Она никогда не видела ромашки

Как они вдвоём были готовы расплакаться от разочарования, но в итоге сидели на лавочке возле дома и ждали, пока бабушка обработает им синяки. Стояли до последнего, лишь бы доказать, что никогда они не были слабаками. И ведь на самом деле: порой жить с информацией, которая не говорит ни о чем хорошем, слишком тяжело.

✿ ✿ ✿

– Мы можем сделать это сегодня? – озадаченно, в нетерпении спрашивает Дион и совсем не скрывает улыбку, потому что знает: ещё не все потеряно. Может, у него только что появился шанс наконец встретить свою причину улыбок? Можно ли вообще так долго протянуть наедине с воспоминаниями? Они как любимый мягкий шарф на шее, на котором рано или поздно сообразишь повеситься. И Цой постоянно себе напоминает: он не должен терять надежду. Не должен сдаваться до тех пор, пока снова не возьмет за руку её, Чонсан Луи из деревни Хахве.

became

Жить с каким-то принуждённым ожиданием становится проще. Человек может долго терпеть, ждать, надеяться, требовать и в конечном итоге, если всё получится, любить. Дион не может обозначить конкретным словом то чувство, какое ощущает при воспоминании о Луи – она определённо оставила глубокий, но безболезненный след в его душе.

Надо, пожалуй, почаще хвастать детскими подвигами. А то живёшь как дурак, взрослеешь и забываешь, что на самом-то деле ты великий герой, непоколебимый рыцарь, которому море по колено. Луи постоянно называла старшего принцем, а в ответ получала то, что всё время, как впервые её смущало – даже лет в четырнадцать, ей все равно нравился короткий диалог, состоящий всего из шести слов.

Пришлось потерпеть ночь, ведь отец устал и не захотел ехать поздним вечером в какую-то глушь, так что Дион переходит в новый день всё с той же мыслью. Где-то в глуби, если идти по тропам и сельским дорогам, до сих пор стоит дом бабушки Луи. К сожалению, место жительства самой Луи Дион совсем не помнит – у него постоянно случаются характерные для многих живущих в городе, занятых и тревожных по уши людей пробелы в памяти.

– Господин Дион, вы.. даже не позавтракали! – низенькая женщина бежит за парнем через всю квартиру, чуть ли не спотыкаясь на лестнице со второго этажа: парень с тихим шипением резко поворачивается к ней лицом, чтоб убедиться, что та ничего себе не повредила, и поправляет на себе воротник пиджака: осталось всего четыре пары до того, как он сможет поехать в чудесный городок детства.

– У меня нет времени, Юнби, я забегу в кафе, – порой хочется уговорить отца любой ценой убрать помощников, как он их сам и называет: слуг себе Дион никогда не хотел, считая такой труд непостижимым для человека, унизительным и крайне неподобающим. Но, по правде говоря, за хорошие деньги даже самый стереотипный человек согласится на прислуживание кому-то очевидно богатому, правда, не удалось ожидать, что в свои двадцать два Цой будет убегать от женщины с проснувшимся материнским инстинктом по собственной квартире.

– Но… а галстук, вы забыли! – она не успевает говорить вслед за потоком своих мыслей, стараясь как можно лучше помогать сыну своего начальника, и удивительным образом успевает удержать в руке три похожих по цвету, но всё же различимо разных оттенков фиолетового галстуков: пожалуй, единственная в гардеробе Диона вещь, которую он решился разнообразить цветами, помимо пастельных и серых.

– Спасибо, – на усталом, а если быть точнее, замученном от всей утренней спешки выдохе парень всё-таки выбирает один из галстуков, прямо по дороге к внутренней парковке на первом этаже дома стремительно завязывая его под воротником кристально-белой рубашки.

А ведь раньше хотел идти против системы, лет так в шестнадцать по совету той же Луи начал одеваться настолько стильно, что отец собственноручно решил избавиться от подобных вещей в его гардеробе: их статусу не подобает носить рваные брюки, футболки с огромными вырезами на спине и ребрах. Цепи, серьги – это всё давно ушло из вкуса Цоя-младшего, потому что его возраст вместе с образом жизни заставили осознать: счастье не в мелочах, по крайней мере, не в том, что сам Дион считает мелочами.

Он облегчённо выдыхает только когда оказывается за рулем. Даже дома не может расслабиться по-настоящему. В сущности, жить со слугой для взрослого человека губительно – при всем старании разучишься обходиться без посторонней помощи в самых обычных делах, и как раз по этой причине Дион не способен назвать себя взрослым. От этой жизни сплошные проблемы, берущие начало в неумении вести разговор в простой, нерабочей среде, а заканчивая очередными документами, о которых в его возрасте и задумываться не пытаются. Слишком рано он начал жизнь, от которой старшее поколение хочет поскорее избавиться.

Приходится надеть очки. Он обладатель не сильно предпочтительного для вождения зрения, но идти пешком до университета около двух часов, особенно когда до пары остается минут двадцать – проверка терпения не в его стиле. Что угодно, но не долгие прогулки по пыльному городу или, тем более, не поездки в забитых людьми автобусах. Дион даже не помнит, когда он последний раз там был.

Всё окружение на улицах шумного города Цой просто терпеть не может: эти однотипные скорченные лица, недовольный плач детей на каждом углу – противно слышать, особенно когда ты сам с трудом удерживаешь эти слезы. Но всё-таки пришлось научиться. Пришлось привыкнуть. Убить в себе все чувства, которые городские жители могут посчитать показателем слабости, ведь слабых людей растаптывают вмиг. В деревне всё было совершенно иначе. Иногда быть сильным – это не делать ничего, и наоборот – приложить силу – значит проявить слабость. Сила для него – это в конечном итоге мудрость. Мудрость уместности всего, что он делает, как двигается, что говорит.

Бесконечная дорога. Тысячи машин, встающих в единую пробку – каждый водитель не доволен, но ничего не может с этим поделать ровно до того, как машина спереди наконец двинется, хоть на немного. Долгожданный цвет светофора, позволяющий спустя тянущие минуты две вернуться к начальной цели, а то в ожидании мысли уходят далеко не в то русло. Что было бы, если б Дион остался там, в деревне? Жил бы счастливой жизнью, беззаботно катаясь на автобусе каждое утро до университета, а поздно вечером обратно? Но зато был бы рядом с Луи. Смог бы побороть все наращенные комплексы и сломать прижившуюся систему жизни, лишь бы не видеть угрюмые лица сотрудников компании, практически принадлежащей отцу – об этом: да чёрт, каждый божий день их директор не делает ровным счётом ничего, либо Дион настолько слепой, что никогда не видит его на рабочем месте.

Гнев на других выплёскивать плохо. Вредно для себя же, потому что каким бы верующим человек ни был, бумерангом многое возвращается в тот самый момент, когда ты вроде бы счастлив и не ждешь ничего – ни повышения позитива, ни его спада.

Парень одной рукой свободно прокручивает руль в сторону, а второй почти что подпирая от желания уснуть прямо на месте голову, но всё же не позволяет себе заснуть. Касается пальцами губ в задумчивости, начиная медленно тонуть в океане воспоминаний, ибо половины из них просто… нет. Они будто стерты неизвестным, который всей душой хотел разлучить две связанные души. А в чём же их связь? Луи и вправду не понимает, почему её так тянет к тому, кого она не видела уже около четырёх лет, если не больше. В совершеннолетие Диона они перестали видеться так часто, как делали обычно – на него горой свалилась куча обязанностей, как сына влиятельного человека.

✿ ✿ ✿

Словно из романтической дорамы их история. Было бы оно так – между ними встал бы третий, мешающий развитию отношений своими непокорными чувствами и в том числе ревностью. Чонсан осторожно накрывает глаза руками, уже около двух часов валяясь на собственной кровати: да, ей нравится современный стиль квартиры, где красиво сделана в хаки-белых тонах просторная кухня, которую совместили с гостиной, светлая комната на втором этаже и два туалета.

Но чего-то всё равно не хватает. Её душа постоянно ищет тот уют, который абсолютно всегда присутствует у бабушки дома, благо она может к ней ходить хоть каждый день. Но сейчас, к сожалению, на первом месте сессия, к которой по ощущениям никогда нельзя быть полностью готовым – кто знает, что придумает тот или иной преподаватель? Чон не отличница, но никто и не гонится за сплошными пятерками – родителям главное, чтоб дочь выучилась и получила профессию, на которой захочет работать. Ведь у каждого человека есть свои желания, которые он не сообщает другим, и желания, в которых он не сознаётся даже себе самому. Луи и сама не знает, чего хочет от жизни, кроме как…

– ..встретиться кое-с-кем, – она стоит напротив зеркала с бледной подсветкой, дабы сильно не использовать и без того постоянно затрачиваемое электричество, в руке удерживая зубную щетку с выдавленной на неё пастой с еловым вкусом и даже запахом. В отличие от многих паст, эта почему-то не провоцирует чувствительность, может поэтому она так и хороша в холода, когда зубы становятся особо капризными?

– Снова с этим своим Хонджуном? – мама на другом конце звонка опрометчиво усмехается, а Луи невольно закатывает глаза и, наконец, отправляет щётку в рот. Конечно, а куда деваться, если маме всё равно, когда звонить, видимо она и не против послушать шум воды и ответы дочери с набитым ртом.

– Он мне с уголовным правом разобраться поможет, там довольно много вопросов к экзамену дали, – и вправду, Луи иногда напрягается от всплывающей мысли о том, что она учится на юриста. На адвоката, в идеале. На того, кто должен защищать преступников, и совсем не важно, скольких людей и насколько жестоко они убивали.

– Смотри не влюбись, – как же без этого. В возрасте Луи все давно заводят отношения, а кто-то даже полноценную семью. Ей это не особо интересно, словно изначально по судьбе записано множество иных целей – она наблюдает за собственной реакцией, как ни странно, на изречения старшей в зеркале: мама всегда казалась девушке необычным человеком, с довольно тёмным и непозволительным для светлого восприятия мира её дочерью юмором.

– Я не настолько фанат правонарушений, – младшая невольно усмехается, затем наконец начиная чистить зубы спустя несколько минут бессмысленного изучения себя в зеркале. Но… честно, она забыла. Совсем забыла. Чонсан поначалу думает, что опять внезапно возникший кашель вызван попаданием в горло довольно резкого вкуса хвои, следом чуть не пачкая щёткой нежно-зелёного цвета футболку на себе: мама резко замолкает, будто бы даже дышать перестает и настораживается от услышанных звуков по ту сторону связи. О чём вообще был разговор? Она потеряла мысль, слишком сильно начиная нервничать в странном молчании дочери.

– Луи, ты давно у врача была? – голос мамы заставляет девушку на несколько секунд задержать это тягучее чувство в груди: непреодолимое ощущение, словно поднимается выше температура, хотя на самом деле, наверное, так и есть, потому что подобное происходит ежедневно.

Ничего нельзя знать наперёд. Луи несколько секунд молчит: а что вообще стоит отвечать, когда с этими бесконечными мыслями о Дионе, представлениями его-выросшего и окончательно сформировавшегося Чонсан совершенно забыла о себе? О своей жизни, которой стоит наслаждаться сполна до тех пор, пока есть время. И она, не долго думая, ставит звонок на беззвучный, выключая у себя одной только кнопкой на дисплее микрофон, пока параллельно с тем мама старается через силу спокойно внушить своей разумной на вид дочери о том, что стоит наконец заняться лечением, одновременно таким необходимым и таким ненужным – Луи всё равно включает воду, её гулким шумом окончательно обеззвучив всё то, что ей внушают. Потому что ей не нужно. Она верит, что ей давно ничего помочь не сможет.

✿ ✿ ✿

Вокруг сотни глаз. Дион периодически ощущает себя чем-то похожим на сгусток крови, который монотонно передвигается по плоскости и ищет выход с закрытой территории. Каким вообще образом он дошёл до жизни, в которой на полном серьёзе очерчивает с дичайшим презрением взглядом остальных? Таких же юных, но безрассудных людей… Вроде как взрослые, имеют отношения и, может, собственные начинания в бизнесе, а по вечерам и выходным пропадают в каких-то гаражах отцовских, коттеджах с бассейнами и литрами пьют алкоголь, который наутро, а может ещё раньше выйдет из них обратным путем. В чём вообще смысл подобных вечеринок?

Что такое эта их вечеринка? Это когда пятьдесят человек собираются вместе, чтобы одновременно поговорить о себе. Человек, который остается после того, когда выпивка закончилась – хозяин, и именно этот хозяин страдает больше всех, потому что только ему убирать все изощрения чужих наслаждений, последствия выпитого и съеденного… собственно говоря, лучше делать вечеринки со слепыми, немыми и сытыми – так не будет проблем ни для кого. Или Дион просто не ловил ни разу настоящий кайф с проводимых постоянно вокруг тусовок. Он выбирает провести время с пользой, к примеру как сейчас: садится поближе к лектору, лишь бы не слушать перешёптывания студентов вокруг себя. Мол, ой, а меня парень вчера бросил – ему всё это абсолютно не интересно. Единственный человек, о котором на самом деле хотелось бы узнать немного больше, находится слишком далеко.

Луи, словно чувствуя мысли Диона где-то там, в городе, бездушно изучает взглядом потолок, когда уже минут так десять лежит на кровати после утренних процедур, потому что не знает, куда себя деть. Зачем её искать Цоя вновь, если тот всё равно не читает письма? Странно в современном мире посылать такую вещь, как бумажка с рукописным текстом, но разве у неё был когда-то выбор? Точно так же, как письмо может прийти не по адресу, судьба тоже может ошибиться, и человек родится не в том доме, где ему это предназначалось.

Но рано или поздно письма находят своего адресата, а люди – свою дорогу. По крайней мере, остается на это только надеяться. Луи осторожно поднимается с места, словно любое движение может стать для неё… ах да, последним. Конечно. Однажды она испытает на себе тихую и безболезненную смерть во сне, о которой не хочет мечтать. Смерть – то, чего Луи боится больше всего, но каждый день засыпает с мыслью о том, что не проснуться утром будет не самым худшим исходом.

Письмо на краю стола, которого Луи касается рукой, достается из так и не запечатанного конверта – в этот раз письмо Чонсан точно не отправит, потому что теперь стоит попросту потерпеть. Недолго. И Дион уйдет из её мыслей, как, наверное, и сделала Луи у обратной стороны. Это простое, банальное детство, в котором были разные люди и разные события, не стоит принимать всё настолько близко.

Она ведёт кончиком пальца по краю немного помявшейся бумаги, а глазами следом за этой невидимой линией – от этих писем исходит особая аура, которую ощущает только она. Никто и никогда не читал, что внутри, кроме самой Луи, ведь, если бы Дион прочитал, то непременно отправил бы ответ? Или он принимает каждое письмо, но игнорирует? Пытается там, в этих безжизненных многоэтажках избавиться от них, каждое собственноручно поджигая обычной зажигалкой из супермаркета.

…А Цой прервал бы любое дело, даже экзамен, ту же сессию, если б хоть на одном конверте увидел бы знакомое имя, отдающее ласковым отголоском, как будто в тот же миг удастся вновь слышать не голос нудного лектора, который рассказывает об особенностях психологии трудных подростков и о методах их обучения, а голос того бесконечно светлого ребенка, которого Дион имел желание воспитать. По-своему. Чтоб Луи стала такой же доброй, как на тот момент был Дион, чтоб выросла счастливой и здоровой, как… нет, не как другие люди. Цой был готов купить или заработать собственным трудом, что казалось ему более реальной и желанной перспективой, собственным трудом весь мир для Луи.

– Не забывайте, что в этом семестре вы сдаете проект по когнитивным стилям личности, – мужчина как рубцом по душе резанул: новое задание, о котором Дион успешно забыл ещё в самом начале календарного года. Где-то парень читал, что университеты учат быть вечными циниками – цинизм, который можно утопить только в алкоголе, таблетках для похудения, психоаналитиках и гольфе. Отчасти, правда. Цой даже не знает, какого мнения стоит придерживаться и соглашаться ли хоть когда-либо с общественным.

– Можете быть свободны, – мужчина с соответствующим хлопающим звуком закрывает папку с собранной для четвертого курса педагогического факультета информацией по сегодняшней теме, без интереса наблюдая за тем, как гурьба, не настолько большая, как на первом курсе, студентов направляется к довольно узкому и неудобному выходу из лекционной аудитории.

Дион не любит высокие потолки и хотя бы в коридоре восполняет это желание оказаться в узком пространстве, едва успевая свернуть ближе к стене, когда первокурсники решают разыграться в догонялки, словно им лет по десять.

Десять… юбилей, на который Дион подарил Луи огромный букет сушёных фруктов. Он знал, насколько младшая любит фрукты и сладости, решив их нестандартным образом совместить. Целую ночь клеил запакованные кусочки, насаживал их на палочки, лишь бы получилось красиво, чтоб было жалко даже распаковывать. А Луи была рада настолько, что аж забыла про букет, пока крепко обнимала старшего и плакала в плечо. Тогда и удалось понять, что плакать могут только сильные и красивые до безумия люди. Может, Луи одна такая на свете? Та, кому можно постоянно проявлять эмоции, и ей за это ничего не будет.

А как она ведет себя сейчас? Дион не хочет мириться с таким упущением, как этот факт, чуть ли не до пола вдавливая педаль газа, стоит только освободиться после пар под вечер.

✿ ✿ ✿

Самое приятное в поездках – это то, что в них тебя окружает одноразовый мир. Поселяешься после муторного перелёта в номере отеля и находишь там одноразовое мыло, одноразовые пакетики с шампунем, крошечные одноразовые брикеты масла с одноразовым пластиковым ножиком, одноразовую бритву и даже одноразовую зубную щетку. А кто-то ведь даже никогда не видел этих самых отельных наборов, потому что не задумывался о мире за пределами своего комфорта. Луи никогда не видела себя в городе. Она не сомневается, что не смогла бы адаптироваться в многочисленных толпах живых и спешащих постоянно куда-то людей, в различных нестандартных супермаркетах. Она сходит с ума от одного пребывания в университете, не считая того, что общением с другими отвлекает себя от навязчивых мыслей.

А зачем вообще ей учиться? Зачем нужно всё то, на что тратятся родительские деньги и время? Она не нужна этому миру, потому что судьба сама записала ее в список тех, кто исчезнет раньше положенного. Не поможет никакая химиотерапия, потому что все лекарства – сплошной бред. Самовнушение, в которое Чонсан верить отказывается напрочь. Она просто прячет восьмидесятое письмо в верхний ящик тумбочки, лишь бы скрыть от других свои глубокие мысли, и ведь только Диону она смогла, пускай косвенно, как оказалось, но всё же открыться. Целиком и полностью. Нет смысла жить, когда внутри отсутствует напрочь этот смысл.

На автоматизме двигается к первому этажу, чтоб хотя бы сделать себе завтрак… а зачем? Луи постоянно задаётся этим вопросом, что иногда начинает терять смысл двух вопросительных и, наверное, смысла не имеющих слов. Так и в любви будто бы нет смысла. Нет логического объяснения тому, почему люди любят друг друга, ибо любовь на самом деле от начала и до своего конца бессмысленна, но вот по природе должны любить, иначе такое чувство, как влюбленность, сама любовь как явление безвозвратно погибнет, и мы вечность будем одиноки, и тогда человечество точно исчезнет. «Любовь – это лучшее, что есть во вселенной.» Сколько же раз подобное удавалось слышать. Это ужасно банально, но это, наверное, правда, раз старшие говорят об этом – не нужно искать смысл там, где его быть не должно.

Дион не любит, когда находится за рулём в присутствии семьи. Глупо, но отец иногда подмечает эти малейшие недостатки в вождении сына – что сделать, если у каждого свой стиль, как и в одежде? Везде человек индивидуален, а другие не имеют права упрекать. Но приходится просто молча соглашаться, потому что младший априори не должен иметь своё мнение – не так, случайно, его воспитали?

Определенно. Он был удивлён, когда однажды его не отругали за первый вырвавшийся при родителях мат, потому что одно из заданий по математике было ну крайне неинтересным для такого, как Цой Дион. Парень немного щурится, когда темную довольно дорогу помимо фар машины освещает фонарь. За ним следующий, а потом даже третий.. неужели в такой местности додумались их поставить?

На тёмно-сером небе кое-где мигают бледные звёзды, влажный ветерок изредка набегает лёгкой волной и обдаёт кожу непонятным холодком, стоит только раскрыть окно во время ровного движения по бесконечно-длинной дороге и следом получить возмущение от матушки – и в тот же момент слышится сдержанный, неясный шёпот властительницы эмоций, самой ночи через слабо шумящие, облитые от корней до самой макушки ветвей тенью.

В деревне люди в такое раннее время суток невольно ёжатся, фыркают и щеголевато переступают ногами; пара только что проснувшихся белых гусей молча и медленно перебирается через пустующую дорогу с небольшими на ней ямами, периодически возникающими на пути. За виноградным плетнём, в саду коровника, мирно похрапывает сторож; а каждый звук словно стоит в застывшем воздухе, стоит и никак не проходит

Дион с Луи любили бегать в конюшню неподалеку от леса на окраине городка. Там постоянно стоял такой резкий запах, что оба практически с несравнимой ни с чем синхронизацией чихали раза по три подряд, а то и во время оставшейся прогулки пытались избавиться от оставшихся частичек свежего аромата животных. Тогда всё было бесплатно. Не за деньги, как сейчас, а за радостные улыбки детей и взрослых.

Они медленно проходили мимо загонов с различными лошадями, подолгу вглядываясь в каждую, но Луи постоянно бежала только к одной… рыжая лошадка с практически золотистой гривой, тогда была ещё маленькой и не готовой к постоянной езде. Вроде как они даже ходили на занятия по верховой езде, только у Диона интерес быстро пропал: не для него такой вид наслаждения. Проще наблюдать за смеющийся Луи, которая с трудом может ногу к подпруге на брюхе лошади поднять – в то время она была совсем маленькая ростом, получив тем самым новый повод для насмешек со стороны ровесников.

Дион не хочет думать о том, что после его неожиданного исчезновения все могло у и без того ранимой Луи дойти до ужасного исхода. Он хочет ещё раз посмотреть в её глаза, которые ну очевидно несравнимы с любыми другими – не могут быть прекрасными глаза, что слёз ни разу не видали. Не может быть красивой душа, что горя никогда не испытала. В груди должны стучать живые сердца, а не куски металла или холодных, не растопленных льдин.

Дорога многому учит. Например, тому, что ты ничего не можешь взять с собой, если остановишься в одном из приглянувшихся тебе мест – ни зеленый сад, ни ту старую калитку, ни начавшую не так давно расти яблоню, ни старое ореховое дерево с красивым незамысловатым узором на листьях, ни не видимого ни единому глазу до тех пор, пока не подойдешь ближе к стволу, дятла, методично отбивающего прямо-таки барабанную дробь там же, на том же ореховом дереве, ни птичий утренний гомон, который в городе услышать можно с трудом, ни добытые по пути трофеи – жёлуди и цветы всевозможных форм и оттенков. Всё это останется здесь, на этой земле, а люди двинутся дальше, разве только чуть сожалея об оставленном.

✿ ✿ ✿

Хотя, может быть, четыре года – не такое уж и весомое время? Дион облегчённо выдыхает, как только выходит под утро, прямо на рассвете с водительского места – поясница всё больше ноет о том, что парню стоит обратить внимание на собственное здоровье, ведь играть с ним – идея слишком плохая. Луи так же считает, потому что знает, что ей уже не вернуть того, что она потеряла практически с рождения.

– Свежесть, аж голова закружилась… – мама рукой осторожно сжимает локоть давно переросшего её сына, в свободном наслаждении настигнувшей сонной природой прикрывая глаза. А Дион назло себе вдыхает больше, как в последний раз, лишь бы голова вновь закружилась от передозировки кислородом – не это ли чувство, по которому он скучал все эти годы?

Родные просторы, кажется, изменились до неузнаваемости: парень в самом деле не помнит этих новых трав, которые сразу же бросаются в глаза. Они остановились в более новом районе, где даже дороги сделали, но радоваться этому не стоит – парню остается только мелкая надежда, что удастся вернуть ту атмосферу, в конце концов, за которой Цой и приехал.

Небо на востоке уже наливалось нежным розово-золотистым светом, будто художник осторожно наносил на холст полупрозрачные мазки акварели. Воздух был напоён ароматами: свежестью разнотравья, сладковатым духом раскрывающихся к приближающемуся дню луговых цветов и едва уловимой прохладой, поднимающейся от земли после ночной росы.