Зеленый луч

Евгения Симакова, Анна Гройсс, Вероника Захарова, Александр Товберг, Наталья Кравцова, Марк Некрасовский, Ю_ШУТОВА, Татьяна Васильева, Наталья Лебедевская, Раиса Кравцова, Марат Валеев, Дмитрий Бобылев, Александр Крамер, Нелли Крестова, А. Виардо, Олег Визер, Наталья Волгина, Екатерина Шрейбер, Алексей Шелегов, Анастасия Бурухина, Егор Черкасов, Марина Васильева, Юрий Захарченко, Дарья Сталь, Валентина Уцеховская, Сергей Павлов, О. Сорока, Марина Абраменко, Ирина Барабанова, Оксана Ююкина, Анна Горева, Фархад Эшанов, Ирина Бугрышева, Дмитрий Сидоренко, Татьяна Поройкова

Зеленый луч

Между надеждой и реальностью

Говорят, тому, кто хоть раз увидел в момент заката над морем вспыхнувший на долю секунды зеленый луч, суждена удача. Но удача капризна и ветренна.

Что остается, когда рушится последняя надежда? Пустота? Отчаяние? Или – странным образом – свобода? Мы носим в себе образы иного будущего, иной жизни, иной любви, как тот самый мифический зеленый луч – редкий, прекрасный и почти недостижимый. Мы строим жизнь в ожидании его появления, но иногда судьба предлагает нам не свет, а тень. Обман. Неожиданный поворот, который заставляет усомниться во всем.

Герои этого сборника стоят на пороге. Одни – между верой и разочарованием, другие – между миром здравого смысла и зыбкой реальностью, где возможны чудеса и метаморфозы. Их жизнь раскалывается пополам телефонным звонком, случайной встречей, принятым в отчаянии решением. Им предстоит сделать выбор, цена которого – их собственная душа.

Эта книга – о нас. О хрупких человеческих сердцах, готовых верить в чудо, даже зная, что оно может оказаться миражом. И о том, что даже обманутая надежда – это не конец, а начало нового, пусть и самого трудного, пути.

Юлия Карасева

Олег Визер. ЛЮБИМЫЙ ТУМАН МИССИС ТАФТ

Мы сидели на лужайке перед моим домом в тени вяза, когда вернулась миссис Тафт. Она припарковала возле гаражных ворот сиреневого цвета кадиллак Купе Де Виль 1982-го года выпуска, неспешно и элегантно вышла из машины, мельком посмотрела на нас поверх солнцезащитных очков, еле заметно кивнула в знак приветствия и направилась к парадной двери, доставая из дамской сумочки оранжевого цвета связку ключей. Она не походила на несчастную женщину, которая три дня назад похоронила мужа: в последние дни ее наряды выглядели броско; у нее всегда было хорошее настроение, которое читалось по губам, на которых играла хитрая полуулыбка. Мы с Гарри молча проводили ее взглядами, и как только она закрыла за собой входную дверь, продолжили беседу.

Излюбленной темой наших стариковских разговоров является политика, а именно: предвыборная компания, которая началась две недели назад. Гарри – сторонник демократов, я – республиканец. У нас много разногласий по этому поводу, и часто споры переходят в баталии, которые оканчиваются ссорой. Не раз мой давний друг уходил, не попрощавшись со мной. Но, как правило, через день мы всегда миримся.

Возвращение миссис Тафт отвлекло моего друга от нашей излюбленной политической темы:

– А она, эта дама, – он кивнул в сторону дома вдовы, – странноватая, не так ли?

Я вздохнул. Гарри мало что знает о моих соседях: он живет в противоположном районе Форкса. Да я и не любитель сплетничать за спиной. Глорию Тафт знаю с рождения. Она выросла на моих глазах. У нас с ней разница в возрасте пятнадцать лет. Ей сейчас пятьдесят, но выглядит она чертовски прекрасно. С ее родителями я был в приятельских отношениях. Они умерли, когда ей исполнилось двадцать. После их смерти наши с Глорией отношения постепенно охладели: сейчас мы ограничиваемся холодными приветствиями.

– Ну почему же странная? Просто необычная и… – Я перелистал в памяти страницы прошлого и добавил: – И несчастная.

– Сомневаюсь, что она скорбит по мужу, – ухмыльнулся Гарри. – Это какой по счету?

– Ну, значит, он того заслуживает, – ответил я.

Да уж, с мужьями миссис Тафт не везло – факт. Позавчера похоронила четвертого.

– «Черная вдова» – это не про нее, если ты это имеешь в виду. – Мне не хотелось развивать эту тему, но и оставлять мою соседку, выставленную злыми языками в недобром свете, я позволить не мог. – Уверен, вовсе не про нее. Ходят, конечно, слухи. Я знаю о том, что говорят, что, мол, последнего прикончила она… Но, знаешь, это все слухи, не более. Ты же слышал, как с ним обошлись?

– Да уж, труп потрепали как Тузик грелку.

– Представь, что-то около двадцати пяти деревьев насчитали, о которые его хлестали, как… не знаю, как ремнем. Ошметки находили на ветках в радиусе пятидесяти футов. А прежде, его тащили вглубь леса чуть ли не полмили. Да разве ж могла она такое сделать?

– Бедолага, – протянул Гарри.

– Ты про кого?

– Про мужа. И какого дьявола они там оказались в такую погоду?

– А может, это провидение, и так было и надо…

– Ты про что?

– Может, туман и помог ей. Как раз-таки мужа жалеть и не стоит.

– Ты так считаешь?

– Я же говорю, ей не везло с мужьями. Вспомни, какими они были. И эти стечения обстоятельств помогли ей избавиться от них. – Кое-какими своими умозаключениями я все же решил поделиться с Гарри. – Она никогда не боялась, и не боится, ездить за рулем во время тумана. Он не пугает ее. Больше скажу: ей нравится такая погода.

– Как и всем, кто живет в Форксе, – усмехнулся Гарри, хотя не понимал, что имел в виду я, говоря о ее любви к туману.

Не раз мне приходилось видеть из окна своего дома, как в размытом пятне тусклого света, исходящего от нимба уличного фонаря, появлялся ее темный силуэт, медленно выплывающий из белой завесы тумана, когда она в одиночестве гуляла после очередной ссоры с мужем.

– А какие они были, ее прежние мужья? – перебил мои воспоминания Гарри. – Или все же…

– Они с ней были грубы…

Я вкратце описал Гарри супругов миссис Тафт.

Рассказал про первый брак, который продлился буквально года полтора. В то время еще живы были ее родители. Мне часто приходилось слышать ссоры молодых и звон разбивающейся посуды. После скандалов она часто выскакивала из дома пулей, садилась в машину и на пару часов куда-то уезжала. Муж никогда не пытался ее остановить. Она могла уехать в ночь в любую погоду. Даже в туман. Никакое ненастье ее не пугало.

Однажды они ехали ночью по 101-й дороге. Была осенняя промозглая погода. На мокром асфальте машину занесло и выкинуло на обочину; сосновая ветка пробила лобовое стекло и насквозь пронзила голову мужа, сидящего на пассажирском сиденье…

Второй муж появился у нее спустя пару лет. Прожили они вместе года четыре. Ссор я не слышал, но, судя по тому, как они по одиночке возвращались домой, и никто в нашем городе никогда их не видел вместе, было понятно: отношения у этой пары не лучшие. Глория, живя с ним, почти всегда носила черные солнцезащитные очки и редко была в хорошем настроении. Была неразговорчивой: «здрасьте-до свидания» – и все общение. Однажды я заметил на ее запястье синяк. С того дня стал относиться к соседке с пониманием.

Туман и в тот раз избавил ее от мучений, причем на той самой 101-ой дороге, по которой они направлялись в Порт-Анджелес. Не доезжая мили до озера Крестон, они остановились на обочине – видимость была нулевой. Груженный грузовик врезался в их машину сзади, подмяв ее под себя до середины салона… вместе с головой мужа, который спал, откинув спинку сиденья и выдвинув кресло до упора назад. Миссис Тафт чудом осталась невредимой.

– Где она находила этих подонков? – возмутился Гарри.

– Не знаю. Все не местные, не из Форкса. Кто из Сиэтла, кто из Порт- Анджелеса. И почему на нее, как мухи, липли такие подонки, ума не приложу. Но красивая она была чертовски. Конфетка женщина.

– Может она и сама – того, хороша была: с виду ничего, а внутри стерва.

– Мне иногда приходит мысль, что она специально таких выбирала. – Я поковырялся в памяти. – Однажды ночью к ним приезжала реанимация – это она со вторым жила. Глорию увезли в больницу. Но через день она вернулась. Как позже оказалось, она потеряла ребенка. С тех пор женщина изменилась. И детей не имеет. Может, поэтому у нее все идет не так. Но, это лишь мои предположения.

– А что произошло с третьим? – спросил Гарри.

С третьим она прожила пять лет. Это был чистой воды уголовник. Занимался непонятно чем. Пил изрядно и буянил. Его пьяные крики, громкая музыка, досаждали всех в нашем квартале, нередко соседи вызывали полицию. Долго же она его терпела – целых пять лет. Не понимаю, почему она не развелась с ним раньше? Ведь понятно было, что он за человек. На что Глория надеялась? Чего выжидала? Сказать, что она была слабой женщиной или тихоней – так нет, я не раз слышал ее громкий и властный голос, когда в их доме происходили скандалы. Она не боялась своим мужьям давать отпор. Но, судя по побоям, ей это удавалось отчасти. Сама же никогда не жаловалась в полицию и на людях всегда оставалась уверенным и счастливым человеком, будто знала, что Господь ей поможет. На развод не подавала, терпела… А может, ждала… Но чего, своего часа? Или случая?

Или тумана?

Как-то ранним мартовским утром, когда на штат нагрянула оттепель и опустился туман, они ехали друг за другом, каждый в своей машине, в сторону Ла Пуш по 110-му шоссе. Накануне синоптики предупреждали водителей об опасности, о плохой видимости на дорогах из-за тумана и не рекомендовали поездки на машине без надобности. Но Глория с мужем, несмотря ни на что, в то утро уехали. Она в своем кадиллаке, он в пикапе. Спустя два часа ее мужа обнаружили мертвым в машине, которая стояла на обочине с включенной аварийной сигнализацией и работающим двигателем. Рассказывали, что его глаза были раскрыты, а застывший в предсмертном крике рот оставался разинутым так широко, что челюсти выскочили из суставов.

Миссис Тафт выехала из тумана в паре миль дальше – одна. Остановилась и некоторое время ждала мужа. А потом позвонила в Службу спасения.

– Почему ты никогда раньше со мной не делился этим? – обиделся Гарри.

– Наверное, ты не спрашивал. К тому же и рассказывать, в общем-то, не о чем. Я могу только догадываться и предполагать, и верить рассказам сторонних людей. Чужая семья – потемки. Насилие в семье – тема не из приятных. А если раздоры присутствуют в жизни твоих соседей, ты невольно становишься свидетелем всех безобразий, которые у них происходят.

– Знай я раньше такие подробности про нее… – с сожалением произнес Гарри.

– Мне жаль ее, искренне жаль. Так что никакая она не «черная вдова,» а просто несчастная женщина, – перебил я его, и вдруг меня осенило: – Хотя, может, и не такая уж несчастная…

– В смысле? – нахмурился Гарри.

– Туман.

– Что-что?

– Туман. Да, он для нее как друг, понимаешь. Каждый раз он избавляет ее от них. Заметь, всегда был туман, ночь и дорога. Все несчастья происходили при схожих обстоятельствах.

– Да, странные совпадения, – согласился Гарри. – Но ты же не хочешь сказать, что она это специально… как бы это сказать… подстроила, что ли?

– А кто его знает.

Мне вспомнился недавний короткий разговор с миссис Тафт, единственный «долгий» диалог за последние лет пятнадцать. Как-то утром я убирал опавшие листья на тротуаре, когда Глория вышла из дома и направилась к своему автомобилю. Я оставил грабли и направился ей навстречу.

– Миссис Тафт, доброе утро!

Она вставила ключ в замок дверцы, но не стала проворачивать его. Я ускорил шаг.

– Простите, миссис, но… не могу уняться… Простите меня и мое любопытство. – Она подождала, когда я подойду. – Мы так редко видимся… Хотя я вас…

– Что вы хотите узнать? – спросила она.

– Вы смелая, коли не боитесь ездить за рулем в такую погоду. Вы управляете автомобилем в густом тумане, ведь это небезопасно.

За солнцезащитными очками я не мог разглядеть ее глаз – ее настроения.

– Спасибо вам за внимание. Но заверяю вас, причин беспокоиться нет. Я достаточно внимательна, – ее голос был уверенный, и я еще раз убедился, что она не слабая женщина. – Природа не настолько страшна, как…

– Как кто?

– Как люди.

– Но туман есть туман, миссис Тафт, – напомнил я.

– О да, в каком-то смысле верно. – Она сняла очки, обнажив старые рыжие синяки под глазами, замазанные тональным кремом. – Но туман, он как защитник, и может укрыть, защитить от людей, от жестокости… Особенно, если ты женщина.

– Вы счастливы? – слетело у меня с языка.

– Прошу прощения, мне пора.

– Зачем вы терпите?..

– Чтобы быть сильнее… Извините.

Она открыла дверь, села в машину и уехала, скрывшись в наступающем тумане в конце улицы.

Этот разговор произошел три недели назад. А неделю назад ее последнего мужа нашли близ 101-ой дороги, разорванного на сотни кусочков, разбросанных лесу.

Накануне этого происшествия я поздно вечером услышал чье-то пение, доносившееся с улицы. Выглянул в окно. Сквозь туман увидел миссис Тафт со своим пьяным мужем – они подходили к ее машине, собираясь куда-то ехать. Мэт, так звали супруга, еле держался на ногах. Куда в такую погоду можно ехать? Перед тем, как сесть за руль, Глория задержалась на пару секунд и посмотрела на мое окно. Густой туман не позволял разглядеть выражение ее лица, но мне показалось, что оно излучало, по крайней мере, удовольствие.

Удовольствие от предвкушения очередного несчастья?

А может, и не несчастья вовсе, подумал я тогда, а освобождения и избавления. Я улыбнулся ей в ответ, и думаю, она заметила это. Вот тогда я и понял: туман не враг ее, а покровитель. Миссис Тафт любит туман.

Или туман любит ее.

* * *

Он вернулся около девяти вечера. Ввалился в дом в грязной обуви с двумя упаковками «Будвайзера» в руках. Вальяжный и, как всегда, наглый. Нахальная, презрительная улыбка на его лице не предвещала ничего хорошего. Спать он явно не собирался, а значит, и у нее будет бессонная ночь. Не провести ли ее с пользой, подумала она. Момент самый что ни на есть подходящий: на улице густой туман. Последние годы она внимательно следит за сводками погоды. Синоптики прогнозировали туман еще вчера, и он продержится еще три дня. Если не сейчас, то придется ждать еще полгода. Впереди зима. Обещали, что она в этом году будет морозная. Туманов, в таком случае, до мартовской оттепели больше не будет.

Пей он сегодня виски, она, может, и отложила бы эту затею до весны, но то, что Мэт решил пить пиво, это было как раз ей на руку. Совпадет ли такое еще когда-нибудь: пиво, ноябрь и туман?

– Чего так смотришь? – спросил Мэт, презрительно поглядывая на Глорию, и откупорил очередную бутылку пива. – Чем опять недовольна? Я отдыхаю…

Глория стояла, облокотившись о дверь и скрестив руки на груди.

– Чего смотришь, спрашиваю? – повторил Мэт. – Иди спать.

– Нет, я тоже хочу повеселиться, – ответила женщина, выдавливая улыбку.

Он скривил губы и с удивлением уставился на нее.

– Чего-о?

– Не все ж тебе одному развлекаться?

– О! И как, мне интересно, ты хочешь развлечься? – Мэт стал приближаться к жене. – И как, интересно мне, ты хочешь повеселиться? – ехидная улыбка исчезла, теперь он смотрел на нее со злостью, рот скривился, превратившись в звериный оскал; обнажились желтые зубы. – Чего задумала?

Глория замешкалась, подбирая слова. Мысли хаотично носились в голове. Быстрее же, Глори, торопила она себя, быстрее отвечай ему, пока он не пришел в бешенство и не сжалкий твою челюсть своей ручищей.

– Поехали в клуб, Мэт! – она почти крикнула.

Он остановился в шаге от нее.

– Ку-уда-а?

– В ночной клуб, в Порт-Анджелес. Мне надоело сидеть одной, пока ты кайфуешь с друзьями. Я тоже хочу повеселиться. Но в отличие от тебя, эгоиста, я предлагаю сделать это вместе.

Мэт залпом отпил полбутылки. Его, правда, удивило предложение Глории. Но, он был под хмельком, и идея жены пришлась ему по вкусу. Да и самому наскучило сидеть дома и смотреть на ее вечно недовольную физиономию.

– Бери свое пойло. Я сяду за рулем, – предложила она и пошла одеваться.

Мэт хмыкнул и молча осушил бутылку.

– Ладно, так уж и быть, выведу тебя в люди, женщина, – рявкнул он и достал из холодильника упаковку пива. – Только не позорь меня своим поганым языком. А то любишь болтать лишнее там, где не надо.

Через десять минут они вышли на улицу, погруженную в туманное царство, и направились к кадиллаку Глории. У Мэта слегка заплетались ноги, он что-то бубнил себе под нос, а потом стал напевать песню.

– Тише, соседей разбудишь, – возмутилась Глория, открывая дверцу.

Перед тем, как сесть в машину, она заметила силуэт в окне дома напротив: добрый сосед наблюдал за ними. И хотя в туманной дымке его лицо и глаза были неразличимы, Глория на пару секунд задержала взгляд и улыбнулась пожилому мужчине.

Мэт, как боров, неуклюже протиснулся в салон и рухнул на сиденье, нащупывая под ним рычаг.

– Где тут… Как отодвинуть сиденье? Дерьмовая машина, все надо делать в ручную, – ругался он.

За городом туман был плотнее. Противотуманки едва помогали: пять ярдов, и все, дальше – сплошная бело-желтая стена. Глория приподнялась и прижалась грудью к рулевому колесу, чтобы было лучше видно дорогу. Скорость пришлось снизить до 15 миль в час, потому что в желтом пятне света уже трудно было определить, где дорожное полотно, а где обочина. Встречных машин, слава богу, не было, как и попутных. Глория испытывала страх и одновременно чувство азарта. «Сейчас или никогда», – шептала она и следила за Мэтом, считая каждую выпитую им бутылку. Вот очередная пустая тара полетела в открытое окно и разбилась об асфальт.

– Не будь свиньей, не бросай на дорогу! – возмутилась Глория.

– Заткнись! Смотри на дорогу, чистюля…

«Когда же ему приспичит? – злилась она. – Сколько в него вмещается? Еще десять миль, и мы выедем из леса»

– Мы так и до утра не доедем. Нашла время для прогулки… – Мэт потянулся к магнитоле и включил радио: объявили исполнителя следующей композиции, Брайана Ферри. Полилась спокойная музыка.

Глория насчитала три выпитых им бутылки. Это уже в пути. Плюс пару он выпил дома. Итого: два с половиной литра. Наверняка, он скоро захочет… В тумане промелькнули тусклые огни фонарей, освещающих парковку и минимаркет. Глория молила бога, чтобы он не попросил заехать на заправочную станцию.

Прошел час, а они проехали всего лишь половину пути. Глория хорошо ориентировалась на местности. Даже в тумане. Сейчас их окружает лес. Скоро будет озеро слева. Надо сделать это до того, как они к нему подъедут.

– Тормози! – вдруг рявкнул он и открыл дверцу еще до того, как машина остановилась. – Тащишься, как черепаха.

В момент, когда Мэт с силой захлопнул дверцу, выйдя из машины, она нажала на клавишу автоматического запирания дверей, чтобы он не услышал щелчок.

«Все», – выдохнула женщина и положила руки на руль.

Мэт, шатаясь, пошел вперед, выбирая в свете фар подходящее место, на ходу расстегивая ширинку. Туман стоял настолько густой, что уже в пяти шагах от машины Мэт превратился в размытый силуэт. Он остановился, стал напевать и посвистывать.

«Где ты?» – Через боковые окна Глория всматривалась в туман, за мраком которого находится густой лес.

– Ну давай же, давай… – чуть не плача, просила она.

Ей хотелось остановить время. Мэт продолжал стоять темным размытым пятном, шатаясь взад-вперед. Прошла минута, другая, а он все продолжал отливать. Да сколько в нем?!

Глория сильно сжала пальцами руль. Сейчас он закончит и вернется. С мольбою в глазах она принялась оглядываться и всматриваться в темноту за окнами, ища кого-то снаружи. Сердце колотилось барабанной дробью.

Вот, похоже, он заканчивает… Пританцовывая, сделал шаг назад. Все, собирается возвращаться.

– Где же ты, боже… – заплакала миссис Тафт.

И тут Мэт застыл на месте, нагнулся вперед, что-то разглядывая впереди, в тумане. А потом, не застегивая ширинку, вдруг резко рванул с места и помчался к машине. Подбежал к пассажирской двери, потянул за ручку, но дверца не открылась. Его нечеловеческий крик даже через закрытые окна заглушил музыку в магнитоле, и Глория хладнокровно увеличила громкость. И вот сейчас она впервые увидела Мэта таким: беспомощным, испуганным, жалким и… плачущим. Он принялся царапать ногтями стекло, вопрошая к ней, моля открыть дверь, и все время оглядывался назад. Бешеные глаза в панике скользили по салону, ища в нем спасение. Его стеклянный взгляд, обезумевший от страха, уже вряд ли воспринимал окружающую действительность адекватно. Он взвыл, как бык на скотобойне, и на секунду, вернее, на какую-то долю секунды, ей стало жалко его, но…

«Нет, – приказала она себе, сильнее сдавливая руль, – хватит!».

Она с отвращением смотрела на то, что осталось от него – от прежнего ее мужа: от этого сильного, властного, бравого глыбы-мужчины, которым он был еще пять минут назад; от этого женоненавистника и подонка, мрази, получающей оргазмическое удовольствие от причинения боли женщине, больше ничего не осталось. Вся его тиранская властность и физическое превосходство над ней вдруг разом испарились, превратив его в жалкое подобие мужчины. Усилием воли Глория изобразила подобие улыбки, злорадной, циничной улыбки, точно такой же, какой он, ублюдок, постоянно одаривал ее, издеваясь над нею. И у нее это получилось. Он заметил ее усмешку. Отчаяние отразилось как в его глазах, так и в истошном крике, который вырвался из него вместе со слюной и мокротой, обрызгивая стекло.

А вот нечто массивное темной горой выплыло из тумана позади Мэта, блестя двумя близко посаженными глазами-пуговками, нависло над кадиллаком… схватило его и, как тряпичную куклу, оторвало от дверцы и утянуло в туман… Вместе с дверной ручкой.

Песня «I Put A Spell On You» Брайана Ферри монотонно лилась из динамиков.

– Спасибо, – шепотом поблагодарила туман миссис Тафт.

Еще некоторое время она неподвижно сидела и смотрела на запотевшее от дыхания мужа – бывшего мужа – пятно на стекле. Придя в себя, женщина сосредоточилась, смахнула с ресниц слезы счастья, перевела рычаг автоматической коробки передач в положение «D» и уверенно, как ни в чем не бывало, поехала дальше, разрезая желтым светом противотуманных фар предрассветный сумеречный туман.

Ее туман.

Ее любимый туман.Олег Визер. А ГОВОРЯТ, ЧТО ТЕБЯ НЕТ

Олег Визер. А ГОВОРЯТ, ЧТО ТЕБЯ НЕТ

– Пока!

– До вечера!

Они поцеловались.

Шарон вышла из квартиры, закрыла входную дверь на ключ и направилась к лестничному пролету. Вездесущая Глори, соседка сверху, окликнула ее по имени, и девушка остановилась, про себя выражая недовольство: «Ну что ей еще надо? Я на работу опоздаю».

– Шарон, Шарон, подожди! Прости… – Глори торопливо спускалась по лестнице, едва не теряя спадающие с ног домашние вельветовые тапочки. – Девочка, подожди… Как ты? Все время думаю о тебе. Бедняжка моя, как все это больно…

– Вы опять? – Шарон продолжила движение вниз по лестнице. – Мне некогда.

– Я же переживаю, что тут плохого? – обиделась Глори, поправляя сползающие с волос бигуди. – Просто хотела спросить. Представляю, как тебе сейчас тяжело…

– Прекратите нести чушь, мне нисколько не тяжело. Все, я спешу на работу.

– Шарон! На какую работу?

Но вместо ответа снизу донесся звук закрывающейся подъездной двери. Глори еще некоторое время стояла возле квартиры Шарон, скрестив руки на груди: – Я всегда рада видеть тебя, Шарон. Для тебя мои двери всегда открыты.

«Вот дура. Сколько можно меня доставать? С ума сошла конкретно», – ругалась Шарон, когда вышла на улицу. Она прошла несколько ярдов и остановилась. Оглянулась, посмотрела на окна своей квартиры на втором этаже и прошептала:

– Дорогой, я вечером вернусь. Люблю тебя. – И поспешила к автобусной остановке.

Последнее время ей все твердят одно: его нет. Все жалеют ее, сочувствуют и предлагают всяческую помощь, хотя она в ней нисколько не нуждается. Сумасшедшая Глори, так та вообще окончательно съехала с катушек: считает, что ее Роберт умер. А он дома. Просто пока не может выходить. Но Глори об этом не знает. И если некоторые сочувствующие из числа ее знакомых в курсе, что ее муж болен, и не говорят про него страшных слов, то эта ненормальная все время каркает про смерть. Напридумывала себе черт-те что, все время говорит о каких-то похоронах Роберта, и все время извиняется за то, что не смогла присутствовать на погребении. Шарон устала злиться на соседку, – бог ей судья, – просто теперь она старается лишний раз не пересекаться с ней: выслушивать бред больной женщины про смерть своего мужа ей крайне неприятно. Но, как говорится, на больных не обижаются: пусть считает, что так оно и есть – это ее проблемы.

Они с Робертом поженились в прошлом году. Медовый месяц (на самом деле три месяца) провели на Бермудах. Они любят друг друга и счастливы. Счастливы, несмотря на то, что Робби месяц назад попал в страшную аварию и немножечко пострадал. Какое счастье, что он отделался, можно сказать, легкими увечьями и остался жив. Пока он еще слаб, находится дома и никуда не выходит. Но скоро поправится, обязательно выздоровеет. Ему нельзя много ходить – во время аварии он сильно ушибся головой. Роберту необходим полный покой и ее забота и любовь.