Развод. Я хотела тебя забыть

Я киваю, чувствуя, как дрожат от волнения пальцы. Прохожу в светлую комнату с большими окнами, через которые льётся осеннее солнце. На стенах – детские рисунки: синее небо, жёлтое солнце, зелёная трава. Простые и искренние, с буйством красок. С мамами, папами, держащими малышей за руки. Я попадаю в уютное прошлое. Настроение улучшается.

Дети смотрят на меня с любопытством, оценивающе.

– Это наша новая няня, – представляет меня воспитательница. – Зовут её Агата Артёмовна.

Маленькая девочка с рыжими косичками сразу подходит и берёт меня за руку. Узкая ладошка тёплая и липкая от клея.

– Вы красивая! – говорит она, улыбаясь. – У вас глаза такие как у меня.

Чисто детская похвала, но от этих слов во мне что-то тает. Я не слышала комплименты уже очень давно. Как и не чувствовала себя нужной.

– Вы будете с нами играть? – спрашивает малышка. В наивных голубых глазах столько доверия, что перехватывает дыхание.

Я улыбаюсь. Впервые за долгое время моя улыбка не вымученная маска.

– Буду, – отвечаю и чувствую, что оттаиваю внутри.

День проходит в суматохе: собрать разбросанные кубики, помочь завязать шнурки. Утереть слёзы после ссоры из-за игрушки. Прибрать, протереть. Дети рисуют, лепят из пластилина, смеются. Звонкий, как колокольчики, смех наполняет комнату светом.

Ненадолго забываю о боли, о предательстве, о пустоте внутри. Здесь, среди маленьких людей, я снова чувствую себя живой.

Но потом наступает время обеда, а следом за ним тихий час. Дети спят, а я сижу на маленьком стульчике у окна и смотрю на двор. Редкие деревья во дворе детского сада трясут пёстрыми кронами. Ветер кружит жёлтые листья, а я думаю о нём. Об Илье. Интересно, чем он сейчас занят? Если не встречается с деловыми партнёрами то, наверное, сидит в кабинете, подписывает бумаги, пьёт кофе. Заигрывает с секретаршей. Или приехал на обед домой. Обнимает Леру, гладит её живот. Шепчет на ухо приятные слова. Разговаривает с ещё не рождённой дочерью.

Как он мог так легко вычеркнуть меня из своей жизни? Кровь ускоряет бег по венам. Пульсация бьёт в виски. Рука непроизвольно лезет в карман халата. Туда, где ощущается тяжесть смартфона. Сколько раз я порывалась позвонить бывшему мужу. Пальцы сжимаются в кулаки, не успев коснуться гаджета. Встряхиваю головой, прогоняя запретные мысли. Зачем я начала о нём думать? Всякий раз всё сходится к одному. Лучше мечтать о будущей жизни.

– Агата Артёмовна… – тихий голос прерывает мои мысли.

С недоумением смотрю на возникшую из ниоткуда малышку. Шагов не слышала. Скрипучие двери не открывались. Это та самая девочка с рыжими косичками. Она стоит передо мной, держа в руках куклу. Маленькие пухлые губки дрожат. Взмокшие светлые волосы свернулись на лбу в кудряшки. Не одной мне сейчас одиноко и не по себе

– Почему ты не спишь? – спрашиваю, наклоняясь к ней.

Она качает головой.

– Мне страшно. Приснилось, что мама ушла и не вернулась.

Моё сердце сжимается. Беру её на руки, сажаю к себе на колени.

– Мамы всегда возвращаются, – говорю я, хотя уверена в обратном.

– А ваша мама возвращается?

Я замираю. Моя мама умерла пять лет назад. Но я не могу сказать ей жестокую правду.

– Да, – отвечаю вместо этого. – Иногда во сне.

Она улыбается и прижимается ко мне. Тёплое тельце – маленькое, беззащитное. Сжимаю до хруста челюсти, ощутив невыносимо острое желание, чтобы внутри меня зародилась новая жизнь. Маленькая, хрупкая, но такая важная.

– Давай я посижу с тобой, пока ты не уснёшь, – предлагаю я.

Она кивает и закрывает глаза. Через несколько минут дыхание малышки становится ровным. Душа наполняется нежностью.

Я сижу и смотрю на неё. Бросаю взгляд в открытую дверь палаты. Гляжу на детей, на садик, который стал моим убежищем. Здесь нет места прошлому. Всё живёт настоящим и будущим. Я пока не знаю, каким будет моё. Но уже могу дышать полной грудью.

Глава 6

После дня, проведённого с детьми, мир кажется мягче, добрее. Их смех, бесконечные «почему», маленькие ручки, тянущиеся ко мне за помощью. Всё это наполняет меня теплом, несмотря на усталость.

Тётя Лида встречает меня на кухне. Запах травяного чая смешивается с ароматом свежеиспечённого хлеба.

– Как работа? – спрашивает она с осторожностью, словно боится сломать моё хрупкое спокойствие.

– Нормально, – отвечаю, отпивая глоток из кружки. Горьковатый чай согревает после холода улицы. Хлеб макаю в блюдце с янтарным мёдом, что принёс сосед пасечник. Урчу от удовольствия. – Дети хорошие. Очень разные, но… светлые.

Я не могу подобрать другого слова. Они действительно как лучики света в темноте моей души.

Тётя Лида прищурившись смотрит на меня. Взгляд добрых глаз будто рентген, проходится по моей исхудавшей фигуре и останавливается на лице.

– Тебе нужно к врачу, – говорит она вдруг.

Вздрагиваю. Сама в последнее время не радуюсь отражению в зеркале. Бывают приливы слабости, тошнота. Но не люблю, даже боюсь больниц.

– Я здорова. Совсем недавно проходила комиссию.

– Ты бледная как смерть. И худая. Совсем.

Я отмахиваюсь, но на следующее утро с трудом поднимаюсь с кровати. Комната плывёт перед глазами, ноги подкашиваются.

– Агата! – тётя Лида ловит меня прежде, чем я падаю. Руки родственницы на удивление крепкие, несмотря на возраст. – Всё, хватит, – выносит она приговор моей трусости, – идём в поликлинику. Моя школьная подруга, Люська, тебя посмотрит. Там опыту как у всех врачей сразу. Посмотрит и говорит, что у тебя болит. Только ей доверяю.

Я не сопротивляюсь. Внутри пустота и странное безразличие. Болезнь? Может, так и должно быть? Может, это наказание за мою глупую веру в любовь?

Врач в поликлинике – пожилая женщина с седыми волосами, собранными в строгий пучок. Глаза усталые, но добрые. Она слушает мои жалобы – слабость, головокружение, тошнота – затем молча берёт анализы. Я сижу в коридоре на жёсткой скамейке, слушаю, как тикают часы на стене. Каждый звук отдаётся в висках.

– Вам нужно сдать анализ крови на ХГЧ. Вот направление к гинекологу…– Она с улыбкой смотрит на меня: – До чего же ты похожа на Лиду. Светловолосая, стройная, глаза пронзительные. Она тоже по молодости красавицей была.

Второй раз в этом городе меня называют красавицей. Дети и старики. А вот Илья так не считал. Опускаю взгляд в пол от смущения.

– Хочешь знать моё мнение? Ты беременная, – говорит Людмила Петровна без предисловий. – Передай Лиде мои поздравления с будущим внуком.

Я замираю. Сердце бьётся так сильно, что кажется, вырвется из груди.

– Это… невозможно.

Я ещё раз сдаю анализ крови и готова хоть литр отдать, лишь бы всё подтвердилось. С волнением дожидаюсь среды. Полчаса ожидания у кабинета гинеколога кажутся вечностью.

– Примерно шесть недель, – врач смотрит на меня поверх очков. – По анализам всё в порядке, но вам нужно лучше питаться. И больше отдыхать.

Мир вокруг рушится, как карточный домик. Шесть недель… Значит, в ту последнюю ночь, перед тем как… Перед тем как Лера пришла в наш дом с округлым животом и ледяной улыбкой. Перед тем как Илья…

Я закрываю лицо ладонями. В голове карусель мыслей:

Как? Почему? Если бы раньше, хотя бы на месяц… Илья не стал бы со мной разводиться. Почему жизнь настолько несправедлива? Что теперь делать? Мать-одиночка?! Хватит ли мне средств воспитать малыша? Вдруг вдвоём мы станем обузой для тёти?

Среди хаоса противоречивых ощущений и мыслей внезапно рождается чувство, которого я давно ожидала – счастье. Безмерное, чистое, как первый снег.

Выхожу на улицу. Солнце слепит глаза. Я щурюсь. Осень уже не кажется такой хмурой. Листья под ногами шуршат, будто шепчут мне что-то важное.

Кладу руку на ещё плоский живот. Там внутри развивается новая жизнь. Маленькая, хрупкая, но уже существующая. Как я смогу?..

– Я оставлю тебя, – шепчу едва слышно, а хочется орать на весь мир, что я стану мамой. Меня разрывает от гордости за себя. Даже прониклась благодарностью. – Хоть что-то хорошее на память об Илье.

Решение принято. Ничто и никто не смогут помешать моему материнству. Где-то в глубине души я знала это с той минуты, как услышала слова врача. Теперь главное не проболтаться. Не сглазить. Иду, с блаженной улыбкой на лице, и прохожие улыбаются мне в ответ.

Тётя Лида догадывается – вижу это по её взглядам, по тому, как стала чаще готовить мясо, хотя сама предпочитает овощи. Но она молчит, давая мне время признаться самой.

Я работаю, экономлю каждую копейку, сама шью детские вещи. Каждый стежок иголкой – как укол в сердце, но и как шаг вперёд. Я много гуляю. Живот растёт. Беременность уже не скрыть, и я перестаю прятаться. Хожу с гордо поднятой головой. Становлюсь суеверной и мнительной. В последнее время ощущаю спиной тяжёлый взгляд. Оборачиваюсь, но позади меня никого нет.

Ночью, перед сном, мечтаю. Кладу ладонь на живот и представляю, каким будет мой мальчик. Тёмные волосы, как у отца? Или светлые, как у меня? Будет ли он таким же шумным, как дети в садике, или тихим, задумчивым? Одно знаю точно:

– Ты будешь счастливым, – шепчу в темноту. – Я сделаю всё, чтобы ты никогда не почувствовал, что тебе чего-то не хватает.

Иногда мне снится, как Илья встречает меня после роддома. Как берёт на руки нашего сына. Смеётся от счастья. Целует меня в макушку. Но просыпаюсь и понимаю – этого не случится.

Лера, наверное, уже родила. Её встречали с цветами, с подарками. Илья наверняка с гордостью показал всем дочь. А мой сын не увидит отца. Зачем Илье мальчик от нелюбимой женщины?

Но в этих мыслях нет горечи. Есть лишь толика лёгкой грусти. Мой малыш – не напоминание о прошлом. Это дар. Шанс для меня – начать всё заново.

Я сажусь у ночного окна, смотрю на звёзды. Их так много, и каждая кажется мне знаком. Убеждением в том, что там, наверху, в огромной вселенной, услышали мои молитвы. Поднесли драгоценный подарок после долгих лет ожиданий.

– Спасибо, – благодарно шепчу в тишину.

И чувствую – всё будет хорошо. Даже если трудно. Даже если придётся туго. Потому что теперь у меня есть он. Моя личная маленькая вселенная. Моё тихое счастье.

Глава 7

Роды начинаются ночью, как и положено всем настоящим драмам. Сначала – лёгкие схватки, которые можно перетерпеть, стиснув зубы. Потом – боль, от которой темнеет в глазах и перехватывает дыхание. Я хватаюсь за простыни, скручиваю их в жгуты, кусаю губы до крови, лишь бы не кричать. Но крик вырывается сам, животный, первобытный, как будто кто-то рвёт меня пополам.

– Держись, – шепчет тётя, сжимая мою руку так крепко, что кости хрустят. – Я вызвала скорую… – В шершавых, трудовых столько тёплой нежности, что становится легче.

Но боль разрывает меня на части, выворачивает наизнанку, стирает границы между телом и духом. Я кричу, плачу, умоляю, чтобы это закончилось, чтобы кто-то сделал так, чтобы всё это прекратилось.

– Ещё немного, – говорит акушерка, её голос звучит слишком спокойно на фоне невыносимой боли. Бесит. Я злюсь и от этого проще выполнять короткие команды: – Дыши! Тужься!

Я чувствую облегчение, как избавление. Наконец-то из меня вышел мучитель. Не могу смотреть никуда кроме трещины в потолке. И вдруг – крик. Но не мой. Пронзительный, чистый, живой. И в этот момент весь мир переворачивается с ног на голову. Исчезают боль и переживания. Душу заполняют: вселенское обожание, жутчайшая нежность и невероятное счастье.

Мне кладут на грудь маленький, сморщенный комочек. Он красный, мокрый, с тёмными волосами… и такими глазами. Мне кажутся они тёмно-серыми. Как у него. В них отражается весь мир, и в этом мире теперь есть я.

– Тимофей, – шепчу я, касаясь крошечной ладошки, которая тут же сжимается вокруг моего пальца. С неожиданной силой для новорождённого младенца.

Боли, страхов, злости в душе – больше нет. Остаётся только он. Мой сын. Моя кровь. Моя плоть. Моя любовь, воплощённая в крошечном, хрупком, но таком совершенном создании.

– Здравствуй, – говорю я сквозь слёзы, сами по себе текущие по щекам. – Я твоя мама.

Он смотрит на меня, будто понимает каждое слово. Словно знает, через что я прошла, чтобы он появился на свет. Сколько проплаканных напролёт ночей не спала. Сколько шёпотов с осуждением в спину выслушала. Сколько раз хотела сдаться. Но в чистом взгляде пока мутных глазок нет осуждения – только абсолютное доверие к самому родному человеку на свете.

Его взвешивают, измеряют. Три килограмма абсолютного счастья. Пятьдесят один сантиметр моего обожания. Нас перевозят в палату. Я не свожу глаз с пластмассового кувеза. Рада тому, что малыша кладут рядом. Он засыпает, доверчиво прижавшись ко мне. Моё тело для него – единственное безопасное место в огромном, страшном мире.

Я почти не сплю во вторую ночь. Любуюсь своим сокровищем. Крошечный, совершенный носик. Невероятно длинные на фоне маленького личика ресницы. На губки бантиком, что жадно тянут набухший сосок. Слушаю, как моя радость причмокивает.

– Обещаю, – шепчу я в темноволосую макушку, вдыхая сладкий, молочный запах. – Я никогда не брошу тебя, солнце моё, Тимоша. Никогда.

Смотрю на сына и понимаю: всё, что было до этого, – не важно. Все предательства, все слёзы, вся боль – стали дорогой, приведшей меня к этой минуте.

В палате тихо. За окном – обычный городской пейзаж: дома, машины, люди, спешащие по своим делам. Для меня отныне мир делится на два времени: до рождения Тимофея и после. В новом мире сын, самый важный для меня человек – маленький, сморщенный, кричащий по ночам, только мой.

Пусть нас не придёт встречать его папа. Я знаю: вдвоём мы со всем справимся.

Дверь бесшумно открывается. В палату крадучись заходит пожилая санитарка Елена Алексеевна. Ещё одна подруга моей тёти. У нас с ней сложились очень хорошие отношения. Смотрит на спящего Тимофея и говорит шёпотом:

– Агата, девочка моя, расскажу, что слышала краем уха. Несколько раз в справочную звонила женщина, интересовалась, родила ли ты и кого. Назвалась твоей мамой. А в карте из родственников у тебя указана только Лида. Вот и гадают, кто из вас врёт.

Представляю, что творится с моим лицом, раз Елена Александровна гладит меня по спине.

– Мама умерла несколько лет назад. С того света звонки не доходят… – Укол в сердце предупреждением. До меня доходит, кем могла быть та женщина. – Мы как-то раз разговаривали со свекровью о родственниках, и я рассказала про тётю Лиду. Видимо она запомнила.

– Вот же, зараза! – качает Елена головой. Подруги в курсе, как со мной поступил муж и его мать. – Что им нужно от тебя?

Чувствую, как краска отливает от лица.

– Не знаю… – Хотя догадываюсь. Версии две. Делюсь ими, не могу молчать. Мне нужно высказаться и получить совет. – Либо она продолжает за мной следить, иначе как объяснить, что она знает о моей беременности? Для неё страшный сон моё возвращение. Либо… – в этот момент у меня замирает сердце. – Илья тоже знает и решил отобрать у меня ребёнка.

Елена кривит губы:

– Даже не думай об этом! Старая грымза оттого и следит, чтоб ты не вернулась, а твой сын вдруг стал ей нужен? Да она спит и видит, чтоб её сын забыл тебя навсегда. А малыш станет для всех вечным напоминанием о первой жене. Не рви сердце!