Опознание паритетом

Сергей Смирновский

Опознание паритетом

В память о славном 135-м танковом

Пролог

Сирена в полчетвёртого утра пронзила привычно, без надрыва, словно синхронный крик ранних петухов. В такт ей, из темноты открытого окна – отдалённый топот сапог по асфальту – посыльные стартовали на опережение. Минута – две, плеск воды в кухонном тазу, урочный стук в дверь, сбивчивый уставной фальцет посыльного – в ответ мирный и краткий, но категоричный как хлыст, голос отца, уже умытого и одетого. Еле уловимая на слух, лёгкая поступь по дощатому полу, и такой же несуетный знакомый шёпот матери:

– Олег, всё на месте. Подворотнички там свежие. Может что-то ещё?

Тишина длиною в несколько секунд. Дверь мягко захлопнулась… В дремлющем сознании отпечаталась фотография отца, буднично удаляющегося от дома – в полевом тёмно-зелёном х/б , с потёртым «тревожным» чемоданчиком в левой руке; правой, с еле заметным наклоном головы, отдающего честь встречным военным.

Гул шагов и голосов за окном нарастал, но августовская утренняя истома морила нещадно. Юный организм неуважителен к помехам – повторное засыпание произошло мгновенно…

Обычные учения в развёрнутом танковом полку. Офицеры высшего звена, как правило, знали о дате наперёд. Потому и вставали быстрее стука посыльного. Полк пробуждался слаженно и исчезал незаметно, в утренних сумерках. И атмосфера в городке – неспешная, обыденная. Продукты в магазин завозили исправно. В буйной траве верещали кузнечики. Летнее солнце грело и звало к искрящейся воде.

Но на этот раз… Что-то было не так. Проснувшись к восьми, вышел из дому. Школьные приятели, раз за разом, путаной мелкой рысью тянулись в сторону КП, за которым, в низине – три наших любимых озера. Первое – дикое, заболоченное, с линями, окунями и раками. Второе – через дамбу, с обводным каналом – чистое: с заводью – под развод крупных карпов, и ядром – с вышкой и бортиками, купальное. Далее, через шлюз – третье, с песчаными спусками – самое большое и глубокое, для подводного вождения танков. «Похоже, купаться подались – на второе, прямо с утра?.. Каникулы!», – пошёл за ними.

У КП – дым коромыслом! Из открытых настежь ворот, то и дело выезжали зачехлённые бортовые машины, прицепы с кухнями, медсанбатовские УАЗы. Несколько женщин почему-то махали платками. Друзья – потенциальные купальщики, в майках цвета придорожной пыли, стояли изумлённые, сгорбившись от напряжения. Никакого купания. Но почему так поздно идут машины? Танки, то понятно, ушли ещё затемно через внутренние выходы, что у речки. Но колёсный транспорт сопровождения? Обычно – на учения, полк исчезал в течение часа-двух, а сирена ревела ещё в середине ночи…

Ответ выплыл сам по себе, ближе к полудню… (То-то – уже больше недели, по городку – из открытых окон, вместо привычной музыки и трёпа кино-персонажей, дребезжали странные радиоголоса, с еле улавливаемым смыслом из-под противного жужжания, как на пилораме: «…товарищ дубчек заявил, товарищ дубчек сообщил…»)

Август 1968-го. Это не учения. Тревога была внештатной. Никто не готовился. Отец просто был готов. И танки покинули расположение полка быстро и незаметно. В соответствии с запасом прочности.

Глава 1

17 августа 1968 г. 4.00. Танки шли по мелколесью, вдоль Жерева, строго на запад. В темноте под звёздами пронеслись знакомые песчаные горки танкодрома, тугой орешник со спуском к рыбному полуострову, вдалеке за излучиной – густой лес. В наушниках постоянно шумело и переговаривалось. В сумерках, севернее, мелькнули заманчивые Белокоровичи. За ними – зрелое поле хмеля с заплетёнными на тросы буйными стеблями – уже «на выданье», и бескрайний пожелтевший травяник, поросший кустами тёрна и малины. Ближе к Олевску, не доходя русла Уборти, ушли на юго-запад в низину, ломанулись сквозь заросли орешника по ручью – танки привычно накренило. Ручей уходил в узкий бетонный тоннель, по нему пересекали строящуюся трассу Киев-Ковель, в просторечии – «Варшавку». Головной командирский танк остановился, как бы примериваясь к габаритам проёма. Из наушников раздалось:

– Высота по центру три с половиной метра, ширина пять, имеете запас сверху более метра, боками – по три четверти. Верх округлый, двигайтесь на малой скорости строго посредине, без крена, – работала центральная навигация из штаба Армии в Житомире.

– Пошёл! – рявкнул командир полка Соколенко. – Следи за руслом, ровно по ручью, без крена!

Мотор взревел, машина ринулась в размокшее жерло, как зверь к добыче… Крен случился в самом конце пятнадцатиметрового зева. Ручей делал извилину влево, механик-водитель, ощутив просвет, на радостях придавил акселератор. «Мудак!», – подумал Соколенко, но сдержался и, перекосившись в сторону бестолково-нервного водилы, приготовился к скрежету верха башни по бетону… Нет, пронесло, таки запаса прочности хватило.

– Я «вымысел-один», всем слушай мою команду! Дистанция двадцать метров, скорость десять километров в час. Вход в тоннель только после полного прохода впередиидущего. Держаться строго по руслу, без крена. На выходе ползём черепахой – левой гусеницей войти в край русла, будет маленький крен, не робеть, курс держать ровно, запас хороший!..

Пересекли автотрассу. Через полчаса забрезжил рассвет. Пошли грунтовкой по лесу. За ним – выгоревшая за лето, скошенная нива со свеженасыпанными стожками. Ещё семьдесят километров ходу просёлочными путями под набирающим силу солнцем. И только за перелеском, в видении извилистой речки – из наушников раздался конкретный голос из центра:

– Встать, приготовиться к глушению моторов!

Во время учений и маршей – идти вблизи населённых пунктов днём не полагалось. Это несколько успокаивало наиболее «догадливых». («Всё-таки обычный марш, кто там бредил с утра в казарме – про Чехословакию?»)

– Прошёл сто шестьдесят километров практически полным составом, встал в квадрате сорок пять – двенадцать, у опушки леса. На северо-западе, километрах в трёх, через речку, вижу выселки населённого пункта.

– Так точно, это Витковичи. Машины маскируйте в лесу, проводите профилактический осмотр техники, докладывайте состояние. Полевые кухни и заправочные двигаются в вашем направлении. Конец связи.

И не успел Соколенко снять шлемофон, как снова заскрежетало:

– «Вымысел»! Уточните фразу «практически полным составом». Что значит «практически»?

– Уточняю! Две машины третьего батальона вынуждены были подвергнуться тех.помощи. Первая – старшего сержанта Казурова, ещё в расположении части из-за перегрева антифриза при загоне двигателя, неисправность устранена силами полковой ремроты. В настоящее время двигается строго по нашему курсу. В данный момент находится в квадрате тридцать шесть – десять, что в двух часах хода до нашей дислокации, постоянно нахожусь с ней на связи. Вторая машина – комвзвода лейтенанта Баклагина, встала по пути следования, в квадрате двадцать два – одиннадцать, за Белокоровичами, на каскаде ухабов у лесного массива при истоке Жерева. По сообщению Баклагина, поломка в системе подрессоривания. В настоящее время на место поломки выехали: специалисты ремонтной роты, тягач и группа офицеров во главе с зампотехом полка майором Лугиным. Нахожусь на связи!

Пауза. Видимо в штабе армии совещались… На всякий случай, Соколенко не снимал шлемофон. Потом снял,.. И, мгновенно, шорох в наушниках. Чертыхнувшись, одел.

– «Вымысел»! Первый! Уточните имеющиеся у нас данные. Третий батальон в полном составе оснащён четыреста тридцать вторым изделием?

– Так точно, полным составом – четыреста тридцать вторым, включая упомянутые экипажи Казурова и Баклагина.

Вновь пауза…

– Казуров уже прошёл экодук1 под автотрассой?

– Никак нет! Будет там в ближайшие пятнадцать-двадцать минут, нахожусь с ним на связи…

– «Вымысел», слушай мою команду! Переключить Казурова на центральную!

– Есть!

– Второе – переключить майора Лугина на центральную!

– Есть!

– Продолжить профилактику техники! Ставить палатки и пункт питания для днёвки личного состава. После отдыха и дозаправки быть готовыми к продолжению марша!

– Есть!

Глава 2

17 августа. 9.00. Ремонтный тягач и летучка с зампотехом Лугиным двигались еле заметной стезёй, сквозь кустарник тёрна и орешника – к месту поломки баклагинского танка. В наушниках заскрежетало:

– Приказом командира полка вас переключают на центральную! Ваш позывной – «затейщик», будьте на связи!

– Есть, быть на связи!

Подъехали. Экипаж Баклагина, чумазый и тревожный корпел над поломкой. Лугин поздоровался с Баклагиным сухо за руку, остальным молча кивнул.

– Система подрессоривания, товарищ майор, – сообщил Баклагин. – Там такая «стиральная доска» после Белокоровичей, вверх-вниз, вверх-вниз. Где-то на третьем ухабе и случилось, подтянули ещё метров пятьсот, как хромая лошадь, и встали, пропустив колонну. Шли в колонне не быстро, к механику-водителю у меня претензий нет.

– «Затейщик»! «Затейщик»! Как меня слышите? Доложите ситуацию с танком из третьего батальона, – заскрежетало в наушниках.

– Прибыли на место. Пока причина невыяснена, – кратко ответил Лугин…

– Какая была скорость на ухабах? – тут же спросил Баклагина.

– Двадцать пять – тридцать километров в час, товарищ майор.

– Водитель ко мне!

Подошёл слегка возбуждённый и характерно засаленный механик-водитель:

– Младший сержант Гагуло…

Лугин не дал договорить:

– Какая была дистанция в колонне?..

– Как положено, тридцать-сорок метров, товарищ майор.

– Но вы слегка отстали, и добавили газу как раз на «стиральной доске», было такое, сержант? – глядя куда-то в трансмиссионную зону танка, холодно спросил зампотех.

– Никак нет, товарищ майор! – Сержант метался взглядом между Баклагиным и Лугиным…

– Точно нет? – допытывался Лугин, осматривая гусеницы. – А вот командир танка докладывает по-другому.

– Никак нет, товарищ майор, – убедительно произнёс механик-водитель и смахнул муху с лица, – отставание было вначале, у Рудни, сразу за нашим танкодромом, но мы постепенно сократили, …тут на ухабах отставания не было.

Баклагин отвернулся, слегка улыбнувшись…

– Ладно,– махнул рукой Лугин. – Тарнавский, Марущак! Открывайте кожух МТО2 и смотрите, что там?

Старшина Тарнавский – взводный ремроты пошёл к корме, ещё два промасленных ремонтника в чёрных комбинезонах полезли под танк…

– Задняя, товарищ старшина, – раздался голос с кавказским акцентом из-под танка.

– Смотри все, Абазян, без спешки – ответил Тарнавский.

В шлемофоне заскрипело:

– «Затейщик»! «Затейщик»! С вами будет говорить третий.

– Лугин, приветствую, – зампотех узнал голос первого заместителя командарма генерал-майора Руденко.

– Здравия желаю, товарищ генерал-майор. Находимся на месте поломки. Машина для дальнейшего марша нетранспортабельна.

– И что там приключилось? В общих чертах.

– По моей предварительной оценке, вышел из строя торсион3 задней подвески на небольшом каскаде ухабов. Машину раскачало, скорость была нормальной. Похоже, эксплуатационной ошибки не было.

– Ого, так категорично. А вот в тридцать девятом полку раскачало ещё раньше вашего, километров через пятнадцать после вывода колонны из расположения части. Но они сообщают, что виноват механих-водитель и молодой лейтенант-командир, год как из училища. Лейтенант носом клевал в утренней дремоте, а водитель притопил газу сдуру. Встали ещё под Словечным, на лесном просёлке, пересекая небольшой овраг. Сейчас с ними разбираются… Так ты повнимательней там определись с этим экипажем, доложи командиру полка детали. А он пусть примет меры. Наказывать надо строго. Кто там командиром танка? Какой-то Бакланов, мне доложили?

– Никак нет, товарищ генерал. Взводный третьего батальона лейтенант Баклагин, человек ответственный, никаких замечаний ранее не имел.

– А водитель?..

– Механик-водитель – младший сержант Гагулашвили.

– А-а-а, так там ещё и водитель горячих кавказских кровей? Был я три года назад там в отпуске. Видел, как они на чёрных «Волгах» по дороге из Сухуми в Новый Афон гасают… Так, в принципе, для меня всё ясно. Повёл машину жёстко, через кучугуры, обгоняя кого-то из коллег. Горделивая пацанва, в общем… Зампотех, я хочу чтоб ты проникся важностью момента. Номер четыреста тридцать два – это наш танк будущего. Конструктор Морозов – ученик великого Михаила Ильича Кошкина, на всякий случай. Работать с новой техникой надо бережно, без разгильдяйства. А то так мы государственные деньги разбазарим. Учить их надо, и строго спрашивать! Выводите машину тягачом к ближайшему шоссе и сообщите точку вывода, пришлю трайлер для транспортировки. Разберись с ответственными за поломку и – подробный рапорт на имя Соколенко. Он накажет виновных по уставу, а докладную твою закодирует и передаст мне для дальнейшего этапирования по инстанции. Всё! Конец связи!

– Товарищ, генерал-майор, два слова.

– Ну давай, только быстро, свои два слова.

– Помните, февральский испытательный пробег четыреста тридцать второго изделия до Волгограда? Вы были председателем пробега.

– Так точно, был. И что с этим?

– Да там, если помните, из десяти машин полностью справились с пробегом только три.

– Ну это не твоего ума дело! О результатах подробно доложено министру, а они в плотной связи с заводом и Оборонпромом. Давай коротко, у меня телефоны «горят»!

– Да суть в том, что пока два дня шли по винницкому Подолью – полями и мелколесьем – ни одной поломки, а только попали на прибужские овраги за Первомайском – ходовая начала сыпаться. На таком же сложном рельефе, как здесь в западном Полесье. Каждые два-три километра – речки, овраги, буераки, ручьи с размытыми впадинами. Машина запредельного веса с такой слабой ходовой – жёсткого пересечённого рельефа не выдерживает.

– Олег! – резко среагировал зам.командарма, – ты готов все свои выводы, по конструктивному несоответствию качества ходовой и веса, подтвердить письменно?

– На данный момент, не готов, товарищ генерал-майор. После полного осмотра и анализа, возможно, буду.

– Ну не готов, твою мать, так и делай, как я говорю! – жёстко сказал Руденко… Но со связи не вышел. А после пятисекундной паузы, добавил бережнее:

– Лугин, ты пойми, это четыреста тридцать второе изделие! Наш основной танк ближайшего десятилетия. Мы все отвечаем головой перед Москвой. Сейчас с нами на связи Главное управление бронетехники Министерства обороны, люди из Оборонпрома, директор завода-производителя, его заводской КБ, и так далее. Все хотят разобраться – почему танк вроде как готов, а вопросов к нему много? В общем, делай, как сделали в тридцать девятом полку. Вали на эксплуатационную ошибку. А чего ты будешь защищать этих гавриков? Водителю-грузину, небось, до дембеля всего-ничего. Ему что в лоб – что по лбу, не пройдёт и года – будет пить чачу под хачапури у себя в Тифлисе-Кутаиси, и на тебя положит. А лейтенату-взводному и так ниже падать некуда – дальше Кушки не пошлют. А так, пойдёшь на принцип – тебя замотают, будешь до пенсии под танком лежать. Знаешь какое у них лобби везде?.. Конец связи!

Через четверть часа раздался обстоятельно-спокойный голос старшины Тарнавского из-под танка:

– Товарищ майор, не хотите взглянуть?

– Что там? – ответил Лугин, наклоняясь.

– Не, ну то же самое, что было прошлой зимой под Вознесенском, когда мы гнали десять машин от Овруча до Волги. Помните?..

Зампотех лёг на траву и привычно полез к вымазанным ремонтникам под танк.

Тарнавский светил фонариком в место, где орудовали двое солдат в комбинезонах.

– Лопнул левый торсион на втором катке.

Потом начал светить под другие катки… И вдруг присвистнул:

– Мать мою!.. Эй Абазян, а ну постучи монтировкой по пятому.

Ремонтник переполз на конец танка и скрежетнул по пятому катку.

– Не-не, по тому, что слева – указал Тарнавский. И навёл фонарик. Абазян стукнул. И мгновенно отвалился торсион с пятого катка.

– Так он уже был лопнутый, товарищ майор, и возможно, ещё раньше второго… Держался на честном слове, то я заметил перекос. Оно ж в танке так: если лопает подрессоривание, скажем сзади, корпус подсаживается центром тяжести назад, и на ухабе идёт в раскачку наперёд с той же амплитудой, как сидело на лопнувшем…

– Понимаете, товарищ майор, – продолжалась беседа Тарнавского с Лугиным, лёжа с задратыми в чрево танка головами, с пожухлой августовской травы, провонявшейся отработанным маслом и соляркой, – у пятьдесят-пятки торсионы спаренные в полную…

Зашипело в шлемофоне зампотеха, оставленном на траве рядом:

– «Затейщик»! Ответьте «Вымыслу»!

– А ну его, к бесу, товарищ майор, – махнул рукой безапеляционный Тарнавский, – не дают разобраться по сути. Ещё раз позвонит… Понимаете, товарищ майор, у пятьдесят-пятки4 тоже торсионная подвеска, но спаренная с торсионами в полную ширину корпуса, они конечно тяжелее, но худо-бедно держат. А тут – соосное расположение торсионов длиной в половину корпуса. Такое впечатление, что экономили на металле, то бишь не хотели машину перегружать. А в результате – нагрузка на катки вдвое больше, вот они и летят!..

– Товарищ майор, вас срочно подполковник Соколенко, – встав на корточки у торчащих сапог зампотеха, сказал Баклагин, – приказывает срочно выйти на связь!

– Давай! – взял шлемофон.

– Лугин, ты где?

– Под танком, товарищ подполковник!

– У тебя что, бл.., под танк некому полезть? Какой ты, к чёрту, зампотех полка, если не можешь организовать экипаж и свою ремроту? И на вызов не отвечаешь… Ты говорил с Руденко?

– Так точно, говорил.

– Ну, так ты сильно не своевольничай, оно тебе надо? Разберись в деталях, и мне докладную, чем быстрее. Тут по этой теме, уже даже Полубояров на дыбы встал. Мне нужно твоё конкретное письменное заключение по поломке, в самом кратчайшем интервале времени.

– Понял вас, Алексей Лукич. Сейчас разбираемся. К вечеру будет докладная.

– Да не к вечеру, Олег! К вечеру мы опять на марше! А эти ж, сверху, наседают! Сейчас, быстро разберись по сути, машину оставляй ремонтной роте для вывода под трайлер, и самое позднее к двум часам дня с докладной ко мне, в квадрат сорок пять – двенадцать. Всё понял?

– Есть, товарищ подполковник.

Глава 3

17 августа. 11.00. Офицерская палатка у Витковичей.

– А что мужики, похоже – идём выполнять интернациональный долг по защите братского народа Чехословакии?

– Хорошо бы. Там бы и остаться лет на пяток, денег подзаработать да мир посмотреть.

– Ага, сначала живым остаться, на всякий случай, не помешало бы. А потом про заработок и мир. Насмешил.

– Да это само собой. А что такое? Слава богу, не сорок первый.

– Да то такое. Сорок первый тоже начинался как бы незаметно.

– Транзистор есть у кого? Что там вражьи голоса гудят? НАТО полезет в Прагу, как думаете?

– Думаю, не полезет, – отозвался из глубины палатки уверенный голос, – не те времена, НАТО в кризисе. Де Голль их выгнал из Парижа поганой метлой. Штаты увязли во Вьетнаме, остальные «натовцы» сопят в дудочку и без хозяина не сунутся.

– Могут полезть, – вмешался бас от палаточного окошка. – Смотря, что придумает Дубчек. Если пообещает Штатам ракетную базу у наших границ – полезут, как пить дать. Оформят, как по просьбе законного правительства Чехословакии. Наши старпёры в Политбюро – пока то, да сё – совещание, заседание. Проспят вторжение.

– Им неоткуда вторгнуться так наспех, – возразил пятый голос. Австрия нейтральная – не полезешь, Польша, Венгрия – наши. Перелететь, тоже без согласования со страной – не перелетишь

– Стоп. Разве нет прямой границы у чехов с ФРГ?

– Та нет, откуда ей быть. Там сплошная ГДР, я служил срочную под Дрезденом – до Карловых Вар рукой подать.

– Тьфу, Гаврилюк – грамотей. Служил срочную под Дрезденом, но географию не выучил. Есть у бундесов шмат приграничный с чехами, километров на пятьдесят. А в районе Нюрнберга аэродром НАТО и американская база, упакованная новейшими машинами М60А1. Читайте журнал «Военное обозрение». Им вторгнуться к чехам, что два пальца обоссать. Так что мужики, кто у нас тут семейный, при первом случае телеграфируйте: «К обеду не жди, твой суслик!»

– Да, я тоже всегда считал, что есть полоска, на юге от Карловых Вар. С Баварией. А там американских баз немеряно. И поползут и полетят,..

– О, херр Кудинов в своём стиле. Дай лучше музыку хорошую со своего транзистора! А с «Баварией» потом в футбол сыграем!

– Не, не! Либен херрен, Баварского пива бочку – в палатку номер шесть, под Витковичи, битте!

– Да, да, в ПАЛАТУ номер шесть! – раздался дружный хохот.

– Так, мужики, давайте тише, а то замполита накликаем.

– Ага, а за замполитом – особиста…

– «Паапрашу, в моём доме не выражаться!»… «Кавказскую пленницу» смотрели? – засмеялись.

– Ох, не вспоминай! Такую пленницу-комсомолку сейчас бы потоптать в полумраке. Хоть бы и на этой казарменной пружине. И сразу в бой можно.

– Да не заводи, ёма-ё! А то завоем…

– Та обычный испытательный марш. Какой бой, какая Чехия? Радищев с Петренко наивные, как пионеры. Загрузимся богемским хрусталём и пивом чешским? Ага! Помечтай! Завтра – послезавтра пробежим ещё по двести километров в день, да постреляем у себя в Игнатполе. Через недельку будем дома – есть из солдатской миски, да «груши околачивать» в ожидании.

– В ожидании чего?

– Банного дня! И двадцати пяти лет выслуги. Чего ещё ждать солдату? – расхохотались все.

– Мужики, чего гадать: любит – не любит, Чехия – не Чехия. Завтра выяснится. Развернёт Соколик с утра колонну к солнышку, значит Акулич прав, ходим кругами, как обычно, ничего нового. Побегаем, постреляем и домой.

– А ежели не развернёт, и продолжим бежать от солнца… в тень?

– Не, ну действительно, что за чепуха? Чехи решили сами устроить свои дела. Мировое сообщество с этим согласно. А мы тут причём?

– Журбин, ты дурачок, что ли, или прикидываешься? Что значит «сами решили устроить»?

– Значит, сами решили избрать свой путь развития.

– Во, набрался школярской туфты. Какой там ещё «свой путь развития»? Посмотри на вещи реально.

– Да решили выйти из этого социалистического бардака.

– Эй, мужики, – с койки у входа впервые подал голос парень, ранее молчавший, – вы там не сильно разговорились? Так ведь точно особиста накличете.

– Да, мужики, Казуров прав, он сегодня в догонялки сыграл – держит нос по ветру. Меняем тему, давайте лучше про баб. Вот я, будучи в Харькове на стажировке прошлым летом, такие груди поимел при случае, что вам никому тут и не снилось.

– А то шестой номер?

– Не, не, парашюты не по мне! Обычная трудовая тройка, но упругие, как футбольные мячи, и сосками вверх – самый сок.

– Тройка – это не футбольные мячи, а гандбольные!

– Опять, нецензурная брань в расположении! Пора замполита звать! – захохотали.

– Кстати, мужики, а почему «богемский хрусталь»? Типа, божественный? Или от богемы, то бишь – от золотой молодёжи?

– Да ты загнул, от богемы! Богемия – древнее название Чехии. Там у них – Богемия, Моравия, Силезия, …ещё что-то…

– А я согласен с Журбиным, прошла пора уже – соваться в чьи-либо внутренние дела.

– А я не согласен ни с тобой, Семёнов, ни с твоим другом Журбиным. Тут никто не знает, в том числе и замполит, где на самом деле внутренние дела, а где обычный слив безмолвствующего народа по сговору кукловодов, что у кормушки.

– Что ты имеешь ввиду?

– А то и имею, что ты услышал. Есть Варшавский договор. Есть уставные обязательства по нему. Кому-то из «якобы народом избранных» стало тесновато в социалистическом бардаке – уходи с должности, и выстраивай свой капиталистический порядок в отдельно взятой семье. Не хочешь – выполняй устав и не морочь голову народу.

– Соглашусь с Петренычем. Дубчек же заранее знает, что выбор прост – либо под нас, либо под пиндосов, а ни туда ни сюда – будет бойня. Зачем народ подставлять?

– Так он и знает об этом «простом» выборе, и «просто» хочет под пиндосов. А народ ему – биомасса для решения личных дел.

– Вот о том и речь – хочет банк сорвать. Сменить хозяина за деньги. Мозги промывает «про свободу». Ни слова о свободе – уйдём мы, придут амеры. А Журбин – елейным сиропом про «путь развития». Какой свой путь? Давно такого нет. Мир у нас двуполярный.

– Это факт! Либо попрошайничать на песочек Алабамы, либо на Колыму – за северной надбавкой, – рассмеялись.

– Тут ведь, суть в мировом равновесии, – вмешался голос от окна. – Ценой огромных усилий и жертв – ко второй половине века установился ныне действующий паритет, гарантирующий мир. Любое нарушение баланса – перетягиванием территорий из одного военного блока в другой – автоматом влечёт за собой цепную реакцию, и ведёт к эскалации. А Чехословакия в сфере нашего влияния, согласно Ялты-45. Подписано обеими сторонами на века. Её решений никто не отменял.