Дядя самых честных правил. Книга 8

Зимний дворец с каждой минутой всё больше наполнялся шумом. Первый этаж, разгромленный мной, начали ремонтировать и приводить в порядок. А на втором, ни на что не обращая внимания, сооружалась новая вертикаль власти. Екатерина совещалась со своими сановниками, подписывались указы, раздавались должности и звания, делились коллегии и финансовые потоки. И с каждой минутой становилось всё больше народу – столичное общество приезжало выразить покорность императрице.

Мне вся эта мышиная возня была безразлична. Я не желал ни наград, ни чинов, ни одобрения царских лизоблюдов. Оккупировав несколько комнат дворца, я устроил там себе временную квартиру. Васька с Мурзилкой сразу же переселились ко мне – наследника перехватили его воспитатели и усиленно оттирали моих людей. Конфликтовать из-за этого я не стал: занимать место Панина не входило в планы, а Павел и так сохранит обо мне хорошие воспоминания. Тем более я всё равно собирался вернуться в Злобино после коронации.

Кижа я отправил в Ораниенбаум искать документы, связанные с Чудом Бранденбургского дома. А после этого он должен был заняться проклятыми деньгами: во-первых, их надо было «очистить» от посмертного проклятия Меншикова, во-вторых, перевезти в злобинские подвалы.

Сам же я принимал редких посетителей, решая кой-какие вопросы, общался с Орловым и ужинал с Екатериной и её ближним кругом. С Таней, увы, видеться мы пока не могли, чтобы не афишировать наши отношения. А в остальное время в ожидании коронации занимался деланной магией – у меня появились некоторые теоретические идеи, и я собирался их проверить.

* * *

Первым, с кем у меня состоялся серьёзный разговор, стал Бестужев. Он появился в Петербурге, едва стихли последние выстрелы, и сразу же занял место подле императрицы. Екатерина, прекрасно зная его роль в перевороте, осыпала старика милостями. Вернула ему чины и ордена, назначила пенсион в двадцать тысяч рублей и произвела в генерал-фельдмаршалы. Правда, должность канцлера к нему так и не возвратилась. Но Бестужев был вполне доволен, став первым Императорским советником.

Ко мне он заявился поздно вечером со слугой, тащившим пару бутылок шампанского и огромную корзину с закусками.

– Отпразднуем, Константин Платонович, – заявил бывший канцлер, – пока есть свободная минутка.

– Воцарение Екатерины Алексеевны или успех наших с вами планов?

– На твой выбор, – старик усмехнулся, – по мне так второй повод важнее.

Васька со слугой Бестужева накрыли стол, и мы их отпустили, чтобы не мешали приватной беседе.

– А ты тот ещё жук, Константин Платонович, – Бестужев выпил, закусил ложкой чёрной икры и погрозил мне пальцем, – целое княжество у государыни выпросил!

– Это была её идея, – я пожал плечами, – выпрашивать не в моих правилах.

– Не обижайся, это я из зависти шучу. Мне-то не довелось императриц на трон возводить, а то я бы княжество поближе попросил. Хоть бы в Сибири или на Кавказе, а не северную Алеутщину. Что же ты не подсуетился?

– А зачем? Чтобы мне завидовали ещё сильнее?

– Это да, – Бестужев хмыкнул, – согласен. Хотя тебя сейчас опасаются чище, чем покойного Ушакова. Знаешь, как тебя называют? Убийца трёх императоров.

Вот интересно, кто растрепал о моём участии в судьбе Петра и Ивана? Сама Екатерина или Гришка Орлов? О судьбе последнего знали только эти двое.

– Прямо-таки трёх?

– А то нет, – Бестужев поставил бокал, поднял руку и начал загибать пальцы, – Фридрих – раз, Пётр Фёдорович – два, Иван Антонович – три. И даже не думай возражать – весь двор уже знает, что это ты их.

– Сомнительная слава, на мой вкус.

– А на мой – отличная. Если ты императоров не щадишь, то сошек помельче без разговоров на паштет пустишь. Пусть боятся даже чихнуть в твою сторону, тебе же спокойнее будет.

Я не стал продолжать разговор о моей репутации и перешёл к темам поинтереснее.

– Алексей Петрович, давайте подобьём итог нашего с вами договора.

– Хороший итог, – Бестужев осклабился и поднял бокал, – выпьем за него, Константин Платонович. Лично я полностью доволен исходом. Всё, что ты обещал, – всё сделал.

Из-за обшлага рукава он достал сложенные листы бумаги и по одному стал протягивать мне.

– Держи, вексель на триста тысяч за дворец. Ах, хорошо вышло, и не подкопаешься. Удачно, удачно!

Он подал вторую бумагу.

– Рецепт капелек, как и обещал. Ух, шельмец! – и снова погрозил пальцем. – Ты единственный, кто у меня его сумел выспросить. Цени! Без утайки передаю, все секреты тебе описал.

– Спасибо, Алексей Петрович. Очень вам признателен.

– С ключ-камнем в Москве разберёмся, как на коронацию поедем.

Я согласно кивнул.

– Ну вот и ладушки. Давай ещё по одной и будем расходиться.

– Вы кое-что забыли, Алексей Петрович.

Бестужев подобрался, будто старый волк, и уставился на меня с прищуром.

– Ну?

– Речь шла ещё об одной услуге. Помните, называли пару имён?

Честное слово, я не собирался работать наёмным убийцей у Бестужева. Но один погиб вместе с Гагариным от взбесившейся «Эльфийской проказы», и я узнал его имя уже от Орлова. А вторым был Александр Шувалов, которого я убил, защищая Екатерину. Полагаю, Бестужев хотел ему отомстить за свой арест во времена царствования Елизаветы.

– Так ты же вроде отказался.

– С одной стороны да, с другой, – я улыбнулся, – они ведь умерли. Вы свой прибыток получили, можете и меня отблагодарить.

Старик пожевал губами, подумал и вздохнул.

– Денег – не дам.

– И не надо, Алексей Петрович, никаких денег.

– А чего же ты хочешь тогда?

– Ходят слухи, – я откинулся на спинку стула, – что Екатерина Алексеевна хочет назначить меня на некие должности.

– А ты, стало быть, хочешь повыше этих? Так попроси Катьку, она не откажет.

– Наоборот, Алексей Петрович. Я хочу, чтобы вы не дали меня назначить ни на одну из них.

Уж на что Бестужев умел контролировать мимику, но тут он не сдержал крайнего удивления.

– Даже так?! Кхм…

Он налил себе полный бокал и, не чокаясь, залпом выпил до дна.

– Первый раз о таком просят. Ей-богу, думал меня никто поразить не сумеет, а ты вона как вывернул.

Бестужев задумчиво принялся копаться вилкой в вазочке с красной икрой.

– Экую, братец, ты мне задачу задал.

– Вы поможете?

– Помогу, – он засмеялся, – аж самому интересно эдакое сделать. Не врага должности лишить, а друга не дать назначить. Хитро, ох хитро выходит! Порадовал старика головоломкой. Я даже спрашивать не буду, зачем оно тебе надо. А теперь давай по одной, и побегу, меня ещё другие люди ждут.

* * *

В отличие от Бестужева, Шешковский явился рано утром.

– Безмерно рад видеть вас живым и здоровым, Константин Платонович!

– И я вас, Степан Иванович. Надеюсь, ваших близких не коснулась мясорубка, которая здесь творилась?

– Бог миловал, – он улыбнулся. – У вас в имении тоже всё в порядке, мы проследили за этим, как и обещали.

– Чудесно!

– Также хотел сообщить, что на телеграф выделены дополнительные ассигнования. Линия между Петербургом и Москвой действует без сбоев, но пока только для государственных нужд.

Почти полчаса Шешковский вещал о телеграфной сети и планах на её счёт. Я слушал, кивал, но в конце концов не выдержал.

– Степан Иванович, вы же ко мне пришли не за тем, чтобы всё это рассказывать. Переходите к сути, не надо ходить кругами.

Шешковский пожал плечами.

– К сути так к сути. Говорят, что вас назначают главой Тайной канцелярии.

– Кто говорит?

– Многие, Константин Платонович, – он бесцветно улыбнулся. – Очень многие. Мол, сразу после коронации выйдет указ о воссоздании службы под вашим началом.

– Ах вот оно что!

– Скажите, что вы планируете…

– Ничего.

– Простите?

– Я не планирую становиться главой канцелярии. Ни тайной, ни явной.

Шешковский посмотрел на меня с иронией.

– Мне казалось, у нас доверительные отношения, Константин Платонович. Не надо лукавить, я ведь…

– Дорогой мой Степан Иванович, вот уж с кем, а с вами я предпочитаю быть абсолютно откровенным. Мы давно знакомы, а вы подозреваете меня в каких-то махинациях. А ведь прекрасно знаете – я не желаю служить, хотя мог ещё при покойном Шувалове занять место своего дяди, если бы захотел. Ведь так?

Тайный канцелярист кивнул.

– Я не собирался и не собираюсь становиться штатным сотрудником службы. Сотрудничать, помогать – без проблем, я это уже и так делаю. Но возглавить? Боже упаси! Только этой напасти мне не хватает.

Судя по выражению лица, Шешковский впал в растерянность.

– Константин Платонович, я вам верю, без сомнения. Но о вашем назначении говорят в самых высоких кабинетах.

– Значит, они ошибаются. Вполне может быть, что это очередная интрига, где моё имя используют в качестве красной тряпки. И вот тут я бы вас попросил: не могли бы вы поискать, кто это делает?

– В таком разрезе, – Шешковский прищурился, – дело принимает совсем другой оборот. Да, конечно, Константин Платонович, я разузнаю, кто мутит воду. Благодарю вас!

Он откланялся и быстренько смылся из моих комнат. И только когда он оказался за дверью, я позволил себе улыбнуться. Нет, Екатерине не получится впихнуть мне Тайную канцелярию никоим образом. Быть цербером и пугать дворян вовсе не мечта всей моей жизни.

* * *

Был ещё один посетитель, явившийся в совершенно неурочное время. Точно в тот момент, когда Васька меня брил. Камердинер застыл, с ужасом в глазах уставившись на призрак Анны Иоанновны. А острая бритва в его руке замерла возле моего горла. Дёрнись он от испуга, и лезвие распороло бы мне шею от края до края.

– Василий, будь добр, подогрей воду, эта уже остыла.

К чести бывшего солдата-артиллериста, он точно следовал моим приказам. Поэтому сейчас он с остекленевшим взглядом взял тазик с водой и, чеканя шаг, ушёл в другую комнату. А я стёр полотенцем с лица пену, встал и поклонился мёртвой императрице.

– Доброе утро, Ваше Величество.

Призрачная женщина окинула меня тяжёлым взглядом и кивнула.

– Ты выполнил мою просьбу, некромант.

– Я всегда исполняю обещания.

– Хорошо. Я тоже сдержу своё.

Она подплыла ближе, буравя меня взглядом.

– Уезжай из Петербурга, и я наведу на твоих врагов морок.

– Они забудут меня?

– Нет. Просто не будут о тебе вспоминать. Так, будто ты случайный знакомый, исчезнувший много лет назад. Их злость и месть потухнут и не будут тебе грозить.

– Благодарю, Ваше Величество.

Призрак дрогнул, собираясь растаять.

– Прощай, некромант. Я чувствую, что мы больше не увидимся. Дам тебе последний совет: когда войдёшь в древний дом мёртвых, не бойся покойников. Бойся живых, что идут с тобой. Только они грозят тебе гибелью.

Императрица исчезла, оставив после себя запах грозы. Какой дом мёртвых? Какие живые? О чём она вообще?! Но дать ответы на эти вопросы было уже некому.

Глава 4 – Академик

Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй, взгромоздилось на светоч русской науки и требовало себе прислуживать. Нет, это не метафора и не политическая сатира, а просто Мурзилка лежал на коленях Ломоносова и жалобно мяукал, если тот переставал чесать его за ухом.

Великий учёный оказался в моём дормезе случайно. Для коронации было уже всё готово, и Екатерина со свитой, Преображенским полком, сенаторами, вельможами и прочими нахлебниками, выехала в Москву. Караван из карет, дормезов, экипажей и фургонов с багажом растянулся на несколько десятков вёрст. Никаких постоялых дворов не хватило бы на такую прорву народа, поэтому на ночь разбивался огромный палаточный лагерь. Понятное дело, там до самого рассвета устраивались застолья, всяческие развлечения и фейерверки.

На одной из таких стоянок утром, перед отправлением я обратил внимание на высокого крепкого мужчину лет пятидесяти. Он легко, будто пушинку, приподнял задок кареты, пока возница осматривал экипаж снизу.

– Ось треснула, Михайло Васильевич. Менять надо!

Мужчина поставил карету на землю и огорчённо покачал головой. Тут-то я его и узнал! До этого момента мне как-то не выпадала возможность познакомиться с ним, а здесь такой удачный случай. Так что я подошёл, представился и предложил ехать вместе со мной. Ну а его возница починит карету и догонит учёного уже в Москве.

Ломоносов не стал отказываться и принял приглашение. Стоило ему сесть в мой дормез, как Мурзилка полез к нему на руки. Тот усмехнулся и стал чесать наглого кота.

– Жена у меня кошек любит, – улыбнулся он, – так следом за ней и я привык их гладить. Успокаивает, когда о научных проблемах думаешь.

Слово за слово, мы разговорились и нашли немало тем для обсуждения. Ломоносов оказался приятным собеседником, острым на ум и язык.

– Ваше княжество, Константин Платонович, совсем не то, чем кажется.

– Вот как?

– Отсюда, из Петербурга, оно видится землёй на краю света, холодной и безжизненной. А ведь на самом деле это богатейший край.

– Полагаете?

– Конечно. Я читал отчёты экспедиций в те места: пушнина, залежи железа и угля, серебро. И это только то, что лежит на поверхности. Копни глубже – и найдётся в десяток раз больше.

– Вот только пара недостатков сводит эти достоинства на нет. Холод и удалённость.

– Не скажите, – Ломоносов усмехнулся, – не так уж там и холодно. Климат в алеутских землях едва ли не мягче петербургского. Берингов перешеек не даёт уходить тёплым водам на север и не пускает оттуда холодные.

Он прочёл целую лекцию о климате, океанских течениях и прочих деталях из забытых отчётов экспедиций. По всему выходило, что на землях моего княжества мягкая зима, нежаркое лето и вполне себе приятные условия.

– Ладно, будем считать, что с одной проблемой мы разобрались. Но ведь остаётся ещё и удалённость. Это не дача за городом, не имение в соседней губернии, куда можно доехать за пару дней.

– И это говорите мне вы? Человек, придумавший эфирную дорогу?

Ломоносов посмотрел на меня с нескрываемой иронией.

– Простите, Михаил Васильевич, но откуда вы про неё знаете?

– Ах, Константин Платонович, – он покачал головой, – у нас с вами гораздо больше общих знакомых, чем вы думаете. Я ведь и про телеграф ваш знаю.

Ах вот оно что! Кажется, я догадываюсь, кто консультировался у Ломоносова по моим изобретениям. Ну, Шешковский, ну, жук!

– Какую замечательную защиту вы поставили на телеграфный прибор! – продолжал Ломоносов. – Одна попытка добраться до секретов дальней связи – и всё полностью выгорело. Пожалуй, тут не справился бы и магистр из европейских академий. Браво! Нечасто встретишь подобную предосторожность.

– От таких магистров и ставил.

– Не переживайте, – он рассмеялся, – я не собирался раскрывать ваши тайны. Наш общий знакомый как раз и беспокоился, чтобы секреты телеграфа не утекли за границу. Я заверил его, что вы уже позаботились об этом.

Эфирную дорогу мы всё же обсудили. Ломоносов подкинул пару идей, как можно ускорить постройку пути для неё. А эфировоз и его движитель заставил нас спорить несколько часов подряд.

После разговор плавно перетёк на другие проблемы деланной магии. Скажу честно – давненько не приходилось так разминать мозг! Ломоносов поразил меня широтой знаний и острым умом. Но и я старался не ударить в грязь лицом, и в некоторых моментах сумел показать себя. В общем, через несколько часов мы уже были на дружеской ноге, несмотря на разницу в возрасте.

– Честно говоря, я вам завидую, Константин Платонович.

– Вы? Мне?!

– Именно, – Ломоносов грустно улыбнулся. – Вы можете заниматься наукой, строить свои изобретения и ставить опыты, не отвлекаясь на выбивание средств, интриги коллег и грызню в академии. Вам нет нужды искать покровителей у чиновников и государей. Вы свободны, что в наш просвещённый век не многие могут себе позволить.

Я сочувственно кивнул. Да, волчьи нравы в академической среде мне были знакомы. В Сорбонне происходило то же самое: профессора постоянно объединялись в альянсы, активно «дружили» против других партий и чуть ли не дрались из-за финансирования.

– Михаил Васильевич, если уж зашла об этом речь. Вы не возьмётесь провести некоторые изыскания в личном, скажем так, порядке, не в рамках академии?

– Что вы имеете в виду?

– Меня интересуют аппараты для воздухоплавания. Судно тяжелее воздуха, – я ладонью изобразил взлетающее нечто, – поднимающееся над землёй с помощью эфира.

Ломоносов задумался.

– Непростая задача.

– Поэтому я и обращаюсь к вам – кто ещё сможет с ней справиться? Я готов профинансировать исследования, чтобы вы занимались ими по своему усмотрению.

– Даже так… – он покачал головой. – А результаты? Возможно ли будет их опубликовать или вы собираетесь скрыть их от научного сообщества?

– Я не буду возражать против публикации, если вы дадите мне время на постройку первых прототипов. Скажем, год или два, чтобы отправить ваши разработки в производство.

– В принципе, – он кивнул, – меня такая постановка устраивает. Вы прикидывали направление исследования?

Заводя этот разговор, я вовсе не тыкал пальцем в небо. Ломоносов уже строил небольшой летательный аппарат, поднимающийся в воздух с помощью пропеллера. Но его проект зарубили на корню после постройки маленькой модели. Так что некоторый опыт у Ломоносова имелся, надо только дать ему верное направление и денег, чтобы он мог спокойно заниматься исследованиями.

Остаток пути до Москвы мы провели в обсуждении «летающей» проблемы. И даже успели наметить несколько интересных вариантов её решения. Ломоносов увлёкся задачей и обещал взяться за создание моделей, как только вернётся в Петербург.

* * *

Бестужев настоял, чтобы я поселился рядом с ним в Московском Кремле.

– Надо так, – ворчал он. – Ключ-камень в любой момент позвать может. И что, прикажешь за тобой по всей Москве бегать?

Пришлось согласиться, хоть мне и было неуютно в этом месте. Нет, Кремль сам по себе красив и замечателен, да и жить в нём неплохо. Но вот фон старых защитных Печатей вызывал ломоту в висках и головную боль. Какой-то старый мастер заложил огромную фигуру под всей внутренней территорией, поставил Печати под каждой башней и внутри кирпичных стен. Отчего в эфире стоял непрерывный гул, будто где-то рядом находилось гнездо огромных раздражённых шершней.

Впрочем, долго мучиться не пришлось. На следующую ночь после приезда, Бестужев разбудил меня стуком в дверь и велел одеваться.

– Идём, он ждёт нас.

Бывший канцлер привёл меня к колокольне Ивана Великого. Возле входа нас ждали: Екатерина, бледная от волнения, и сонный Павел, только что поднятый с постели.

– Готовы, Екатерина Алексеевна? Обратной дороги не будет.

Императрица кивнула и взяла Павла за руку. Бестужев отпер двери в колокольню и впустил нас внутрь.

Голые кирпичные стены в свете магического светильника казались цвета запёкшейся крови. А тишина давила на плечи, заставляя оглядываться и быть настороже.

– Запоминай, два раза показывать не буду.

Он кивнул на узкую нишу и надавил в ней на два кирпича одновременно. Глухо щёлкнул скрытый механизм, и в стене открылась тайная дверь.

– Нам вниз.

Мы долго спускались по узкой винтовой лестнице. К моему удивлению, здесь было сухо, а воздух оставался свежим без намёка на затхлость. На ступенях лежал толстый слой пыли, на котором мы оставляли дорожку следов.

– Сюда.

Лестница уходила ещё ниже, но Бестужев сошёл со ступенек и двинулся по галерее с круглым сводом.

– Триста шагов, никуда не сворачивайте и ничего не трогайте, – предупредил он нас. – Даже к стенам не прикасайтесь.

Магическим зрением я видел странные узоры на кирпичах кладки. Да, трогать их я бы тоже не рекомендовал: кто знает, что может сделать это старое колдовство?

– Направо.

Я пытался запомнить путь, но Бестужев шепнул:

– Даже не пытайся. Каждый раз путь по-другому идёт. Станешь хранителем, так Камень тебя приведёт. А попытаешься сам дойти – сгинешь.

Он указал в боковой проход. Свет выхватил лежащего на полу человека, раскинувшего руки и запрокинувшего голову. Нет, не человека, а скелет в старом доспехе и с кинжалом в костяных пальцах.

Всю дорогу Екатерина и Павел молчали, следуя за мной и Бестужевым по пятам. От женщины и мальчика несло страхом и мистическим ужасом, таким сильным, будто их окружали чудовища.

– Алексей Петрович, – спросил я шёпотом, – что с ними?

– Камень им картинки показывает.

– Какие?

Бестужев пожал плечами.

– Разные. Может, по полю битвы идут или на казнь смотрят. Проверяет их Камень, царской ли крови.

– А меня нет?

– Ты со мной. Камень знает, что тебя хочу хранителем сделать.

Наконец лабиринт переходов закончился и мы вышли в небольшую комнату, отделанную серым камнем. Я чуть не задохнулся от концентрации эфира: вокруг было сплошное кружево эфирных потоков, тугих и плотных, как морские канаты. Я словно оказался внутри сложнейшего магического конструкта и наблюдал его тайную работу. Да здесь и десяток Ломоносовых не хватит, чтобы разобраться!

– Вот он.

Бестужев указал в глубину комнаты. Возле дальней стены лежал массивный валун. Чёрный, как ночь, с тонкими прожилками кварца, с грубыми рублеными гранями и плоской верхушкой. Ключ-камень? Не-а!

А вот лежащий на нём небольшой булыжник – это он и есть. Размером с голову, невзрачного серого цвета, ничем не выдающий своего истинного величия. Только магическим зрением можно было увидеть, что на нём замкнуты все потоки силы. Он, будто центр вселенной, втягивал в себя эфир, а затем выпускал его наружу. Паук в сердцевине колдовской паутины. Пуп земли как он есть. Ключ-камень земли Русской.

* * *

Бестужев усадил Екатерину с сыном возле входа на низкую скамью и велел читать молитвы.

– Чтобы успокоились, – тихо сказал он мне, отводя в сторону. – А мы с тобой пока делом займёмся.

Подойдя ближе к Камню, Бестужев спросил:

– Что ты видишь?

– Потоки эфира, сходящиеся…

– Да не так смотри, обычно!

– Ну… – я выключил магическое зрение и стал разглядывать невзрачный булыжник. – Слрвно отпечаток ладони нарисован.

– Не будто, а отпечаток. К нему государь или государыня руку прикладывают. А наше с тобой место другое.

Мы обошли чёрный валун. С обратной стороны Ключ-камень выглядел уже не как простой булыжник. Задняя его сторона была полупрозрачной и светилась мягким синим светом. А внутри перетекали друг в друга едва заметные тени, складываясь в узоры и подобие Знаков. Очень похожие на деланные символы из области управления эфиром и ментальных воздействий.

– Клади руку, – толкнул меня Бестужев, – проверим, годишься ли ты.

– А если нет?

– Умрёшь, – безразлично пожал плечами бывший канцлер. – Клади, я сказал!

Глава 5 – Камень

Ключ-камень оказался на ощупь тёплым и шелковистым, будто кожа живого существа. Едва моя ладонь легла на него, как перед глазами всё поплыло. Исчезли подземелье, серые стены, Екатерина с Павлом и Бестужев, а вместо них я увидел невозможное пространство с дробной метрикой больше трёх. Меня окружала слоистая реальность, где текли бурные потоки силы, мерцали эфирные поля и парили сложные магические конструкты, подобно медузам в океанской глубине.

Едва я освоился, как почувствовал на себе взгляды сотни глаз. Безразличные, суровые, испытывающие. Я находился словно в перекрестье прожекторов, просвечивающих меня насквозь. И следом беззвучно грянули трубные голоса, задавая вопросы:

– «Кто таков?»

– «Зачем явился?»

– «Тайное слово?»

– Отвечай, – шепнул Бестужев, появившийся рядом.

Шестым чувством я знал – бывший канцлер только что положил руку на Ключ-камень и явился мне на помощь.

– Урусов. Пришёл стать новым хранителем.

Слова вырывались изо рта белыми облачками, как дыхание на морозе. Но не рассеивались, а улетали к невидимым ушам, впитываясь в них, как в губку.

– «Тайное слово», – повторил голос.

Бестужев подался вперёд и произнёс:

– Како, червь, рцы…

Голос его задрожал, перейдя в надсадный кашель.

– Иже…

Фигура Бестужева пошла рябью, лицо побледнело, став белым как мел. Он тяжело задышал, разевая рот, как рыба, выброшенная на берег.

– Сердце, – еле слышно прошептал он и схватился рукой за грудь.

И тут же вывалился из странной реальности Ключ-камня, оставляя меня наедине с тяжёлыми взглядами.

– «Неверно».

Голоса загрохотали камнепадом в горах.

– «Блюду устав стражи».

– «Подан глас багряного набата».

– «Кметы призваны».

– «Изгоняю татя».

Огромная тень, похожая на крылатого сфинкса, подняла тяжёлую лапу. Взмахнула и ударила меня в грудь, выкидывая из нереальности в грубую действительность.

* * *

– Дядя Костя! Дядя Костя!