Смена кода: Эльфийка нашего города

– Ты… серьёзно? – он прошептал это так тихо, словно боялся, что громкий звук разрушит хрупкую реальность и обнажит кошмар.

Максим кивнула. Один раз. Твёрдо.

И в этот момент Серёга понял. Не умом – всем телом. Пальцы сжались в кулаки, костяшки побелели, потом разжались, беспомощно повиснув вдоль тела. Он медленно, как под грузом, опустился на табуретку, и она жалобно заскрипела.

– Блиииин… – он провёл ладонью по лицу, закинул голову назад и зажмурился, словно пытаясь стереть увиденное.

Глава 4: Снежная буря

Комната застыла в тяжёлом молчании. Серёга сидел на табуретке, вцепившись в её края так что костяшки пальцев его побелели. Его взгляд скользил по силуэту девушки, пытаясь найти в нём черты приятеля.

– Как это… ты, Максим? – голос звучал приглушённо, будто из соседней комнаты.

Максим замерла. Вопрос, наконец заданный вслух, не принёс облегчения, а, наоборот, сорвал какую-то внутреннюю пробку. Слова, которые клокотали внутри, хлынули наружу, сначала сбивчиво, а потом всё быстрее.

– Не знаю, как, – начала она, голос дрожал, но был тихим, почти исповедальным. В ее голове крутилось « Как быть я не знаю, как?!! Я не могу ему это сказать. Скажи, что поверил рекламе «+150 к популярности»? Что сожрал непроверенную таблетку, как последний лох, сидя в грязных трусах? Он будет ржать до конца своих дней. Даже над этим. Особенно над этим. Лучше я промолчу.. пусть никто об этом не будет знать» и продолжила – Всё было как всегда. Работа, пельмени, пиво, аниме… Ничего не предвещало. – Она сделала шаг, потом ещё один, начала метаться по комнате, не глядя на Серёгу, обращаясь скорее к самой себе, к стенам, к этому нелепому новому телу. – Лёг спать. Проснулся… и вот. В зеркале – не я. Совсем не я.

Она остановилась перед ним, её серо-голубые глаза, неестественно яркие, сверлили его.

– Как жить, Серёг? А? На работу? «Здравствуйте, я Максим Трофимов, только в новом корпусе»? В магазин? Меня или за сумасшедшую примут, или… – её голос сорвался, и она отвернулась, – или начнут приставать. Ведь теперь я… – она не договорила, сжав кулаки.

Мысль, высказанная вслух, ударила с новой силой. Она не просто в чужом теле. Она в теле девушки. Молодой, хрупкой на вид. Уязвимой. Весь мир внезапно предстал перед ней не знакомой, хоть и скучной, территорией, а полем мин, где каждый взгляд, каждое слово могли быть истолкованы иначе.

– Я из дома выйти не смогу, – прошептала она, и в шёпоте уже звенела нарастающая паника. – Не смогу! Понимаешь? Меня здесь, в этих четырёх стенах, похоронили! И я даже не могу сказать, КАК! Потому что это… это ужасно!

Её дыхание участилось. Она снова зашагала, движения становились резче, порывистее. Следов нет. Ни в истории, ни в банке. Только я и этот идиотский результат. И молчание. Вечное молчание об истинной причине, потому что признаться – смерти подобно.

– И работа… Костя! Он же просто… Он будет ржать! Еще и слюни пускать! Или и то, и другое! Он же ни одну новую девушку без внимания не оставляет!!! А я… я даже банку смять не могу! – Она рванулась к пустой банке в углу, схватила её, изо всех сил сжала тонкими пальцами. Алюминий лишь слегка прогнулся с жалким хрустом. – Видишь? Беспомощная! Совсем! И виновата сама, потому что была настолько тупой, что…

Она резко оборвала себя, швырнув банку. Та глухо прокатилась по полу. В груди всё сжалось в тугой, болезненный ком от этой двойной ловушки: тела и тайны. Тихая, холодная истерика поднималась по горлу.

– Бельё… – вдруг вырвалось у неё с горькой, истеричной усмешкой. – Я полчаса с этими шортами воевал! Потому что бёдра, Серёга! Бёдра! Они теперь есть! И они всё меняют! А я даже объяснить не могу, откуда они взялись! Просто «ой, проснулся – а они тут»!

Она говорила всё быстрее, слова налетали друг на друга, накручивая и без того взвинченные нервы. Логика рушилась, оставались только raw emotion – страх, ярость, унижение и этот гнетущий, невысказанный стыд.

– Кто мне поможет? Кто вообще поверит? Ты? Ну хорошо, ты поверил. А дальше что? Врачи? Они меня в психушку упекут! В полицию? Да они сами не поймут, что со мной делать! Я… я одна!

«И я сама себя в это вгрохала!» Мысль пульсировала в ее голове, отдаваясь в висках.

Последние слова сорвались на высокой, пронзительной ноте, полной самоедства. Она подошла к дивану – тому самому, на котором валялась бесформенной тушой ещё вчера – и изо всех сил пнула его босой ногой.

Удар вышел жалким, почти беззвучным. Но это был последний щелчок. Ярость, направленная вовнутрь, наконец вырвалась наружу.

– ЗА ЧТО?! – крик, нечеловеческий, полный всей накопленной за эти часы боли, бессилия и немого стыда, вырвался из её груди. Она вцепилась в спинку дивана, будто хотела его разорвать. – ПОЧЕМУ Я?! КТО ЭТО СДЕЛАЛ?!

«Я. Я это сделал. Своей глупостью.» Мысленно кричала она себе.

И в этот момент воздух вокруг неё застыл. Не метафорически. Звуки – её собственное дыхание, скрип паркета под ногами Серёги – исчезли, поглощенные внезапной, давящей тишиной. Свет из окна померк, будто кто-то выключил солнце. От её серебристых волос отрывались и повисали в воздухе искрящиеся частицы, освещая бледное, искажённое гримасой лицо.

Серёга вскочил, его рот приоткрылся от шока:

– Макс… остановись…

Но было поздно. Потолок затянуло свинцовым туманом. В комнате резко похолодало. Первая снежинка, идеальная и медлительная, коснулась его носа.

Максим запрокинула голову, всё ещё сжимая диван, но её взгляд был устремлён внутрь, в бурю, которую она больше не могла сдерживать. Истерика, достигнув пика, оборвалась, сменившись пугающим, безмолвным пониманием: что-то идёт не так. Что-то выходит из-под контроля. Не я управляю эмоциями. Они управляют… чем-то другим.

И пошёл снег.

Сначала – редкие, крупные снежинки, неспешно кружащиеся в воздухе. Потом – гуще, плотнее, пока белая пелена не заполнила всё пространство, превращая комнату в кадр из зимней сказки.

Затем пришёл ветер. Резкий, ледяной порыв подхватил снег, раскрутив его в бешеном вихре. Завывание наполнило комнату, пробираясь до костей. Буран бушевал с такой силой, что за белой пеленой не было видно стен.

И странное дело – снежные вихри кружили, срывая со стола бумаги, но ни один предмет не был сдвинут с места или повреждён. Книги, ноутбук, банки – всё оставалось нетронутым, лишь бережно укрытое пушистым снежным покрывалом.

А в центре бури стояла Максим. Снежинки обтекали её, словно невидимый купол. Волосы лишь слегка колыхались. Воздух вокруг неё был заметно теплее.

Буря стихла так же внезапно, как началась. Максим медленно опустила руки, и её колени чуть подкосились. По телу разлилась странная слабость, будто после долгой пробежки, смешанная с лёгкой тошнотой. Она глубоко вдохнула, и воздух показался ей ледяным, но не неприятным – скорее, освежающим.

Комната была покрыта ровным, искрящимся слоем снега толщиной в ладонь. Идеальная зимняя картина посреди осенней квартиры.

Шорох. Серёга поднялся с табуретки, сбрасывая с себя снег. Он окинул взглядом заснеженный пейзаж, и в его глазах мелькнуло что-то между ужасом и восхищением.

– Ты стала… как Эльза, – тихо произнёс он.

Максим моргнула, пытаясь сообразить:

– Кто?

– Из «Холодного сердца». У неё тоже истерика – и всё вокруг в снегу.

Максим застыла. Эльза? Принцесса? Ледяная королева из мультика? Она невольно посмотрела на свои руки – на кончиках пальцев ещё дрожало слабое голубоватое свечение.

– Это… не смешно, – её голос прозвучал тише, хрипло. Она почувствовала, как дрожь пробегает по телу, но это была не дрожь от холода, а от пережитого напряжения.

Серёга осторожно сделал шаг, снег хрустнул под его кроссовками.

– Я не шучу. Ты только что устроила метель в своей гостиной. И, похоже, это не предел.

Снег вокруг не таял. Максим провела рукой по сугробу на комоде – пальцы лишь слегка заныли от приятного холода, но кожа не покраснела.

– Почему я не мёрзну?

– Думаю, это часть тебя, – Серёга всё ещё подбирал слова. – Раз ты снегом пуляешься, то и мороз тебе не страшен. Другое дело…

Он не договорил, но Максим поняла. Другое дело – что ты с этим сделаешь.

Она сжала кулак, и остатки свечения погасли, оставив лёгкое покалывание в ладонях.

– Мне не нужна магия! Мне нужно моё тело назад!

Серёга замолчал. В комнате была непривычная, снежная тишина.

– А если не получится? – наконец спросил он, глядя прямо на неё.

Максим опустила голову. Снег скрипел под её босыми ногами.

– Тогда… я не знаю.

Серёга тяжело вздохнул и положил руку ей на плечо. Прикосновение было тёплым и твёрдым – якорем в этом безумном море.

– Значит, научимся жить с этим. Сначала уберём снег. Потом разберёмся с остальным.

Скрип сгребаемого снега. Глухой стук пластикового таза о пол. Макси, сгорбившись, сгребала снег кухонной разделочной доской. Пальцы розовели от холода, но не коченели – внутри разливалось странное, успокаивающее тепло, будто её тело само себя согревало изнутри.

«Почему я не мёрзну?» – мысль уже не пугала, а занимала. Это был хоть какой-то понятный факт в море хаоса.

Серёга подхватил наполненный таз и понёс к окну. Его следы глубоко проваливались в снежный наст.

– Пятый, – бросил он через плечо, распахивая створку.

В комнату ворвалась струя холодного ноябрьского воздуха, смешавшись с остатками магической метели. Макси выпрямилась, потирая поясницу – непривычно гибкую и теперь ноющую.

– Не выкидывай в окно. Соседи увидят.

– Пусть видят. Обычный снегопад в ноябре, – Серёга опрокинул таз. Снег рассыпался вниз бесшумным серебристым водопадом. – Ничего необычного.

Он вернулся, потирая замёрзшие руки. Его взгляд пристально изучал её – босые ноги, открытые руки, лицо.

– Тебе правда не холодно?

– Нет, – Максим провела ладонью по снегу. Он был не таким, как обычный – более пушистым, почти невесомым, и таял, оставляя после себя не лужицы, а лишь лёгкую влажность. – Но это… странно.

– Возможно, твоё тело теперь просто другое, – сказал Серёга, но в его голосе слышалось сомнение. Он смотрел на снег, как на улику.

Максим снова взялась за доску. Скрип. Хруст. Монотонный ритм уборки начал успокаивать разум.

– Слушай, – Серёга внезапно замер. – А если попробовать не убирать снег… а контролировать его?

Максим остановилась. Контролировать? Она посмотрела на свои ладони. Там, где недавно бушевала буря, теперь было пусто. Но если сосредоточиться… если попытаться ухватить то самое чувство – не ярость, а её холодный, сконцентрированный след…

Она закрыла глаза, отогнав мысли о невозможном. Вместо этого представила не бурю, а одну-единственную снежинку. Идеальную. Сложную. Хрупкую.

На ладони повеяло холодком. Она открыла глаза.

Над её раскрытой ладонью, медленно вращаясь, висела снежинка. Необычайно крупная, с такой сложной и симметричной резьбой, которую не способна создать природа. Она светилась внутренним голубоватым светом.

Серёга замер, заворожённо наблюдая.

– Видишь? Ты можешь не только разрушать. Ты можешь… создавать. Контролировать.

Максим сжала кулак. Снежинка рассыпалась на мириады искр и исчезла. Слабость снова накатила волной, но уже меньшей.

– Я не хочу создавать снег! – её голос дрогнул, но в нём уже не было прежней истерики, а лишь усталое отчаяние. – Я хочу вернуть всё как было!

Серёга подошёл ближе, его тень упала на заснеженный пол.

– Мы найдём способ. Я обещаю. Но пока мы ищем… научимся управлять тем, что есть. Чтобы в следующий раз, если… – он запнулся, – если станет страшно, ты не заморозила всю квартиру.

За окном проступал сумрак. В квартире стало светлее – остатки снега начинали медленно, почти невесомо таять. Макси кивнула. Слова были лишними.

Они снова взялись за работу – двое в заснеженной комнате, один с доской, другой с тазом. Но теперь в тишине между скрипом снега и звоном падающих в таз осколков зимы висело новое, невысказанное понимание. Буря прошла. Начиналась трудная, снежная уборка новой реальности.

Глава 5: Марина

Макси сидела на краю дивана, на обивке которого проступали тёмные, бесформенные пятна от растаявше