Полная версия
Пепел наших секретов
Ева Ланси
Пепел наших секретов
Серия «LAV. Темный роман на русском»
© Ева Ланси, текст
В оформлении макета использованы материалы по лицензиям © shutterstock.com
© ООО «Издательство АСТ», 2025
Привет, читатель, это обращение к тебе.
В этой книге присутствуют:
– описания смерти
– подробные описания постельных сцен без романтических метафор
– психологические травмы, много
– главный герой – 100% «ред флаг»
– неприемлемые для здоровой психики взаимоотношения
– сцены насилия и жестокости
Как автор – я люблю каждого своего героя и принимаю его со всеми его бесами. Как читатель – ты не обязан этого делать. Перед тобой сейчас – история моего первого «грешника», прочти ее до конца и вынеси свой вердикт – простить его или нет.
Глава 1
Наше время
Сирена
На фотографии, оставленной возле надгробия, я вижу свое лицо.
Мой прищур светло-ореховых глаз, такой же разрез губ, чуть заостренный подбородок. Медно-рыжие волосы слегка завиваются – вот только их длина не совпадает. Мои локоны достигали лопаток. Правда, сейчас они уже короче, и я их выпрямляю.
Память тут же охватывает все остальные отличия: я ниже ростом, у меня еле заметный шрам над бровью – последствие падения в детстве с велосипеда. В конце концов, у меня довольно большая грудь. Потому что я девушка. Потому что тот, кто смотрит на меня с фотографии, – мой брат-близнец.
«Ты навеки останешься в нашей памяти. Спи спокойно, Дастин Джеймс Лайал».
Я припадаю к каменному надгробию спиной, сажусь прямо на прогретую землю, наплевав на джинсы. Спину холодит высокая плита, а голову печет жаркое июньское солнце. Фотографию Дастина засовываю в широкий карман сетчатого кардигана без рукавов – я знаю, что ее сегодня оставили здесь родители. Но я не хочу, чтоб она была здесь, не хочу, чтобы ее сдуло ветром или она мокла под дождем. Или хуже, если какие-нибудь малолетние идиоты, шастающие по кладбищам, поглумятся над ней.
Как именно? Я даже представлять не хочу.
Мое желание – вообще не думать. Отключиться, переключиться, вытеснить – так я оперирую этими воспоминаниями ровно год. Триста шестьдесят пять дней, которые я живу без брата-близнеца.
Будет слишком громко сказано, что с того дня и моя жизнь прекратилась.
Нет, я живу. Я дышу. Я функционирую. Мое сердце по-прежнему бьется, тело продолжает выполнять все физиологические потребности. О, я даже за этот год исполнила наш общий план с Дасти и поступила на кафедру литературы. Нюанс – учиться мы изначально собирались в нашем окружном районе, но после его смерти я перевыполнила план и переехала в другой штат. Так казалось намного легче справляться с тупой болью.
Словно можно перепрограммироваться и внушить себе, что в моей жизни никогда не было брата. Я теперь студентка Лиги плюща, я живу в двух сутках езды от родительского дома, у меня нет прошлого, есть только настоящее – с людьми, которых я не знаю. Которые меня не знают. Меня никто не спрашивает о брате. Никто не смотрит на меня, находя наше сходство с ним.
Искусственное ощущение нормальности. Я поняла, что только таким образом заглушу боль. Мне нужно время. Я даже сейчас не уверена, что готова полностью осознать и принять то, что моего брата нет в живых. Что он останется только в моих воспоминаниях. Что я больше не увижу его, не услышу голос. Вообще не произойдет в моей жизни ни одного события, в котором он будет участником.
«Это вообще можно принять?»
Я хочу попытаться, я для этого досрочно закрыла сессию и вернулась в родной город. Чтобы сейчас сидеть у могилы самого близкого мне человека и ощущать… Ощущать что?
– Дасти, – произношу я вслух испуганным голосом. Я не верю в загробную жизнь и не ожидаю отклика на свой призыв. Но я впервые решаюсь за год произнести его имя вслух.
В мыслях мелькают обрывки из фильмов, где герои в подобных сценах захлебываются в слезах или траурно, поджав губы, стойко молчат.
Сейчас подобное кажется искусственным. Мне не хочется устраивать сцен, как и делать вид, что я уже пережила боль утраты и готова идти дальше. Я скорее потеряна, потому что эмоции затуплены, заблокированы. Пустой взгляд вперемешку с гончими мыслями, которые кричат о ненормальности, жалобно просят выпустить все наружу, но нет, блокировка чувств – отличный выбор.
Потирая большим пальцем контур фотографии «Полароида» в кармане, я закрываю глаза, ведь с этой стороны солнце нещадно слепит их. В глазах – белые мушки. В ушах – звенящая тишина, какая бывает только в подобных местах.
Не выдержав, спускаю с головы солнечные очки, которые сразу меняют фильтры обзора в оттенки сепии. Поэтому я не сразу замечаю, как на меня падает чья-то тень.
– Сирена?
Нейроны мозга не распознают определенно знакомый голос, но сердце внезапно дает сбой, а холод от плиты по спине становится просто ледяным.
«Только не он, пожалуйста!»
Нервно закусываю щеку и оборачиваюсь. Тут же испытываю облегчение и даже еле заметный отголосок радости от встречи. Алек Брайт – высоченный темноволосый красавец, душа компании, немного безумец и беспощадный бабник, разбивший кучу женских сердец, когда мы учились в старшей школе. Но не мое. Для меня он был, по сути, лучшим другом Дастина.
Я неловко поднимаюсь с земли, отряхнув задницу от песка, и подхожу к нему ближе. В черной рубашке и такого же цвета джинсах он выглядит непривычно. Сколько помню – Алек всегда предпочитал толстовки с капюшонами или разнообразные футболки. Но при этом выглядел стильно – мы с Дасти частенько шутили, что Алек шарит в шмотках получше самой гламурной и избирательной девицы.
И даже более строгая одежда ему сейчас идет.
– Да, это я, – наконец отвечаю я, прекращая беглый осмотр, впрочем, это взаимное действие – зеленые глаза парня тоже изучают меня. – Привет.
Мне становится не по себе. Не от встречи или взглядов, а оттого, насколько все изменилось. Алека я тоже оставила в прошлой жизни, как и остальных друзей Дастина, но я немного теряюсь, заметив его изменения за один только год. Напрочь исчезла постоянная улыбка, обнажающая слегка удлиненные клыки, делая его лицо воистину привлекательным дьявольской красотой. И с ней же пропал его чуть безумный взгляд, словно он каждую секунду обдумывал какой-то веселый план в категории развлечения для психов.
«Смерть Дасти изменила всех в ту ночь».
– Сегодня приехала? – Звучит как утверждение, но я все равно киваю.
Какое-то время повисает тишина, разбавляемая только неуместной трелью птиц. Я кутаюсь в кардиган, хотя мне скорее жарко, чем прохладно.
Заметив этот жест, Алек резко шагает ко мне и заключает в дружеские объятья. На глаза наворачиваются слезы – не только мне больно или родителям, со мной человек, тоже переживающий эту боль. Мы не излечим друг друга, но само понимание, что есть неравнодушные люди, вызывает душераздирающие эмоции – нет, я не одна! – как глоток свежего воздуха.
Жаль, что это поможет лишь на время, а может, и не поможет вовсе.
«Дасти, смотри, как тебя любили. Не только я».
Я беззвучно всхлипываю, утыкаясь Алеку в грудь. От него пахнет сигаретным дымом и приятным одеколоном. Знакомый запах из прошлого – ведь он и мой брат часто проводили время вместе. А я – за компанию. Я знаю всех его друзей, но Алек был для него самым близким.
«А где же остальные?»
Мигом отгоняю от себя эту мысль. Не важно. Просто плевать. Я оставила все в прошлом – отключаться, переключаться, вытеснять. Не буду даже спрашивать, хотя знаю, что Алек легко даст ответ.
Мне вообще не хочется ничего говорить. Пусть лучше по щекам польются слезы, но я рада, что не слышу в данный момент убивающих воспоминаний по типу: «А помнишь, когда Дасти был жив, мы…»
Возможно, позже я сама захочу поговорить, но не сейчас. Не сразу. Не в первый день приезда. Я и с родителями пока не поднимаю болезненную тему.
– Мы обязательно найдем его, – неожиданно произносит Алек, отстраняясь. В его руках появляется пачка сигарет и зажигалка.
Пара щелчков, и я ощущаю тяжелый никотиновый дым.
– Кого найдем? – Краем рукава стираю выступившие слезы, которые парень не смог заметить из-за моих темных очков.
– Того, кто сделал это. И накажем. Я лично накажу. Каждого и каждую, кто хоть немного причастен.
В сказанных им словах я узнаю прежнего Алека. Человек действия. Мы по-своему справляемся с болью. Для него типично бросаться на амбразуру, мстить, искать виноватых. Возможно, это правильно, но…
Но я думаю, что мне от подобного легче жить не станет.
Моя жизнь после смерти Дасти уже изменилась, безвозвратно.
Его нет. Все!
Причины, следствия и последствия таковы: мне не вернут брата. Мне не нужна месть, не нужна расплата виновных. Я всего лишь хотела бы, чтобы Дасти был жив и мы бы сейчас не находились в этом страшном солнечном месте с зеленой травой, пением птиц и гниющими или уже сгнившими телами под землей.
– Дай сигарету, – прошу я.
– Начала курить?
Кивнув, я вытаскиваю сигарету из пачки Алека и, поджигая ее, затягиваюсь. Свободной рукой снова тянусь к карману, где лежит фотография. Я прячу ее поглубже, словно изображенный на ней Дастин сможет уличить меня за этим маленьким преступлением.
«Не смотри, не смотри…»
Так глупо. Я делаю глубокую затяжку, поглощая легкими никотиновое облако, а по щеке начинает катиться первая слеза. Не-вы-но-си-мо.
«Дасти, ты бы точно убил меня за то, что я сейчас курю. И ты бы точно убил лучшего друга за предложенную сигарету. Ты ненавидел подобные вредные привычки, заботился обо мне. Конечно, я шучу. Ты слишком добр, чтобы убивать вообще кого-либо. Прости меня».
Глава 2
Год назад
Сирена
Я изо всех сил стараюсь смотреть в свое домашнее задание, напускаю на лицо сосредоточенный вид, но постоянно отвлекаюсь. Это довольно плохо для ученицы выпускного класса, но не критично – я прекрасно знаю, что оценки позволят мне поступить на нужную кафедру. Возможно, я даже смогу претендовать на стипендию, но в моем случае она не так важна.
Я не из тех девушек, про которых можно сказать что-то по типу «бунтарка» или «прогульщица», но и до «ботанши» мне далеко. А если честно, я даже рада, что не приближена к какому-то ярлыку или статусу, который можно было бы на меня нацепить. Тогда ведь нужно было бы ему соответствовать?
Так вот, я совершенно точно не из тех людей, которые хотели бы чему-либо соответствовать.
Поэтому я прекращаю изображать, что предстоящий тест сильно меня волнует, вскакиваю с кровати, оставив на ней учебники и тетради, и подхожу к зеркалу. В моей комнате оно занимает довольно большую часть, поэтому я имею возможность рассмотреть себя в полный рост. Белая футболка, спортивные брюки – вполне домашний вид. Рыжие волосы собраны в тугой пучок, но выпадающая прядка делает общий вид более сексуальным. Раздумываю, стоит ли накраситься, но сразу же отбрасываю эту мысль – нет, я у себя дома, будет слишком неестественно. Поэтому меняю широкую футболку на топ, который охрененно выделяет мою грудь почти третьего размера.
Растягиваю его чуть ли не до бедер, из-за чего он облегает меня еще сильнее, выставляя напоказ ложбинку между грудей.
Теперь мой вид меня более чем устраивает – по-домашнему, но пикантно.
Подмигнув своему отражению, беру в руки телефон, лежащий на постели, и выхожу из комнаты.
Голоса раздаются ожидаемо из гостиной на первом этаже.
Напускаю на себя скучающе-равнодушный вид, спускаюсь туда, где сейчас находится мой брат со своими друзьями.
Это не будет казаться странным, если я признаюсь, что в свое время была влюблена в каждого из них? Хотя отчего? Подростковые гормоны бьют ключом из-за красивых парней.
Первым я замечаю белую макушку Сина Фэйри – он сидит на стуле, перевернув его и облокотившись о спинку, держа в одной руке банку пива. Они с Дасти дружат сколько я себя помню. Наши матери познакомились, когда еще были беременны нами.
Самая невинная моя влюбленность, когда мы все посещали младшую школу. Тогда мы с братом-близнецом не отличались так сильно, как сейчас, меня стригли коротко и одевали в комбинезон. Видимо, поэтому одноклассницы стали дразнить меня мальчишкой или деланно путали с Дасти.
Было чертовски обидно, и однажды свидетелем таких подколов стал Син. Он влез в разговор-травлю и с убеждением шестилетнего мальчишки-героя сказал девчонкам, что я самая красивая в классе. Симпатичный блондин Син уже тогда пользовался некоторой популярностью среди женского пола, поэтому его комплимент в мою сторону был воспринят более чем серьезно. Как итог – с тех пор меня никто не дразнил, а я в благодарность за дружескую помощь около месяца потом сочиняла перед сном детские романтические истории, где я была принцессой, а Син – моим рыцарем.
Вторым я вижу Алека Брайта – который, чуть ли не с ногами сидящий на диване, показывает моему брату что-то в телефоне и через фразу смеется. Вероятно, идет активное обсуждение фотографий девушек, сопровождаемое едкими комментариями. Заметив мой взгляд, он слегка улыбается мне. Улыбка из-под капюшона, надвинутого почти до светлых зеленых глаз, слегка прикушенная клыком губа – мир рухнет, а его красота и бешеная харизма всегда будут незыблемы.
Дасти познакомился с ним, когда нам всем было по четырнадцать лет. Алек тогда только переехал в наш район, но довольно скоро стало понятно, что он станет тем самым чуваком, влюбленность в которого переживет каждая вторая девушка в нашем окружении. Именно так и получилось. Я не была исключением и в том возрасте, как и многие, насмотревшись молодежных фильмов и сериалов, мечтала о популярном парне. И Алек, уже ученик нашей школы, стал именно таким – активным, красивым, безрассудно смелым и отбитым. Полный набор.
Моя тайная влюбленность в него длилась почти два месяца.
Вдали от остальных, в кресле-качалке, с электронной сигаретой в руках сидит Калеб Грейв. Сколько помню, это бесполезное сидение однажды купил отец, но никто им в итоге никогда не пользовался, поэтому его сдвинули к окну. Зато Калеб постоянно занимал кресло-качалку, словно бы отделяя себя от остальных.
Дасти с Калебом познакомился немногим позднее, чем с Алеком, и мои чувства к нему пришли с опозданием. Тогда я переживала небольшой подростковый кризис и тащилась по угрюмым парням из рок-групп. Молчаливый, длинноволосый в то время, Калеб, постоянно одевающийся во все черное под цвет волос, всегда имел некую ауру загадочности.
Я его загадок не разгадала, мне хватило одного лишь образа, а когда я услышала, как он играет на гитаре, – он идеально попал в мой желаемый образ темного лорда. Три месяца я умирала по нему, конечно же, снова тайно, пока период тяги к мрачным неформалам не прекратился.
Честно говоря, я никогда не понимала, что связывает вышеперечисленных парней в одну компанию. О, это совсем не из тех историй «мы такие разные, поэтому вместе». Иногда мне даже казалось, что ребята терпеть друг друга не могут, несмотря на то что много времени проводят вместе. Син бесится от беспочвенной грубости, свойственной другим, Алеку, кажется, попросту тесно в их кругу с его неуемной энергией. Калеб – он даже порой не скрывает, будто его достал каждый человек на расстоянии десяти метров от него. Но надо признать: по отдельности любой из них хорошо относится к моему брату. К которому в комплекте идет сестра-близнец, поэтому я автоматом пользуюсь их расположением.
Но это мой максимум. Я никогда не была членом их компании, не знала их секреты, а они есть – сколько раз в моем присутствии парни резко переключали темы разговора.
В нашей старшей школе – «Сент-Лайк» – они популярны, хотя это отходит от канона, поскольку самые классные ребята – обычно спортсмены. Пожалуй, лишь Дасти серьезно занимался баскетболом до шестнадцати лет, но потом, не объясняя причин ни мне, ни родителям, бросил школьную команду. Что касается остальных – шумный, красивый Алек, устраивающий бесконечные тусовки, улыбчивый, дружелюбный Син – эти двое точно легко меняли девчонок. О Калебе в основном тихонько мечтали, он не подпускал к себе никого.
– Ну сиськи у нее ничего. – Слышу голос Сина, который, поднявшись со своего места, навис над телефоном Алека, что-то рассматривая.
Конечно, после его фразы я вполне себе представляю, что именно. Фотография какой-то девушки и обсуждение ее достоинств – ничего для меня интересного, как и нового. Пожалуй, из всей компании в постоянных отношениях иногда бывал Син.
– На рот посмотри, – уточняет Алек.
– Что с ним?
– Он огромный, чувак. Словно в нем побывали все члены Сент-Лайка.
Алек презрительно ухмыляется, обнажая края клыков, Син пытается скрыть улыбку, но у него не выходит.
Брат отсаживается от них подальше и делает страдальческое лицо:
– Алек, ты иногда такой мудак!
– Иногда? – раздается со стороны окна низкий голос Калеба. По его отстраненному взгляду и тону совершенно непонятно, пытается ли он подколоть или всерьез не допускает, что бывают моменты, когда Алек – приятный и милый парень.
Тот в свою очередь отвечает:
– Слушай совет, Тень, если бы ты рискнул хоть иногда изобразить на своей унылой роже улыбку, телки, возможно, хотя бы из жалости посылали бы тебе нюдсы.
Калеб, не меняя выражения лица, показывает Алеку средний палец и отворачивается к окну, явно не желая участвовать в дальнейшей словесной перепалке, которую с удовольствием бы продолжил друг.
Незаметно для остальных проскальзываю мимо и выхожу в коридор.
В спину слышу голос Дастина:
– Сирена, ты куда?
Оборачиваюсь и сталкиваюсь с глазами, так похожими на мои.
– Выйду воздухом подышать, – отвечаю я небрежно. Для убедительности потягиваюсь, будто от сидения за учебниками у меня затекли мышцы.
«Ну конечно!»
Брат не особо верит, но кивает, пряча улыбку.
Я спешно влезаю в кроссовки, подминая их заднюю часть пятками. С длинной вешалки, расположенной в холле, снимаю спортивную ветровку и накидываю на плечи. Но к молнии не прикасаюсь, чтоб не прятать красивый вид сисек, обтянутых тугим топом.
Закрыв за собой дверь, оказываюсь в семейном саду. В этой части города, именуемой Даствуд, повсюду красуются дорогие особняки и поместья с большими территориями – наша семья не исключение. Все дети Даствуда посещают престижную школу «Сент-Лайк», после которой чуть ли не автоматически открываются двери для поступления в какой-нибудь из универов Лиги плюща.
Как раз одно из высших учебных заведений расположено в часе езды отсюда, и именно там мы с Дасти планируем учиться уже осенью, когда закончим двенадцатый класс, попрощавшись со старшей школой.
Весенний теплый ветер развевает специально выпущенные пряди из моей прически, когда я по тропинке шагаю к центральному входу. Скоро здесь распустятся и зацветут любимые мамины красные розы. Их уходом занимается не один садовник, а специальная бригада – потому что их действительно очень много – на несколько гектаров. Наш дом даже называют Поместьем Роз.
Насколько романтично, настолько же и тривиально. Если бы меня просили выбрать – я бы точно сменила розы на другие, более интересные цветы. Не зацикливалась бы на одном сорте. Возможно, так однажды и будет, если… Да, если гребаный Кей Хирш когда-нибудь решится ответить мне взаимностью.
Гребаный Кей… Исключение из любых правил.
Он и сейчас опаздывает, хотя я не уверена, что он сегодня приедет. Друг Дасти, с которым брат познакомился два года назад.
Исключение первое – он старше всех нас на год, никогда не учился в нашей школе и вообще жил в другой части города. С шестнадцати лет посещал курсы парамедиков, а теперь уже год как учится на кафедре медицины, получив стипендию.
Кстати, то, что я закономерно влюбилась в грубого сукиного сына с самым сексуальным, накачанным телом, не было исключением. Это должно было произойти, как и в случае с остальными. Очередной друг брата – новая влюбленность, тайная и недолгая.
Однако меня заклинило. Я сохну по нему уже два года, проходя все стадии этого чувства – от легкого замирания сердца в его присутствии до сексуальных фантазий и желания сожрать Кея, чтоб никому не отдавать.
Мы не пересекаемся с ним, как с другими в школе, поэтому все наши встречи зависят только от брата. Я их жажду, я их вкушаю, я ими живу, хотя за все время не продвинулась больше, чем «сестра друга» для Кея.
Возможно, мне следует принять факт, что ублюдок просто равнодушен ко мне. Наверное, так и есть. Но что я могу сделать со своей тягой?
Могла бы – выкинула бы его из головы уже давно. Только это не работает. Даже если каждый день буду торжественно произносить: «Мне плевать на Кея Хирша», – мне не станет на него плевать в действительности.
Поэтому и провокационный топ идет в дело, равно как и другие жалкие попытки пробудить в парне интерес ко мне более романтического плана. Срываю равнодушно бутон нераскрывшейся розы и пытаюсь вдеть его себе в волосы над правым ухом.
«Так ведь романтично, правда?»
Когда слышу шум подъезжающей машины к воротам, еще раз оттягиваю топ ниже и потом замираю.
Это он.
«Кей Хирш, я так тебя люблю».
Глава 3
Наше время
Сирена
–Как твоя учеба? – спрашивает мама, накладывая мне в тарелку спагетти.
Я тут же инстинктивно поднимаю руку в знак отказа, а потом выдыхаю:
– Стой! Не нужно! Я не голодна!
Возможно, дело обстоит не совсем так. Последний раз я ела более десяти часов назад, но в данный момент, вернувшись с могилы брата в родной дом, о еде я не думаю вовсе.
Вряд ли вообще кому-то захочется есть после того, как ты час взираешь на знакомое лицо, которое является лишь фотографией, оставленной у надгробной плиты.
Раньше никто из родителей и слушать бы меня не стал, но сейчас мама покорно откладывает тарелку и садится за стол. С отцом она обменивается коротким взглядом, и я замечаю, как он одобрительно кивает.
«Нам…» Мне повезло с родителями. Они никогда не давили, не ругались без надобности, не придумывали идиотских запретов для детей-подростков. Стоит признать, я родилась в благополучной семье, и не только в материальном плане.
А еще – родители безмерно любят друг друга, хоть и перешагнули двадцатилетний рубеж брака. Их отношения всегда были полны романтики – чего стоит огромный розовый сад для мамы. Они ходят на свидания для двоих, уезжают в совместные отпуска… Ладно, я хочу сказать – они не видели ничего страшного в том, чтобы импульсивно целоваться взасос при детях, а порой мы с Дасти умирали от смущения, понимая, что родители безо всякого стеснения средь бела дня занимаются сексом, не пытаясь как-то уменьшить звуковой диапазон процесса.
«Нас…» Меня они любили, что бесспорно, но друг друга – намного больше.
Когда Дасти не стало, вполне закономерно, что они нашли утешение друг в друге. Родители спокойно отпустили меня в другой город и дали выбор решить, как справляться с потерей – самостоятельно. Иногда я чувствую благодарность, а иногда – какую-то обиду. Словно моя боль их не волновала и мне не нужно семейное утешение.
Но о’кей, пусть это будет считаться моим выбором.
Раньше у меня было все – большой круг общения в школе, а теперь в универе я хожу немой тенью. Был любимый человек, превратившийся сейчас в груду горьких и негативных воспоминаний. Я никогда не испытывала недостаток родительской любви, хоть и не была для мамы и отца на первом месте. Но…
«Наверное, я хотела, чтоб меня не отпустили отсюда».
«Не дали мне этот гребаный выбор».
«Чтоб хоть кто-то меня удержал и не отпускал!»
Не даю своим мыслям развития. Меня спросили об универе? Смотрю на родителей – и понимаю, что ответа от меня не ждут. Что ж, пожалуй, это была дань вежливости, но мне не досадно. Сейчас подобные темы меня тоже волнуют меньше всего в этом мире.