Гордыня

Eburek

Гордыня

Глава 1: Вершина айсберга

Конференц-зал на двадцать восьмом этаже башни «Капитал Стратегий» был спроектирован так, чтобы подавлять и вдохновлять одновременно. Панорамное остекление от пола до потолка открывало вид на исторический центр Москвы, на золотые купола и серую ленту реки, но здесь, внутри, царил стерильный минимализм: стол цвета венге длиной в восемь метров, кресла из черной кожи, белоснежные стены, на которых висела лишь одна абстрактная картина в тончайшей серебристой раме. Воздух был прохладен и лишен запахов, лишь едва уловимый аромат дорогой древесины и озон от бесшумной системы кондиционирования.

За столом сидели десять человек, но энергия в комнате исходила только от одного.

Адриан Серегин стоял у флип-чарта, которого в «Капитал Стратегий» никто не использовал уже лет пять. Все презентации давно перекочевали в безупречные цифровые форматы, но он намеренно выбрал анахронизм. Это был его фирменный жест – демонстративное возвращение к «основам», которое на самом деле было тонким пиар-ходом. Пусть видят, что я мыслю не слайдами, а концепциями. Что бумага и маркер для меня – такие же инструменты, как и нейросеть.

Он был безупречен. Темно-синий костюм от итальянского портного, сидевший на нем так, будто вырос из того же рулона ткани, что и его кожа. Галстук – узкий, шелковый, цвета мокрого асфальта. Часы на запястье не блестели нарочито, но знающий человек оценил бы их сдержанную сложность. Ему было двадцать пять, но он носил возраст как еще один аксессуар – не как неопытность, а как преимущество. Молодая кровь, острый ум, свободный от догм.

– Коллеги, – его голос был ровным, без металлических ноток волнения. Он отложил маркер и сделал паузу, дав тишине поработать на него. – Мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать еще один актив. Активов на рынке – тысячи. Мы здесь, чтобы обсудить будущее. А будущее, как известно, не любит осторожных.

Его взгляд скользнул по лицам. Во главе стола – Аркадий Петрович Громов, управляющий партнер, человек в возрасте, чье лицо напоминало выветренный утес. Он сидел, подперев сцепленными пальцами подбородок, и его каменное выражение не выдавало ничего. Справа от него – совет директоров, два немолодых мужчины и одна женщина с седыми волосами, собранными в тугой пучок. Их лица были масками профессиональной отстраненности. На противоположной стороне – его команда. Вернее, те, кого он терпел рядом. Максим, опустив глаза, что-то нервно чертил в блокноте. Анна, маркетолог, смотрела на Адриана с подобострастным блеском в глазах. Игорь, отвечавший за коммуникации, уже представлял, как будет продавать эту историю прессе.

И был еще Глеб. Старший аналитик, тридцать пять лет, лицо умное и уставшее, с постоянной легкой искоркой цинизма в уголках рта. Глеб смотрел на Адриана как на интересное, но опасное природное явление.

– Проект «Эко-Некст», – продолжил Адриан, нажимая кнопку на пульте. На экране позади него возникло стилизованное изображение сосны, вырастающей из графика восходящего тренда. – Сеть отелей премиум-класса, построенных по стандартам «пассивного дома», с полным циклом устойчивого развития – от солнечных батарей до рециклинга воды и собственных органических ферм. На первый взгляд – это тренд. Мода на экологичность. Зеленая мишура для состоятельных хипстеров.

Он сделал паузу, дав этой мысли повиснуть.

– Но мы смотрим глубже. Мы видим не тренд, а системный сдвиг. Через пять лет углеродный след будет не абстрактным понятием, а конкретной строкой в налоговой декларации каждого крупного бизнеса. Через семь – путешественник будет выбирать отель не по количеству звезд, а по его экологическому рейтингу. «Эко-Некст» – это не про отели. Это про создание нового стандарта. Стандарта, который мы установим сегодня и будем монетизировать завтра.

Он перешел к цифрам. Голос его стал жестче, ритмичнее, как стук метронома. Объем рынка, прогноз роста, доля, которую может занять «Эко-Некст», потенциал масштабирования в Европу и Азию. Цифры лились, убедительные, отполированные, подкрепленные ссылками на исследования McKinsey и Bloomberg. Он рисовал картину неизбежного успеха.

Они покупают не анализ, они покупают уверенность. Они устали от страхов и колебаний. Они хотят пророка, который поведет их к земле обетованной, даже если путь лежит через пустыню. Я и есть этот пророк.

В углу комнаты, почти за дверью, сидела Алиса. Стажерка, двадцать один год, три недели в компании. Она впитывала все, как губка, с широко открытыми глазами цвета лесной чащи. Ее взгляд был прикован к Адриану. Она видела не просто коллегу. Она видела воплощение успеха, к которому можно было только стремиться. Уверенность, исходившую от него, было почти физически ощутимо, как тепло от камина. Когда он ловко парировал сложный вопрос о законодательных рисках, ее губы сами собой сложились в едва уловимую улыбку восхищения.

Адриан заметил этот взгляд. Он всегда замечал восхищение. Это был для него не просто комплимент, а топливо, необходимое для работы сложного механизма его самооценки. Он слегка кивнул в ее сторону, уголок его рта дрогнул в подобии одобрительной улыбки. Этого было достаточно. Алиса замерла, а затем покраснела, смущенно опустив глаза в свой ноутбук. Хорошо. Еще один солдат в моей армии.

– Теперь о рисках, – сказал Адриан, как будто речь шла о незначительных помехах. – Любой новый рынок несет в себе неопределенность. Но ключевое слово здесь – «новый». Мы выходим на пустое поле. Конкуренция минимальна. А вот что у нас есть…

Он снова нажал кнопку. На экране появился график, показывающий резкий рост онлайн-запросов по теме «устойчивый туризм» за последние два года.

– …так это растущий, качественный и платежеспособный спрос. Спрос, который ищет своего удовлетворения.

В этот момент зашелестели бумаги. Максим, его давний друг и коллега, поднял папку с тем самым приложением, которое Адриан назвал «осторожными цифрами». В приложении были смоделированы пессимистичные сценарии: рост стоимости «зеленых» материалов, задержки с получением сертификатов, низкая окупаемость в первые пять лет. Адриан видел, как Максим готовился что-то сказать, как его пальцы сжали край папки. Не сейчас, Макс. Не порть мне момент.

– Спасибо, Адриан, блестящий обзор, – вмешался Аркадий Петрович, его бас прокатился по столу, накладывая вето на любые промежуточные вопросы. – Но у меня есть один момент. Все эти прогнозы… они строятся на предпосылке, что «зеленая» повестка не схлопнется как мыльный пузырь. Что это не просто очередная социальная истерия. Ты уверен в этом?

Вопрос был ожидаем. И опасен. Он бил не в цифры, а в самую сердцевину концепции – в веру.

Адриан не дрогнул. Он сделал шаг от флип-чарта к столу, оперся ладонями о глянцевую поверхность, сократив дистанцию. Его поза была открытой, почти дружеской, но в ней чувствовалась сталь.

– Аркадий Петрович, социальные истерии бывают разными. Одни сдуваются, потому что они поверхностны. Другие – меняют мир, потому что они отвечают на глубинный запрос. Запрос не на моду, а на смысл. Люди устали быть потребителями. Они хотят быть… участниками. Даже отдыхая в отеле за пятьсот евро за ночь, они хотят чувствовать, что вносят вклад во что-то большее. Это не истерия. Это эволюция сознания. А на эволюции, – он выдержал паузу, – строятся самые прочные бизнесы.

В зале повисла тишина. Аркадий Петрович медленно кивнул, не отводя от Адриана своего тяжелого взгляда. Это был не кивок согласия, а кивок признания: Ты умеешь играть.

И тут поднял руку Глеб.

– Позволю себе небольшое уточнение, – его голос был сухим, как осенняя листва. – В приложении, подготовленном Максимом, – он слегка акцентировал имя, – есть любопытные расчеты. Даже при оптимистичном сценарии окупаемость проекта выходит за горизонт наших стандартных требований к IRR. И это без учета возможных регуляторных изменений, которые могут как стимулировать, так и, наоборот, обложить дополнительным «зеленым» налогом подобные инициативы. Не кажется ли тебе, Адриан, что ты предлагаешь нам купить не будущее, а очень красивую, очень дорогую лотерейный билет?

Яд капелькой повис в прохладном воздухе. Команда замерла. Максим побледнел. Алиса смотрела на Глеба с немым ужасом. Как он смеет?

Адриан медленно выпрямился. Он не смотрел на Глеба. Он смотрел куда-то в пространство над его головой, как будто размышляя о чем-то более важном. Затем его взгляд опустился, встретился с взглядом Глеба, и на его лице расцвела легкая, почти жалостливая улыбка.

– Глеб, спасибо за вопрос. Он очень точно отражает разницу в подходах. – Адриан сложил руки на груди. – Ты говоришь о статистике. О цифрах в столбиках. И это важно. Без этого – нет фундамента. Но фундамент – это еще не здание. Риск, о котором ты говоришь, – это удел тех, кто видит только цифры и не видит возможности. Кто смотрит на карту, но не видит территории. Мы с тобой покупаем не актив. Мы не собираем коллекцию лотерейных билетов. Мы покупаем будущее. А будущее, – он повторил ключевую фразу, делая ее своим девизом, – не терпит тех, кто путает осторожность с прозорливостью.

Он сказал это без вызова, скорее с сожалением, как мудрый учитель, указывающий ученику на его ограниченность. Эффект был сокрушительным. Глеб не нашелся что ответить. Он лишь медленно откинулся на спинку кресла, и его лицо скрылось в тени. Он проиграл, и все в комнате это поняли. Он попытался атаковать логикой, но Адриан ударил философией, возведенной в абсолют.

– Другие вопросы? – мягко спросил Адриан, окидывая взглядом зал.

Вопросов не было. Было лишь молчание, в котором читалось разное: у одних – восхищение смелостью, у других – раздражение от его непоколебимости, у третьих – холодный расчет: а вдруг он и правда прав?

Аркадий Петрович откашлялся.

– Благодарю, Адриан. Команде – подготовить финальную презентацию для инвесторов «Эко-Некст» к четвергу. Максим, – он повернулся к нему, – твои сценарии тоже включить. В раздел «Детализация рисков». Для баланса.

Это была пощечина. Не Адриану, а его видению. Баланс. Аркадий Петрович вернул Глебу и Максиму их законное, но унизительное место – место осторожных скептиков, необходимых, но не определяющих курс.

Адриан лишь кивнул, его лицо оставалось непроницаемым. Пусть включают. Их жалкие графики лишь оттенит блеск моей идеи.

Совещание распалось. Коллеги начали расходиться, перешептываясь. Максим попытался поймать взгляд Адриана, но тот уже собрал свои вещи – одну тонкую папку и ту самую дорогую ручку. Он прошел мимо, кивнув на прощание Аркадию Петровичу.

В коридоре его догнала Алиса.

– Адриан… извините, Адриан Михайлович, – поправилась она, запыхавшись. – Это было… невероятно. Я просто хотела сказать… что для меня это большой урок.

Он остановился и одарил ее тем же снисходительным, оценивающим взглядом, что и в зале.

– Алиса, правда? Спасибо. Главный урок – не бояться видеть дальше других. Даже если эти «другие» – твои собственные коллеги.

Он видел, как ее глаза загорелись от этих слов. Она кивнула, сжав ноутбук у груди как щит, и отступила, давая ему пройти.

Из нее может что-то получиться. Если направить.

Он шел по бесшумному коридору с видом на вечерний город, чувствуя привычный, сладкий привкус победы. Она была неполной, скомканной этой вставкой про «баланс», но победой. Он снова доказал им всем, что он – не просто аналитик. Он – визионер. Исключение из правил.

Вечерний город раскинулся под ним темным бархатом, прошитым золотыми и рубиновыми нитями огней. Спортивный клуб «Атлантис» занимал три верхних этажа башни в Москва-Сити. Здесь был другой воздух – не стерильный офисный, а напоенный запахом хлора из бассейна, дорогого дерева и едва уловимого аромата эвкалипта из сауны.

Адриан сменил безупречный костюм на черные спортивные лосины и простую серую футболку из мерсеризованного хлопка. Никаких кричащих логотипов. Простота – высшая форма роскоши. Он подошел к своей привычной беговой дорожке, стоявшей у самого панорамного окна. Вид отсюда был даже лучше, чем из конференц-зала «Капитал Стратегий». Он видел не историю, а мощь. Пульс мегаполиса.

Он установил скорость 12 км/ч, легкий наклон, и начал бег. Движения его были отточенными, экономичными. Он не бежал, чтобы выжать из себя все соки. Он бежал, чтобы думать. Ритмичный стук кроссовок по полотну дорожки задавал такт его мыслям.

Глеб. Старая лиса. Чует, что его время уходит. Чует, что такие, как я, скоро будут определять правила игры не только в «Капитал Стратегий», но и во всей отрасли. Его вопрос – это не вопрос, это акт отчаяния. Он пытается цепляться за старый мир, за мир, где осторожность была добродетелью. Сейчас добродетель – скорость и смелость. А у него ни того, ни другого не осталось.

На стекле перед ним отражался его силуэт – подтянутый, сильный, контролирующий каждую мышцу. Он ловил свое отражение и держал с ним зрительный контакт. Ты – исключение. Помни об этом.

Максим… Мысль о друге вызвала легкое раздражение. Зачем он тащил на совещание эти свои «осторожные сценарии»? Как будто я не говорил ему, что они выставляют проект в уязвимом свете. Он что, не понимает, что мы играем в одну команду? Или понимает, но его мелкая, правильная душа не может смириться с тем, что успех иногда требует закрыть глаза на некоторые риски?

Он увеличил скорость до 14 км/ч. Дыхание участилось, но оставалось ровным. Нет, он просто боится. Боится ошибиться. Боится ответственности. Он предпочитает прятаться за цифрами, как за крепостной стеной. А я выхожу в открытое поле. И побеждаю.

Воспоминание о взгляде Алисы вызвало у него легкую улыбку. Вот она – новая кровь. Голодная, восхищенная, готовая учиться. На таких и строится будущее. Нужно будет дать ей какое-нибудь небольшое, но важное поручение. Привязать к себе. Вырастить преданного солдата.

Он смотрел на огни города. Каждая горящая точка внизу – чья-то жизнь, чьи-то мелкие заботы, чьи-то ограниченные горизонты. Он был здесь, наверху, буквально и метафорически. Он чувствовал себя не наблюдателем, а хозяином. Хозяином этой панорамы, этого клуба, своей судьбы.

Его телефон, лежащий на держателе, тихо вибрировал. Он увидел имя на экране – София. Он сбросил вызов. Позже. Сейчас он был в диалоге с самим собой и с этим городом. Ничто не должно было нарушать этот ритуал.

Ритуал подтверждения собственной исключительности.

Через тридцать минут ровного, сильного бега он сбавил темп до шага, позволив пульсу успокоиться. Он взял белоснежное полотенце с подноса, вытер лицо и шею, не сбивая дыхания. Со стороны он выглядел как человек, только что завершивший легкую разминку, а не интенсивную кардио-сессию.

Он подошел к окну, уперся ладонями в прохладное стекло и смотрел вниз, на крошечные движущиеся огоньки машин. Где-то там, в этих офисных коробках, люди все еще доделывали свою работу, отвечали на письма, готовились к завтрашнему дню. Их завтра будет определяться вчерашними решениями, инерцией, страхом.

А мое завтра я создаю сегодня. Словом на совещании. Решением проигнорировать сомнительного коллегу. Тренировкой тела и воли здесь и сейчас.

Он глубоко вдохнул и выдохнул, наблюдая, как его дыхание на мгновение затуманило стекло, а затем исчезло.

– Будущее, – тихо произнес он вслух, и слово повисло в воздухе, насыщенном запахом чистоты и денег. – Оно уже здесь. И оно принадлежит мне.

Он развернулся и пошел в раздевалку, его шаги были бесшумными и уверенными на мягком резиновом покрытии. Он был центром этой вселенной из стекла, стали и амбиций. Вершиной айсберга, чья подводная часть – уверенность, расчет и холодная, всепоглощающая гордыня – была невидима для всех.

Но для него она была единственной реальностью.

Глава 2: Трещина в фасаде

Бар «Ключ» находился в тихом арбатском переулке, за неприметной дверью из потемневшего дуба без вывески. Попасть сюда можно было только по списку или в сопровождении постоянного гостя. Интерьер сознательно играл на контрасте с блестящими башнями московского Сити: низкие кирпичные своды, приглушенный свет от ламп Эдисона в медных абажурах, деревянные столы, испещренные поколениями чужих инициалов и винных колец. В воздухе витал густой коктейль запахов – выдержанный виски, кожи кресел, древесной пыли и дорогого табака, хотя курить здесь давно запретили. Это было место для своих. Для тех, кто уже достиг или был уверен, что достигнет. Здесь заключались сделки, которые не фиксировались на бумаге, и строились связи, которые значили больше, чем контракты.

Адриан вошел, чувствуя, как атмосфера меняется. Не резко, а тонко, как изменение давления перед грозой. Несколько голов повернулись в его сторону, кивков стало чуть больше, улыбок – чуть шире. После истории с «Эко-Некст» его звезда в фирме и за ее пределами засияла с новой силой. Слух о его «победе» на совещании, о том, как он «разнес в пух и прах» Глеба, уже разошелся по кругам. Он был не просто перспективным аналитиком. Он был тем, на кого стали ставить.

– Адриан! Наконец-то!

Его окликнул Игорь, пиарщик из их же команды, человек с фотообъективом вместо сердца. Игорь уже сидел за большим угловым столом в компании нескольких знакомых и не очень лиц. Среди них Адриан сразу заметил Максима. Друг сидел чуть в стороне, медленно вращая в пальцах бокал бургундского, и смотрел куда-то в стену, где висела старинная карта мира.

– Проходи, место заняли, – Игорь похлопал по стулу рядом с собой. – Рассказывай, как герой дня себя чувствует?

Адриан сбросил на пустой стул пальто из кашемира, позволил официанту придвинуть ему стул. Он сел, легко, без суеты, и окинул стол оценивающим взглядом. Компания подобралась качественная: пара ребят из венчурных фондов, знакомый журналист из Forbes Russia, стройная блондинка из галереи современного искусства, и, конечно, свои – Игорь, Анна, Максим.

– Героем себя чувствует тот, кто совершил подвиг, – сказал Адриан, заказывая у официанта односолодовый виски с одной сферической льдинкой. – Я просто сделал свою работу. Не более того.

– Скромность, скромность, – засмеялся один из венчурщиков, Саша. – Мы уже слышали байки. Про то, как ты Громову всю стратегию перевернул. Говорят, он тебя теперь на совете директоров прочит.

Адриан лишь усмехнулся, делая вид, что это неуместная шутка, но в его глазах мелькнуло удовольствие. Пусть говорят. Пусть сами додумывают. Так даже лучше.

– Не торопите события, – он отхлебнул виски, почувствовав, как тепло растекается по груди. – Пока что задача – довести «Эко-Некст» до ума. А там посмотрим.

Разговор за столом плавно перетек к обсуждению последних новостей рынка, грядущего IPO одной из крупных tech-компаний, слухов о слияниях и поглощениях. Адриан включался умело, вставляя меткие комментарии, но без излишней назидательности. Он не просто делился информацией – он ее обрамлял, делал своим нарративом. Он чувствовал, как внимание стола все больше фокусируется на нем. Анна смотрела на него, затаив дыхание. Игорь ловил каждое слово, чтобы потом, возможно, где-нибудь повторить как свою мысль. Даже блондинка из галереи, сначала отстраненная, теперь с интересом его рассматривала.

И только Максим оставался островком молчания. Он пил свое вино, изредка вставляя короткие, дельные реплики о конкретных цифрах, когда разговор касался фундаментальных показателей. Его комментарии были точными, но лишенными блеска. Как будто он говорил на другом языке – языке фактов, а не возможностей.

Постепенно, под воздействием второго виски и общего настроения, Адриан позволил себе расслабиться. Нет, не расслабиться – это было не его слово. Он позволил себе раскрыться. Позволил себе стать центром не только внимания, но и истории.

– Кстати, о выгорании команд, – сказал Саша-венчурщик, размышляя о проблемах стартапов. – Это бич. Молодые ребята горят на старте, а потом наступает рутина, и все.

– Рутина – удел тех, кто не умеет ставить правильные цели, – парировал Адриан. Он откинулся на спинку стула, бокал с золотистой жидкостью в руке. – Помню наш первый крупный проект в «Капитале». «Сибирь-Телеком». Помните, все СМИ тогда трубили о возможном дефолте компании? Акции падали в обморок. Риски зашкаливали.

За столом притихли. История обещала быть хорошей.

– Нам поручили сделать должное усилие и понять, есть ли смысл покупать их долг со скидкой. Весь отдел сказал – безумие. Рухнет. Даже Глеб, – Адриан кивнул в сторону пустого пространства, как будто Глеб был здесь, – раскладывал свои графики апокалипсиса. Анализ был мрачнее прогноза погоды в ноябре.

Он сделал паузу, дав напряжению нарасти.

– А я посмотрел на это иначе. Да, долги. Да, коррупционный скандал. Но я увидел не это. Я увидел инфраструктуру. Тысячи километров волоконно-оптических линий в регионах, где конкурентов просто нет. Увидел лояльность местного населения, которое десятилетиями пользовалось их услугами. Увидел, что государство, как бы там ни было, не даст развалиться стратегическому оператору связи в Сибири. Это был не актив. Это была жемчужина в груде навоза.

Он говорил сейчас так же, как на совещании – убедительно, страстно, переводя разговор из плоскости цифр в плоскость видения.

– И что? – спросила блондинка, ее глаза блестели.

– А то, – Адриан усмехнулся, – что я сел, перелопатил все отчеты за десять лет, построил совершенно новую финансовую модель, которая учитывала не прошлые долги, а будущие движение денежных средств от монополии на новых рынках. Презентовал ее Громову один на один. Он посмотрел полчаса, потом сказал: «Рискованно. Но если ты так уверен… Действуй». Мы купили. Через год компанию санировали, акции выросли на триста процентов. Это была не победа отдела. Это была победа… понимания. Понимания, что реальность – это не то, что видят все. А то, что видишь ты.

Он закончил. История была рассказана безупречно. Она была правдой. Но не всей правдой. В ней не было бессонных ночей, сомнений, грани срыва. Не было совместной работы. Не было Максима.

И тут, из угла стола, раздался тихий, но четкий голос. Голос, в котором смешалась усталость и горькая ирония.

– Приукрашиваешь, как всегда, Адь.

Все взгляды переметнулись на Максима. Он не смотрел на Адриана. Он смотрел на свое вино, как будто читал в его темно-рубиновых глубинах какую-то истину.

– Помнишь, как мы тогда три ночи подряд сидели над той финансовой моделью? – Максим наконец поднял глаза. В них не было злобы. Была усталая, почти отеческая снисходительность, которая ранила куда сильнее. – Я тогда сломал себе клавиатуру, от злости ударив по ней, когда не сходились цифры по Движение денежных средств от аренды вышек. А ты… ты придумал тот ход с амортизацией нематериальных активов. Помнишь? Мы тогда как сумасшедшие радовались, когда все наконец сошлось. Как школьники.

Он улыбнулся. Это была теплая, человеческая улыбка, обращенная к общему прошлому. К дружбе. К общему труду.

Для Адриана эти слова прозвучали как обух по черепу. Весь теплый, золотистый кокон всеобщего восхищения, который он так искусно сплетал вокруг себя, дал трещину. Сквозь нее хлынул холодный, неприятный сквозняк реальности. Реальности, в которой он не был единственным героем. Реальности, в которой были совместные бессонные ночи, сломанные клавиатуры и радость не от триумфа, а от того, что «сошлось».

Он почувствовал не вину. Вина была бы понятна, ее можно было бы обработать, заглушить. Он почувствовал досаду. Острую, ядовитую досаду. Как он смеет? Как он смеет сейчас, при всех, вытаскивать это? Сводить великую историю прозрения и победы к каким-то бытовым деталям? К этим жалким «сидели», «сломали», «радовались»?

Время замедлилось. Он видел, как Игорь замер с бокалом у губ, его глаза метнулись от Адриана к Максиму и обратно, оценивая, на чью сторону встать. Видел, как брови Анны поползли вверх от удивления. Видел интерес в глазах венчурщика Саши – теперь история становилась еще сочнее, в ней появился конфликт.

Адриан поставил бокал на стол. Звук был тихий, но в внезапно наступившей тишине он прозвучал как выстрел. Он медленно повернул голову к Максиму. Его лицо, мгновение назад одухотворенное рассказом, стало гладким и холодным, как поверхность озера в безветренный день. В глазах, которые только что горели огнем убежденности, теперь плавал лед.

– Сидели – это громко сказано, Макс, – произнес Адриан. Его голос потерял все теплые обертоны. Он стал ровным, отчетливым, как дикторский текст. – Я делал модель. Ты приносил кофе и пиццу. И искал в отчетах нужные страницы. Это была помощь. Ценная. Но не соавторство. Не путай участие с соавторством.