Планета РГГУ. Это моя земля

– Я познакомился с ней, – так же шепотом ответил Денис.

– С кем?

– С девушкой, которая рисует у входа.

Костя присвистнул, за что тут же получил неодобрительный взгляд от преподавателя.

– И как ее зовут? – спросил он, когда внимание преподавателя переключилось на доску.

– София, – произнес Денис, и это имя прозвучало для него как начало чего-то нового.

Главный вход РГГУ стал для них особенным местом. Каждое утро Денис приходил раньше, чтобы встретиться с Софией. Иногда они просто сидели рядом – она рисовала, он читал. В другие дни разговаривали обо всем на свете: об истории, искусстве, о своих мечтах.

– Почему именно входы? – спросил как-то Денис, разглядывая ее альбом с набросками различных дверей и порталов московских зданий.

София задумчиво провела пальцем по контуру нарисованной арки.

– Входы – это границы между мирами, – она подняла глаза на массивные двери университета. – Каждый раз, проходя через них, мы становимся немного другими. Особенно такие, с историей.

Денис никогда не думал об этом так. Для него двери были просто дверями. Но теперь, глядя на них глазами Софии, он начал замечать детали, которых раньше не видел.

Их отношения развивались постепенно. Сначала встречи у входа, потом совместные прогулки после пар, затем кафе неподалеку от университета. София показывала ему Москву через призму своего восприятия – город дверей, порогов и переходов.

– Смотри, – она указала на старинный дворик недалеко от Миусской площади. – Эта арка помнит еще дореволюционную Москву. Представляешь, сколько людей прошло через нее? Каждый со своей историей.

В такие моменты Денис видел, как загораются ее глаза, и влюблялся все сильнее.

Однажды, когда они сидели в университетской библиотеке, София получила письмо. Денис заметил, как изменилось ее лицо, когда она читала его.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Мне предложили стажировку в Русском музее в Петербурге, – ее голос звучал неуверенно. – На полгода.

Денис почувствовал, как что-то сжалось внутри.

– Это же здорово, – он попытался улыбнуться. – Когда нужно дать ответ?

– До конца недели, – София закрыла ноутбук. – Я давно мечтала об этом, но сейчас…

Она не закончила фразу, но Денис понял. Их отношения только начались, а жизнь уже ставила перед выбором.

В следующие дни что-то изменилось. Они по-прежнему встречались у главного входа, но между ними появилась невысказанная тревога. София была рассеянной, часто смотрела куда-то вдаль. Денис не знал, что сказать. Он понимал, что не имеет права просить ее отказаться от такой возможности.

– Ты должна согласиться, – сказал он наконец, когда они стояли у того самого входа, где все началось.

– А как же мы? – София смотрела на него с болью в глазах.

Денис не знал ответа на этот вопрос. Он только знал, что не хочет ее отпускать, но еще больше не хочет стать препятствием на ее пути.

Последний день перед отъездом Софии выдался пасмурным. Тяжелые облака нависли над Миусской площадью, словно отражая настроение Дениса. Он стоял у главного входа РГГУ, нервно поглядывая на часы. София опаздывала на их последнюю встречу.

Когда она наконец появилась, Денис сразу заметил, что что-то не так. Обычно собранная и спокойная, сегодня София выглядела взволнованной. В руках она держала свой альбом – тот самый, в котором были все ее зарисовки входов и дверей.

– Прости за опоздание, – она остановилась напротив него. – Я не могла решить, что делать с этим.

София протянула ему альбом. Денис осторожно взял его, не понимая.

– Зачем ты отдаешь его мне?

– Открой, – тихо сказала она.

Денис перелистал страницы. Знакомые наброски – входы в исторические здания Москвы, арки старых дворов, двери музеев. И среди них – десятки вариаций главного входа РГГУ. С разных ракурсов, в разное время дня, при разном освещении.

– Я не могу взять его с собой, – голос Софии дрогнул. – Каждый раз, когда я буду его открывать, я буду вспоминать… и не смогу сосредоточиться на новом.

Денис закрыл альбом. Что-то в ее словах задело его.

– То есть ты хочешь все забыть? – он не смог скрыть горечь в голосе. – Оставить здесь и начать с чистого листа?

– Нет! – София схватила его за руку. – Я просто боюсь, что не справлюсь. Что расстояние все разрушит. Что через полгода мы станем чужими.

Они стояли молча, глядя друг на друга. Вокруг них проходили студенты, спешащие на пары, но для Дениса и Софии время словно остановилось.

– Знаешь, что я понял, глядя на твои рисунки? – наконец произнес Денис. – Ты рисуешь не просто двери. Ты рисуешь возможности. Каждый вход – это шанс войти куда-то в новое, не теряя того, что было до этого.

София смотрела на него, не отрывая взгляда.

– Я не хочу, чтобы ты оставляла свой альбом, – продолжил он. – И я не хочу, чтобы ты отказывалась от стажировки. Это твой шанс, твой новый вход.

– А как же мы? – ее голос был едва слышен.

Денис взял ее за плечи и развернул лицом к главному входу университета.

– Видишь эти двери? Они стоят здесь больше века. Люди приходят и уходят, а они остаются. Пусть это будет наше место. Не важно, где мы будем – в разных городах или странах – мы всегда будем знать, что есть место, которое соединяет нас.

София молчала, но Денис видел, как в ее глазах что-то меняется. Страх уступал место надежде.

– Ты веришь, что мы справимся? – спросила она.

– Я верю в нас, – просто ответил Денис. – И в этот вход.

Петербургская зима выдалась снежной. София часто писала Денису о промозглом ветре с Невы, о величественных зданиях, покрытых инеем, о новых входах и порталах, которые она открывала для себя в северной столице. Их переписка была насыщенной – фотографии, голосовые сообщения, долгие видеозвонки по вечерам.

Но что-то неуловимое ускользало через экран телефона. Денис чувствовал это каждый раз, когда проходил через главный вход РГГУ. Он замедлял шаг, вспоминая, как они сидели здесь с Софией, как она рисовала, закусив губу от сосредоточенности.

В один из таких дней, когда до окончания ее стажировки оставался месяц, Денис получил странное сообщение: «Проверь почтовый ящик». Вечером в его квартире он обнаружил плотный конверт. Внутри лежал лист бумаги с рисунком – главный вход Русского музея, выполненный в знакомой манере Софии. На обороте было написано: «Некоторые входы стоит пройти дважды».

Денис долго смотрел на рисунок, не понимая, что она имеет в виду. А через неделю, когда он в очередной раз подходил к университету, у главного входа он увидел знакомую фигуру.

София стояла, прислонившись к колонне, с альбомом в руках – тем самым, который она хотела оставить ему перед отъездом.

– Ты… – Денис остановился в нескольких шагах от нее, не веря своим глазам. – Твоя стажировка…

– Я закончила проект раньше, – она улыбнулась. – И решила, что некоторые двери нельзя оставлять закрытыми слишком долго.

Они стояли у входа, не решаясь сделать шаг навстречу, словно боясь спугнуть момент.

– Я много думала о том, что ты сказал перед моим отъездом, – наконец произнесла София. – О входах как о возможностях. И поняла, что самая важная возможность для меня – это ты.

Денис молча обнял ее, чувствуя, как отступает холод зимы.

– Я хочу показать тебе кое-что, – София открыла альбом.

На последних страницах были наброски входов Петербурга – строгие линии Эрмитажа, изящные арки Петергофа, массивные двери Исаакиевского собора. Но среди них, на отдельном развороте, был рисунок главного входа РГГУ – более детальный и проработанный, чем все предыдущие.

– Я рисовала его по памяти, – тихо сказала София. – Каждый день. Чтобы не забыть дорогу обратно.

Денис провел пальцем по контуру нарисованных дверей.

– Знаешь, что я понял за эти месяцы? – он посмотрел на настоящий вход, возвышающийся перед ними. – Дело не во входах и дверях. Дело в том, кто ждет тебя по ту сторону.

София взяла его за руку, и они вместе поднялись по ступеням. Проходя через главный вход, Денис почувствовал, что София была права с самого начала – некоторые пороги действительно меняют нас. Но иногда самые важные изменения происходят не когда мы входим в новую дверь, а когда возвращаемся в ту, что стала для нас особенной.

Справка об объекте

Главный вход в РГГУ,

Россия, г. Москва, ул. Чаянова, 15

История Российского государственного гуманитарного университета соткана многими выдающимися людьми, которые входили в двери главного корпуса.

Архитектура здания РГГУ сочетает в себе черты модернизма и функционализма, что отражает стремление того времени к созданию простых, но эффективных конструкций. Фасад здания достаточно строг и лаконичен, с преобладанием прямых линий и геометрических форм. Однако в этом минимализме чувствуется внимание к деталям и гармония.

Одной из особенностей здания является использование больших окон, которые создают ощущение простора и света в помещениях. Это также способствует улучшению рабочей атмосферы для студентов и преподавателей. Внутреннее пространство здания отличается функциональностью и продуманным расположением помещений, которые соответствуют требованиям современного образовательного процесса.

Источник: https://boxdari.ru/place/zdanie-rggu/

Сцена на двоих

Владимир Михайлов

Максим переминался с ноги на ногу у входа в аудиторию на Чаянова, 15. Из-за двери доносились голоса, смех и какая-то возня. Он в третий раз проверил сообщение от Димки: «Театральный клуб, среда, 18:00. Не вздумай соскочить!» Часы показывали 18:07. Можно было развернуться и уйти – опоздал, не нашел, передумал. Отговорок хватало.

– Ты на занятие? – раздалось за спиной.

Максим вздрогнул и обернулся. Перед ним стояла невысокая девушка с копной рыжих волос, собранных в небрежный пучок.

– Я… да, наверное, – неуверенно ответил он.

– Тогда идем, – она решительно толкнула дверь. – Я тоже опоздала, но Михал Саныч добрый.

Максим машинально последовал за ней. В просторной аудитории студенты сидели прямо на полу, образуя круг. В центре стоял высокий мужчина с аккуратной бородкой.

– А, Алиса! И новенький? Присоединяйтесь, – он жестом указал на свободное место в кругу.

Максим неловко опустился на пол, чувствуя себя не в своей тарелке. Исторический факультет, библиотека, архивы – вот его стихия. А здесь… Он украдкой оглядел присутствующих. Человек пятнадцать, в основном девушки, все какие-то… раскрепощенные. Не его мир.

– Сегодня работаем с партнером, – объявил Михаил Александрович. – Разбиваемся на пары и делаем упражнение «Зеркало». Один показывает движение, другой повторяет. Потом меняетесь.

Все начали вставать и искать себе пару. Максим остался сидеть, надеясь, что его не заметят.

– Эй, историк, – рыжая девушка Алиса остановилась перед ним. – Будешь моим зеркалом?

– Откуда ты знаешь, что я с истфака? – удивился Максим.

– У тебя на сумке значок с Клио, – она улыбнулась. – Ну так что, работаем вместе?

Максим кивнул, поднимаясь. Он чувствовал себя неуклюжим медведем среди порхающих бабочек. Димка точно получит за это. Притащил его сюда, а сам, видите ли, заболел в последний момент.

– Я начну, – сказала Алиса, становясь напротив. – Просто повторяй за мной.

Она подняла руки и начала плавно двигаться, словно рисуя что-то в воздухе. Максим неуклюже попытался повторить.

– Не думай, – тихо сказала она. – Просто смотри и делай. Твое тело умнее, чем ты думаешь.

– Отлично, теперь поменяйтесь ролями, – голос Михаила Александровича разнесся по аудитории. – Ведущий становится зеркалом, зеркало – ведущим.

Алиса опустила руки и выжидающе посмотрела на Максима.

– Твоя очередь, историк.

Максим замер. Что ему делать? Какие движения показывать? Он неуверенно поднял правую руку, потом левую. Алиса точно повторила его движения, не сводя глаз с его лица. Это было странно – кто-то настолько внимательно следил за каждым его жестом. Постепенно скованность начала отступать. Он сделал шаг вправо, потом влево. Наклонил голову. Изобразил, будто поднимает что-то тяжелое с пола.

– Хорошо, – одобрительно кивнула Алиса, в точности копируя его движения. – Не бойся быть смешным.

Максим неожиданно для себя начал изображать, будто карабкается на невидимую стену. Алиса повторяла каждое движение с удивительной точностью. Это было похоже на танец, в котором они идеально чувствовали друг друга.

– Стоп! – хлопнул в ладоши Михаил Александрович. – Теперь новое упражнение. Этюд-импровизация. Каждая пара получает ситуацию и должна ее разыграть. Без подготовки, здесь и сейчас.

Он начал обходить пары, давая каждой задание. Дойдя до Максима и Алисы, он на секунду задумался.

– Так, у нас тут новенький… Давайте что-нибудь простое. Встреча двух старых друзей, которые не виделись много лет.

Максим почувствовал, как внутри все сжалось. Импровизировать? Перед всеми? Он хотел отказаться, но Алиса уже отошла на несколько шагов и повернулась к нему спиной.

– Начинаем по моему сигналу, – объявил Михаил Александрович. – Три, два, один… Поехали!

Алиса резко обернулась, и ее лицо озарилось такой искренней радостью, что Максим на мгновение забыл, что это игра.

– Макс? Максим Ковалев? Не может быть! – она бросилась к нему, остановившись в полушаге. – Сколько лет, сколько зим!

Что-то щелкнуло внутри. Он вдруг почувствовал себя другим человеком – тем, кто действительно не видел старого друга много лет.

– Алиса? – его голос прозвучал удивленно и радостно одновременно. – Ты совсем не изменилась!

Он шагнул вперед и неловко обнял ее. Она пахла апельсинами и какими-то травами.

– Где ты пропадал все это время? – Алиса отстранилась, внимательно глядя ему в глаза. – Я искала тебя в соцсетях, но ты как сквозь землю провалился.

Максим неожиданно для себя начал рассказывать историю о путешествиях, археологических раскопках, о жизни в маленьких городках без интернета. Слова лились свободно, будто он действительно все это пережил. Алиса слушала, задавала вопросы, смеялась. Они словно создавали общий мир, в котором существовали только они вдвоем.

– Браво! – хлопок Михаила Александровича вернул их в реальность. – Вот это я понимаю – химия на сцене! Максим, для новичка просто отлично.

Максим моргнул, возвращаясь в реальность. Что это было? Как он, никогда не интересовавшийся театром, смог так… раскрыться?

Алиса улыбнулась ему, и в ее глазах читалось удивление.

– А ты говорил, что никогда не занимался театром, – тихо сказала она. – По-моему, ты врешь, историк.

Максим стал приходить на занятия каждую среду и пятницу. Сначала он говорил себе, что это просто способ отвлечься от бесконечных конспектов и архивных документов. Потом – что ему интересно наблюдать за другими. Но правда была в том, что он ждал этих встреч с Алисой.

– Сегодня работаем над сценической речью, – объявил Михаил Александрович в начале октября. – Разбиваемся на пары и читаем диалоги из пьес.

Максим автоматически посмотрел на Алису. Она уже шла к нему с листками в руках.

– Нам досталась сцена из «Вишневого сада», – сказала она, протягивая ему текст. – Ты – Лопахин, я – Варя.

Они отошли в угол аудитории. Максим пробежал глазами текст и нахмурился.

– Это же сцена несостоявшегося объяснения в любви.

– Именно, – кивнула Алиса. – Два человека, которые не могут сказать друг другу самого главного. Начинаем?

Они начали читать, сначала неуверенно, потом все более погружаясь в текст. Максим чувствовал, как слова Чехова оживают, наполняются новым смыслом. Когда они закончили, в аудитории стояла тишина.

– Вот это я понимаю – работа с подтекстом, – Михаил Александрович подошел к ним. – Вы двое… у вас особая энергетика на сцене. Хотите подготовить этот отрывок для итогового показа в декабре?

Алиса вопросительно посмотрела на Максима. Он кивнул, не задумываясь.

После занятия они пошли в кафе неподалеку. Это стало их традицией – обсуждать тренинги за чашкой чая.

– Как ты это делаешь? – спросила Алиса, грея руки о чашку.

– Что именно?

– На сцене ты другой человек. Открытый, эмоциональный. А потом занятие заканчивается, и ты снова надеваешь свою броню.

Максим пожал плечами, избегая ее взгляда.

– Это просто упражнения. Я играю роль.

– Нет, – Алиса покачала головой. – Настоящая игра – это то, что ты делаешь сейчас. Прячешься.

Он промолчал, делая вид, что очень занят своим чаем.

Они начали репетировать отрывок из «Вишневого сада» дополнительно, встречаясь в свободных аудиториях. Максим все глубже погружался в образ Лопахина – человека, который не может выразить свои чувства, хотя они переполняют его.

– Нет, не так, – Алиса остановила его в середине сцены. – Ты говоришь о погоде, но думаешь о любви. Это должно чувствоваться.

– Я не понимаю, как это сделать, – раздраженно ответил Максим. – Если я говорю о погоде, значит, я говорю о погоде.

– В том-то и дело! – воскликнула Алиса. – В жизни мы постоянно говорим не о том, что чувствуем на самом деле. Особенно ты.

– Что ты имеешь в виду? – напрягся он.

– Ты смотришь на меня так, будто… – она запнулась. – А потом делаешь вид, что между нами ничего нет, кроме репетиций.

Повисла тяжелая пауза. Максим смотрел в пол, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.

– Давай просто доработаем сцену, – наконец сказал он. – У нас показ через две недели.

Алиса вздохнула и кивнула, возвращаясь к тексту. Но что-то изменилось. Теперь в их репетициях появилось новое напряжение – настоящее, не игровое. Они блестяще играли людей, не способных выразить свои чувства, потому что сами были такими людьми.

День перед итоговым показом выдался промозглым и серым. Максим и Алиса репетировали в пустой аудитории на Чаянова. За окном моросил дождь, стекая по стеклам мутными дорожками.

– Давай еще раз, с того места, где Лопахин говорит про отъезд, – Алиса потерла уставшие глаза.

Они повторяли сцену уже в десятый раз, но что-то все равно не складывалось. Слова звучали правильно, но между ними словно выросла стена.

– «Я уеду сейчас, сию минуту, только, конечно, приеду еще раз до отъезда», – начал Максим, стараясь вложить в слова нужную интонацию.

– Стоп, – Алиса подняла руку. – Опять не то. Ты говоришь механически.

– А как я должен говорить? – раздраженно спросил Максим. – Мы повторяем одно и то же уже два часа.

– Ты должен чувствовать! – Алиса повысила голос. – Лопахин любит Варю, но не может сказать ей об этом. Это же так просто понять!

– Просто? – Максим отбросил листок с текстом. – Ничего тут нет простого! Почему он просто не скажет, что чувствует? Зачем все эти хождения вокруг да около?

– Потому что он боится, – Алиса подошла ближе. – Боится быть отвергнутым, боится своих чувств. Как и ты.

– Не приписывай мне то, чего нет, – Максим отступил на шаг. – Я просто хочу нормально сыграть эту сцену и закончить с этим.

– Закончить? – Алиса прищурилась. – То есть после показа ты просто уйдешь? Вернешься к своим книжкам и сделаешь вид, что ничего не было?

– А что было? – Максим скрестил руки на груди. – Несколько месяцев театральных упражнений?

Алиса смотрела на него так, словно видела впервые.

– Знаешь, в чем твоя проблема, Максим? Ты думаешь, что если не называть вещи своими именами, они перестанут существовать. Но это не так.

– А в чем твоя проблема? – огрызнулся он. – Ты во всем ищешь какой-то глубокий смысл. Иногда банан – это просто банан.

– Иногда, – тихо сказала Алиса, – но не в нашем случае.

Она подошла к окну, глядя на дождь. Ее плечи напряглись, словно она сдерживала слезы.

– Я думала, театр помог тебе раскрыться, – сказала она, не оборачиваясь. – Но ты просто научился лучше прятаться.

Максим стоял, не зная, что ответить. Внутри все кипело от противоречивых эмоций.

– Знаешь что, – наконец сказал он, – давай сделаем по-твоему. Завтра на показе я буду чувствовать все, что ты хочешь. Я сыграю идеального Лопахина, влюбленного, но неспособного признаться. А потом мы разойдемся, и все будет как раньше.

Алиса резко обернулась, ее глаза блестели.

– Нет, Максим. Не будет как раньше. Никогда.

Она схватила свою сумку и быстро вышла из аудитории, хлопнув дверью. Максим остался один, с разбросанными по полу листками текста. За окном усилился дождь, барабаня по стеклу как сотни нетерпеливых пальцев.

Он не пошел на генеральную репетицию вечером. Не отвечал на звонки Михаила Александровича. Лежал в своей комнате в общежитии, глядя в потолок и прокручивая в голове их ссору снова и снова.

Утром он все еще не знал, придет ли на показ.

Театральный клуб РГГУ гудел как улей. Студенты-актеры суетились за импровизированными кулисами, повторяя тексты, поправляя костюмы, подбадривая друг друга. Алиса стояла у окна, механически перебирая складки своего платья. До их выступления оставалось три номера, а Максима все не было.

– Может, заменим ваш отрывок на что-нибудь другое? – осторожно спросил Михаил Александрович, подходя к ней. – Я могу объявить, что произошли изменения в программе.

– Давайте подождем еще немного, – Алиса пыталась говорить спокойно, но голос предательски дрожал.

Она не сводила глаз с двери. Один номер, второй… Их выход был следующим. Михаил Александрович уже направился к сцене, чтобы объявить замену, когда дверь распахнулась и в зал вошел Максим. Растрепанный, немного запыхавшийся, но – здесь.

Их взгляды встретились через всю комнату. Он быстро подошел к ней, на ходу снимая куртку.

– Прости за опоздание, – сказал он тихо. – Я…

– Потом, – перебила Алиса. – Мы выходим через минуту.

Михаил Александрович с облегчением объявил их номер: «Отрывок из пьесы А. П. Чехова „Вишневый сад“. Исполняют Алиса Соколова и Максим Ковалев».

Они вышли на импровизированную сцену. Зрители – студенты, преподаватели, друзья – затихли в ожидании. Алиса начала свою первую реплику, не глядя на Максима. Она была Варей – женщиной, ждущей признания, которое никогда не прозвучит.

Максим отвечал, и что-то в его голосе заставило ее повернуться. Он смотрел на нее так, словно видел впервые. В его глазах было столько невысказанного, что у нее перехватило дыхание.

– «Что ж? Пора ехать», – произнес он, и в этих простых словах вдруг зазвучала такая тоска, что зал замер.

Они продолжали диалог, но это уже не был заученный текст Чехова. Это была их собственная история – о двух людях, которые не могут сказать друг другу самого главного. Каждая пауза, каждый взгляд, каждый жест наполнялись новым смыслом.

Когда они дошли до финальной сцены, где Лопахин так и не делает предложения, Максим вдруг отступил от текста. Вместо того чтобы уйти, он сделал шаг к Алисе и взял ее за руку.

– Я должен сказать вам… – начал он, глядя ей прямо в глаза.

Алиса замерла. Это не было в тексте. Но она чувствовала, что сейчас происходит что-то важное, настоящее.

– Что? – тихо спросила она, тоже отступая от оригинала.

Максим молчал несколько секунд, которые показались вечностью. Потом просто притянул ее к себе и обнял – крепко, отчаянно, как человек, который наконец-то нашел дорогу домой.

Зал взорвался аплодисментами. Кто-то даже вскочил с места. Но они не слышали этого. Стояли, обнявшись, посреди сцены, и весь мир сузился до этого маленького пространства между ними.

Когда они наконец вышли за кулисы, Михаил Александрович только покачал головой:

– Вот это я понимаю – режиссерское решение. Чехов бы одобрил.

После показа, когда все поздравления были приняты и зрители разошлись, они остались вдвоем в пустой аудитории. Сидели на полу, прислонившись к стене, и молчали. Но это было другое молчание – не тяжелое, а уютное, полное понимания.

– Знаешь, – наконец сказал Максим, глядя перед собой, – я всегда думал, что театр – это притворство. Но оказалось, что иногда только на сцене и можешь быть настоящим.

Алиса положила голову ему на плечо.

– Иногда маска помогает увидеть собственное лицо, – тихо сказала она.

За окном начинался снег – первый в этом декабре. Они смотрели, как белые хлопья медленно опускаются на темную улицу Чаянова, и не чувствовали необходимости говорить о том, что и так было ясно. Некоторые вещи лучше всего выражаются в тишине – как в хорошей пьесе, где самое важное всегда между строк.

Справка об объекте

Театральный клуб РГГУ,

Россия, г. Москва, ул. Чаянова, 15

Клуб ведет активную работу с октября 2010 года. Руководитель – Побережнюк Мария Владимировна.