опустив ресницы и запустив руки Немо под футболку.
– Не в этот раз, – мотнул головой тот. – Прости, моя грация. Боюсь… упустить что-нибудь важное, если не буду держать руку на пульсе.
– Ничего, – как будто с искренней печалью вздохнула та. – Я понимаю.
– Вы вообще в курсе, что я все еще вас слышу, извращенцы хреновы? – закатил глаза Немо.
Бина засмеялась, легонько обогнув стул, на котором тот сидел, и уверенно оседлала колени парня.
– Ты еще помнишь, где у меня молния? – игриво прошептала она, глядя ему прямо в глаза и слегка ерзая на его ногах. – Я вот отлично помню, где твоя. – И ее пальчики скользнули по его футболке вниз, к ширинке.
Не отказав себе в удовольствии понаблюдать за ними еще с полминуты, Ури все же поднялся со стула, а затем, не прощаясь, растворился в окружающей арену темноте.
Домой Немо возвращался под утро. Опять двигался по крышам, но дважды едва не навернулся вниз – сказывалась бессонная ночь и силы, потраченные на ублажение ненасытной циркачки. Бина умела выпивать его досуха, и он бы ничуть не удивился, узнав, что она получает от этого не только физическое удовольствие.
В отличие от остальных обитателей цирка, девушка не подчинялась воле Ури напрямую и не сливалась в общую кучу с прочими артистами, а значит была такой же, как они оба – такой же, как Аполло, Карл и Шайни. Может быть, менее заметной и играющей не такую важную роль – всего лишь второй скрипки после своего эксцентричного маэстро, – но тем не менее.
Их с Биной отношения длились уже много лет, но никогда не выходили за пределы постели. Маленькая циркачка была умелой и пылкой любовницей, рядом с которой он забывал обо всех своих тревогах и печалях, но сердце ее ему никогда не принадлежало – и, впрочем, стоило признать, парень за ним не охотился. Его полностью устраивало то, что было между ними сейчас – лишенное обязательств или хоть сколько-нибудь серьезного веса.
В конце концов, они оба прекрасно понимали, что ищут друг в друге замену тех, кого получить никогда не смогут.
Войдя в их общую с сестрой квартиру через окно, Немо затаил дыхание и прислушался. Стены ответили ему молчанием, но это было совсем не то уютное, сонное молчание, в котором тебя кто-то ждет. Борясь с подспудно нарастающей тревогой, парень нахмурился и направился к спальне Шай. А по обыкновению войдя туда без стука, обнаружил, что постель девушки была пуста и, более того, аккуратно заправлена, словно в ней сегодня вообще никто не спал.
Это ему уже совсем не понравилось.
Закрыв глаза, Немо сосредоточился на собственных ощущениях. Маленький теплый огонек в его груди бился слабо, почти неощутимо. Где бы сестра сейчас ни была, это место находилось достаточно далеко отсюда.
Неужели она все-таки потащилась в этот проклятый Отель?
Немо скрипнул зубами с досады, но сил проверять эту гипотезу у него все равно уже не было. Поэтому, пообещав себе завтра же устроить сестре головомойку за нарушение комендантского часа, парень, не раздеваясь, забрался в ее постель и уткнулся носом в подушку, пахнущую ее волосами.
Нестрашно. Мелкие проволочки ему не помешают. Настоящая игра начнется завтра, и вот там он уже приложит все усилия, чтобы все пошло именно так, как он того хотел.
Глава 5. Поющие мальчики
Шайни вернулась только утром. Немо, почувствовавший ее приближение даже сквозь сон, беспокойно заворочался в постели, сбивая на пол вдруг ставшее таким жарким одеяло. Его грудь пульсировала все нарастающим теплом, растекавшимся от сердца к кончикам пальцев, и как парень ни старался удержаться в блаженном состоянии невесомости и покоя, реальность брала свое. Ему все еще чудились чьи-то голоса и лица – не сном, но как будто не до конца созревшим воспоминанием, – но стоило новому дню навалиться в полную силу, все смутные обрывки чего-то будто бы важного растаяли в утреннем тумане.
Легонько скрипнула приоткрывшаяся дверь в комнату, и Немо уже достаточно ясно различил разочарованный вздох сестры, которая, кажется, надеялась, что ее позднее – или уже правильнее было бы сказать раннее? – возвращение останется незамеченным. Помедлив пару секунд, она развернулась, явно собираясь сбежать с места преступления, но не успела.
– Ты почему дома не ночевала?
Голос со сна был хриплым, ломающимся, и Шай вздрогнула, услышав его. Помедлила еще немного на пороге, словно взвешивая все за и против, но потом все же вошла внутрь и, подойдя к своей занятой кровати, плюхнулась у брата в ногах. Тот, не открывая глаз, поморщился и выдернул из-под нее придавленную левую ступню.
– А ты чего в моей кровати забыл? – с неубедительным вызовом в голосе поинтересовалась она.
– Тебя ждал, а потом задремал. Повезло тебе, что я вчера вымотался, как собака, а то бы…
– А то бы что? – перебила его девушка, кажется, досадуя даже больше не из-за того, что он опять ее допрашивал, а из-за того, что и впрямь чувствовала себя виноватой перед ним.
Он все же приоткрыл глаза, поймав ее одновременно виноватый и раздраженный взгляд, и выразительно двинул бровями, как бы давая понять, что ее вопрос прозвучал скорее риторически. Шай надулась, сложив руки на груди и пиная носком ботинка ножку стоявшего рядом с кроватью комода.
– Я к Мари ходила, – наконец сообщила она. – Она мне помогла с краской на ноге разобраться.
– Неужели у нее где-то на полке завалялся растворитель? – с сомнением протянул ее брат.
– Нет, она… Сам смотри.
Спрыгнув с кровати, девушка отошла чуть в сторону и сняла со стены зеркало. Поставила его на пол, прислонив к стене, и снова обернулась к брату.
– Тебе видно?
– А что именно я должен увидеть? – нахмурился он, щуря глаза. – И сразу предупреждаю, что к общению с подозрительными лишаистыми мордами с утра пораньше я морально не готов.
На это Шай только фыркнула, а потом многозначительно ткнула пальцем в собственную ногу.
– Вижу. Нет краски, – подтвердил Немо. – А при чем тут… – он не договорил, перебив сам себя и только сейчас осознав наконец, что сестра имеет в виду.
Реальность, отраженная в зеркале, отличалась от той, что он видел своими глазами. Потому что у Шай по ту сторону стекла нога все еще была заляпана красным, в то время как у Шай в комнате кожа на ноге была абсолютно чистой.
– О, – удивленно поднял брови парень. – А я и не знал, что она так умеет.
– Скорее тебе просто было настолько все равно, что эта информация ни одной лишней секунды не задержалась у тебя в голове, – возразила девушка.
– А это разве не одно и то же? – философски пожал плечами он, а потом, не дав ей ответить, добавил: – Значит, профилактическое надирание жопы Вану отменяется? Жаль, я как раз после завтрака собирался размяться.
– И думать забудь, – сурово сдвинула брови его сестра. – Я сама с ним поговорю. Где он живет?
– На Шестой улице, – пожал плечами Немо. – В том уродливом полуразвалившемся небоскребе. А о чем ты с ним говорить-то собралась?
– О том, о чем и с тобой говорю из раза в раз: с Тварью шутки плохи. И нечего за ней бегать.
Сказав это, Шай направилась к окну и одним резким движением раздвинула тяжелые шторы. Ее брат протестующе замычал, закрывая лицо руками, когда в комнату хлынуло солнце. Даже несмотря на то, что оно всего лишь отражалось от окна в доме напротив, стоящем почти вплотную к их собственному, парню показалось, что кто-то попытался лазером выжечь ему сетчатку.
– Почему ты вечно таскаешь его за собой? – с почти не наигранным страданием простонал он, до боли растирая пульсирующие красными пятнами глаза.
Солнце действительно всегда следовало за девушкой – неотвязно, настойчиво, как безустанный небесный сталкер. Каким бы плотными и густыми ни были облака, стоило Шайни появиться где-то поблизости, в них немедленно образовывался просвет. А потом, когда она уходила, тот перемещался вслед за ней – будто прожектор, подсвечивающий на сцене только главного героя.
– Я не виновата, что оно меня…
– Да-да-да, слышал уже! Все тебя любят и жить без тебя не могут! Свежо предание. – Он не хотел, чтобы это прозвучало так грубо, и когда в комнате воцарилась внезапная тишина, начал судорожно соображать, как бы отыграть назад и свести все в шутку. И совсем не ожидал, что на него сверху вдруг приземлятся пятьдесят с лишним килограммов живого веса.
– И ты тоже, – уверенно заявила Шай, устраиваясь поудобнее, отчего все его неподготовленное тело мгновенно взмолилось о пощаде.
– Чего тоже? – сдавленно буркнул Немо, все еще щурясь и моргая слезящимися глазами.
– Любишь меня и жить не можешь, когда я не с тобой. Разве не так? – она явно просто пыталась сменить тему и вряд ли знала, как точно и прицельно попадает в его самую больную точку. Причем в таком положении уже не только словами.
– Просто волнуюсь, что тебя кто-нибудь… – Немо не договорил, потому что в этот момент тонкий палец сестры оказался плотно прижат к его губам.
– Никто меня не тронет, – уверенно покачала головой она. – Тебе совсем не нужно волноваться обо мне, правда.
Он затаил дыхание, не позволяя себе прикоснуться к ней руками или даже вдохнуть слишком шумно. От тяжести ее тела и ощущения ее пальца на губах у парня мгновенно выбило все пробки в голове, и он как будто провалился в глубокий колодец, наполненный горячей водой. Жар в груди, пульсируя и наливаясь силой, стал почти болезненным, и, вероятно, это отразилось в резко изменившемся выражении его лица и глаз, потому что Шай, словно вдруг осознав, что делает, поспешно отстранилась и скатилась на пол.
– Я постараюсь больше тебя не волновать, – неуклюже резюмировала она, вся подобравшись и не глядя на него.
Немо ответил не сразу, продолжая лежать на спине и таращиться в потолок. Понимала ли, что она делает? Делала это нарочно? Или, как и всякий ребенок, в своей беззаботной непосредственности не отдавала отчета о последствиях и смысле своих действий? Пока эти последствия не становились совершенно очевидны и неизбежны?
– Врешь, – наконец выдохнул парень. – Как и всегда.
Шайни ничего не ответила, просто неопределенно повела плечом.
Они оба знали, что эти споры ни к чему не приведут. Сколько уже раз Немо пытался запереть сестру в месте, которое хотя бы частично соответствовало его представлениям о безопасности, и сколько раз они ссорились после того, как она нарушала комендантский час и сбегала куда-то. Однажды он даже пытался проследить за ней, но не только не достиг успеха на этом поприще, но и умудрился в ту же ночь наткнуться на Тварь, которая едва не оттяпала ему руку. Что любопытно, именно его рана, а не праведное возмущение больше тронула сердце Шай, и та почти две недели примерно сидела дома, никуда не высовываясь и играя роль идеальной домохозяйки, пока с тела ее брата не сошли последние следы ожога. Но в конечном счете все всегда сводилось к одному – она убегала, он злился, потом она просила прощения, а он… он просто позволял этому циклу повторяться снова и снова.
На завтрак, как всегда, были хлопья с молоком. В неизменности Города были свои определенные плюсы – каждый новый день начинался с полной бутылки молока и непочатой пачки хлопьев в их навесном шкафчике. Шай иногда капризничала, требовала какого-то разнообразия, и тогда Немо ничего не оставалось как пошарить по соседним квартирам, где можно было найти бекон, яйца и даже свежие булочки. Правда за булочками этими приходилось лезть по фасаду здания на пять этажей вверх, потому что лестницы внутри самого дома обрушились еще на этапе строительства, так что сестре нужно было каждый раз проявлять чудеса изобретательности и терпения, чтобы заставить его подняться за ними.
– И почему ты просто не воспользуешься лифтом? – спросила она как-то раз, вконец раздосадованная его ленью и упрямством.
– Я что, похож на идиота? – едва не подавился хлопьями Немо. – От этого лифта на километр разит мертвечиной. Я в нем либо застряну на ближайшие двадцать лет, либо он меня переварит за те полминуты, что едет вверх. Ну уж нет, это без меня.
– Трусишка, – высунула язык Шай.
– Тебе надо, ты и езжай, – невозмутимо пожал плечами ее брат, но стоило девушке воодушевленно дернуться в сторону двери, как он перехватил ее за талию, дернув к себе и заодно впечатав спиной в стену для надежности. – Я пошутил, Шай. Не надо мне назло творить глупости. Сама же знаешь, что в итоге все шишки достанутся мне, потому что это я полезу тебя оттуда доставать.
– Мой милый храбрый рыцарь, – тут же растаяла она, обнимая его за шею.
– Да ты уже определись, рыцарь или трусишка, – пробурчал Немо, отпуская ее и позволяя вернуться к завтраку. – Достану я тебе твои булочки. Завтра, ладно? Сегодня правда жутко влом.
Они давно жили вдвоем. Иногда перебирались из одной квартиры в другую, когда Шай надоедал один и тот же вид за окном или когда Город в порыве архитектурного вдохновения за ночь полностью перестраивал квартал, где они обитали на тот период – но всегда только вместе. Она звала его братом дольше, чем он помнил себе жизнь без нее – а оная вообще казалась скорее сном, чем чем-то реальным и когда-то имевшим место. Сначала это было удобно, потому что убирало лишнюю неловкость в их и без того непростых отношениях, а потом стало привычкой. Он ее защищал, она ему доверяла, и все вокруг давно уже воспринимали их как одно целое.
В какой же именно момент ему перестало этого хватать и он захотел большего? Быть не просто братом, защитником и рыцарем, а кем-то, кто имеет право на все то, что ему позволяла делать с собой Бина? В какой момент их привычные уютные объятия вдруг стали вызывать у него совсем другую реакцию, заставляя их обоих смущаться и поспешно отстраняться друг от друга?
Немо не помнил. Одно знал наверняка: Шайни прекрасно знала о его чувствах и желаниях. Именно поэтому в ее глазах появлялись смущение и стыд всякий раз, когда она чувствовала, как каменело его тело под ее прикосновениями. Но им обоим легче было делать вид, что ничего не происходит, потому что прямой разговор без вариантов закончился бы ее отказом и их неизбежным расставанием.
И, судя по всему, они оба совершенно не были к такому готовы.
Поднапрягшись, Шайни открыла кухонное окно, сдвинув вбок слегка заедающую створку. Потом цапнула с тумбы уже немного размокшие в молоке хлопья и вылезла на пожарную лестницу снаружи. Полюбовавшись пару секунд на ее стройные ноги, бодро убегающие вверх по дребезжащим металлическим ступеням, Немо вздохнул, взъерошил волосы и полез следом за сестрой.
– Если тебе так нравится сидеть на крыше, может, просто найти квартиру в доме повыше и…
Он сбился с мысли открывшимся ему видом, и на некоторое время вообще забыл, что собирался сказать. Шай же, отреагировав на его внезапно оборвавшуюся фразу, обернулась через плечо, широко улыбнулась и кивнула:
– Здорово, правда? Поющие мальчики вернулись.
Немо не ответил, совсем не уверенный, что может описать свои чувства к этому зрелищу тем же словом, однако спорить не стал. Просто тихонько подошел и сел рядом с сестрой, во все глаза вглядываясь в горизонт.
Возможно, сам бы он их не заметил. Хотя бы потому, что здесь, на крыше, все было залито солнцем, а там, ближе к окраинам, Город был затянут плотным белесым туманом, как если бы часть декораций была закрыта от зрителей полупрозрачным занавесом. И там, среди клочковатой мглы, двигались тени. Они возвышались над домами, шагая сквозь туман медленно и величественно, как идущие по тихой воде корабли. Похожие больше на многократно увеличенных в размерах рисованных человечков, чем на настоящих людей – слишком долговязые, тонкие, нескладные. С непропорционально длинными руками и ногами, с гладкими темными овалами вместо лиц, они ступали сквозь туман совершенно бесшумно, иногда касаясь пальцами-ветками крыш и билбордов и издавая жалобные долгие стоны, похожие на пение горбатых китов. От этих звуков у Немо всегда мороз бежал по коже – ему начинало казаться, что он забыл что-то безумно важное и из-за того, что он это забыл, обязательно случится нечто ужасное.
Он никогда не спрашивал, о чем думала Шай, когда «поющие мальчики» снова оказывались в Городе, но ее взгляд в такие моменты становился особенно непроницаемым. Она словно закрывалась от всего мира – и от брата в том числе – и переживала что-то такое, о чем этому самому миру знать не следовало. Немо не знал, почему никогда ее об этом не спрашивал. Может быть, не хотел слышать честный ответ. А может, боялся этого.
«Поющие мальчики», как их называла Шай, появлялись в Городе раз в несколько месяцев, иногда чаще. Они несли с собой туман и пробирающие до костей песни, и никто не знал, откуда они приходят или куда направляются. «Мальчики» были единственными обитателями Города, которым тот дозволял покидать свои пределы. Они были их единственной связью с внешним миром – где бы этот мир ни находился и как бы ни выглядел.
Немо и Ури даже как-то поспорили, кто из них сумеет оседлать одного из тощих гигантов и пересечь на нем незримую линию границы Города. Тогда все вышло скверно и странно, и парень не слишком-то любил вспоминать подробности их неудачи. Скажем так, тогда им ясно дали понять, что подобные попытки не приведут ни к чему хорошему. И это был тот самый день, когда Немо всерьез начал задаваться вопросом о том, как далеко простирается власть Города и возможно ли как-то сбросить ее с себя.
– Чужака отправили к госпоже Чиок, – наконец после долгого молчания, разбавляемого лишь приглушенным тоскливым завыванием «поющих мальчиков», проговорил парень. – Ури вчера сказал. Я подумал, тебе будет интересно.
Шай обернулась к нему, чуть склонив голову набок и как будто размышляя над его словами.
– Ты опять пойдешь к нему? – спросила она чуть погодя.
– Конечно, – пожал плечами Немо. – Я ждал такой возможности хрен знает сколько. А ты…
– Я не люблю Школу, ты же знаешь. – Ее в самом деле передернуло, будто озноб пробежал по коже. – У госпожи Чиок слишком… строгие правила. Не хочу снова попасться ей под горячую руку.
Она улыбнулась как будто виновато и зачем-то попыталась одернуть свои короткие шорты, хотя, очевидно, что это было совершенно бесполезно.
– Я обещал, что в следующий раз, если она поднимет на тебя руку, я ей ее линейку прямо в задницу вставлю, – с серьезным видом напомнил Немо, и его сестра не сдержала смущенного хихиканья, прикрыв свой большой рот ладошкой.
– Все равно нет смысла рисковать. Чужак же… никуда не денется, да? – спросила она, справившись с эмоциями и снова переведя взгляд на горизонт, где среди крыш неспешно двигались гигантские тонкие фигуры.
В любой другой день и момент Немо бы, возможно, обратил внимание на то, как быстро сестра переменила свое мнение и намерения относительно прибывшего в город человека, но в тот момент все его мысли были в совершенно другом месте. Потому он просто удовлетворенно отметил про себя, что одной проблемой стало меньше, а потом снова поднялся на ноги, от души хрустнул затекшей спиной и, коротко попрощавшись с сестрой, прыгнул в разлет между крышами.
Не глядя, ухватился за край металлической вывески, гласящей, что на четвертом этаже есть студия тайского массажа, спустился по ней немного ниже и ногами вперед нырнул в приветливо открытое окно. Пробежал по пустому коридору, краем глаза отметив какую-то призрачную шушеру, пугливо прыснувшую по углам за приоткрытыми дверями, на ходу сдернул со стены огнетушитель и швырнул его в окно перед собой. Он повторял этот трюк уже столько раз, что знал траекторию полета почти всех осколков и точно представлял, как надо изогнуться, проскальзывая в образовавшуюся дыру, чтобы не порвать куртку и не засадить стеклянных заноз под ногти. И несмотря на то, что этот кульбит был довольно непростым и трудозатратным, так все равно получалось быстрее, чем пешком по лестнице.
У Немо было очень много попыток, чтобы в этом убедиться.
Он до последнего сомневался, увидит ли Эрика Сая там, где ему положено было находиться – чужак показался ему достаточно твердолобым и упертым, чтобы продолжать стоять на своем и сопротивляться даже в очевидно патовой ситуации. Это могло стать досадным, но вполне преодолимым препятствием.
Однако все обошлось. Еще за квартал от Школы Немо почувствовал ее запах – разгоряченный, распаленный, сочный и откровенно красующийся. Таким он мог стать, только напитавшись чужой энергией, а это в свою очередь означало только одно.
– Послушный мальчик, – довольно пробормотал парень, осклабившись себе под нос, а потом одним последним мощным рывком выбросил себя из сумрачного переплетения городских проулков к распахнутым школьным воротам.
Вытянутое серое здание в четыре этажа было огорожено от улицы высоким чугунным забором с замысловатыми завитками вдоль декоративных пик, идущих вдоль его верхнего края. При взгляде на них ему вдруг вспомнились насаженные на эти пики детские головы, бодро и с неподдельным энтузиазмом распевавшие гимн Школы. Кажется, это было лет пять назад – или уже больше? Даже повидавший всевозможные милые шуточки Города после конкретно этой Немо еще какое-то время ходил под впечатлением. Он уже не помнил, для кого и по какому поводу было устроено то представление, но сама картинка невероятно четко отпечаталась в его памяти.
Госпожа Чиок никогда не чуралась громких и претенциозных заявлений. Можно сказать, из всех его городских знакомых – шапочных или близких, – она была самой категоричной и до садизма прямолинейной. Ничего удивительно, что Шай предпочитала обходить ее владения стороной. Что и говорить, Немо бы и сам сюда не сунулся, если бы не опасался, что чужак свяжется не с той компанией – или сделает неправильные выводы из того, что увидит. В дальнейшем это могло бы все испортить.
Приглядевшись, он рассмотрел фигуру Эрика Сая во внутреннем школьном дворе. Тот сидел на корточках и разговаривал с кем-то – вполне возможно, что с одной из маленьких помощниц госпожи Чиок. Уж кто-кто, а эти мелкие гремлины достигли невероятных высот в мастерстве маскировки и притворства. Так убедительно хлопать ресничками и надувать губки не получалось даже у Шай, хотя та делала это абсолютно искренне, в то время как в искренность девчушек Чиок поверил бы только слепой.
Ну или какой-нибудь непуганый идиот вроде Эрика Сая.
Размышляя таким образом, Немо неспешно направился к чужаку, но не успел сделать и пары шагов, как чугунные ворота, увитые засохшим девичьим виноградом, захлопнулись с оглушительным грохотом перед самым его носом.
– Эй, ну серьезно? Опять? – в голос возмутился Немо, разводя руками. – Вы так и будете припоминать мне тот случай? Да это же сто лет назад было, ну! Откуда мне было знать, что она так отреагирует? И насчет линейки я пошутил, честное слово!
