Кейта: Дочь Леса. Книга 2

Вздохнув, словно выразив этим всю звенящую тяжесть, царящую в воздухе, Торвальд свернул свиток.

– Таков наш план. Он прост, как острие копья, и так же опасен. У вас есть один день, чтобы подготовиться, отдохнуть, собраться с духом. Потому что завтра на закате мы выступаем к леднику. А послезавтра на рассвете отправимся в гости к самой Тьме. Вопросы есть?

Инсин и Саян молчали. Какие могли быть вопросы, когда путь был так ясен, а финал – так туманен? Юноши просто переглянулись, и в этом взгляде было все: страх, решимость и клятва сделать все возможное, чтобы вернуть домой Кейту.

– Есть!

Голос, звонкий и решительный, раздался не со стороны тех, от кого ожидали ответа. Это была Лина. Девушка шагнула вперед, выйдя из тени своего наставника, и скрестила руки на груди. В ее прозрачных глазах горел огонь азарта. Торвальд с укором посмотрел на свою ученицу.

– Лина?

– Да, у меня есть вопрос, наставник, – сказала она, глядя ему прямо в глаза. – А кто пойдет с ними?

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Торвальд. – Я ведь только что все разъяснил. Инсин идет один, Саян – его якорь. Мы, ведающие, держим круг. Все роли распределены.

– А вот и не все, – возразила Лина, упрямо вскинув подбородок. – Вы все будете заняты ритуалом, а кто будет охранять вас в это время? Кто будет прикрывать спины, пока вы все будете стоять, как каменные идолы, уставившись в портал?

Торвальд нахмурился еще сильнее, но промолчал.

– К тому же, – продолжала северянка, почувствовав, что завладела их вниманием, – путь до ледника неблизкий и опасный. Вам понадобятся разведчики, идущие впереди. И охотники, чтобы добывать пищу в дороге. Сидеть здесь в лагере, когда планируется что-то такое грандиозное и важное, это просто… неправильно!

Лина резво вызвалась:

– Я пойду с вами! Как никак, я – лучшая следопытка в клане после тебя, наставник. Мой Снежок чует опасность за лигу. А мой дух-наставник может полететь вперед и предупредить о засадах. Я буду полезна! – блондинка посмотрела на Инсина и Саяна, и в ее глазах, помимо азарта, промелькнуло и что-то похожее на солидарность. – И потом… негоже отправлять двух южан в самое сердце наших суровых льдов без должного сопровождения. Они же могут заинтересовать наших медведей-шатунов, поджидающих неподготовленных странников, или, чего доброго, съедят не тот мох по дороге.

Ее последняя шутка немного разрядила гнетущую атмосферу. Саян невольно улыбнулся, опустив глаза на догорающий костер. Торвальд же долго и испытывающе смотрел на дерзкую ученицу. Он знал ее неуемную жажду приключений, но он также знал, что за этой бравадой скрывается острый ум и настоящий дар ведающей. Лина была права – их уязвимость во время ритуала была очевидна.

– Хорошо, – наконец произнес вождь клана. – Ты пойдешь. Ты и еще трое лучших охотников, вы будете нашей стражей и разведкой. Нашими глазами и ушами.

Лицо Лины озарилось торжествующей улыбкой.

– Но, – добавил Торвальд, и его голос снова стал суровым, – ты не будешь лезть в ритуал и не будешь отвлекать ведающих. Твоя задача – только охрана. Поняла?

– Поняла, наставник! – бодро ответила девушка, почтительно склонив голову, хотя в ее глазах уже плясали чертики.

Теперь отряд был окончательно сформирован. Двое смельчаков из двух разных миров, объединившиеся ради одной цели. Следопыты во главе с талантливой ведающей, которая могла и байки потравить, чтобы разрядить обстановку, и моржа голыми руками на сало пустить. И целая группа могущественных северных колдунов, готовых открыть дорогу в преисподнюю.

***

Степной улус замер в тревожном, неестественном затишье. От хана Хулана, скрывшегося ото всех в своем гэре, не поступало никаких приказов. Он, казалось, полностью самоустранился, погрузившись в пучину то ли скорби, то ли безумия. Тайна его разговора с предводительницей шаманов, которую привез и увез Инсин, осталась тайной для всех. Ровно как и то, что же за бой произошел на границе, после которого Бату и остатки его отряда вернулись в лагерь – раненые, злые и молчаливые, как могильные камни, бросая лишь обрывки фраз о «колдовстве» и «предательстве».

Воины шептались у костров, теряясь в догадках. Что происходит? Почему отложен поход, который готовился годами? Где младший сын хана – герой, вернувшийся из мертвых, а затем снова словно провалившийся сквозь землю? И что за таинственный незнакомец, которого время от времени видели в улусе, и который проводил в ханском гэре больше времени, чем родные сыновья? Вопросы висели в воздухе, густом от недоверия, слухов и затаенного страха.

И вот, полог на ханском гэре откинулся. Но вышел из него не Хулан, а его старший сын. Рука Бату все еще была перевязана, но шел он уверенно, расправив свои могучие плечи, с гордо поднятой головой. А на его грубом, покрытом шрамами лице играла торжествующая улыбка. Улыбка волка, дождавшегося своего часа, когда старый вожак стаи ослаб. Он, не говоря ни слова, взобрался на помост в центре лагеря, откуда обычно говорил хан, и его громкий, зычный голос разорвал утреннюю тишину, заставив всех замереть.

– Степные воины! Орда!

Все, кто был поблизости – оруженосцы, чистившие оружие, женщины, раздувавшие угли в очагах, – все обернулись к нему.

– Хватит сидеть без дела, просиживая штаны у костров, как старые бабы! Хватит ждать, пока наши кони забудут топот битвы, а наши сабли покроются ржавчиной! – кричал он, и его голос гремел, полный ярости и силы. – Вы спрашиваете, что происходит? Я скажу вам! Наш великий хан… он сломлен. Горе подкосило его. Потеря любимой дочери и подлое предательство младшего, изнеженного сына высосали из него всю волю. Он больше не может вести нас. И в знак своего доверия, Хулан-хан передал командование мне!

Наглая ложь. Но в сложившейся ситуации, когда хан молчал, а Инсин исчез, эта ложь звучала как долгожданная, горькая правда.

– Лесные колдуны посмеялись над нами! – продолжал Бату, распаляя себя и толпу. – Они отвергли наше щедрое предложение о мире. Заманили меня на переговоры и трусливо напали из-за деревьев. Ранили меня! – воин демонстративно вскинул свою перевязанную руку. – Они терзали наших братьев, пока мой жалкий, трусливый братец-предатель… просто стоял и смотрел! А потом сбежал к ним, к своей лесной ведьме, выбрав ее юбку вместо верности своему улусу, своей тамге и своему роду!

Рев возмущения и ненависти прокатился по рядам воинов. Бату умело играл на их самых низменных инстинктах – на гордости, жажде мести, презрении к магии, которую они не понимали.

– Мы не будем больше терпеть это унижение! – Бату выхватил из ножен свой меч и вскинул его над головой, свет взошедшей луны хищно блеснул на стали. – Хватит переговоров, довольно дипломатии! Время говорить на единственном языке, который понимают эти лесные крысы – на языке стали! Я, Шу Бату, старший сын хана, ваш новый главнокомандующий, веду вас на север!

Он оглядел лица воинов, и глаза степного воина горели безумным, властным огнем.

– Мы не просто победим шаманов. Мы сотрем их проклятый айыл с лица земли! Мы вырежем их всех – от седобородых стариков до младенцев в колыбелях! Сожжем их священный лес, и на этом пепелище наши кони будут пастись сотни лет! Мы отомстим за наших павших, покажем им, что такое настоящая, безжалостная ярость степи. Мобилизовать все силы! Готовьте оружие, седлайте лучших коней, выпейте последний айраг и проститесь со своими женщинами. На рассвете мы выступаем!

И орда, измученная бездействием, одурманенная его пламенной речью и жаждущая простой, понятной цели, ответила ему оглушительным, одобрительным ревом. Они получили то, чего хотели: врага, приказ и обещание крови. Бату смотрел на них, и его улыбка стала еще шире. Он знал, что отец не остановит его. Потому что этот приказ отдал не он. Этот приказ, нашептанный ему на ухо светловолосым «советником», который был единственным, кто входил в ханский гэр в последние дни, исходил от самой Тьмы. И Тьма жаждала крови, а старший сын хана с превеликой радостью станет ее палачом.

Глава 5. О чести и благородстве

Ночь накрыла северный лагерь своим холодным, усыпанным звездами покрывалом. Ветер стих, и в морозном воздухе установилась такая тишина, что, казалось, было слышно, как остывает земля. В отличие от степей и леса, где даже ночью теплилась жизнь, здесь, в царстве льда, все замирало, подчиняясь древнему закону полярной ночи. В гостевом жилище, выделенном сыну степного хана, было тепло и тускло. Огонь в очаге лениво лизал поленья, с ароматом свежего костра гармонично перемешивались запахи сушеной рыбы и трав.

Саяна, как еще одного внезапного гостя, поселили вместе с Инсином. Двое юношей сидели на противоположных сторонах очага, каждый погруженный в свои мысли. Степной воин чистил свой нож, его движения были медленными и механическими. Инсин снова и снова проводил точильным камнем по стали, словно пытаясь вместе с зазубринами соскрести с души тревогу. Саян же просто сидел, обхватив колени руками, и смотрел на огонь невидящим взглядом. Их общее горе и общая цель создавали молчаливую связь, но не отменяли той пропасти, что лежала между их мирами.

– Думаешь, ей там страшно? – голос Саяна, тихий и непривычно серьезный, разорвал тишину. Инсин поднял голову.

– Кейта сильнее, чем ты думаешь, – ответил юноша, хотя говорил это скорее себе, чем ему. – Я видел, на что она способна.

– Да я знаю, что Кейта сильная, – буркнул Саян, скрывая обиду в голосе. Сейчас бы еще какой-то степняк умничал тем, что знает его подругу лучше него самого! – Сильнее нас всех вместе взятых. Но там же Тьма. И, наверное, холод, хуже даже чем здесь. А балым так не любит холод. В детстве она всегда спала, укутавшись в три шкуры, даже летом! Потом рассказывала, что ей снились сияющие всеми цветами радуги льдины северных земель.

Лесной шаман поежился, словно сам почувствовал описываемый холод.

– Я все думаю, а вдруг мы не успеем? Вдруг Эрлик… – Саян не договорил, но Инсин прекрасно понял, что тот хотел сказать. Полог на входе откинулся, и в жилище, как порыв свежего ветра, избавляющего от необходимости дальнейшего раскачивания тяжелых тем, вошла Лина.

– Ну что, красавцы, сидите тут и тоску нагоняете? – бодро спросила она, небрежно стряхивая у входа снег со своих унтов. – Глядя на ваши кислые физиономии, можно подумать, что вас собираются абаасам на ужин подавать под фирменным соусом.

Лина без церемоний плюхнулась на шкуры между ними, протягивая руки к огню.

– Ох, у меня бессонница. Перед большим походом всегда так. Духи шумят в голове, спорят, делают ставки, кто вернется, а кто – нет. Решила посидеть с вами. У вас тут как раз так душевно-трагично, что меня, как пить дать, вырубит. – ее задорный тон немного разрядил гнетущую атмосферу.

– Нам тут, вообще-то, не до смеха, – проворчал Саян.

– А зря, – ответила северянка, подбрасывая полено в огонь. – Смех – лучшее оружие против Тьмы. Эрлик и его шайка питаются страхом и отчаянием. А вот когда им в лицо смеются, они все теряются. У них в программе такого не прописано! – Лина посмотрела на отстраненного Инсина, продолжающего задумчиво чистить нож. – Ты чего совсем смолк, принц степной? Тоже о чем-то дурном думаешь?

– Я думаю о том, что мы не знаем, что нас ждет, – ответил юноша серьезно. – Мы идем вслепую.

– Ну почему же вслепую? – Лина хитро прищурилась. – У нас есть ты, наш ходячий ключ. Есть он, – она кивнула на Саяна, – маяк-ворчун. Есть мой прекрасный наставник, который способен даже пробить дыру в реальности. И есть я – самая очаровательная проводница в этих широтах, ха-ха! По-моему, команда у нас собралась что надо, еще попробуйте поспорить со мной.

Саян невольно улыбнулся краем рта. Эта девчонка была невыносима, но в ее словах была какая-то заразительная, отчаянная уверенность.

– А вообще, – северянка в моменте стала серьезнее, – как ведающая, я понимаю, о чем вы переживаете. Эта девушка вам обоим дорога.

Лина посмотрела на Саяна.

– Один – ее брат по духу, ее опора с самого детства. Без тебя она, может, и сильная, но не такая самоотверженная. А второй… – девушка на мгновение замолчала, взглянув на Инсина и подбирая слова, на основе рассказа лесного шамана. – Ее ветер и ее же буря. Тот, кто ворвался в ее тихий лес души и все перевернул. Может, и принес боль, но и научил летать, словно птица.

Проницательность Лины поразила их обоих. Она, совершенно чужая, за несколько часов поняла о Саяне и Инсине больше, чем они сами о себе могли подумать.

– Предводительница ждет вас, – сказала девушка уже тихим, менее восторженным голосом. – Обоих. И пока она ждет, она будет бороться. Мы хоть и не знакомы, но я считаю, такие, как Кейта-хотун, никогда не сдаются. Так что хватит тут разводить сырость, лучше расскажите-ка мне, южане, что-нибудь веселое. У вас там хоть медведи бурые есть? А то наши белые – такие скучные, с ними вообще ни о чем не договоришься. Ходят, как самопровозглашенные вожди, и смотрят на всех так, будто ты им должен рыбы за прошлую зиму. То ли дело – нерпы! Вот уж кто настоящие проказники.

Лина подмигнула ребятам, подбирая под себя ноги, и в ее глазах заплясали озорные искорки.

– Был у нас случай. Мой дядя, Арни, решил сделать своей жене подарок – вырезал из моржового бивня красивую брошь в виде полярной крачки. Работал над ней всю зиму, в каждую линию душу вложил. А когда закончил, положил на камень у лунки, чтобы под лучами солнца она засияла, и пошел хвастаться жене. Возвращается… а броши нет! – блондинка сделала драматическую паузу. – Он сначала на меня подумал, конечно, я в детстве любила блестящие вещи таскать. Но я была ни при чем! Дядя день искал, два. Весь лагерь на уши поставил. А на третий день мы видим – плывет мимо нашего берега нерпа, а на груди у нее, на мокрой шерсти, что-то блестит. Наша брошь! Эта хвостатая воровка прицепила ее себе, как украшение, и теперь красовалась перед всем своим тюленьим гаремом!

Саян, который до этого сидел с мрачным видом, не выдержал и насмешливо фыркнул.

– И что, ваш дядя так и отдал ей брошь?

– Почти. – рассмеялась Лина. – Он неделю плавал за ней на каяке. Не охотился, нет! Он ей песни пел! Говорил, что она самая красивая нерпа во всем океане, но его жена будет еще красивее, если та вернет украшение. В итоге воровка смилостивилась. Подплыла, положила брошь на льдину и, фыркнув на дядю в последний раз, уплыла. Он потом еще месяц всем рассказывал, что познал язык нерп и теперь может вести с ними дипломатические переговоры.

Инсин слушал ее и улыбался. Эта непосредственность, история из совершенно другой, неведомой ему жизни, была как глоток свежего воздуха.

– А у нас, – неожиданно для самого себя сказал он, – лисы водятся.

– Лисы? – заинтересованно повернулась к степному воину Лина.

– Ага, – кивнул он. – Не такие наглые, как ваши нерпы, но куда хитрее. Когда я был мальчишкой, у меня был ручной сокол. Я сам его вырастил из птенца, назвал его Буревестник. Он был моим лучшим другом. Однажды сокол не вернулся с охоты, я искал его несколько дней. Отец сказал, что его, скорее всего, убил орел, и велел мне найти нового. Но я не верил. – Инсин опустил глаза на свои руки. – В итоге через несколько дней, во время охоты, я нашел его около старой лисьей норы, в лиге от нашего улуса. Буревестник попал в какой-то заброшенный силок, и у него было сломано крыло. А рядом, в той самой норе, жила лиса со своими щенками. И она его не тронула. Более того, лиса, похоже, делилась с ним своей добычей, рядом с соколом лежали останки сусликов. Лиса понимала, что он, как и она, хищник, попавший в беду. Я забрал Буревестника домой, лекари вылечили его. С тех пор, каждую весну, я относил к лисиной норе лучшего барана из нашего стада. Мы никогда не охотились в тех краях, так как это была ее территория – земля лисы, что пощадила сокола.

Лина и Саян слушали, затаив дыхание. Их удивил не только рассказ о том, что даже у зверей есть свои законы, которые порой благороднее человеческих. Не менее поразительным казался сейчас тот факт, насколько благодарными могут быть степняки, которые в представлении многих иных народов были исключительно кровожадными варварами. Саян даже заерзал на месте, ощутив неловкость – в их айыле он был первым, кто всегда был готов придумать очередную «легенду» о жестокости степных воинов и их убогом образе жизни.

– Что ж, ну а у нас… – откашлявшись, подхватил разговор юноша, чтобы избавить себя от этого неловкого ощущения. – Есть бобры.

– Бобры? – задумчиво переспросила Лина, пытаясь представить себе этих лесных грызунов.