Полосатое счастье

Ксения Коскина

Полосатое счастье

© Издательский дом «Проф-Пресс», 2025

© Коскина КЛ., текст, 2025

От автора

Эта история произошла в конце прошлого века – когда я (и, возможно, твоя мама) была девочкой.

В те далёкие годы ещё не придумали смартфоны, поэтому когда мы хотели кому-то позвонить, то набирали номер на домашнем телефоне. На старых аппаратах (не у многих были кнопочные, тем более с автоответчиком) крутили тугой диск, с чем не всегда справлялись маленькие пальчики.

Такси вызывали также по телефону, а рассчитаться за поездку можно было только наличными. Сейчас, как известно, это сделать намного проще: достаточно зайти в мобильное приложение и указать, где ты находишься. А деньги за поездку спишутся сами с банковской карты.

В девяностых, если нас интересовал прогноз погоды, мы не задавали вопрос умной голосовой колонке, как современные дети. Вместо этого мы слушали диктора по телевизору, а ещё подходили к круглому барометру, висевшему на стене.

Только представь: его стрелка могла указать на дождь и ветер, переменную облачность и ясное небо. Лично я вела календарь погоды на уроках природоведения, переписывая в него показания нашего домашнего барометра.

Это был непростой период, когда закрывались заводы и фабрики, на которых работали наши родители. И им приходилось как можно быстрее осваивать другие профессии, чтобы дети ни в чём не нуждались.

У нас не было привычных сегодня развлечений, аквапарков и квестов. Но мы с радостью бежали в огромный парк Гагарина и катались там на стареньких аттракционах. Пароход «Юнга» возил малышей по кругу. На автодроме можно было управлять машинками, с задором врезаясь в друзей. Карусель с сиденьями на металлических цепях раскручивалась с мелодичным скрипом. «Лодочки» взмывали ввысь, доставая до верхних веток пыльных голубых елей, и сердце замирало во время их стремительного спуска.

Но самым необычным аттракционом был, конечно же, «Иллюзион» – пёстрый домик с коричневым диваном в центре единственной комнаты, который неожиданно начинал вращаться и даже переворачиваться. Сидя на нём, я в страхе не понимала, где пол, а где потолок, и крепче держалась за маму – она почему-то нисколечко не боялась. А после очередного сеанса, смеясь, каждый раз объясняла, что диван оставался на месте – крутились только стены. Но мне всегда казалось, что мама меня обманывает: ну не может такого быть, я же была там и видела всё своими глазами!

Это было время новых панельных шестнадцатиэтажек-«свечек» и только что открывшихся супермаркетов, по длинным коридорам которых мы катали громоздкие тележки с парой шоколадных батончиков. Время ссадин на коленках и приложенных к ним листьев подорожника – чтобы быстрее зажило! Время прогулок с ключом на шее и обкусанных горбушек – потому что тёплый хлеб намного вкуснее! Время уличных котят и щенков, для которых мы становились заботливыми родителями.

Счастливая пора волгоградского детства, которое я провела с моей лучшей подругой Юнькой.

Глава 1

Мама ведь говорила: не ходи с непокрытой головой, надень если не шапку, то хотя бы капюшон. На вторые майские с Волги часто дует сильный ветер… Но нет, Юнька же самая умная, никого не слушала… А теперь температура не сбивается, и кашель этот дурацкий, и подозрение на пневмонию. И это почти летом!

Юнька подпрыгивала на кочках вместе с машиной скорой помощи, которая увозила её в инфекционную больницу. Она поправила резинку, не слишком надёжно державшуюся на светлых пушистых волосах, и уставилась в окно.

О городской инфекционке, в которую временно привозили и маленьких пациентов из-за ремонта детской больницы, говорили самое разное. Кто-то упоминал бегающих по коридору крыс, кто-то – тараканов в палатах, а кому-то не повезло лечиться у бессердечных врачей.

Находилась инфекционка где-то на окраине Кировского района, который сам по себе был глухоманью. Непросто жить в городе, который вытянулся вдоль берега Волги на восемьдесят с лишним километров. Чтобы добраться из конца в конец, нужно потратить минимум полдня на пересадки…

Скорая издала пронзительный гудок перед железными воротами, выкрашенными в ядовитый зелёный цвет, и на крыльце проходной показался пожилой охранник в фуфайке. Одной рукой он держал за поводок огромного седого дога.

– Ну чего так долго, Михалыч? – устало произнёс водитель.

– А того, – буркнул старик. – Мне за охрану деньги плотют, вот я и отрабатываю! Вдруг кто чужой?

– Ты бы лучше дыры в заборе залатал, – усмехнулся водитель. – А то так и шастают к вам местные, да не с пустыми руками – то с котятами, то с кутятами.

– Да знаю я! – огрызнулся дед и покрепче взял дога за поводок. – Пойдём, Дюк, это свои, ещё одного больного привезли.

Скорая протиснулась в приоткрытые сторожем ворота и покатилась по огромной полузаброшенной территории больницы. Справа и слева виднелись разноцветные корпуса с облупившейся краской. Как пряники, с которых слезла яркая глазурь. Маме бы эти домишки наверняка напомнили пионерский лагерь, куда она ездила в детстве каждый год.

В приёмном покое главного корпуса Юньку быстро определили в розовый пряничный домик отделения воздушно-капельных инфекций. Она выбрала кровать у окна в просторной палате с высоченными потолками и задвинула ногой под стул сумку с вещами.

Серьёзная докторша посмотрела на девочку через толстые стёкла очков и озвучила план лечения: антибиотики – без них не обойтись. Но только после всех анализов.

– Пока поставьте ей капельницу, организм обезвожен, – дважды повторила она медсестре.

– Тебя как звать, детонька? – спросила та, подкатывая к кровати железную стойку.

– Юнька, – выдавила из себя девочка вместе с кашлем.

От температуры сильно кружилась голова. Стены палаты вращались вокруг новенькой пациентки словно аттракцион «Иллюзион» в старом парке Гагарина.

– Это что ж за диковинное имечко? – удивилась медсестра. – А полностью – Юнона, что ли? Или Юнна – как Юнна Мориц1, что про ёжика с дырочкой в правом боку сочинила?

– Нет, не Юнна, а Инна. Гусева, – спохватилась девочка. – Юнька – домашнее имя. Я себя так назвала в детстве, когда только научилась говорить. И мама теперь так меня зовёт.

– Гусева, хорошо, отмечу у себя, – засуетилась медсестра, подвешивая флакончик с физраствором к крюку стойки.

Юнька послушно протянула женщине свою тонкую руку с голубыми венками и почти сразу же провалилась в сон. Укола она не почувствовала.

Вскоре её разбудили и повели на шатких ногах в процедурный. Юнька отвернулась от стола со шприцами и ампулами и закашлялась. Во время забора крови ей всегда становилось плохо и она вполне могла грохнуться в обморок, но сейчас держалась из последних сил.

– Всё, Гусева, отдыхай, – сказала медсестра после всех процедур. – Должно стать полегче.

* * *

Юнька проснулась уже вечером. После антибиотиков душащий кашель почти прекратился, да и температура наконец-то упала. Обещанных крыс и тараканов в больнице девочка так и не увидела. И врачи с медсёстрами вроде были сердечные, хоть и строгие.

Лёжа в палате в одиночестве, Юнька смотрела в большое окно. Пёстрые корпуса прятались за отцветающими грушами и катальпами с пышными кронами. С проходной доносился лай дога Дюка.

Мама обещала приехать на неделе, но Юнька вроде бы справлялась и без неё. Хотя до этого ей ещё не приходилось лежать в больнице. Как оказалось, это было довольно просто: устройся поудобнее на кровати, слушайся медиков и выздоравливай.

Утром следующего дня в палату заглянула серьёзная докторша. Юнька хотела узнать, когда же её выпишут, но внезапно почувствовала резкую боль в животе. Девочка согнулась пополам, закусив губу, а выпрямиться назад уже не смогла.

Всплеснув руками, докторша побежала за медсёстрами. Её каблуки гулко цокали по больничному коридору.

После укола обезболивающего Юньку кое-как усадили в кресло на колёсиках и повезли в голубой кишечный корпус, чтобы сделать УЗИ. Главный врач оттуда оказался ещё серьёзнее и строже воздушно-капельной докторши. После разговора за дверью, из-за которой к Юньке прилетали отдельные громкие слова, похожие на ругательства (медицинские термины – кто их разберёт), было решено оставить её в кишечке и лечить уже другими препаратами.

Надежда на скорую выписку улетела в высокое майское небо, на которое вместе с соседними корпусами Юнька смотрела теперь из окна своей новой палаты.

Глава 2

– Мананникова, Яковлева! И… как там тебя… Юнна Мориц! Гусева! – раздался в дверном проёме громогласный голос медсестры, прикатившей в палату столик с лекарствами.

Юнька и две её соседки по палате подошли за своими порциями. Таблетки ещё можно было быстро проглотить, запив водой. Но вот тёмный порошок-адсорбент выглядел совершенно «несъедобно».

– Ну вот, теперь новенькую «землёй» пичкают, – еле слышно шепнула одна девочка другой.

Вяло улыбнувшись им в ответ, Юнька засунула в рот ложку порошка. Внутри сразу всё пересохло. Наверное, так ощущалась великая сушь на бабушкином барометре, что висел дома в коридоре.

Медсестра налила Юньке спасительной воды, терпеливо дождалась, пока будет съедена последняя ложка «земли», и только тогда удалилась.

Палата была такой большой, что юные пациентки лежали в разных углах. Общаться не было ни сил, ни особого желания. Юнька думала о маме, о короткой четвёртой четверти, в которой она столько пропустит, о том, когда же она наконец поправится и вернётся домой.

Разглядывая облупившиеся корпуса в окне, которые к концу недели уже могла с закрытыми глазами описать в деталях, девочка пыталась угадать, от каких болезней лечат в домиках разного цвета.

В жёлтом, наверное, отважные врачи сражались с желтухой, в оранжевом – с тропической лихорадкой (Юнька слышала о такой в новостях по телевизору), а в зелёном – неужели с обычным насморком? Нужно обязательно узнать у строгого доктора.

Через пару дней обеих соседок выписали и Юнька вновь осталась одна. Она несколько раз созванивалась с мамой, и та очень извинялась: её завалили заказами – надо было сшить и пальто, и пиджак, и юбку.

– Ты же понимаешь, после закрытия нашей швейной фабрики в девяносто втором это единственная возможность заработать. Я шью на заказ всего пару лет, и у меня не так много клиенток. Вот и берусь за всё подряд… Мне пока никак не вырваться, ты уж прости, Юнь. – Мама очень переживала из-за этого. А у Юньки, слышавшей её голос в трубке, сразу щипало в носу. Она очень скучала.

Спустя несколько дней многострадальный Юнькин живот наконец перестал болеть, а только периодически напоминал о себе сердитым урчанием. На обед чаще всего приносили невзрачный бульон с сухарями и безвкусный кисель, но Юнька честно съедала всю свою порцию, представляя в тарелке любимые пирожные и эскимо на палочке.

Наконец кишечный доктор разрешил девочке прогулки, и она стала спускаться по лестнице со щербатыми ступеньками во внутренний дворик больницы. По дорожкам большого парка там и сям бродили другие уже не заразные взрослые и дети.

Из открытой двери кухни, что находилась в скучном сером корпусе, до Юнькиного носа долетели ароматные запахи картошки, мяса и чего-то сладкого – кажется, запеканки. Полная повариха вышла на крыльцо кухни с огромной кастрюлей и звякавшим в ней черпаком.

– Остатки сладки! – улыбнувшись золотыми зубами, приветливо сказала она девочке. – Пойдём, девуля, кого- то тебе покажу.

Повариха повернула за угол корпуса и разлила остатки еды по двум стоявшим на земле мискам. Из кустов тут же выскочили три щенка, радостно виляющих хвостиками. А в подвальном окне показалась голова рыжего котёнка. Недолго думая, смельчак подбежал к миске и принялся жадно поглощать еду. Вскоре прибыло ещё шестеро котят всех мастей: чёрный, чёрно-белый, два коричневых полосатых и два трёхцветных.

– Как много котят! – хлопнула в ладоши Юнька. – В подвале кошка окотилась?

– О, у нас тут стихийный птичий рынок. Вокруг больницы много частных домов, у них там и кошки котятся, и собаки щенятся. И всех к нам подбрасывают через дырки в заборе.

Повариха поправила косынку на голове и усмехнулась.

– Главный наш сторож Дюк тоже пришлый. У него хозяин умер, он выл несколько дней, а родственники отказались забирать такого большого пса. Вот соседи к нам его и привели. Он с Михалычем подружился, теперь вход охраняет.

– И что же, врачи не против котят и щенят? – спросила удивлённая Юнька.

– Будешь тут против! Михалыч дырки эти в заборе проволокой заделывает, так рядом сетку режут и подкидывают! – вздохнула повариха. – А куда их ещё? Топить жалко, живые всё же… Мы с девчатами – кто с кухни, санитарочки, медсестрички, да и врачи некоторые – стараемся пристраивать. Я уж и так четверых котов взяла себе по доброте душевной. Кутят тоже разбирают – дом сторожить. На цепь и в будку. Вот так у нас тут повелось…

Юнька присмотрелась к котятам, которые уже наелись и весело играли на солнышке. Рыжий заводила был явно старше и крупнее остальных. Двое непосед затеяли драку. Самый маленький котёнок в серо-коричневую полоску боязливо жался к стеночке. Его глаза гноились, под носом запеклась кровь, а шёрстка была свалявшейся.

– А этот болеет, да? – спросила Юнька у поварихи.

– Ой, с ним прямо беда. Я хотела ему глаза протереть, а он шипит, в руки не даётся. Маленький дикарь. Его Дюк во время прогулок с Михалычем вылизывает как своего щенка, вот он и сидит потом такой растрёпанный. Жалеет его, видать, пёс. Собачья слюна всякую заразу убивает…

– Он, наверное, не может есть? Вон какая болячка. – Юнька начала всерьёз переживать за малыша.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Юнна Мориц – российская и советская писательница и переводчица. Автор стихов известных детских песенок: «Ёжик резиновый», «Большой секрет для маленькой компании», «Собака бывает кусачей» и т. д.