Феникс. Код ошибки

Андрей не мог вымолвить ни слова. Он только прижал телефон к уху и закрыл глаза, по лицу его потекли слезы.

«Мама… – наконец выдохнул он. – Вы… вы живы? Папа?»

«Живы, сынок, живы, – голос на другом конце прерывался от слез. – Сидим в подвале, забили все. На улице… ох, Господи… они ходят. Слышим их. Но к нам не лезут пока. Есть у нас немного, консервы, картошка из погреба… А вы? Дети? Лика?»

«Мы… мы вместе. Мы в безопасности. Пока. – Андрей посмотрел на Лику, и в его взгляде была вся боль мира. – Держитесь, мам. Держитесь, пожалуйста. Мы… мы как-нибудь доберемся. Или вас эвакуируют».

«Не беспокойся о нас, старики мы, – в голосе матери послышалась привычная, стоическая твердость. – Вы берегите детей и друг друга. Слышишь? Берегите Лику. Она у тебя… золото».

Разговор длился меньше минуты. Батарея телефона мигнула красным и погасла. Связь с прошлой жизнью, короткая и мучительно-сладкая, оборвалась. Но они были живы. Это знание было и благословением, и проклятием. Теперь у них была не абстрактная цель «выжить», а конкретная, невыносимо тяжелая – «добраться до Тулы».

Лика подошла к мужу, обняла его за плечи. Он был тверд, как скала, но дрожал мелкой дрожью.

«Спасибо, – прошептал он ей на ухо. – Спасибо, что мы с тобой. И с ними».

Решение

Ночью Лика не спала. Она сидела на своей койке, глядя на спящих детей, на мужа, который ворочался в кошмарах. Она держала в руках почти пустой шприц-ручку. Завтра – последняя полная доза. Потом – растягивание остатков, риск гипергликемии, срыв, кома. Она станет обузой. Слабым звеном. В этом новом мире слабых не жалеют – их бросают, чтобы спасти сильных.

Ирина, медик, спала неподалеку. Лика тихо подошла к ней и тронула за плечо. Та вздрогнула, села.

«Я пойду, – тихо сказала Лика. – В поселок. За лекарствами. Сегодня. Пока еще светло. Мне нужна твоя помощь – написать, что именно искать. Все, что связано с диабетом. И… научить меня основам, если найду не тот инсулин».

Ирина смотрела на нее с ужасом и уважением. «Ты не дойдешь одна. Их там… как тараканов».

«Я знаю. Но иного выхода нет. Не говори Андрею. Он пойдет за мной, или не даст мне уйти. А дети останутся одни».

Они просидели над блокнотом полчаса при свете фонарика. Ирина выписывала названия, рисовала упаковки. «Глюкометры, тест-полоски, ланцеты. Инсулин – любой, но смотри на тип и сроки. Шприцы. Сахароснижающие таблетки, если инсулина нет – глибенкламид, метформин. Антисептики. Шприцы, много шприцев».

Лика заучивала, как молитву. Потом она собрала свой рюкзак: остатки еды, вода, фонарь, нож, монтировка, которую незаметно взяла у спящего Андрея. Она надела темную, нешумную одежду. Написала на клочке бумаги: «Не волнуйся. Вернусь к вечеру. Береги детей. Люблю». И положила записку Андрею на подушку.

Перед самой дверью шлюза ее остановил майор Стрельцов. Он не спал, дежурил у мониторов (которые показывали лишь статику с наружных камер).

«Дурная затея, гражданка, – буркнул он, не глядя на нее. – Но я не вправе останавливать. Жуков!»

Лейтенант, дремавший в углу, вскочил.

«Сопроводить до окраины леса. Прикрыть, если что. И… дай ей „сигналку“. – Стрельцов протянул Лике стартовый пистолет с одной ракетницей. – Красная ракета – помощь не жди, беги. Зеленая – жди подмогу. Не геройствуй. Твоим детям отец нужнее, чем героическая мать».

Лика кивнула, сжав в руке холодный металл пистолета. Жуков молча проверил автомат, кивнул ей: «Пошли».

Дверь шлюза с шипением приоткрылась, впустив щель серого, предрассветного света. Запах леса, свободы и смерти ворвался внутрь. Лика сделала последний глубокий вдох воздуха убежища и шагнула наружу, в мир, который теперь принадлежал мертвецам. Ее путь лежал в аптеку, в самое сердце зараженного поселка. Чтобы выжить, ей предстояло пройти через ад.

Цена таблеток

Тени леса

Рассвет застал их уже в глубине леса. Жуков двигался бесшумно, как тень, указывая Лике, где ступать, чтобы не хрустнула ветка. Его молодое лицо было серьезным и сосредоточенным. Он был солдатом, оказавшимся в войне без флага и родины.

«Вон там, за ручьем, начинается поселок, – прошептал он, приседая за стволом сосны. – Аптека на центральной, у старого ДК. Поликлиника в переулке, но там, скорее всего, уже все разнесли. В аптеке есть решетки, может, целее».

Лика кивнула, глотая комок в горле. Ее тело просило инсулина уже сейчас, как назойливый, предательский зов. Она чувствовала сухость во рту, легкую слабость в ногах – первые звоночки.

«Спасибо, лейтенант. Дальше я сама».

«Майор приказал прикрыть. Я буду здесь, на опушке, до 16:00. Увидишь скопление – не лезь. Вернешься. Понимаешь? Твои дети…» Он не договорил, но смысл был ясен: живая мать-инвалид лучше мертвой героини.

Она еще раз кивнула и, сгорбившись, побежала от дерева к дереву, к развалинам старого забора, обозначавшим границу поселка Солнечный.

Поселок был мертв. Но не тих. Тишину разрывали далекие крики (человеческие? уже нет?), вой сирен, доносившийся неизвестно откуда, и тот самый постоянный, низкий гул – звук множества ног, волочащихся по асфальту. Воздух пах гарью, разложением и странной, сладковатой химической отдушкой, которую Лика узнала бы из тысячи – дезинфектант. Его использовали тоннами в первые часы, пытаясь остановить неизвестное.

Она двигалась по задворкам, через огороды, заваленные хламом и игрушками. В одном дворе на качелях, медленно раскачиваясь от ветра, сидела маленькая фигурка в розовой куртке. Лика замерла, сердце упало. Но девочка не двигалась. Голова была неестественно запрокинута, а с качелей на землю капала темная жидкость. Лика отвернулась и побежала дальше, давясь рыданиями, которые не могла себе позволить.

Аптека «дар»

Аптека действительно была за решеткой. И витрины были целы. Но дверь была выбита. Из темного проема несло запахом лекарств, крови и чего-то гнилостного.

Лика прижалась к стене соседнего магазина «Продукты», который был разграблен вдребезги. Ее план был прост и безумен: проскользнуть внутрь, быстро найти нужное, уйти. Но план не учитывал, что внутри может быть кто-то еще. Живой или нет.

Из-за угла вышла фигура. Медленная, шаркающая. Мужчина в разорванном лабораторном халате, забрызганном темными пятнами. Лика чуть не вскрикнула, прижав ладонь ко рту. Она узнала его. Это был Сергей Петрович, фармацевт из этой самой аптеки. Спокойный, улыбчивый дядька, который всегда советовал, какой сироп от кашля лучше для Артема. Теперь нижняя часть его лица была разорвана, обнажая скулу и зубы в вечной, жуткой ухмылке. Он бродил перед входом, как страж.

Обходного пути нет, – пронеслось в голове Лики. Нужно было его отвлечь или… пройти сквозь него. Рука сжала монтировку. Она никогда никого не била, кроме как на тренировках по самообороне, которые казались ей ненужной игрой.

Она нагнулась, подняла с земли полкирпича и швырнула его в витрину «Продуктов» через дорогу. Грохот разбитого стекла прокатился эхом по улице. Сергей Петрович замер, затем его голова медленно повернулась в сторону звука. Он издал низкое рычание и поплелся через дорогу, наклоняясь, словно пытаясь понять источник шума.

Сейчас!

Лика рванула к темному проему двери аптеки. Запах ударил в нос – резкий, невыносимый. Внутри царил хаос. Стеллажи опрокинуты, лекарства рассыпаны по полу, смешаны с битым стеклом и бурыми подтеками. За прилавком валялось тело в форме охранника, вернее, то, что от него осталось.

Она включила фонарик, прикрыв ладонью, чтобы луч был уже. Ползала по полу, сметая в рюкзак все, что напоминало упаковки с инсулином, шприцы, глюкометры. Руки дрожали. Левемир, Хумулин, НовоРапид… Сроки, сроки! Большинство флаконов были разбиты или украдены. В морозильной камере для вакцин (к счастью, на резервном питании) она нашла три целых упаковки. Две – ее тип! Срок годности в порядке. Она чуть не закричала от облегчения. Набрала также тест-полосок, ланцетов, пару глюкометров про запас. Рюкзак тяжелел.

И тут она услышала стон. Не с улицы. Из-за прилавка, из служебной комнаты.

«Помогите… мы не укушены»

«Кто здесь?» – сорвавшимся шепотом спросила Лика, направляя луч света в полуоткрытую дверь.

В маленькой комнатке для персонала, среди разбросанных бумаг и пустых кружек, сидели двое. Молодой парень и девушка, прижавшиеся друг к другу. На вид – студенты. Девушка была бледна как смерть, ее нога, обернутая окровавленной тряпкой, была неестественно вывернута. Парень прикрывал ее собой. В его глазах читался животный ужас.

«Тихо! Ради Бога, тихо! – прошипел парень. – Они на улице!»

«Вы ранены?» – спросила Лика, делая шаг вперед. Инстинкт врача пересилил осторожность.

«Нога… я упала, сломала, наверное, – сквозь зубы сказала девушка. – Помоги нам. Уведи отсюда. Мы не укушены! Клянемся!»

Лика колебалась. Помочь? Как? Девушка не могла идти. А парень… он смотрел на рюкзак с лекарствами голодным взглядом.

«У вас есть обезболивающее? Антибиотики?» – спросил он.

«Есть, – осторожно ответила Лика. – Но мне нужно идти. У меня свои… свои люди ждут».

В этот момент луч ее фонаря скользнул по руке девушки, лежавшей на полу. Из-под манжеты растянутого свитера виднелся край раны. Но не ровный, как от падения или пореза. Рваный. С четкими, полукруглыми отметинами. Как от зубов. И ткань вокруг раны была пропитана не яркой кровью, а темной, почти черной субстанцией.

Ложь. Они лгали.

У Лики перехватило дыхание. Она отступила на шаг.

«Вы… вы укушены», – не произнесла, а выдохнула она.

Парень вскочил, его лицо исказила гримаса ярости и отчаяния. В руке у него блеснул нож, кухонный, с широким лезвием.

«Отдай рюкзак! Отдай лекарства! Она… ей просто плохо! Это не укус!»

«Это укус, – холодно, своим „лабораторным“ голосом сказала Лика. – Я знаю, как это выглядит. Она умрет. Или станет одной из них. Вам нужны не антибиотики, а…» Она не договорила. Пулю. Но у нее ее не было.

«Врешь!» – парень бросился на нее, нож нацелен в живот.

Лика инстинктивно отпрянула, зацепилась за опрокинутый стеллаж и упала. Рюкзак отлетел в сторону. Парень не стал добивать ее, он набросился на рюкзак, жадно расстегивая молнии. В этот момент девушка на полу застонала. Стон был уже другим – глубоким, хриплым, нечеловеческим. Ее тело задрожало в конвульсиях.

«Лена! Лена, держись!» – закричал парень, бросаясь к ней. Но было поздно. Глаза девушки открылись. Они были мутными, белесыми. Она смотрела на своего парня без тени узнавания. И медленно, с хрустом выправляя сломанную ногу, начала подниматься.

Парень замер в ужасе, роняя нож. «Лена… милая… нет…»

Лика вскочила, схватила рюкзак. Она должна была бежать. Сейчас. Но дверь в торговый зал была перекрыта. Сергей Петрович, фармацевт, привлеченный криком, стоял в проеме, загораживая выход. Он повернул голову в сторону звука драки, его жуткая ухмылка, казалось, стала еще шире.

Она оказалась в ловушке между двумя мертвецами – одним старым и одним рождающимся на ее глазах.

Лицо из прошлого

Адреналин – природный сахар. Он вбросил в ее кровь глюкозу, прояснил сознание. Она огляделась. Кроме двери в зал, была еще одна – с табличкой «Склад. Посторонним вход воспрещен». Лика рванула к ней. Заперта. Она изо всех сил ударила монтировкой по замку. Раз, другой. С треском он поддался.

Она ворвалась на склад, захлопнула дверь и прислонила к ней тяжелую коробку с пеленками. Дышала, как загнанный зверь. Здесь пахло пылью и химикатами. Стеллажи уходили в темноту. Она включила фонарь.

И увидела его.

В дальнем углу, заваленный пустыми коробками, сидел Игорь. Ее ассистент. Его халат был в страшных разводах, лицо – маска из засохшей крови и гноя. Но она узнала его. Узнала по торчащему вихру непослушных волос, по характерной родинке над бровью. Он сидел, склонив голову на грудь, и что-то перебирал в руках. Ее фонарь выхватил из мрака этот предмет. Пластиковая карточка-пропуск в «Вектор-М». Его пропуск. Он водил по нему пальцами, словно слепой, пытаясь прочитать рельефные буквы.

Он не заметил ее. Или пока не заметил. Он был поглощен этим последним, жалким сколком своей человеческой жизни.

Лика замерла. Все в ней онемело. Вина, холодная и тошнотворная, накрыла с головой. Это она взяла его в ассистенты. Она не проконтролировала, не проверила перчатки. Она отправила его в дезкамеру, но было уже поздно. Он стал первым звеном в цепочке, которая привела к концу света. И вот он здесь. Ее личный демон, ее живой (нет, мертвый) упрек.

Игорь поднял голову. Его мутные глаза медленно сфокусировались на свете. На ней. В них не вспыхнула ярость или голод. В них было пустое, бездумное любопытство. Он открыл рот, из которого капнула черная слюна, и издал тихий, вопросительный стон. Почти как раньше, когда он не понимал условие задачи.

За дверью послышались удары и рычание. «Лена» и фармацевт нашли друг друга? Или они пытаются пробиться сюда?

Игорь встал. Неуклюже, как кукла. Он сделал шаг к ней. Потом еще. Он шел медленно, все так же перебирая в пальцах пропуск.

Лика отступала, пока не уперлась спиной в стеллаж. Пути к отступлению не было. В одной руке – монтировка. В другой – стартовый пистолет. Она могла выстрелить ракетой, но в замкнутом пространстве это было самоубийством. Огонь, дым… они сгорят заживо.

Игорь был уже в двух шагах. Она видела каждую деталь его искаженного лица. Видела, как его рука с пропуском медленно поднялась, потянулась к ней. Не чтобы схватить. Словно чтобы отдать. Отдать этот символ их общей погибшей жизни.

«Прости, – прошептала Лика. – Прости, Игорь».

И со всей силы, зажмурившись, она ударила его монтировкой по голове. Удар был тупым, тяжелым. Раздался ужасный, влажный звук. Он рухнул на колени, потом на бок. Его тело дернулось раз, другой и затихло. Пропуск выпал из ослабевших пальцев и покатился по полу, остановившись у ее ног.

Лика стояла над ним, трясясь в немой истерике. Она только что убила человека. Точнее, то, во что он превратился. Но разница стиралась. За дверью бились и выли уже двое. Нужно было выбираться. Сейчас.

Она заметила на стене маленькое, грязное оконце под потолком, вероятно, для вентиляции. Оно вело в задний дворик. Подставив ящики, она с трудом влезла в него, царапая кожу о ржавую раму, и вывалилась в кусты разросшейся сирени.

Двор был пуст. Заглушая рыдания, она побежала, не разбирая дороги, назад к лесу, к опушке, где должен был ждать Жуков. Рюкзак с инсулином бил ее по спине, как метроном, отсчитывающий удары ее преступного, спасительного сердца. Она спасла себя и своих детей. Ценой жизни ассистента. Ценой кусочка своей души. Теперь она жила по новым правилам: выживает тот, кто способен сделать невозможный выбор. И она только что сделала его.

Пустота

Дорога назад сквозь пелену

Обратный путь слился в один сплошной кошмарный коридор. Лес, прежде скрывавший ее, теперь казался враждебным лабиринтом. Каждый шорох ветки принимался за приближающийся шаркающий шаг, каждый крик вороны – за человеческий стон. Но хуже всего были звуки внутри. В ушах по-прежнему стоял влажный хруст от удара монтировкой, и перед глазами плясало лицо Игоря в последний миг – не злобное, а потерянное.

Она бежала, спотыкаясь о корни, чувствуя, как слабость от гипогликемии и дикого стресса начинает подкашивать ноги. Где-то на полпути она рухнула на колени у старого пня, срывающимся дыханием выглотнула очередной гель и, трясущимися руками, наконец, сделала себе укол инсулина из нового флакона. Уколола чуть больше нормы – на перестраховку. Тело дрожало, но постепенно внутренний тремор начал стихать, уступая место ледяной, пугающей ясности.

Жуков. Он должен быть на опушке.

Она нашла его там, где и договаривались. Он сидел, прислонившись к сосне, автомат на коленях. Увидев ее, испуганную, перепачканную грязью и темными пятнами (не ее ли это кровь? Нет, не ее), он вскочил.

«Жива! Слава Богу. Получилось?»

Она лишь кивнула, похлопав по рюкзаку. Говорить не было сил.

«Пошли быстрее. У вас тут… неспокойно. Пару раз они близко подходили. Чуяли, что ли».

Они почти бежали последний километр. Лика молилась, чтобы дверь убежища открылась и она увидела лицо Андрея, услышала голоса детей. Эта картина, яркая и болезненная, гнала ее вперед сильнее любого страха.

И вот, знакомый заросший холм. Стальные двери. Жуков подал условный сигнал – три коротких свистка. Они с Ликой замерли в ожидании ответного звука, щелчка замка, голоса Стрельцова из переговорного устройства.

В ответ – тишина. Глухая, всепоглощающая.

«Стрельцов! Открывайте! Это Жуков и Орлова!» – лейтенант постучал прикладом по металлу. Звук был глухим и одиноким.

Сердце Лики упало в ледяную бездну.

«Может, не слышат?» – выдохнула она, но в голосе уже звучала паника.

Жуков нахмурился, его молодое лицо стало жестким. Он обошел двери, проверяя скрытые датчики. Один из них, тот, что был замаскирован под камень, был разбит. Лейтенант замер, поднял палец к губам. Он приложил ухо к холодной стали двери. Лика, затаив дыхание, последовала его примеру.

Из-за двери не доносилось привычного гула генератора. Не слышно было ни голосов, ни шагов. Только тишина. И еще… едва уловимый, сладковато-медный запах. Запах, который она теперь знала слишком хорошо. Запах свежей крови.

«Что-то случилось, – тихо сказал Жуков. – Держись. Сейчас войдем. У меня есть дубликат кода на крайний случай».

Он ввел длинную комбинацию цифр на клавиатуре, скрытой под слоем грязи. Раздался сухой щелчок. Гидравлика, обычно шумная, прошипела еле слышно и натужно – видимо, аварийный ручной привод. Дверь отъехала на считанные сантиметры, и запах ударил в полную силу – кровь, порох, разлитые химикаты.

Картина ада

Жуков первым проскользнул внутрь, автомат наготове. Лика, забыв про осторожность, рванула за ним.

Шлюз был пуст. Свет аварийных ламп горел тускло и неровно, отбрасывая прыгающие тени. На полу – длинный, широкий мазок крови, как будто кто-то что-то (или кого-то) волок вглубь.

«Не кричи. Иди за мной», – прошептал Жуков, но она уже не слушала.

«Андрей! Даша! Тема!» – ее крик, громкий и отчаянный, отозвался эхом в металлических коридорах. В ответ – тишина.

Они двинулись дальше. Картина разрушения нарастала с каждым шагом. Опрокинутые тумбы в коридоре. Стреляные гильзы, валяющиеся на полу (откуда они? У них почти не было патронов!). Стена возле дизельной в черных подпалинах и запекшейся крови.

Комната фильтров. Здесь было хуже всего. Оборудование было исковеркано, как будто в него врезался грузовик. На полу, в луже масла и темной жидкости, лежало тело майора Стрельцова. Вернее, то, что от него осталось. Его крепкая, солдатская шея была разорвана. В мертвой руке он все еще сжимал обрезок трубы. Рядом валялись два тела в гражданском, незнакомых Лике, с огнестрельными ранами в голове. Кто они? Откуда?

«Господи…», – прошептал Жуков, бледнея. Он наклонился к Стрельцову, попытался нащупать пульс, но сразу отдернул руку. Все было очевидно.

Лика не видела ничего, кроме этого хаоса. Ее разум отказывался складывать кусочки в целое. Она побежала в главный зал, к койкам.

«Андрей! Ребята! Отзовись!»

Зал был пуст. Признаков борьбы здесь почти не было. Койки, на которых они спали, были перевернуты. Рюкзак Даши валялся на полу, его содержимое – одежда, блокнот – рассыпано. А рядом… маленький, малиновый кроссовок Артема. Всего один. Он лежал у ножки койки, как зловещая улика.

Она подняла его, прижала к груди. Он был теплым. Или это ей казалось?

«Нет, нет, нет…» – забормотала она, вращаясь на месте, как раненое животное. Ее взгляд упал на стол, где они ели. На нем лежала записка. Та самая, которую она оставила Андрею: «Не волнуйся. Вернусь к вечеру. Береги детей. Люблю».

Кто-то написал на обороте, дрожащей рукой, уже другим карандашом, почти царапая бумагу: «ЛИКА, НЕ ЗАХОДИ. ОНИ С НАМИ. УХОДИ. ЛЮБЛЮ. А.»

Последнее «Люблю» было написано так небрежно, будто его дописывали на ходу, под чью-то тяжелую руку.

Они с нами.

Что это значило? Захватили? Уводят? Кто такие «они»? Те двое незнакомцев? Или… или уже они..? Но тогда почему их здесь нет? Почему нет тел?

Жуков подошел к ней, положил руку на плечо. «Ликатерина… Их тут нет. Ни живых, ни… других. Только Стрельцов и те двое. Похоже, была перестрелка. Кто-то вломился сюда. Наши или…» Он не договорил.

«Где они?!» – крикнула она ему в лицо, срываясь на истерику. «Куда их увели?! Кто?!»

«Я не знаю, – честно ответил лейтенант. Его глаза бегали по помещению, оценивая. – Но они не могли просто испариться. Если их увели силой… то должны быть следы. Выходы».

Они обыскали убежище вдоль и поперек. Склад – нет. Санузел – нет. Командный пункт… Мониторы разбиты. И тут Жуков заметил. Одна из панелей в полу, обычно плотно пригнанная, была слегка сдвинута. Под ней – люк. Технический колодец, о котором, видимо, знал только Стрельцов. И, судя по свежим царапинам на краях, им недавно пользовались.

Жуков откинул люк. Вниз вела узкая, почти вертикальная лестница в абсолютную темноту. И снова этот запах – крови и страха, уходящий вниз.

«Вентиляционная шахта старого образца, – пробормотал Жуков. – Должна вести к запасному выходу, возможно, за пределы объекта».

Лика уже не думала. Инстинкт матери, заглушивший все остальное, кричал одно: «Вниз!»

«Подожди! – схватил ее за рукав Жуков. – Там может быть засада. Или… они могли просто сбежать этим путем. Но если сбежали, почему не закрыли люк? Почему не оставили знака?»

Он был прав. Это могла быть ловушка. Но для Лики это был единственный след. Она вырвала руку.

«Я иду. Можешь остаться. Или стреляй мне в спину. Но я иду за ними».

Не дожидаясь ответа, она, прижимая к груди кроссовок сына и сжимая в другой руке монтировку, начала спускаться в черную пасть тоннеля. Теперь ей предстояло спуститься в самую тьму, чтобы найти ответ на единственный вопрос: что она сделает, когда найдет тех, кто забрал ее семью.

Нисхождение

Кишки земли

Лестница в техническом колодце была не лестницей, а скорее, рядом скоб, вбитых в сырую бетонную стену. Они уходили вниз в абсолютную, густую темноту, где даже луч фонаря растворялся, не достигая дна. Воздух был спертым, пахнущим плесенью, ржавчиной и все тем же сладковатым медным запахом, который теперь вел их, как псов по кровавому следу.

Лика спускалась первой, не думая об опасности. Монтировка была заткнута за ремень, фонарик зажат в зубах, освобождая руки для цепкого, отчаянного хватания за скобы. Кроссовок Артема она засунула за пазуху, под куртку. Он давил на грудь, напоминая о сердце, которое готово было выпрыгнуть из нее.

Сверху, прикрывая ее, спускался Жуков. Его дыхание было тяжелым, но ровным. «Тише, – прошептал он. – Звук в таких трубах распространяется на километры».

Они спускались минуту, другую. Пятнадцать метров. Двадцать. Лика потеряла счет времени и глубине. Ее пальцы немели, в висках стучало. И вдруг ее нога не нащупала очередную скобу, а уперлась в что-то мягкое, податливое. Она едва не сорвалась, фонарь выпал из зубов и, звякнув, покатился вниз, выхватывая из мрака на секунду жуткую картину: на небольшой площадке лежало тело. А под ней зиял черный провал, куда фонарь и упал, погаснув с глухим стуком.

Она замерла, повиснув на руках. Сверху светил фонарь Жукова.

«Что там?»

«Труп… – выдавила она. – И дыра. Фонарь упал».

Жуков спустился вплотную к ней. Луч его света уперся в лицо мертвеца. Молодой парень, в камуфляжной форме, но без знаков различия. Охранник из частной компании? Лицо было бледным, но не зараженным. Пулевое отверстие точно посередине лба. Аккуратная, профессиональная работа. В руке он сжимал пистолет. При нем – почти полная обойма.

«Не наш, – тихо сказал Жуков, подбирая оружие и проверяя магазин. – И не военный. Частник. Скорее всего, те, кто ворвались». Он посветил в дыру. Это был обвал. Часть тоннеля рухнула, открывая доступ к чему-то другому – старой кирпичной кладке, возможно, дореволюционного дренажа или забытого хода усадьбы.

«Они прошли здесь, – Лика указала на свежие следы сапог на пыльном полу и темные капли на кирпичах обвала. – Их было несколько. И они тащили кого-то… или что-то». Следы волочения были отчетливы.