Хроники параллелей 2

РИНАТ АЛИМОВ

Хроники параллелей 2

Пробуждение

Глава 1: Пыльный сосуд

Жизнь Артёма была похожа на серый, мелкозернистый бетон. Работа младшим менеджером в офисе, где окна выходили на глухую стену соседнего здания. Квартира-студия в панельной многоэтажке, которую он снимал за половину зарплаты. Вечер – паста или разогретая пицца перед телевизором, где чужие люди с чужими проблемами создавали иллюзию жизни.

В тридцать лет он был идеальным сосудом, наполненным до краёв тишиной и одиночеством. Ни жены, ни детей, ни своего угла. Только долги по аренде и призрачные надежды, которые таяли, как городской снег в марте.

По ночам его навещали призраки. Призрак матери, Лидии, ушедшей к другому, а затем пропавшей навсегда – её нашли поздно вечером в сугробе, без признаков насилия, лишь с пустым кошельком в кармане. И призрак отца, Сергея, крепкого, молчаливого мужчину, сломленного двумя ударами: уходом жены и собственной беспомощностью. Его не стало всего через несколько месяцев после того, как врачи развели руками.

Отец оставил Артёму в наследство лишь старую фотографию и невысказанную обиду.

«Если бы я мог вернуться… – эта мысль сверлила его мозг, как дрель. – Убедить их. Объяснить, что их гордость и глупые обиды – ничто по сравнению с пустотой, в которую они меня погрузят».

Отчаяние привело его к аутотренингу. Сначала из любопытства, потом с отчаянной надеждой. Сидя в кресле-мешке, он повторял мантры о расслаблении, отрешённости, покое. Он искал не просветления, а лазейку в прошлое.

И однажды лазейка открылась.

Это не было похоже на сон. Это было падением в воронку. Ощущение тела исчезло, его засосало в вихрь света и звуков. Потом – резкая остановка. И запах. Восковая полироль и пироги. Запах его детства.

Артём стоял в гостиной. Но мир был гигантским. Диван, на котором он валялся с комиксами, теперь был величиной с мамонтову шкуру. Стол подпирал потолок. Он посмотрел на свои руки – маленькие, пухлые, в царапинах и синяках. На нем были короткие штанишки и растянутая футболка.

Сердце заколотилось в висках. Он подбежал к зеркалу в прихожей. Из него на него смотрел он сам. Ему снова было семь лет. Кудрявая шевелюра, широко распахнутые синие глаза, полные не детского ужаса, а взрослого осознания.

Из кухни доносились голоса. Мама и папа. Обычный, прерывистый, чуть напряженный разговор о деньгах, о соседке, о том, что «надо бы покрасить забор».

И тут в голове у Артёма что-то щёлкнуло. Сейчас. Или никогда.

Глава 2: Разговор с призраками

Он ворвался на кухню, забыв, что дверь теперь ему по пояс. Родители сидели за столом. Отец, Сергей, молодой, с густой шевелюрой и ещё не потухшими глазами, читал газету. Мать, Лидия, стройная и яркая, как мак, мыла посуду.

– Мама! Папа! – его голосок прозвучал неестественно громко и пронзительно.

Они обернулись. Улыбнулись.

– Тём, что ты кричишь? – ласково сказала мать.

Артём попытался взять себя в руки. Он встал прямо, расправил плечи, как делал это перед сложными переговорами в офисе. Голос он попытался сделать низким и убедительным, но он всё равно срывался на детский фальцет.

– Вам нужно меня выслушать. Сейчас. Это очень важно. Я… я из будущего.

Сергей фыркнул, отложил газету.

– Опять «Звёздные войны» смотрел? Иди, поиграй.

– Нет! – отчаяние придало его словам силу. – Папа, через десять лет ты умрёшь от рака лёгких. Тебе будет всего шестьдесят. Ты не доживёшь до пенсии, которую так ждёшь. А мама… – он повернулся к Лидии, у которой на лице застыла улыбка недоумения. – Мама, ты уйдёшь от нас, к дяде Вите с завода. А потом… потом ты замёрзнешь на улице, одна, в другом городе. Потому что у тебя не будет денег даже на ночлежку.

Тишина повисла густая, как кисель. Улыбки слетели с их лиц. Лидия медленно вытерла руки о фартук.

– Артём… что ты несешь? Кто тебе такое наговорил? – её голос дрогнул.

– Никто! Я это помню! Я жил этой жизнью! Я живу один, в съёмной квартире, у меня нет ни семьи, ни друзей. Я ненавижу свою работу. И всё потому, что вы… что вы не смогли быть вместе. Пожалуйста, – его голос сорвался, и по щекам потекли горячие, детские слёзы. – Пожалуйста, не ругайтесь. Любите друг друга. Берегите. Ходите вместе в кино. Папа, бросай курить, я умоляю тебя! Мама, не уходи. Останься с нами.

Он плакал, стоя посреди кухни, маленький мальчик в теле которого горела рана тридцатилетнего мужчины.

Сергей и Лидия переглянулись. Смех и раздражение сменились настороженностью, даже страхом. В словах сына была какая-то недетская, пугающая убеждённость.

Сергей медленно встал, подошёл к Артёму и опустился на корточки, чтобы быть с ним на одном уровне.

– Сын… Тём… это просто плохой сон.

– Это не сон! – всхлипнул Артём. – Ты подарил мне на семнадцатилетие часы с голубым циферблатом. Они сломались через неделю, и ты очень расстроился. Мама, ты пела мне песню про облако, когда я болел корью. Только ты её пела.

Лидия ахнула, прикрыв рот ладонью. Она никому не пела эту песню. Это было их маленьким секретом.

Сергей смотрел на сына, и в его глазах что-то менялось. Скепсис уступал место тяжёлому, глубокому размышлению. Он положил большую, шершавую руку на голову Артёма.

– Хорошо, сынок. Мы… мы услышали тебя.

В этот момент мир снова поплыл. Края зрения поплыли, голоса родителей стали отдалёнными, как из-под воды. Артём почувствовал, как его вырывают из этого времени.

«Нет! Ещё не сейчас! Я должен быть уверен!»

Но было поздно.

Глава 3: Камень в стоячей воде

Он дёрнулся и очнулся. Сидел в своём кресле-мешке, в своей тесной студии. За окном был всё тот же вечер. Телевизор показывал тот же сериал.

Он замер, прислушиваясь к себе. К своей памяти. Вот он, момент истины. Новые воспоминания должны хлынуть в его сознание, как прилив. Счастливое детство. Родители вместе. Его собственная квартира, любящая жена, смех детей…

Ничего.

Абсолютно ничего не изменилось. Память была той же – развод, смерть матери, смерть отца, одиночество. Всё как было.

Отчаяние, острее и чернее прежнего, сжало его горло. Он схватился за голову.

– Почему? – прошептал он в тишину квартиры. – Они же слушали! Они задумались! Я видел это в их глазах!

Значит, это была всего лишь галлюцинация? Столь яркая, столь реальная, но всего лишь плод его больного, измученного сознания? Или они его не послушали? Решили, что у ребёнка просто кошмар, и продолжили свой путь к пропасти?

Он чувствовал себя обманутым. Вселенной, судьбой, самим собой. Он получил уникальный шанс и провалил его. Почему нельзя изменить прошлое? Потому что прошлое – это камень. Его можно обойти, но не сдвинуть с места.

Неделю он прожил в состоянии глухой прострации. Ходил на работу как автомат, ел без вкуса, почти не спал. Мир стал ещё более серым и безвоздушным.

А потом, в одну из таких бессонных ночей, он сел за свой старенький ноутбук, чтобы отвлечься, и его пальцы сами начали выводить на экране чертеж. Сложный, детализированный чертёж механизма, которого он никогда не видел. Артём оторопело смотрел на экран. Он был гуманитарием, он не понимал в инженерии ровным счётом ничего.

Но его руки помнили. Помнили движения, которые он не совершал. В его голове всплывали формулы, термины, принципы работы.

Он встал, подошёл к окну. И вдруг понял, что видит не просто глухую стену. Он видел её структуру, кирпичную кладку, возможные точки напряжения. Он мог мысленно рассчитать нагрузку.

Он медленно обернулся, оглядывая свою комнату. И увидел её не как беспорядок, а как пространство. Эргономику. Он вдруг чётко понял, как можно переставить мебель, чтобы освободить место. Как провести ремонт с минимальными затратами.

Что-то сломалось. Не во внешнем мире. В нём самом.

Пласт, гигантский пласт каких-то забытых, спящих знаний и способностей, рванул наружу. Это было похоже на пробуждение. Он вспомнил, как в детстве, до развода родителей, он обожал конструировать, рисовал странные механизмы, решал сложные головоломки. А потом, после того как мама ушла, этот мир для него закрылся. Он захлопнулся, как раковина, и зарыл свой талант вглубь, под слои боли и одиночества.

Разговор в прошлом не изменил событий. Но он изменил его, Артёма. Семилетнего мальчика, который, услышав страшный монолог из собственного будущего, не понял его до конца, но на глубинном, подсознательном уровне усвоил одно: надеяться нельзя. Надо действовать самому. И этот мальчик, вместо того чтобы мечтать о несбыточном, начал развивать то, что у него было. Он читал, учился, впитывал знания. Он стал другим. Более собранным, более целеустремлённым. Он не смог спасти семью, но он спас себя. Свой потенциал.

Артём подошёл к зеркалу. В его отражении он увидел того же мужчину, с теми же морщинами у глаз. Но глаза… глаза были другими. В них не было прежней покорности и пустоты. В них горел огонь. Огонь человека, который только что проснулся.

Прошлое изменить нельзя. Оно – фундамент. Но фундамент можно использовать, чтобы построить новое здание.

Он не спас своих родителей тогда, в прошлом. Но, возможно, он только что спас себя. И своё будущее.

Он вздохнул, впервые за долгие годы, полной грудью. Его жизнь не начиналась заново. Она просто, наконец, начиналась по-настоящему. И у него было всё, чтобы её построить. Всё, что он так долго искал вовне, всё это время было заперто внутри него. И дверь, наконец, распахнулась.

Книга Тишины

Глава 1: Убежище в пыли

Школьная библиотека в пятницу после уроков была не помещением, а состоянием. Состоянием безвременья и покоя, где пылинки, пойманные в лучик заходящего солнца, танцевали свой вечный танец, не зная о звонках с урока и суете большого мира.

Для Кристины это был единственный уголок вселенной, где ей не было тесно. Вне этих стен ее существование было тихим, почти прозрачным. Она была девочкой на втором плане, чье имя учителя вспоминали в последнюю очередь, а одноклассники – почти никогда.

Ее пальцы, тонкие и бледные, привычно скользили по корешкам на полке с русской классикой. Здесь жили ее настоящие друзья – Раскольников с его больной совестью, Наташа Ростова с ее пылким сердцем. Их драмы были проще и честнее, чем мелкие интриги в коридорах школы.

Именно поэтому она сразу заметила незнакомца. Среди потертых, знакомых до боли томов торчал одинокий, тонкий переплет цвета мокрого асфальта. На нем не было ни названия, ни имени автора. Лишь едва заметный, оттиснутый в кожи рельеф – сложный, многоуровневый лабиринт.

Любопытство пересилило осторожность. Кристина потянула книгу на себя. Она была неестественно тяжелой и холодной, будто выточена из куска антарктического льда. Она открыла ее. Страницы были идеально белыми, пустыми. Ни единой буквы.

«Блокнот? – мелькнула у нее мысль. – Кто-то забыл?»

Она уже собиралась вернуть книгу на место, решив, что это чья-то странная шутка, когда на первой странице стало проступать письмо. Чернила проявлялись медленно, словно выступающая на морозе из-под кожи кровь. Строки складывались в аккуратный, безличный почерк.

«Кристина Воронова. Родилась 12 ноября. С детства боится громких звуков, криков, после того как в семь лет стала свидетельницей жестокой ссоры родителей. Тайно влюблена в Стаса из 11″А» с того дня, как он, смеясь, поднял ее уроненный альбом с эскизами и сказал: “Красиво”.

Никогда и никому об этом не рассказывала».

У Кристины перехватило дыхание. В ушах зазвенело. Она судорожно оглянулась. В библиотеке, кроме нее, была только Мария Ивановна, мирно посапывающая у своего стола. Никто. Никто не мог этого знать. Про ту ссору, из-за которой она до сих пор вздрагивала, когда кто-то повышал голос… Про Стаса… Эти слова были вырваны из самого потаенного уголка ее души.

Дрожа, она перелистнула страницу. Текст исчез, уступив место новому посланию.

«Книга не описывает. Книга предписывает. Напиши. Исправишь. Изменишь. Станешь Творцом. Но помни: за каждое слово – ответ. Реальность требует баланса».

Пульс забился в висках и горле. Инстинкт кричал «выбрось!», но пальцы сами сжали холодный переплет. Стать Творцом. Исправить. Возможность переписать свою жалкую, невидимую жизнь оказалась сильнее страха. Она сунула книгу в рюкзак и, не глядя по сторонам, выскочила из библиотеки, чувствуя, как холодный грузик на ее дне отзывается ледяной тяжестью в самой душе.

Глава 2: Первый росчерк пера

Ночь прошла в мучительной борьбе. Книга лежала на столе, излучая безмолвное притяжение. Кристина подходила к ней, отходила, снова подходила. Она боялась ее, как боятся живого, разумного существа, но и тянулась к ней, как к единственному источнику света в кромешной тьме ее одиночества.

Под утро, когда первые птицы за окном начали свой спор с ночью, она не выдержала. Открыла. Пустые, девственно чистые страницы ждали.

«Что мне делать?» – прошептала она, и ее голос прозвучал оглушительно громко в предрассветной тишине.

Сразу же, словно паук, плетущий паутину, на бумаге проступили слова: «Начни с малого. Напиши: “Стас обратил внимание на новую заколку в волосах Кристины”».

Это было так невинно. Так безопасно. Всего лишь заколка. Взяв свою любимую гелевую ручку, она, стараясь выводить буквы ровно, написала эту фразу. Чернила легли на поверхность, но вместо того, чтобы высохнуть, они впитались, будто бумага была ненасытной губкой. От фразы осталось лишь легкое, перламутровое свечение, которое через мгновение погасло.

В школе она чувствовала себя диверсантом на вражеской территории. Каждый ее шаг, каждый взгляд был наполнен новым смыслом. Она ловила себя на том, что в толпе ищет его – Стаса. И вот, на большой перемене, он стоял с друзьями у окна. Солнце играло в его темных волнах. Кристина, сделав вид, что поправляет волосы, прошла мимо.

Их взгляды встретились. И случилось невероятное. Взгляд Стаса не скользнул по ней, как обычно, а остановился. Он улыбнулся своей знаменитой, немного смущенной улыбкой.

– Привет, Крис. Классная заколка, – сказал он просто и пошел дальше, к друзьям.

Она застыла, словно ее вкопали в пол. «Крис». Он никогда не называл ее по имени. И он заметил. Он увидел. Внутри нее взорвалась смесь ликования, триумфа и леденящего душу ужаса. Это была не случайность. Это был акт творения. И она была тем, кто держал перо.

Глава 3: Сладость отравленного нектара

Осторожность начала таять, как весенний снег под палящим солнцем. Она правила миром. Сначала мелкие правки: учительница по литературе, знаменитая своей строгостью, вдруг похвалила ее анализ «Преступления и наказания». Одноклассница, которая постоянно отпускала колкости, неожиданно споткнулась на ровном месте прямо перед всем классом.

Но главным полем для экспериментов стал Стас. Она писала осторожно, боясь спугнуть удачу. «Стас решил, что Кристина кажется ему интересным и загадочным человеком». «Стас случайно оказался рядом с ней после уроков и предложил подождать ее автобус».

И мир подстраивался. Они начали говорить. Сначала о пустяках, о школе, о фильмах. Потом дольше, глубже. Он рассказывал о своем страхе не поступить в выбранный вуз, о конфликте с отцом. Она слушала, и ее сердце обливалось кровью от счастья и вины. Потому что она знала: эта близость – подделка. Дивный дворец, построенный на песке ее манипуляций.

Однажды, почувствовав, что он немного отдаляется, она написала в книге, дрожа от стыда и отчаяния: «Стас почувствовал острую, щемящую нежность к Кристине и понял, как сильно хочет ее обнять».

Вечером он пришел к ее дому. Он выглядел растерянным и очень серьезным.

– Я не знаю, что со мной, Крис, – сказал он, глядя куда-то мимо нее. – Просто сегодня весь день думал о тебе. Очень сильно.

И он обнял ее. Это был не дружеский пат по плечу, а настоящее, крепкое, почти отчаянное объятие. Она уткнулась лицом в его куртку, пахнущую ветром и чем-то еще, чисто его, и плакала внутри. Эти слезы были горше любого одиночества. Она купила его тепло ценою его свободы. Она была вором, укравшим самое ценное – его подлинные чувства.

– Ты какая-то волшебная, – прошептал он ей на прощание.

«Нет, – думала она, глядя ему вслед. – Я фальшивомонетчик. И ты держишь в руках прекрасную, яркую, но абсолютно фальшивую монету, которую отчеканила я».

Глава 4: Трещины в зеркале

Власть – это наркотик. Осознание, что ты можешь лепить реальность, как глину, опьяняло сильнее любого вина. Их отношения развивались со скоростью сна. Прогулки до рассвета, тайные встречи, первые поцелуи под дождем. Она была счастлива так, как не думала, что это возможно. Но книга, холодная и бездушная, напоминала о себе.

Она писала все больше. Чтобы его друг, пригласивший Стаса на важную вечеринку, заболел. Так и случилось.

Чтобы его родители уехали на выходные, оставив их одних в квартире. Так и случилось.

Каждое такое «исправление» делало ее мир ярче, а его – бледнее. Стас стал задумчивым, его смех стал реже и каким-то механическим. Он все чаще смотрел в одну точку, словно пытаясь вспомнить что-то очень важное. Он становился идеальным парнем из ее фантазий, но переставал быть живым Стасом.

Однажды ночью, открыв книгу, она увидела, что ее последняя запись – о болезни друга – не исчезла, как обычно. Она почернела, стала рельефной и горячей на ощупь, как клеймо. А на соседней странице возник новый текст, на этот раз написанный кроваво-красными чернилами:

«Реальность сопротивляется. Ее ткань рвется. Баланс нарушен. За каждое изменение – плата. Ты готова платить?»

Холодный ужас сковал ее. Она захлопнула книгу и отшвырнула ее в угол. Хватит. Она больше не будет этого делать.

Глава 5: Расплата

Неделя без книги была похожа на ломку. Сначала все было хорошо. Потом мир начал сыпаться. Стас стал раздражительным, сказал, что им нужно «взять паузу». Друг, который болел, попал в больницу с осложнениями. В школе в спортзале сам собой рухнул баскетбольный щит, едва не придавив двух девочек. Пропала кошка Марии Ивановны, та самая, старая и добрая, которую она кормила с рук.

Реальность, которую Кристина так безответственно перекраивала, мстила. И эти трещины, это хаотичное разрушение сходились в одной точке – в ней.

В панике она вернулась к книге. Она хотела все исправить! Написать, чтобы друг выздоровел, чтобы кот нашелся. Но книга не позволяла. Страницы, отведенные для писания, были заполнены ее прошлыми приказами. Новые фразы появлялись и тут же рассыпались, как песок.

«Нельзя отменить. Можно только компенсировать. Закон равновесия нерушен», – гласил безжалостный текст. – «Хочешь остановить коллапс? Верни энергию. Соверши равноценный обмен».

Кристина все поняла. Это была космическая бухгалтерия. Она взяла в долг у Вселенной, щедро тратя чужую боль, чужую волю, чужую судьбу для построения своего хрупкого счастья. Теперь пришло время отдавать. И счет был предъявлен.

Глава 6: Жертва

Она сидела в школьной библиотеке, на том самом месте, где все началось. Книга лежала перед ней. Она договорилась здесь встретиться со Стасом. Последний раз.

Чтобы остановить хаос, нужна была чистая, мощная энергия. Энергия большого чувства. Самого большого, какое у нее было. Ее любви. Чтобы залатать дыры, которые она проделала в ткани бытия, ей нужно было принести в жертву самое дорогое. Стереть их любовь. Уничтожить память о ней. Вернуть все к тому моменту, когда она была просто невидимой Кристиной, а он – недосягаемым Стасом.

Это был единственный равноценный обмен.

Она смотрела на дверь, и сердце ее разрывалось на части. Вот-вот должен был войти он. Парень, ради улыбки которого она продала душу. Парень, чья жизнь стала марионеткой в ее руках. Она любила его до боли, до спазм в горле. И именно поэтому должна была его отпустить. Ее любовь была проклятием для них обоих.

Она взяла ручку. Та самая, сапфировая. Ее рука была удивительно твердой. Внутри не было ни страха, ни паники – лишь огромная, вселенская пустота и щемящая жалость к той девочке, которой она была когда-то, и к той, которой ей больше не суждено было стать.

Она вывела, вкладывая в каждую букву всю свою боль:

«Кристина Воронова и Станислав (“Стас”) Орлов никогда не были влюблены. Их общение ограничивалось редкими случайными разговорами в школе. Сердце Стаса свободно. Память об их близости, поцелуях и признаниях стерта из разума обоих. Все вернулось к исходной точке».

Чернила впитались с жадным шелестом. На этот раз страница не просто очистилась. Она стала абсолютно белой, слепящей, мертвенной, как снег в бессолнечный день.

Дверь открылась, и вошел Стас. Он был таким же красивым, таким же светлым. Он увидел ее, сидящую за столом. Его взгляд был пустым, чистым, лишенным всякого узнавания. Он кивнул ей вежливо, как кивают незнакомым людям в читальном зале, и прошел к стеллажу с учебниками по физике.

Кристина не почувствовала ничего. Ни боли, ни тоски. Там, где еще минуту назад бушевала огненная буря любви и отчаяния, теперь лежала безмолвная, холодная пустыня. Она перестала быть Творцом. Она стала Хранителем. Хранителем Тишины, которую когда-то сама и нарушила.

Она закрыла книгу, положила ее в рюкзак и вышла из библиотеки. Она знала, что больше никогда не откроет ее. Но она также знала, что будет носить ее с собой всегда. Как клеймо. Как напоминание. Как единственную могилу, под которой была похоронена ее страсть, стоившая ей всего.

Хроника Синхронности

Пролог

Всё началось с одиннадцати. В 1992-м, в аэропорту «Шереметьево», провожая отца в командировку, десятилетний Матвей впервые увидел это на гигантском табло прилётов: 11:11. Цифры горели ровным зелёным светом, словно подмигивая лично ему. Он тогда не придал значения. Но потом это стало повторяться. Календарь, показывающий 11-е число, часы на школьной стене, мигалка в машине дяди – 11:11 преследовало его, как тихая навязчивая мелодия.

С 1992 по 2005 год это было его личным, смутным саундтреком. А в 2005-м, когда у него появился первый мобильный телефон с экраном, всё изменилось. Одиннадцати стало мало. Вселенная, казалось, разучила новые песни. 12:12, 13:13, 14:14, 20:20… Он выхватывал телефон из кармана именно в тот миг, когда цифры выстраивались в идеальный, гипнотический порядок. Он проводил эксперименты: носил два телефона, на одном время было выставлено с опережением на минуту. Результат был мистическим – его пальцы, будто обладая собственным разумом, всегда выбирали тот аппарат, на котором в эту секунду горела синхронность. Это был уже не саундтрек. Это был навязчивый ритм его жизни.

Глава 1: Тень Часов

2023 год.

Матвей Борисович сидел в своём кабинете, уставившись в монитор. Он был успешным архитектором, человеком цифр и расчётов. Но его тайный проект не имел ничего общего с бетоном и стеклом. На экране была карта мира, испещрённая сотнями меток. Координаты, соответствующие синхронным времени: 11.11 градусов широты, 12.12 долготы и так далее. Он изучал исторические события, произошедшие в эти даты, искал упоминания в древних текстах, в трудах Юнга о синхронистичности. Это была зацикленность, граничащая с одержимостью.

Его жена, Лика, давно перестала понимать его.

– Снова твои цифры? – её голос прозвучал из дверного проёма. В нём была усталость. – Матвей, мы опаздываем в театр.

– Сейчас, – пробормотал он, не отрывая взгляда от точки в Тихом океане, где сходились координаты 15:15. Ничего. Просто вода.

В театре он не видел сцены. Он чувствовал вибрацию телефона в кармане. Знал, не глядя, что сейчас 20:20. Он резко достал его. Так и есть. Лика бросила на него взгляд, полный боли.

– Ты даже здесь не со мной. Ты – там, со своими призраками.

Он пытался объяснить: «Лика, это не случайность! Это как будто Вселенная пытается до меня достучаться! Как настройка перед великим событием!»

– А может, это просто твой мозг ищет закономерности там, где их нет? – отвечала она. – Ты пропускаешь реальную жизнь, нашу жизнь, ради этой иллюзии.

Они шли домой в тягостном молчании. Матвей Борисович чувствовал себя узником в тюрьме из циферблатов.

Глава 2: Зеркало для Скептика

Отчаявшись, Матвей Борисович записался на приём к известному психологу, доктору Орлову, скептику и материалисту до мозга костей.

– Явление «зеркальных часов» известно, – сказал Орлов, попивая кофе. – Это классический пример апофении – поиска смысла в случайных данных. Ваш мозг, Матвей Борисович, научился предвосхищать момент. Вы неосознанно проверяете время сотни раз в день, но запоминаете только «удачные» совпадения. А эксперимент с двумя телефонами? Эффект самоисполняющегося пророчества. Ваше подсознание, веря в феномен, направляет вашу руку.