Десять дней до нашей любви

Вероника Фокс

Десять дней до нашей любви

Глава 1. Ангелина

Первый вдох морозного воздуха – словно глоток ледяного игристого: жгучий, пронзительный, отрезвляющий. Именно то, что мне было нужно.

Я захлопнула дверцу машины, и мир мгновенно онемел. Шесть часов пути – и вот она, тишина: плотная, пушистая, глушащая всё, кроме скрипа снега под ногами.

– Айрис, тебе нравится?

Моя самоедская лайка ответила тихим фырканьем, тыкаясь носом в мои зимние ботинки. В её глазах читалось безоговорочное счастье – больше не нужно терпеть тряску в салоне, вокруг царил живой мир: терпкий запах хвои, смолистый дух леса и пьянящий аромат свободы.

А я стояла, жадно вдыхая морозный воздух. Хотелось надышаться до самого дна, вытравить из памяти тот навязчивый, сладковатый шлейф духов – последний след неудачных отношений.

«Брось, Геля, это просто бизнес», – голос бывшего, мягкий, как шёлк, снова заскользил в сознании.

Нет. Бизнес – это когда честно говоришь: «Твои эскизы не продаются». А не когда копируешь их, сдвигаешь две линии и презентуешь коллекцию инвесторам как свою – пока твоя девушка и партнёр лежит с температурой, свято веря, что дело в надёжных руках.

Я резко дёрнула за поводок, вырывая себя из водоворота воспоминаний.

– Пошли, булка. Нужно разобрать вещи.

База отдыха с питомцами «Северный Ветер» оказался именно таким, каким выглядел на фото: ряд аккуратных срубов под шапками снега, дымок из труб, гирлянды в виде сосулек. Это была картинка «идеального побега».

Мой план был прост: десять дней рисовать, гулять с Айрис, читать у камина и ни с кем не разговаривать. Особенно с мужчинами. Сердце, замотанное в колючую проволоку недоверия, просило только покоя.

Наш домик семь оказался крайним, у самого леса. Я уже рылась в сумке в поисках ключа, который взяла на проходной базы отдыха, как Айрис вдруг напряглась и тихо, почти по‑волчьи, заурчала.

– Что там? – прошептала я, невольно замедляя движения. Её уши встали торчком. Айрис напряглась, едва ли заметно виляя хвостиком.

Я подняла глаза и увидела их.

У соседнего, восьмого домика стоял мужчина с крупным серо‑белого цвета хаски, с глазами, которые, кажется, могли прожечь дыру в моей решимости.

Пёс – красавец.

Хозяин – воплощение моего сегодняшнего девиза: «Держаться подальше».

Мужчина был высоким, статным, в тёмной парке, и двигался он так, будто каждое движение просчитано и одобрено комиссией по экономии энергии. Ни одного лишнего жеста. Чисто женское любопытство заставило меня попытаться разглядеть его лицо. Ровный нос, высокие скулы, тонкие губы и едва ли заметная щетина на лице.

Красавец, что уж тут скажешь.

Он что‑то сказал псу. Тот послушно улёгся, словно знает: его хозяин не терпит возражений.

Я тихо фыркнула.

Ну конечно. Именно такой тип мужчин неизменно оказывается поблизости, когда я, устав от суеты, решаю: «Всё, хватит. Хочу тишины. Хочу просто пожить».

Высокий. Сдержанный. С этим… особенным взглядом – будто он давно изучил все правила мира и теперь наблюдает за остальными с лёгкой снисходительностью. «Я знаю, что хорош – и ты это тоже поймёшь», – читалось в его позе, в том, как он неторопливо доставал из багажника пакеты с едой, спортивную сумку и пакет корма для собаки.

Идеальный кандидат для моего личного списка «Кого избегать в первую очередь».

Айрис потянула поводок – энергично, настойчиво. Её хвост ходил ходуном, а глаза светились таким неподдельным восторгом, что я без труда расшифровала её безмолвное послание: «Ну что, идём знакомиться? Он классный! Его пёс тоже! Давай уже!»

– Нет, Айрис, – вздохнула я, мягко натягивая поводок. – Я хочу держаться подальше от таких типов. От этих… безупречно‑спокойных, всё‑понимающих, всё‑контролирующих. От них всегда одни сложности.

Айрис ответила возмущённым вздохом, завершившимся коротким фырканьем – почти как у меня, только громче и убедительнее.

Я ещё раз взглянула на крыльцо. Хаски лежал там, невозмутимый, как северный идол, но стоило ему заметить мою Айрис – уши тут же поднялись, взгляд стал внимательным, живым. Моя пушистая непоседа тихо заскулила, будто пыталась передать ему какое‑то тайное собачье послание.

Сердце ёкнуло. Не от него – конечно, нет! – а от этой нелепой, почти детской радости в глазах Айрис.

Я рывком распахнула дверь домика, натянув поводок так, что Айрис едва не подпрыгнула на месте.

– Давай‑давай, Айрис, пойдём в дом! Нам ещё вещи разбирать, – зашептала я, упираясь ногой в крыльцо и изо всех сил подтягивая собаку к проёму.

Айрис ответила классическим «самоедским протестом». Она замерла: лапы широко расставлены, мышцы напряжены, хвост недвижим. Взгляд – ледяная смесь недоумения и высокомерного осуждения: «Ты действительно думаешь, что это сработает?»

Я потянула сильнее. Айрис слегка подскользнулась на мокром снегу, но тут же восстановила равновесие, будто горный козёл на скале. Её шерсть, пушистая и густая, вздыбилась от усилий – теперь она выглядела как белый шар с упрямым лицом.

– Ну пожалуйста, – взмолилась я, меняя тактику. – Мы же замёрзнем тут…

В ответ – ни малейшего движения. Только нос чуть дрогнул, улавливая запахи: хвойный дух леса, дым из трубы соседнего домика, а главное – его запах. Запах того голубоглазого хаски, который сейчас сидел на крыльце напротив и с любопытством наблюдал за нашим противостоянием.

Я сделала ещё одну попытку – на этот раз потянула плавно, почти ласково. Айрис медленно повернула голову, посмотрела на меня, затем на тёплый проём двери, затем снова на хаски… И вдруг – о чудо! – сделала шаг вперёд.

Я едва не вскрикнула от радости, но тут же прикусила язык: Айрис не шла в дом – она просто сменила позицию. Теперь она стояла боком к двери, одна лапа на пороге, вторая – на крыльце, будто решала сложную геометрическую задачу: «Вредничать сегодня или нет?»

С соседнего крыльца донёсся тихий, протяжный вой. Хаски сидел, задрав морду к серому небу, и выводил мелодичную трель, не сводя глаз с моей Айрис.

Его хозяин медленно обернулся. Наши взгляды встретились.

На долю секунды повисла пауза, в которой читалось безмолвное взаимопонимание:

«Я не хочу знакомиться».

«Я тоже».

Мужчина коротко кивнул – почти незаметно – и отвернулся, делая вид, что его крайне интересует содержимое сумки с кормом. Я же, стараясь не выдать облегчения, перехватила поводок поудобнее.

– Айрис, – прошептала я, наклоняясь к её уху. – Ну пожалуйста. Всего один шаг.

Она повернула голову, посмотрела на меня долгим взглядом – таким, каким смотрят только самоеды: одновременно мудрым и совершенно бессовестным. Потом вздохнула, будто сдаваясь перед неизбежностью, и наконец‑то переступила порог.

Я с облегчением потянула дверь на себя, но не тут‑то было: Айрис уже развернулась и прильнула к стеклу, прижав нос к окну. Её глаза горели восторгом – там, снаружи, хаски всё ещё сидел на крыльце и смотрел на неё с нескрываемым интересом.

– Ну вот, – вздохнула я, наблюдая, как моя собака превращается в живое воплощение «хочу‑но‑нельзя». – Начинается…

Айрис тихонечко заскулила, пока я раздевалась и клала сумку на стол.

Я замерла на пороге, переводя дух.

Прямо у входа, на прорезиненном коврике с весёлыми оленями, стояли две керамические миски – одна для воды, другая для еды. Чистые, блестящие, с аккуратными ручками.

На столике под зеркалом – свёрток в крафтовой бумаге, перевязанный бечёвкой. «С Новым годом, хвостатому гостю!» – гласила надпись, выведенная от руки тёплым коричневым шрифтом. Рядом – пакетик с лакомствами (я пригляделась: натуральные сушёные кусочки говядины) и новая игрушка – плюшевая снежинка с мягким колокольчиком внутри.

Я тронула её пальцем. Ткань была мягкой, чуть ворсистой, а колокольчик отозвался тихим, почти неслышным звоном.

Этот жест – крошечный, бескорыстный – вдруг ударил сильнее, чем я ожидала. После месяцев холодного расчёта, после того как чья‑то рука спокойно перечеркнула годы дружбы и труда, эта простая забота казалась почти нереальной. Как будто кто‑то невидимый сказал:

«Ты в безопасности. Ты и твоя собака – вам здесь рады».

В горле встал комок. Я сглотнула, пытаясь унять странное ощущение – будто изнутри что‑то оттаивает, слой за слоем.

– Ну вот мы и дома, девочка, – сказала я, наконец отпуская поводок.

Айрис по‑прежнему прижималась носом к стеклу большого окна, разглядывая заснеженный двор. Её хвост ходил ходуном, а уши подрагивали от любопытства, будто она считывала тайные послания в узорах инея на стекле.

Потом, обнюхав порог с тщательностью следователя на месте преступления, она прошествовала внутрь – неторопливо, с видом королевы, инспектирующей новые апартаменты. Остановилась у миски с водой, лизнула, сморщила нос, словно оценивала минеральный состав, и лишь затем признала пригодной для употребления. Нос её тут же устремился к плюшевой снежинке – толкнула, прислушалась к звонкому «дзинь» колокольчика, удовлетворённо хмыкнула и, сделав три торжественных круга, устроилась на прямоугольной лежанке у небольшой, но уже растопленной печки‑буржуйки.

Я огляделась. Всё здесь было продумано до мелочей: тёплые деревянные стены, от которых веяло смолистым спокойствием; мягкий плед на диване, небрежно перекинутый через подлокотник, будто кто‑то только что поднялся и вот‑вот вернётся; гирлянда из шишек над каминной полкой, создающая уют без капли вычурности. Здесь не было ничего лишнего – только то, что нужно, чтобы дышать

– Сиди тут, булка. Я быстро принесу сумки, – прошептала я, бросив на неё строгий взгляд.

Айрис ответила мне вилянием хвоста по полу – плавное, почти ленивое движение, явно намекающее, что у неё и мыслей никаких плохих нет. Слишком уж она была спокойна. Слишком… подозрительно спокойна.

Обманутая этой иллюзией безмятежности, я вышла, притворив дверь.

Вещей у меня было немного: один чемодан с одеждой, термос, дорожная сумка с ноутбуком и блокнотами, пакет с собачьими принадлежностями. Три ходки от машины до порога – и всё моё скромное имущество перекочевало в прихожую, образовав небольшую кучку у двери.

Я уже мысленно распределяла, куда что положить: ноутбук на столик у окна, блокноты – на полку, одежду – в шкаф… Когда, подходя к двери в последний раз, чтобы закрыть её как следует, услышала за спиной лёгкий шорох – едва уловимый, но от этого ещё более тревожный. А следом – цокот когтей по утрамбованному снегу.

– Айрис?!

Я обернулась – как раз вовремя, чтобы увидеть белую молнию, метнувшуюся из приоткрытой двери. Всего доля секунды и Айрис выбежала на улицу.

Моё «облако» неслось – распушив хвост, как парус, – через чистый, нетронутый снег, оставляя за собой вихрь снежинок, прямиком к соседнему домику.

– АЙРИС! СТОЯТЬ! – крикнула я, бросаясь вдогонку.

Снег захрустел под ботинками, холодный воздух резанул лёгкие. Я бежала, проваливаясь в сугробы..

Но Айрис, конечно, не остановилась. В её мире запрещающие команды существовали лишь как фоновый шум – приятный аккомпанемент к более интересным событиям. Она неслась, будто за ней гналась сама зима, будто этот двор, этот снег, этот хаски были частью какого-то ее проказнического плана.

Я замерла на мгновение, увидев, как мужчина резко выпрямился – мой крик и дробный топот лап достигли его слуха. Он обернулся, и в эту долю секунды на его неизменно спокойном лице промелькнуло нечто неожиданное: изумление, едва прикрытое лёгкой паникой.

Айрис, не сбавляя хода, вихрем подлетела к хаски. Похоже, она вознамерилась немедленно излить на него весь свой восторг. С размаху плюхнулась в снег, почти склонившись в шутливом поклоне, безудержно виляя хвостом. А потом, не дав псу и мгновения на размышление, решительно ткнулась носом в его бок.

Огромный хаски отшатнулся – без рычания, но с тем особенным недоумением, какое бывает у аристократа, к которому внезапно пристаёт уличный артист. И в тот же миг Айрис, восприняв это как сигнал к началу игры, лихо развернулась на месте и пустилась кружить – вокруг застывшего в изумлении мужчины и слегка ошарашенного хаски, словно рисуя невидимый хоровод из веселья и безудержной энергии.

– Извините! – выкрикнула я, на бегу пытаясь совладать с дыханием. – Простите, господи… Айрис!

Мужчина не произнёс ни слова. Он лишь переводил взгляд с меня на белоснежный вихрь, безудержно кружащий у его ног. Казалось, его разум, отлаженный как точный механизм, вдруг столкнулся с потоком хаотичной энергии и теперь тщетно пытался найти алгоритм для её обработки. Вблизи черты его лица выглядели ещё более измождёнными: глубокие тени под глазами словно хранили отголоски бессонных ночей или груз невысказанных тревог.

– Я… сейчас её поймаю, – пролепетала я, отчаянно пытаясь ухватить скользкий нейлоновый поводок, который Айрис волокла за собой, словно праздничный серпантин.

– Север, сидеть, – прозвучал рядом его голос – низкий, твёрдый, вновь обретший власть над ситуацией.

Хаски подчинился мгновенно, хотя в его взгляде читалось явное сожаление. Он уселся, не отрывая глаз от моей неугомонной собаки. Айрис, заметив, что объект её восторженного внимания принял статичную позу, постепенно сбавила темп. Подойдя вплотную, она осторожно обнюхала ухо Севера. Пёс лишь тихо вздохнул, позволив ей эту вольность.

Я наконец сумела схватить конец поводка и осторожно, но решительно притянула Айрис к себе. Её хвост всё ещё нервно подрагивал, а глаза горели неутолённой жаждой приключений, но теперь она хотя бы стояла рядом, а не носилась вокруг незнакомца, словно маленький снежный ураган.

– Простите за беспокойство, – выдохнула я, чувствуя, как горят щёки. – Дверь не закрыла, вот и результат.

Он смотрел на нас. В его глазах, тёмных и внимательных, мелькнуло что-то – не раздражение, а скорее усталое принятие неизбежного.

Моя собака изображала невинность: стояла, слегка склонив голову, свесив розовый язык и расточая взгляд, полный наигранного раскаяния. Если бы не подрагивающий хвост, можно было бы поверить в её ангельскую природу.

– У вас очень энергичная собака, – добавил он, и в его голосе мне почудилась едва уловимая улыбка.

– О, да, – я невольно усмехнулась, на этот раз с лёгкой горечью. – Это, пожалуй, самая точная её характеристика. Из всех возможных. Ещё раз извините за… всё это.

Я потянула Айрис к себе, но она, будто налитая свинцом, не двигалась с места, уставившись на хаски. Тот, в свою очередь, сделал крошечный, почти невидимый шаг навстречу. Поводки наши натянулись.

Неловкость висела в воздухе густым туманом. Нужно было что-то сказать, чтобы разрядить ситуацию.

– А у вас хаски, да? – выдавила я первое, что пришло в голову.

– Да, – коротко кивнул он. Пауза. Затем, словно спохватившись, взгляд его скользнул к Айрис: – Самоед?

– Ага, – улыбнулась я, невольно гордясь своей непоседой, даже несмотря на её непослушание. – А ваш… очень солидный. Внушает уважение.

Господи. Что я несу?

– Север, – представил он пса, будто вручал визитную карточку: строго, официально, без тени улыбки.

Север лишь едва мотнул головой, не отрывая ледяных, пронзительных глаз от моей «красавицы». В его взгляде читалось нечто среднее между снисходительным любопытством и настороженной оценкой.

Айрис, разумеется, истолковала это как безоговорочное приглашение к знакомству. Её хвост заработал с удвоенной энергией, взбивая снежную пыль, а сама она приплясывала на месте, вытягивая шею и порывисто втягивая воздух – явно прикидывала, с какого бока лучше начать обнюхивание.

– Айрис, – поспешила я назвать её, одновременно пытаясь слегка одёрнуть поводок.

Бесполезно.

В воздухе повисла странная тишина, насыщенная невысказанными словами и собачьим неповиновением. Время словно замедлило ход: снежинки неспешно кружились, а между нами – мной, ним и двумя собаками – протянулись невидимые нити неловкости и любопытства.

Я поймала себя на том, что невольно разглядываю его: сдержанные, почти геометрические движения; чёткий, словно выточенный профиль; едва заметную складку между бровей, что появляется у людей, привыкших держать эмоции под контролем.

В нём чувствовалась какая‑то внутренняя дисциплина, будто каждый жест, каждое слово проходили через невидимый фильтр прежде, чем выйти наружу.

Он первым нарушил молчание – но обратился не ко мне, а к своему псу. Голос, всё тот же низкий баритон, приобрёл новые, стальные нотки – как лезвие, которое внезапно вынули из ножен.

– Север. Ко мне.

Хаски на секунду замер, его уши дрогнули. Он бросил последний, почти тоскливый взгляд на Айрис, которая тут же приуныла, уловив перемену в атмосфере, и медленно, нехотя, но безукоризненно развернулся и сделал шаг к ноге хозяина.

Я почувствовала жгучее смущение. Его собака слушалась с полувзгляда, а моя будто и не слышала меня вовсе, увлекшись новым знакомством. Эта маленькая сцена обнажила пропасть между нашими мирами – его упорядоченным и моим, вечно пляшущим под дудку белого хаоса.

– Виктор, – нехотя выдал он своё имя, словно это была конфиденциальная информация, которую пришлось раскрыть из вежливости.

– Ангелина, – автоматически откликнулась я, всё ещё пытаясь совладать с Айрис, которая теперь смотрела на меня с немым укором.

– Удачи, – бросил он сухо, но не грубо. Просто констатация. И, не дожидаясь ответа, развернулся и пошёл к своему крыльцу, который, как я теперь заметила, стоял не в ряд с моим, а чуть в глубине, за высокой елью.

Север шёл рядом, не оборачиваясь.

– И вам, – пробормотала я в спину, наконец-то сумев сдвинуть Айрис с места и почти бегом направившись к своему домику.

Захлопнув дверь, я прислонилась к ней спиной, переводя дух. В ушах ещё звенела его команда – такая чёткая, не терпящая возражений.

«Север. Ко мне.»

И мое собственное беспомощное бормотание.

– Ну вот, спасибо, – сказала я Айрис, которая уже мирно обнюхивала свою новую лежанку, будто и не устраивала только что мини-спектакль. – Отличное начало. Теперь он точно будет обходить нас за километр.

Я подошла к окну, отодвинула край занавески. Он уже заносил последнюю коробку в свой дом. Действовал экономично, без суеты.

Человек-план. Человек-расписание.

Именно такой сосед мне и был нужен. Тот, который не захочет ни с кем общаться. Особенно с той, чья собака не слушается.

Так почему же, глядя на его прямую, не гнущуюся спину, я чувствовала не облегчение, а лёгкий, назойливый укол досады? И почему эта досада была такой… живой?

Я отпустила занавеску.

Всё в порядке. Он получил своё подтверждение, что я – помеха, а я – своё, что он не ищет контакта. Мы могли десять дней игнорировать друг друга, и это было бы идеально.

Если бы не этот червячок любопытства, начавший точить ледышку моего равнодушия. Червячок по имени:

«А что, если бы Айрис меня всё-таки послушалась? Как бы тогда выглядел этот разговор?».