Морок. Последняя война.

– Вы же подписали, – в реплике Бармина слышалось что-то между насмешкой и угрозой, – значит, согласились.

Артём покосился на Иру и резко спросил:

– Вы уверены, что этот договор вообще законен?

– Подпись есть, – холодно парировал Бармин. – А что там у вас в голове творилось – не наша забота.

– Эти подписи… Леонид не говорил… Я вела часть дел. Такие суммы… Он бы сказал, – на последних словах голос Ирины стал совсем тихим.

– Возможно, он берёг вас, – с мнимой заботой заметил Бармин. – Или вы просто не знали его так хорошо, как думали.

Тишина. Казалось, даже шорох листьев стих.

Артём опять взял документ, быстро прочёл и медленно поднял глаза на стоящего перед ним человека.

– Олег…?

– Николаевич! – нетерпеливо подсказал тот, неприятно оскалившись.

– Да – Николаевич. Именно, – Ремизов словно издевался, презрительно растягивая слова. – Я могу это оставить себе?

– Это ваш экземпляр. Копия, – Бармин злобно прищурился. Этот не пойми откуда появившийся тип начинал ему жутко не нравиться.

Артём спрятал бумагу под худи и лениво бросил:

– Нам нужно время.

– Неделя, – отрезал Бармин. – Потом начнутся юридические процедуры.

– …дуры, – вытянув губы, эхом протянул Артём задумчиво.

Бармин хмуро зыркнул на него, развернулся и направился к машине. Второй задержался на секунду, посмотрел на Иру:

– Примите ещё раз соболезнования.

Вскоре «Гелендваген» исчез за поворотом. А Ирина вдруг осознала: они могут забрать всё – клинику, которую она строила годами, дом, их будущее…

***

Скорбную тишину дома нарушало лишь мерное тиканье напольных часов. За окном почти стемнело, и бледный свет фонаря скользнул по подоконнику, проникая в комнату и мягко преображая привычные очертания предметов. Ирина тронула выключатель – торшер залил пространство мягким светом.

Она рухнула на диван, будто ноги внезапно отказали ей. Артём молча присел рядом; напряжённое молчание висело между ними тяжёлой пеленой. Артём не шевелился, лишь тень на его скуле обозначилась резче, выдавая внутреннее напряжение.

– Это – Синцов, – наконец заговорила Ирина, выдыхая имя, как проклятие, – Владимир Яковлевич… Леонид ввёл его в наш бизнес – сеть клиник, медицинские центры. Сначала казался идеальным партнёром. А потом… – её голос стал жёстким, – начал методично всё отжимать. Рейдерские захваты, подставные проверки… Осталась только моя клиника пластической хирургии. Последнее, что у нас есть.

Артём медленно повернул к ней голову:

– А этот долг? Заём?

– Возможно, подделка, – резко бросила Ирина. – Или… – её взгляд внезапно стал отсутствующим, – или его заставили подписать. Давили… Может, через Марка. Леонид никогда бы не согласился на это добровольно. Нам не нужны были деньги. Прости, – тихо сказала она, избегая его взгляда. – Прости, что на тебя всё это обрушилось.

Артём отрицательно покачал головой.

– Не извиняйся. Просто подробнее объясни, что происходит.

Ира слабо улыбнулась уголками губ, но глаза оставались печальными.

– Происходит?.. Уже произошло. Нас выбрасывают на улицу. Синцов нацелился на последний актив. Моя клиника. Его там нет в акционерах. Поэтому решил забирать через долги.

– Ну, это мы ещё посмотрим, – Артём скрипнул зубами.

– Да тут и смотреть не нужно. У него возможности… Пятнадцать лет жизни коту под хвост!.. Обидно. Но ты не думай об этом. Разберусь как-нибудь.

В дверях появился Марк, скользнул взглядом по лицам матери и Артёма и спросил с тревогой:

– Что они хотели? Всё плохо?

– У отца остался большой долг. Теперь от меня требуют погасить его.

– Сколько?

– Много, сынок. Столько у нас нет, – Ирина смотрела в сторону, словно боялась встретиться глазами с сыном. – Марик, иди к себе. Мне нужно поговорить с Артёмом.

Марк недовольно хмыкнул, но спорить не стал. Когда стихли шаги на лестнице, Ирина повернула лицо к Ремизову.

– Расскажи, как ты жил? Семья, дети?

– Как перст! Даже не примерялся. Жил?.. Воевал, потом полиция. Сейчас грузчик. Как видишь, карьера задалась. – Артём лукаво подмигнул и театрально оскалился. – А как ты жила… после того, как турнула меня?

– Ремизов! Ты-ы… как был… – она нервно сглотнула.

– Ладно, прости. Не злись. Рассказывай, – слегка сжал её локоть Артём.

– Хорошо, начну сначала, – Ира тяжело выдохнула, сжимая пальцы. – Когда ты ушёл… Когда бросил меня, я даже не успела тебе сказать… – голос дрогнул, и она резко стиснула губы, будто давя на рычаг внутри себя. – Ладно, это неважно.

Артём замер, будто получил удар под дых. Губы приоткрылись, но слова застряли в горле. Рука, ещё секунду назад державшая её за локоть, разжалась сама собой.

– Я тогда поверила Дашке. Подруга!.. – в голосе прозвучала горечь. – Она подсунула мне твою поддельную переписку с другой девушкой. Я была глупая и злая. А ты исчез… Потом мне пришлось жить дальше.

Она отвернулась, разглядывая свои сцепленные пальцы.

– Поступила в мединститут. Ни денег, ни жилья. Учила анатомию по ночам, когда другие спали. Бессонные недели перед сессиями… Выспаться – роскошь. Тогда казалось, что мир – это бесконечно длинный коридор: ни окон, ни выхода. Но я терпела.

– Терпела… – тихо повторил Артём.

– Получила диплом. Ординатура в районной клинике. Потом появился Леонид, – Ирина сделала короткую паузу. – Адвокат. Довольно успешный. Ухаживал терпеливо – цветы, помощь с документами, пропиской. В какой-то момент предложил выйти за него. Я подумала о… – она нервно сглотнула, – … о Марке. О том, как устала бороться в одиночку.

Артём осторожно перебил:

– Леонид – не отец Марка?

Ирина лишь отрицательно мотнула головой, избегая прямого ответа.

– Через пять лет у нас появилась первая клиника. Вложили все сбережения. Потом постепенно расширялись. Ещё три филиала в Москве и Твери, реабилитационный центр с израильскими партнёрами… – её голос дрогнул. – А сегодня осталась только моя клиника пластической хирургии.

– Синцов?

– Да. «Отжал», как говорится.

Ира резко умолкла, запрокинув голову на спинку кресла. Веки судорожно сжались в попытке удержать подступающие слёзы.

– Марк сказал, что учится на юриста, – заметил Артём, нарушив затянувшуюся паузу.

– Первокурсник МГУ, золотой медалист. Хотел продолжить семейную традицию, – Ирина чуть опустила голову.

– Он знает про Леонида? Что не родной?

– Знает. Мы решили не скрывать. Но Леонид был ему настоящим отцом – сказки на ночь, помощь с уроками, футбольные матчи… Благодаря ему у Марка даже два гражданства. Второе – израильское.

С полминуты она молчала и продолжила уже другим тоном:

– Потом мы с Лёней стали просто партнёрами. В бизнесе, в жизни. Просто сосуществовали. Разные комнаты – уже много лет. Не было чувств – привычка, ответственность.

– А Марк? – вопросительно взглянул Артём.

Ирина вздохнула, её пальцы медленно разжались.

– Он… он думал, что у нас всё хорошо. Со стороны так и казалось – идеальная семья. Ни скандалов, ни слёз, ни истерик, – она нервно провела рукой по волосам. – Мы мастерски играли свои роли. Я приходила на школьные собрания, Лёня – на его футбольные матчи. Но близости… этой настоящей теплоты между нами не было. Каждый жил в своей скорлупе. Мы… словно стали тюремщиками друг для друга.

Она замолчала, глядя куда-то мимо Артёма, потом добавила тише:

– У Леонида были женщины. Я… – губы дрогнули в виноватой полуулыбке, – тоже пробовала встречаться с одним человеком. Недолго правда.

Ирина отвернулась к окну, где по стеклу начали стекать дождевые капли.

– Марк ничего не знал. Да и зачем? Мы оберегали его от этой… фальши. Пусть думает, что у него нормальная семья. В конце концов, это ведь почти правда, не так ли? Вот так я жила эти годы. Бессонные ночи, брак по расчёту, строительство бизнеса. А теперь – двадцать миллионов долга и страх всё потерять.

Артём тихо сказал:

– Я рядом, Ир.

Она впервые за вечер искренне улыбнулась и положила руку ему на ладонь. В тёмной комнате будто стало чуть светлее.

– Я не жду от тебя ничего. Просто… не знаю, что делать. Леонид оставил после себя пустоту и долги. А ты появился через девятнадцать лет.

– Я не уйду, – просто сказал Артём.

Они сидели рядом в тишине. Не сближаясь. Но сейчас этого было ей достаточно, чтобы чувствовать себя увереннее.

Глава 3

Артём открыл глаза и впервые за последнее время не почувствовал усталой разбитости в теле. Сон был глубоким, непривычно крепким – будто он наконец-то разжал кулаки после бесконечной борьбы. Очнувшись, он не сразу понял, где находится – светлая комната, простыни с едва уловимым запахом лаванды, отдалённый перезвон часов где-то в доме.

«Я же у Иры», – сообразил он и сел, медленно проводя ладонью по лицу.

В ногах стоял стул – на нём аккуратно сложенная его собственная одежда: джинсы, чёрная майка, джинсовая рубашка на спинке стула. Всё чистое, выглаженное.

Артём замер, прислушиваясь к глухим, отдалённым звукам, и гадая: как они вошли, не разбудив его? Его сон всегда был чутким – даже в собственной квартире. Малейший скрип половицы, шорох за дверью – и он уже настороже. Годами выработанный рефлекс, ставший второй натурой.

А здесь… Будто кто-то выключил его сознание. Будто он провалился в ту самую бездонную глубь сна, которой почти не помнил – разве что смутно, из детства, когда не нужно было вздрагивать от каждого шороха. Когда можно было тонуть в тёплых, густых волнах забытья…

Он провёл ладонью по тонкой ткани простыни. Странное чувство – снова оказаться частью уютного дома.

На тумбочке лежали его часы и телефон. Несколько непрочитанных сообщений, но он не стал их проверять. Прежде всего хотелось кофе.

В доме царила тишина, прерываемая лишь лёгким звоном посуды. Коридор привёл на кухню, сверкающую чистотой: стеклянные поверхности, холодный блеск металла, за окном – размытые краски утра. У стойки хлопотала женщина в сером униформе и белом фартуке. Слегка за сорок, волосы собраны в тугой пучок. Увидев его, она быстро вытерла руки и кивнула:

– Доброе утро. Вы – Артём?

Он на секунду замер.

– Да. А вы?..

– Вера. Горничная. Я здесь уже лет шесть, – она улыбнулась, но в глазах читалась осторожность. – Кофе? Или чай?

– Кофе. Чёрный.

Пока она готовила напиток, он оглядел комнату. Всё здесь было слишком правильно, слишком продумано.

– А Ирина?.. – спросил он, принимая чашку.

– Уехала. Похороны организовывать. В ритуальное агентство… – Вера слегка сморщилась. – Сказала, что весь день в разъездах.

Артём кивнул, отхлёбывая горячий кофе.

– Марк с ней?

– Да. Молчит, но видно, что тяжело. Он ведь… очень любил отца. – Вера замолчала, будто подбирая слова. – Но держится. Как взрослый.

Артём обхватил чашку ладонями, чувствуя тепло. Вздохнул.

– А Ирина… как она?

Вера задумалась.

– Спокойная. Слишком. Такая уж она – всё внутри держит, – женщина развела руками.

Артём не торопясь пил кофе, думая, что надо действовать. Надо как можно больше узнать об этом Синцове. Найти слабое место.

Допив, поставил чашку в раковину.

– Спасибо, Вера. Я отъеду. Если Ирина позвонит – скажите, что буду к вечеру.

Горничная кивнула. В её взгляде было что-то материнское.

Дверь закрылась за ним с тихим щелчком. На улице было ветрено и сыро.

***

Ремизов ехал в свою коммуналку, расположенную почти в центре города. За окном такси в мареве мелкого моросящего дождя проносились серые многоэтажки. Он почти не замечал их: взгляд был устремлён куда-то в себя, мимо размытых огней фар и влажных отблесков витрин. В голове, словно упрямый механизм, прокручивались события вчерашнего дня, а он пытался уложить хаос пережитого в стройную картину.

В его комнате, хоть и скромной, без всякого намёка на уют, царил идеальный порядок. Всё лежало на своих местах, ни одной пылинки. Он уже привык и чувствовал себя здесь дома. Впрочем, он везде быстро привыкал. Не привязывался ни к местам, ни к людям. «Перекати поле», – так он думал о себе, иногда даже с какой-то горькой гордостью.

Из дальнего ящика Артём достал потёртую дорожную сумку. На кровать, застеленную серым покрывалом, аккуратными стопками легли несколько чистых футболок и свитеров, три пары джинсов. Затем из шкафа появилась кожаная куртка известного бренда – новая, которую надевал едва ли пару раз. С сомнением он долго смотрел на свой единственный, но добротный деловой костюм, висевший рядом. Вспомнил вчерашних «гостей» от Синцова, их дорогие, идеально сидящие костюмы, и с усмешкой закрыл шкаф. «Нет, для этой игры нужно что-то пошикарней», – мелькнуло в голове. У него не имелось иллюзий по поводу того, что ему предстоит.

Затем рука потянулась к тайнику, спрятанному за одной из полок с оставшимися ещё от тётки аккуратно сложенными газетами. Там лежали тугие пачки купюр, его неприкосновенный запас, заработанный на Донбассе. Три миллиона. Часть заработанного он отправил матери в родной город – по словам соседки, мама не тратила их, берегла «на чёрный день».

Он достал деньги, пересчитал пачки – всё на месте. В сумку отправился и «Макаров» – его талисман. Пистолет ложился в ладонь привычно и холодно, как продолжение руки.

У выхода из подъезда его окликнула соседка Зоя, кассирша из супермаркета, которую он иногда одаривал своим «вниманием». Видимо, выходная сегодня, она стояла в толстой кофте, из-под которой выглядывал домашний халат. В руке пустое мусорное ведро. «Баба с пустым… тьфу-тьфу», – Артём невольно сплюнул через левое плечо.

– Ты куда спозаранку, да ещё и с сумкой? – спросила женщина с любопытством.

– В новую жизнь, Зой, – ответил Артём, стараясь говорить легко, но чувствуя, как слова отдаются тревогой внутри. – Ты скажи там, что я уволился. Заявление пришлю. Трудовую забери, если не трудно. Заеду потом, когда всё уляжется.

Зоины брови поползли вверх, на симпатичном лице отразилось беспокойство. Она понизила голос почти до шёпота:

– Опять на войну, что ли, собрался? Контракт?

Артём криво усмехнулся.

– Да, видимо, не всех победил. Придётся повоевать, – он положил ладонь на её плечо, стараясь передать в этом жесте свою признательность. – Прости, что не оправдал надежд.

Она махнула рукой, уже понимая, что его не удержать, что он принял решение.

Артём вышел на улицу, сел в свою «Хонду» – не новую, но вполне приличную, надёжную машину – и завёл двигатель. Кинул взгляд в зеркало заднего вида, прощаясь со своей старой жизнью, которая теперь казалась очень далёкой.

***

Дорога до Главка МВД заняла около сорока минут, и все это время Артём безуспешно пытался дозвониться Раевскому. То, что он не отвечал, усиливало тревогу – решение ехать без предварительной договорённости могло обернуться неудачей.

На одной из неприметных улочек он свернул в тупик и заглушил двигатель. Здесь, в тишине, он привычными отработанными до автоматизма движениями привёл «Макаров» в нерабочее состояние. Его пальцы ловко извлекли боёк – маленькую, но очень важную деталь. Завернув в носовой платок, Артём спрятал её в укромном месте под капотом, у крепления бачка омывателя. Эта предосторожность могла избавить от лишних вопросов при случайной проверке – пистолет без бойка становится бесполезным куском металла.

Он не стал подъезжать близко к Главку, оставил машину в нескольких кварталах и пошёл пешком. Строгие лица дежурных, знакомая атмосфера казённой отчуждённости – всё это вызывало в памяти забытые ощущения. После того как Артём назвал себя и попросил вызвать Раевского, дежурный, немного поколебавшись, согласился.

Игоря на месте не оказалось, зато быстро появился Авакян, и его лицо при виде Артёма оживилось. Он провёл гостя в кабинет опергруппы – типичное служебное помещение с заваленными бумагами столами и вечным запахом казённой пыли.

– Игорь на совещании, но скоро должен быть, – сообщил Артур, кивнул на свободный стул и уселся напротив.

Разговор не клеился. Сначала пустые расспросы о жизни, затем неизбежный поворот на события в Украине. Артём отвечал односложно, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. Эти разговоры о войне, которую многие знали только по новостям, о боли, которую не пережили… Он и так носил в себе слишком много – кровь, грязь, необратимость потерь. Каждое неосторожное слово ворошило память, вытаскивая на свет то, что он так отчаянно пытался забыть.

Его мысли были заняты совсем другим – Синцовым, предстоящей встречей с Раевским, проблемами Ирины. Он ловил себя на том, что мысленно перебирает варианты, строит планы – с тревогой осознавая, как время неумолимо утекает сквозь пальцы. Каждая минута, потраченная на эту вынужденную беседу, отдаляла его от решения насущных проблем. Но приходилось сдерживать нетерпение, ждать.

Подполковник появился через полчаса. Войдя в кабинет, он широко улыбнулся при виде Ремизова – крепко пожал ему руку, оценивающе оглядел с головы до ног.

– Отлично выглядишь сегодня! – отметил он и дружески хлопнул Ремизова по плечу.

Артур, стоявший рядом, тут же подмигнул и одобрительно поднял большой палец.

Трёхдневная щетина подчёркивала стильную стрижку, добавляя облику Артёма жёсткую брутальность. Главное, исчезла вчерашняя измождённость и усталость, уступив место привычной собранности.

Ремизов хотел поговорить тет-а-тет и бросил многозначительный взгляд на Авакяна, но Раевский лишь слегка покачал головой – Артур останется. Без слов, но совершенно однозначно: Авакян «свой» – близкий человек, которому он доверяет без всяких оговорок.

Артём пожал плечами, принимая это как должное, и приступил к делу. В деталях рассказал о проблеме: как Синцов «отжал» бизнес у семьи Тихомировых, как теперь пытается забрать за какой-то непонятный долг последнее – клинику пластической хирургии

– А это значит, что у них не останется ничего, – мрачно подытожил он, глядя прямо в глаза Раевскому.

Услышав фамилию Синцов, Раевский нахмурился. В его глазах мелькнуло что-то вроде раздражения – это имя явно было ему знакомо.

Оказалось, Тихомировы не первые пострадали от Синцова. Он был известен как системный рейдер, и за ним тянулся длинный шлейф историй, каждая из которых похожа на предыдущую. Достав из шкафа толстую папку с досье на Синцова, Игорь молча положил её на стол перед Артёмом.

Поначалу каждая новая строка повергала Ремизова в растерянность, но под конец чтения материалов он испытывал бешенство. Столько предполагаемых преступлений – от банального мошенничества до исчезновений конкурентов и даже членов их семей – и ни одной зацепки! Ничего, что можно было бы использовать в суде или для официального расследования. Всё было безупречно и чисто с юридической точки зрения, но по сути – грязно до омерзения.

В голове пульсировал вопрос: кто за ним стоит? Как правило, без серьёзной «крыши» в высших эшелонах никто не может действовать с подобной безнаказанностью годами. А если так – то предстоит схватка с целой системой, где правила устанавливаются не законом, а влиянием и деньгами.

В нём поднималась волна ярости и одновременно он ощущал бессилие.

– Кто за ним стоит, Игорь? – наконец спросил Артём, отрываясь от бумаг и поднимая взгляд на Раевского.

Игорь покачал головой:

– Никого – в привычном смысле. Он сам себе система, Артём. Умелый организатор, связи сверху донизу. Только если взять на горячем… может, и получится закрыть, – подполковник сделал многозначительную паузу. – Можно будет «крутить по полной». Пока деньги решают – если не всё, то очень многое. Синцов это отлично усвоил и до сих пор остаётся неуловимым.

В кабинете наступила тишина, которую нарушал только лёгкий скрип кожаного кресла, когда Раевский откидывался назад. Артём сидел неподвижно, осознавая масштаб проблемы: Ирине угрожал не просто рейдер, а мощная машина, тщательно выстроенная система, работающая по своим неписанным законам. Он уставился на оперативников тяжёлым взглядом. Оба подполковника отвечали ему тем же.

– И это всё, что можете сказать? Он и дальше будет грабить и убивать?

Раевский пожал плечами и отвёл взгляд, словно этих вопросов он боялся больше всего. Говорить о своём бессилии он явно не желал.

– Артём, – начал он тихо, почти будничным тоном, – ты же знаешь, как это работает. Он действует, прикрываясь подписанным займом. Юридически он чист, требуя вернуть долг. И клинику он заберёт законно, если Ирина Тихомирова ему её отдаст или продаст, чтобы закрыть вопрос. Проблема в том, что он вынуждает людей отдавать последнее, прикрываясь законом. И мы не можем просто так взять человека, даже если знаем, что он мразь. Нужны доказательства. Не просто слухи, не просто досье, а конкретные факты его незаконных действий, которые выдержат в суде. То, что у нас есть – это лишь верхушка айсберга его истинных дел.

Артур кивнул, соглашаясь.

– Его схемы построены так, что он всегда чистенький, – добавил Раевский. – Попробуй подкопаться. Да и копаться опасно. Он, если просто почует нас рядом, так шуганёт – мало не покажется. Ты вот спросил, кто за ним стоит – а за ним и стоять не нужно. Он сам величина: со связями и влиянием. Так что против него только…

– Гранотомёт, – тихо прошипел Ремизов с вызовом.

Раевский посмотрел укоризненно.

– Но это не значит, что мы готовы отступить. Если он хочет клинику… – Раевский поднял ладонь и пошевелил пальцами, словно пытаясь поймать в воздухе идею. – Возможно, когда начнёт действовать… он допустит ошибку. Нужно создать для него ситуацию, Артём – патовую ситуацию. Или вынудить пойти на силовой сценарий. Подставить его людей под статью. Поймать на горячем. Тогда, возможно, потянется ниточка к Синцову. Но всё равно нужна поддержка из высоких кабинетов, понимаешь? Генерал, когда поручал собирать информацию, говорил, что наверху есть заинтересованность.

Взгляд Ремизова стал пронзительным, словно прожигающим насквозь. Он подался вперёд:

– А если так, Игорь: Ирина переписывает клинику и дом на меня. Ну, или «фиктивно» продаёт. И просто исчезает с Марком. Куда-нибудь подальше, чтобы он их не достал.

Раевский и Авакян переглянулись, но Артём не ждал реакции, продолжая развивать свою мысль.

– Когда Синцов пришлёт своих людей в дом Ирины за долгом, их встречаю я. И посылаю подальше. Они наверняка меня запомнили, когда приезжали предъявлять долг – сразу врубятся, что их просто кинули. Тогда они сто процентов попытаются наехать на меня – им же нужно узнать, куда подевалась семья Тихомировой. Если дёрнутся – сделаю из них «отбивные». Вот тогда Синцов пришлёт уже не просто «деловые костюмы», а натурально крепких ребят: выяснить, где Ирина, и заодно привести в чувство «борзого покупателя». Вот тут-то они могут проколоться – выйти за рамки закона, – он обвёл горячим взглядом оперативников. – Это уже будет чистый криминал! Можно даже дать разнести дом. Меня дать избить. Всё под запись. Тогда можно их брать и «колоть». Активы будут у меня, Ирина и Марк в безопасности, а у вас – живые доказательства его преступных методов.

В кабинете повисла напряжённая тишина. Подполковники переваривали услышанное. План Артёма был безумным, рискованным до предела, но в нём была своя – дикая, безжалостная – логика. Он предлагал не просто подставить Синцова, а спровоцировать его на прямое насилие.

– Это… это чистая хрень, Артём, – скривился Артур. – И провокация. В прокуратуре могут не принять, – Раевский согласно кивнул, его взгляд был прикован к Артёму. – И чего ты добьёшься? Они признают сделку недействительной через суд. Имущество вернётся к Ирине, и его всё равно заберут за долги. Она ещё и под «уголовку» может попасть. Это могут расценить как мошенничество.

– Мы выиграем время. Пусть подают в суд. Адвокаты могут затянуть дело. А параллельно будем разбираться – откуда взялся этот долг. Ирина говорит, что им не нужны были деньги, – в голосе Артёма сквозило чистое, почти безрассудное упрямство. – А насчёт провокации… Кто заставляет нас доводить этот план прокурорским? Впрочем, если вы не согласитесь – я всё равно буду действовать, как сказал. Спровоцирую его, а если не «подкинется», не заглотит наживку – просто убью. И пофиг – как это расценят. Получится отмазаться – хорошо. Нет – отсижу.

– Когда-то я уже подобное слышал, – тихо проворчал Авакян.

Он посмотрел на Игоря, и в этом взгляде было безмолвное напоминание. Раевский едва заметно вздрогнул, прекрасно понимая, о чём говорит друг. Именно так, с такой же холодной решимостью, Игорь говорил полгода назад, когда решил привести в исполнение свой личный приговор убийце его семьи. Тогда это была защита с привкусом мести – сейчас просто защитный акт. Но мотивация казалась до боли схожей.

– Ирина тебе кто, что ты так рисковать собираешься? – спросил Раевский, и в голосе слышалось не просто любопытство, а глубокое участие.