Урок свободы

Юли Велл

Урок свободы

1 Елизавета

Елизавета стояла у большого панорамного окна в их новой, только что отремонтированной гостиной. Она смотрела, как дождь размывает огни ночного города, превращая их в цветные пятна, словно на неудачной акварели. Внутри нее была такая же размытая, болезненная каша. Одна рука инстинктивно лежала на едва округлившемся животе, где под сердцем билось, росло ее маленькое, преданное ей чудо. Другая сжимала смартфон, на экране которого светилось электронное письмо с результатом.

«Вероятность отцовства: 0.00%».

Они сделали этот неинвазивный тест «на всякий случай», шутя. Максим, ее Макс, обнял ее сзади, положив свои ладони поверх ее руки на животе.

 «Наш с тобой шедевр» – сказал он, целуя ее в шею.

Шедевр. Да. Только холст оказался ее, а краски… чужими.

Она не помнила, как выдавила из себя что-то вроде «пойду прилягу» и вышла из комнаты. Ноги сами понесли ее прочь от него, от его счастливого, ничего не подозревающего лица. Она заперлась в ванной и смотрела на свое отражение в зеркале – бледное, с огромными глазами, полными ужаса. Беременная. Желанная. Несущая в себе плод страшной ошибки.

«Клиника «Генезис». Гарантия, безопасность, инновации». Лучшие из лучших. Они заплатили за эту «гарантию» огромные деньги, прошли через десятки унизительных процедур. И вот результат. Их ребенок. Их общая мечта. Наполовину – ее. Наполовину – от какого-то анонимного донора, чей номер в реестре значился в их договоре.  Только подсунули не тот «товар».

Слезы подступили к горлу горячим комом, и она с силой сглотнула их. Нет. Сейчас нельзя. Нельзя распускаться. Макс может войти.

Макс.

Имя ударило в висок с новой силой. Что она скажет ему? Как посмотрит в глаза человеку, который уже разговаривает с ее животом, который строит планы, покупает первую крошечную одежду? «Извини, дорогой, наш шедевр… оказался подделкой»?

Она медленно со скользнула по двери на пол, обхватив живот руками. Ребенок шевельнулся, легкий, едва уловимый толчок. Обычно это наполняло ее нежностью и восторгом. Сейчас это вызвало приступ острой, физической боли. Она любила это существо. Безумно, матерински, животно. Но теперь эта любовь была отравлена ядом предательства, которого она не совершала, и чудовищной несправедливости.

Она достала телефон. Палец дрожал, когда она пролистывала контакты и нашла номер «Генезиса». Не главный, а прямой номер их куратора, Анны Викторовны, милой женщины, которая всегда их успокаивала и говорила: «Все будет хорошо, вы такие замечательные родители».

Трубку взяли почти сразу.

– Алло, Елизавета? Здравствуйте! Как ваше самочувствие? – голос Анны Викторовны был таким же сладким и заботливым, как всегда.

У Лизы перехватило дыхание.

– Анна Викторовна… – ее собственный голос прозвучал хрипло и чуждо. – Мы… мы сделали тест. ДНК.

На той стороне повисла пауза. Слишком затянувшаяся.

– Я не совсем понимаю… Зачем? У вас же были…

– Ребенок не от Максима, – выдохнула Лиза, и слова прозвучали как приговор. – Вероятность ноль процентов. Абсолютный ноль.

Теперь молчание стало гробовым.

– Елизавета, это… это невозможно, – наконец сказала Анна Викторовна, и в ее голосе впервые зазвучала тревога. – У нас строжайший протокол. Двойной, тройной контроль. Должна была произойти какая-то ошибка… в самом тесте, может…

– Ошибка произошла у вас! – голос Лизы сорвался на крик, и слезы, наконец, хлынули ручьем. Она вся дрожала. – В вашей крутой, лучшей клинике! Вы понимаете, что вы натворили? Вы понимаете?! Вы разрушили мою семью! Я ношу под сердцем ребенка, которого мой муж будет считать чужим! Он будет смотреть на него и видеть вашу халатность! Мою вину!

– Елизавета, успокойтесь, пожалуйста, для беременной такие стрессы… – залепетала куратор.

– Не говорите мне о стрессе! – рыдала Лиза, прижимая ладонь ко рту, чтобы не закричать еще громче. – Что мне теперь делать? Скажите! Рожать ребенка-напоминание о том, как нас обманули? Прерывать желанную беременность? Говорить мужу? Молчать? Это ад! Вы загнали меня в ад!

Она бросила трубку, не в силах больше слушать эти сладкие, ничего не значащие утешения. Телефон упал на кафель с глухим стуком. Лиза схватилась за раковину, ее вырвало от нахлынувших эмоций.

Она осталась одна. Одна с этой чудовищной тайной. Одна с ребенком, который был одновременно ее самым большим счастьем и самым страшным кошмаром.

Она снова посмотрела на свой живот. Теперь каждое шевеление будет не только радостью, но и уколом боли. Каждый визит к врачу – не праздником, а напоминанием. Каждая ласка Макса к ее животу – будет обжигать ложью.

Она была замужем, любима, беременна желанным ребенком. И она была совершенно одна в самой страшной ситуации в своей жизни. Будущее, которое они с Максом строили с такой любовью, лежало в руинах. И виноватой в этих руинах чувствовала себя она. Просто потому, что была сосудом. Хранителем. Матерью чужого по крови, но своего по плоти и духу ребенка.

И первый, самый мучительный вопрос, вставший перед ней в тумане слез и отчаяния, был: «Как я теперь буду любить тебя, малыш? И смогу ли я когда-нибудь смотреть в глаза твоему отцу?»

2 Кольцо

Десятилетняя Лиза влетела в дом как ураган, захлопнув входную дверь с таким грохотом, что с полки в прихожей чуть не упала хрустальная вазочка.

– Па-а-а-па!

Олег Александрович сидел в кресле с газетой, но при виде дочери, раскрасневшейся и запыхавшейся, тут же отложил ее в сторону. Его лицо, обычно серьезное, озарилось улыбкой.

– Ну что ты, зайка моя, как будто за тобой весь двор гнался?

– Пап, смотри! – Лиза, не снимая кроссовок, подбежала к нему и разжала потную ладошку.

На ней лежало незамысловатое колечко, скрученное из серебристой фольги от шоколадки. Оно было кривоватым, но сделано старательно.

– О-го-го! – Олег Александрович поднял брови с преувеличенным восхищением. – Сокровище!

– Это мне Марк подарил! – выпалила Лиза, сияя от счастья. Ее глаза горели, как два изумруда. – Он сказал, что я самая красивая во дворе и что когда мы вырастем, я буду его женой!

Она произнесла это с такой гордостью, как будто ей вручили Нобелевскую премию или ключ от города.

И вся отцовская умилительная улыбка сползла с его лица за долю секунды. В глазах появилась мгновенная, острая настороженность.

– Марк? – переспросил он, и голос его прозвучал чуть глубже, суше. – А это чей же Марк-то?

– Ну, Марк Семенов! – с готовностью объяснила Лиза. – Он в шестом классе учится! И он очень сильный, все мальчишки его слушаются.

«Семенов». В мозгу у Олега Александровича щелкнуло, как в картотеке. Анатолий Семенов. Отец. Работал где-то водителем-дальнобойщиком, вечно в разъездах. Мать, кажется, продавщицей в овощном. Семья приличная, не пьющая, но… Простые. Очень простые. И Марк… Он видел этого мальчишку – шустрого, с хитринкой в глазах, лидера дворовой шайки.

Мысль о том, что этот сорванец уже сейчас, в десять лет, посмел смотреть на его Лизу, на его принцессу, как на будущую «жену», привела Олега в бешенство. Не на дочь. Ни в коем случае. Она была чиста и наивна, как хрустальный колокольчик. Его ярость была направлена на всю ситуацию. На этого мальчишку, который осмелился подумать, что он, его дочь, их мир – доступны для таких простых, дворовых притязаний.

– Пап, тебе нравится? – голосок Лизы прозвучал неуверенно. Она уловила перемену в его настроении.

Олег Александрович заставил себя снова улыбнуться. Он взял колечко из ее ладошки, будто изучая.

– Очень красивое, дочка, – сказал он мягко. – Но такие важные вещи нужно беречь. Давай мы его в твою шкатулочку положим, хорошо? Чтобы не потерялось.

– Хорошо, – кивнула Лиза, уже немного отвлекаясь. Ее детский энтузиазм был вспышкой – яркой, но быстротечной.

Олег проводил ее до комнаты, дождался, пока она бережно спрячет «драгоценность» среди прочих безделушек, и вышел в коридор. Подойдя к окну, он отдернул занавеску.

Во дворе, у качелей, он увидел того самого Марка. Тощий, в потертых джинсах, он что-то кричал другим мальчишкам, размахивая руками. Олег Александрович смотрел на него пристально, холодно, оценивающе.

«Нет, дружок. Нет».

Это было не просто раздражение. Это был глубокий, инстинктивный протест. Протест против того, что кто-то чужой, неподконтрольный, из другого мира, посмел метить на его главное сокровище. На его Лизу.

С того самого дня Олег Александрович начал свою негласную, но упорную кампанию. Он не запрещал дочери гулять, не ругал ее. Он просто стал приглядывать. Выходил на балкон с газетой, когда она была во дворе. Спрашивал мимоходом: «Ну, как там твои друзья? Чем занимались?». Он мягко, но настойчиво направлял ее интересы в другую сторону – записал в художественную школу, на танцы, водил в театры и на выставки. Создавал для нее тот самый «хрустальный» мир, в котором не было места дворовым мальчишкам с кольцами из фольги.

И каждый раз, видя Марка, он чувствовал холодок внутри. Это была не ненависть к ребенку. Это была точильная пилка родительского предубеждения, которая годами медленно, но верно затачивала его неприятие. Он смотрел на этого мальчика и уже тогда, в десять лет Лизы, бессознательно видел в нем угрозу. Чужого. Претендента.

Того, кто однажды может прийти и забрать его девочку по-настоящему.

3 Встреча с другом детства

Шестнадцать лет – это возраст, когда каждая минута, проведенная вне дома, кажется шагом к настоящей, взрослой жизни. Лиза засиделась у подружки, с головой уйдя в обсуждение нового клипа любимой группы и сложных уравнений по алгебре, которые были абсолютно не важны в тот вечер.

Вынырнув из подъезда подруги, она с удивлением обнаружила, что на улице уже совсем темно. Фонари на их старой улице горели через один, отбрасывая на асфальт не столько свет, сколько густые, зыбкие тени. Воздух потяжелел, и по спине у Лизы пробежал легкий, неприятный холодок.

Она засунула руки в карманы легкой куртки и, насвистывая что-то себе под нос для храбрости, зашагала быстрее. Всего три квартала. Ничего страшного.

Не успела она отойти и ста метров, как из-за угла гаража возникла высокая мужская фигура. Лиза инстинктивно сжалась, готовая бежать или закричать.

– Лиза?

Голос был низким, немного хрипловатым, но знакомым. Очень знакомым. Сердце на секунду замерло, а потом забилось чаще, но уже по другой причине.

Из тени вышел Марк. Он сильно изменился с тех пор, как они вместе гоняли во дворе. Из тощего сорванца он превратился в рослого парня с широкими плечами. В темноте она не могла разглядеть его лицо, но узнавала его по силуэту, по манере держаться.

– Марк? – выдохнула она. – Ты меня напугал.

– А ты что тут одна в такое время делаешь принцесса? – в его голосе прозвучал упрек.

– У Кати засиделась, – ответила Лиза, снова чувствуя себя немного девочкой, но уже по-взрослому. – Время как-то незаметно пролетело.

– Ясно, – он коротко усмехнулся. В темноте блеснули его зубы. – Но сейчас не самое безопасное время для прогулок. Пошли, я тебя провожу.

– Я не маленькая, – автоматически возразила она, вспомнив папины вечные нравоучения о том, что пора бы уже иметь чувство самосохранения.

– Я вижу, – парировал Марк, и в его тоне снова зазвучала та самая хитринка, что была у него в детстве. – По пути.

Нагло взял ее за руку. Неловкое молчание повисло между ними, густое, как ночной воздух, но руку вырывать не стала. Лиза украдкой разглядывала его профиль, освещенный мерцающим светом далекого фонаря. Он стал… другим. Взрослым.

– Как ты вообще? – спросила она, чтобы разрядить обстановку. – Где ты сейчас?

– В университете учусь, – ответил он. – Не без трудностей, но прорываюсь. А ты… я слышал, в лицее твоем все хорошо. Умница.

От этих слов стало, теплее. Он знал. Интересовался.

– Стараюсь, – смущенно пожала она плечами.

На протяжении всего пути они обсуждали какие-то нейтральные темы – учебу, общих знакомых, меняющийся район. Но под этим легким, почти ничего не значащим разговором текло что-то другое. Что-то напряженное и сладкое одновременно.

Когда они подошли к ее подъезду, на крыльце горел яркий свет. Лиза почувствовала легкое разочарование. Путь оказался слишком коротким.

– Ну… спасибо, – сказала она, останавливаясь. – Что проводил.

– Всегда пожалуйста, но так поздно не ходи одна – он улыбнулся, и на этот раз она разглядела его улыбку – немного кривую, но очень обаятельную.

 Ладонь у него была большой, теплой и немного шершавой. Он не сжимал ее сильно, просто держал, уверенно и бережно.

– Давай, заходи, – тихо сказал он, все еще не отпуская ее руку.

И вел ее, не как ребенка, а как… девушку. Три шага до двери подъезда показались ей целым путешествием. Каждая нервная клетка на ее ладони была огнем.

Она нажала кодовый замок, дверь с тихим щелчком открылась.

– Спокойной ночи, Лиза, – сказал Марк, наконец отпуская ее руку.

– Спокойной ночи, Марк.

Она зашла в подъезд, и дверь медленно закрылась, оставляя его снаружи, в темноте. Лиза прислонилась спиной к холодной стене, подняла свою руку и посмотрела на нее. Казалось, она до сих пор чувствовала тепло его прикосновения.

Она не знала, что за шторой на третьем этаже, в их гостиной, стоял ее отец. Олег Александрович видел, как они подошли к дому. Видел, как Марк держал его дочь за руку. Видел, как она, зайдя в подъезд, не побежала сразу к лифту, а остановилась, словно в раздумьях.

Он не сказал ни слова, когда Лиза, вся светящаяся и растерянная, вошла в квартиру. Он просто спросил: «Хорошо погуляла?»

– Да, пап, все хорошо, – ответила она, слишком быстро, и прошла в свою комнату.

А Олег Александрович еще долго стоял у окна, глядя в ночь. Точильная пилка в его сердце зашевелилась с новой силой. Это было уже не детской забавой. Его девочку провожал домой взрослый мужчина. И он держал ее за руку.

4 Знакомство

Восемнадцатилетняя Лиза считала себя вполне современной девушкой. Она поступила в университет на факультет дизайна, сама выбрала себе красивый, но строгий гардероб, чтобы выглядеть «взросло и профессионально». Мысль о том, что ее могут «свести» с кем-то, казалась ей пережитком из романов ее бабушки. Смешным и нелепым.

Поэтому, когда мать, Ирина, с непривычно озабоченным видом зашла к ней в комнату и сказала: «Завтра мы идем на обед в ресторан. Там будут наши старые друзья, Сергей и Ольга, и их сын Максим. Очень перспективный молодой человек, заканчивает экономфак», – Лиза чуть не поперхнулась чаем.

– Мам, что это? Смотрины? – фыркнула она, откладывая планшет с эскизами.

– Не говори глупостей, – отрезала Ирина, но избегала ее взгляда, поправляя вазу на комоде. – Мы просто встречаемся со старыми друзьями. А вы с Максимом – ровесники, вам будет о чем поговорить. Оденься… красиво.

Лиза хотела возражать, бунтовать, но увидела в глазах матери что-то кроме навязчивой заботы. Тревогу? Надежду? Она вздохнула и сдалась. Один обед – не смертельно.

Ресторан был тем самым, «хорошим», с белыми скатертями, тихой музыкой и официантами, которые почти не кланяются. Максим, как и обещала мама, оказался очень… правильным. Красивым в классическом смысле: аккуратная стрижка, дорогие, но не кричащие часы, безупречные манеры. Он встал, когда она подошла к столу, помог подвинуть стул, улыбался ровной, открытой улыбкой.

Они говорили об учебе (он блестяще защитил диплом и уже получил оффер в солидную компанию), о планах на будущее (работа, возможно, своя практика, путешествия), об искусстве (он предпочитал классику, но «уважал» и современные направления). Он был идеальным собеседником – внимательным, умным, предсказуемым. Он был тем самым молодым человеком, о котором мечтают родители для своей дочери. Надежный, стабильный, с понятными перспективами.

Родители сияли. Особенно папа, Олег Александрович. Он смотрел на Максима одобрительно, ловил каждое его слово, поддакивал, шутил. Это был его мир. Мир порядка, договоренностей, правильных решений. И его Лиза, его умница-красавица, идеально вписывалась в эту картину рядом с таким молодым человеком. Это было правильное решение. Запланированное. Безопасное.

Лиза вежливо улыбалась, кивала, отвечала на вопросы. Но внутри она чувствовала странную пустоту. Все было слишком гладко. Слишком правильно. С Максимом она чувствовала себя… как на собеседовании на очень хорошую должность.

– Лиза, я слышал, ты прекрасно рисуешь, – сказал Максим, перемалывая вилкой десерт. – У нас в офисе как раз думают над ребрендингом. Может, посмотришь, когда будет время?

– Конечно, – автоматически ответила она.

– Отлично! Я думаю, мы можем быть друг другу очень полезны, – улыбнулся он, и в его словах не было никакого подтекста, кроме делового.

«Полезны». Хорошее слово. Практичное.

Выйдя из ресторана, Максим галантно поцеловал ей руку. Его губы были сухими и мягкими. Он попросил номер телефона, чтобы «отправить те брифинги по ребрендингу». Лиза дала.

По дороге домой в машине родители были в превосходном настроении.

– Замечательный парень, – сказала Ирина, оборачиваясь к дочери с переднего сиденья. – Умный, воспитанный, из хорошей семьи. И явно проявил к тебе интерес.

– Да, он… очень приятный, – осторожно согласилась Лиза.

– Приятный? – фыркнул Олег Александрович, но его тон был довольным. – Это железобетонная опора для жизни. На таких мир держится. Ты подумай об этом, дочка. С такими не пропадешь.

Лиза смотрела в окно на мелькающие огни. Она думала. Думала о том, что мир, который держится на железобетонных опорах, хоть и надежен, но может быть очень холодным.

Но она молчала. Она была хорошей дочерью. Она видела надежду в глазах отца, который наконец-то перестал беспокоиться о «дворовых мальчишках». Она видела, как мать уже мысленно примеряет шляпку на ее свадьбу. И она сказала себе, что чувства – это для романтиков и подростков. А она уже взрослая. Взрослая, чтобы сделать правильный, разумный выбор.

И когда через несколько дней Максим пригласил ее на выставку (именно ту, что была рекомендована критиками), она согласилась. Это был первый шаг по намеченной родителями, идеально ровной дороге в светлое, предсказуемое будущее.

5 Будущий муж

Отношения с Максимом развивались не стремительно, а последовательно, как хорошо составленный бизнес-план. Не было бурных страстей, ночных звонков под дождем или взрывных ссор. Вместо этого были регулярные встречи по выходным: то в музее на заранее выбранной выставке, то в хорошем ресторане, то на прогулке по благоустроенному парку. Максим был идеальным кавалером: пунктуальным, предупредительным, щедрым. Он всегда открывал перед ней двери, дарил неброские, но качественные подарки (дорогой шарф, книгу по искусству в подарочном издании) и планировал все так, чтобы ей было максимально комфортно.

Сначала Лиза чувствовала себя так, будто играет роль. Роль идеальной девушки для идеального парня. Она подбирала фразы, следила за реакцией, старалась соответствовать его – и своих родителей – ожиданиям. Ее мир был четко разделен: днем – университет, друзья, смех, спонтанность; вечерами и в выходные – размеренная, красивая жизнь с Максимом.

Перелом наступил в самый неожиданный момент. У Лизы случился аврал в университете: нужно было за ночь доделать и отрисовать сложный проект. Она в панике позвонила Максиму, чтобы отменить их ужин. Вместо разочарования или легкого упрека в его голосе прозвучала лишь спокойная поддержка.

«Не переживай. Сосредоточься на работе. Что тебе нужно? Кофе? Шоколад? Пицца?»

Она, смеясь сквозь стресс, сказала: «Всего сразу, и в немыслимых количествах».

Через час в дверь ее квартиры позвонили. На пороге стоял курьер с огромной коробкой. В ней была пицца, несколько видов кофе, плитки хорошего шоколада, энергетические батончики и даже новый, очень удобный планшет для рисования со стилусом – именно такой, о котором она мечтала, но никому не говорила. На дне коробки лежала записка: «Не сдавайся. Ты справишься. М».

Лиза стояла среди этого «тыла», присланного ей как воздушная поддержка, и чувствовала, как внутри что-то тает. Это не был порыв страсти. Это было что-то гораздо более глубокое. Это была надежность в действии. Понимание, что за ней есть стена, на которую можно опереться. В ее мире, полном творческого хаоса и эмоциональных бурь, эта стабильность оказалась не скучной, а спасительной.

Постепенно она начала видеть Максима не как «правильного парня», а как человека. Он оказался не сухим рационалистом, а очень спокойным, с тонким, но настоящим чувством юмора. Он умел слушать. По-настоящему слушать, когда она с энтузиазмом рассказывала о концепции своего проекта или жаловалась на преподавателя. Он не давал непрошенных советов, а просто был рядом, создавая пространство, где ее эмоции и идеи были важны.

Он никогда не давил, не требовал. Его забота была ненавязчивой, как крепкий фундамент дома: ты не видишь его каждый день, но именно он позволяет тебе чувствовать себя в безопасности. Он водил ее в театр, и они потом до ночи спорили о мотивах героев. Он научил ее разбираться в винах, и она научила его видеть красоту в, казалось бы, неудачных, экспрессивных эскизах.

Теплые чувства пришли тихо, исподволь. Это не было ослеплением. Это было осознанием. Осознанием того, что рядом с этим человеком спокойно. Что он не подведет. Что он ценит ее не только за красоту, но и за ум, за талант, за стремления. Он строил для них обоих будущее, и в этом будущем для нее было место – не как для украшения, а как для соавтора.

Однажды, после особенно приятного вечера, когда они гуляли по ночному городу и смеялись над чем-то глупым, он взял ее за руку. Не как когда-то Марк в темноте у подъезда – порывисто и вызывающе. Максим сделал это спокойно, уверенно, как будто- так и должно быть. Его ладонь была теплой и сухой. И в этот раз Лиза не просто позволила. Она сжала его пальцы в ответ.

Это и был тот самый момент. Момент выбора, сделанного не головой, а сердцем, которое наконец-то отогрелось и признало эту стабильность не как скучную необходимость, а как огромную ценность. Она посмотрела на их сцепленные руки, на его спокойный, надежный профиль, и подумала: «Да. С таким не пропадешь. С таким можно строить.

И когда через несколько месяцев Максим, глядя ей прямо в глаза за ужином в том самом их первом ресторане, сказал: «Лиза, я хочу, чтобы ты была моей женой. Я построю для нас все, о чем мы мечтаем», – она сказала «да». Искренне. Потому что за этим «да» стояло не только одобрение родителей и логика, но и это тихое, глубокое тепло. Тепло от надежного тыла, который стал ее домом.

6 Марк

Мне понадобилось пять лет, пока разрывал глотки, подписывал контракты кровью, строил мосты через границы, по которым теперь текли нелегальные реки денег. Я превращался из районного авторитета в фигуру международного уровня. Всё для одной, ёбаной, цели. Чтобы вернуться с деньгами.

Самолёт приземлился в пять утра. Я вышел по трапу, и влажный, знакомый до тошноты воздух ударил в лицо. Домой. Я не спал сорок часов, но адреналин бил в виски, как молот. Всё было просчитано. Через час – баня с дядей Витей, отчёт. Вечером – встреча с «партнёрами». А завтра… Завтра утром я позвоню ей. Не сразу, не как мальчишка. Скажу, что вернулся. Приглашу в тот самый ресторан на крыше, о котором она когда-то болтала. Посмотрю в её глаза. И наконец-то возьму своё.

Мягко катил по ночному городу. Я уставился в тонированное стекло, но видел не огни, а её лицо. Её смех, который резал тишину. Её взгляд, который был для меня единственным светом в этом дерьмовом подвале жизни.

Телефон в кармане ждал своего часа. Я достал его, листая фотографии, которые годами копил украдкой. Она в университете, с книжками. Она в кафе, смеётся. Последнее фото, перед моим отъездом.

Мой водила, Серый, крякнул на переднем сиденье. Он молчал всю дорогу от аэропорта, а сейчас его молчание стало каким-то густым, липким.

– Чё там? – бросил я, не отрываясь от экрана.

– Марк… Насчёт Лизы… – он запнулся.