bannerbanner
Я выбираю тебя
Я выбираю тебя

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 4

Через 15 минут все участники собрания были в сборе: Алина Сергеевна, Красота, Андрей Крылатов – «Вамсюда», Сергей Сибиров – «Падре», Георгий, Ангелина, Любовь – «Штучка», Розалия, Крис (приглашенный учитель по зумбе), член попечительского совета Марк Иосифович Иванов, Эрнест Альбертович. Вскоре за Эрнестом к дверям подошел Джек в сопровождении еще одного американца, которого я вычислила по ярко выраженным скулам, волевому подбородку и манере надевать белую рубашку под джинсы. Они оба немного замешкались перед входом, пропустив еще одну особу в струящемся пальто цвета весенней Сены и с идеально уложенными волосами. Алина Сергеевна, увидев особу, встала и пошла ей на встречу:

– Сlaire, ma Cherie, quel plaisir! (перев. с фр. «Клэр, моя дорогая, какая радость!») – Алина Сергеевна разровняла уголки улыбки на усталом лице.

Француженка сдержано улыбнулась, и я заметила, как она, потупив взгляд, всего за пару секунд успела оценить обстановку и рассмотреть всех присутствующих. Алина Сергеевна протянула ей руку, и они вместе присели в первом ряду. Я еще несколько минут смотрела на эту неземную женщину: как бы я ни старалась, я не могла назвать возраст de cette charmonte femme (перев. с фр. «этой очаровательной женщины»). Ей могло быть от восемнадцати до сорока пяти.

Джек и его спутник замешкались у банкомата, не скрывая глубоко проникающих взглядов и недалеко идущих мыслей:

– Black, what a lovely little French thing! (перев. с англ. «Блэк, какая прелестная французская штучка!»)

– Gorgeous, Jack! It’s like a Christmas present packed in the box with a nice card smelling like my first girlfriend! (перев. с англ. «Шикарная, Джек! Как рождественский подарок, упакованный в коробку с карточкой, от которой пахнет так же, как и от моей первой подружки!»)

– I’m just (перев. с англ. «я просто») устал, Блэк, от этих русских мамочек с их барища-ами, hate this word (перев. с англ. «ненавижу это слово»), и заботай. I just want (перев. с англ. «я просто хочу») французский поцелуй ха-ха-ха. Give only (перев. с англ. «дай только») нимнога вриэмини ха-ха-ха. Я раскалю этат арешик!

Мы подошли к двери одновременно. Джек, увидев меня, на секунду остановился, но потом все-таки решил зайти первым, не пропуская меня вперед. Я этому ничуть не удивилась – мужчины никогда не открывали передо мной дверь, не дарили мне цветы и не проявляли никаких знаков внимания, которыми обычно пользуются девушки. Под мелодичное «Добро пожаловать в "Рассвет"!» я зашла в аудиторию и присела на свободный стул рядом с Сергеем.

Лучшие подружки Люба и Геля о чем-то весело щебетали, смотря при этом в противоположные стороны. Эрнест наблюдал за всеми, стараясь этого не показывать. Розалия всем видом показывала, что делает этим стенам одолжение своим присутствием.

Глава 6

– Добро пожаловать в первую городскую! – сказал старый доктор больницы, расположившейся неподалеку от Красноярска. – Вы, деточка, наверное, чем-то приглянулись кому-то там наверху, потому что, пролежав столько времени в снегу, без еды и воды, остались все-таки живы. Вы теперь местная звезда. Около нашей клиники никогда не толпилось столько журналистов и зевак.

– Доктор, сколько я уже здесь? Мне нужно позвонить няне, узнать, как моя дочь. Доктор, дайте мне телефон!

Два интерна, стоящие рядом, почему-то отвернулись в сторону. Медсестра взяла со столика баночку с надписью «Нашатырный спирт». Доктор стоял рядом и даже не думал доставать мне телефон. Внезапный ужас охватил меня, как в детстве, перед разговором с отцом. Я приподняла голову и посмотрела на себя – мои стопы были перебинтованы по щиколотку, а руки по запястье. Я пыталась пошевелить пальцами ног, потом рук – и ничего не почувствовала.

– Успокойтесь, Валентина! Вы выжили. Вам невероятно повезло, что вас нашла какая-то пожилая пара. Они и доставили вас сюда.

Доктор пытался снова уложить меня в кровать.

– Танцевать, конечно, вы никогда не сможете, но вот после двух-трех месяцев реабилитации сможете ходить. А это уже чудо.

– Доктор! А мои руки? Я музыкант…

– В жизни ведь есть и другие профессии. Можно…

Он не успел договорить, потому что у меня началась истерика. Я видела, как меня привязывают к кровати.

– Вколите ей успокоительное, – бросил он медсестре.

Интерны продолжали держать мои руки и ноги, хотя они и так были привязаны. Успокоительное начинало действовать, и я чувствовала, как слабеют мои мышцы и куда-то борзыми лошадьми уносятся мысли. Я пытаюсь вцепиться пальцами в конец больничного одеяла, собраться с мыслями, но обрывки памяти, как куски разбитого стекла, никак не могли сложиться вместе. Я пытаюсь вспомнить, зачем поехала в эти богом забытые сибирские деревни, снегопад, который застал нас в дороге, сломанный автомобиль, километры шагов против ветра… холод, потом тепло, потом пустота и беспамятство… Я еще тогда не понимала, сколько времени мне предстоит провести в этом занесенным снегами месте и что по возвращении в Москву моя жизнь не будет прежней. Тогда я еще не знала, что пробыла в больнице уже две недели и первый раз очнулась в ясном сознании. Хотя несмотря на то, что я пришла в себя, я ничего не помнила. Личных вещей при мне не нашли. Наверное, их поглотила снежная буря.

Доктор подошел поближе к кровати, проверил мне пульс, и я почувствовала тепло его руки у меня на лбу. Он заправил мои волосы за уши, наклонился и сказал так, чтобы услышала только я:

– Вы смогли сделать то, чего бы не смогли другие, вы выжили. Теперь надо смириться со всем, что вы не в силах изменить.

Запись 7

– Мои дорогие сотрудники, я собрала вас здесь для того, чтобы поздравить с нашим официальным переездом в это роскошное здание. В течение года мы периодически проводили занятия в стенах Москва-Сити, но сейчас мы переезжаем полностью и надолго, – Алина Сергеевна выдержала паузу, напрашиваясь на аплодисменты, которых не последовало. – Мне многое пришлось пережить и многим пожертвовать.

Мои руки вспотели и невольно намочили края Тониной тетради.

Думаю, лучше всего нам расскажет об этом Эрнест Альбертович, – Алина Сергеевна передала микрофон учителю ораторского мастерства. Мне всегда казалось, что для человека филологического склада ума и рода деятельности у него была идеальная, почти военная выправка.

Выбрав место во втором ряду сразу за Джеком и Блэком, я прогадала, потому что за их широкими, богатырскими американскими спинами мне не было видно происходящее на сцене. Я инстинктивно пододвинула мой стул поближе к ним и выровняла его так, чтобы моя голова оказалась между их шеями. Мало того, что за ними было ничего не видно, так еще и плохо слышно, так как они все время ерзали на стульях, постукивали кулаками по ручкам, то что-то оживленно обсуждали, то умиленно посмеивались, поглядывая на Клэр.

– Those French ladies have something so mysteriously attractive that Matryoshki will never have… (перев. с англ. «У этих француженок есть что-то мистически привлекательное, что никогда не будет у матрешек…»)

– Тш-ш-ш… – зашипела на них Красота. Трудно было понять, что ей двигало: то ли желание навестить порядок и призвать к тишине во время собрания, то ли банальная женская ревность.

– Мы все – сотрудники центра развития – призваны выполнять благую миссию: пробуждать к жизни тех, кто устал от нее, разочаровался, перестал видеть ее в цвете, пережил какое-то душевное потрясение. Мы созданы для людей одиноких по жизни или одиноких в своем сердце. Наши клиенты – успешные люди. Вы все знаете, что абонемент в наш центр стоит недешево. Но зачастую в погоне за успешностью мы перестаем «чувствовать вкус жизни». Достигнув всего, или, по меньшей мере, многого, мы перестаем получать от нее удовольствие. Наша задача – через искусство вернуть им блеск в глазах, заставить их сердца биться. Мы не просто ПЕДАГОГИ, мы ЛЕКАРИ человеческих душ.

Несколько людей в зале начали аплодировать. Среди них был Георгий, Красота, Сергей, Клэр и еще несколько человек.

– …человеческих душ… Душ, как ванная, но душ. Человеческий… I’m at a loss, Black. The more I study this language the less I understand it! (перев. с англ. «Я в недоумении, Блэк. Чем больше я изучаю этот язык, тем меньше понимаю его!»)

– Помимо того, что все мы опытные педагоги и даже лекари, мы еще сотрудники одной компании, мы предприниматели, которые теперь будут работать на себя, – Алина Сергеевна взяла у нашего профессионального оратора микрофон и, спустившись со сцены по боковой лестнице, встала по центру перед первым рядом. Казалось, она хочет создать замкнутый круг и поделиться чем-то очень сокровенным.

– Все вы знаете, как непросто мне было найти это помещение, заключить арендный договор с владельцем, оборудовать залы и комнаты отдыха, – она посмотрела с благодарностью на члена попечительского совета Марка Иосифовича, Блэка, Джека и Клэр и добавила: – И с гордостью могу вам сказать, что наш центр развития – самый передовой многопрофильный культурный центр столицы!

– Have you ever heard it before, Black! The best Russian Cultural Center run by 2 American Pindoses, a French lady who surely inherited her fortune from a rich Daddy or gained it being a mistress of some Lyagushatnik and an old Jewish guy with the Russian passport! (Перев. с англ. «Ты это слышал, Блэк! Лучший русский культурный центр, которым управляют два пиндоса и француженка, которая наверняка унаследовала свое состояние от богатого папочки или получила его, будучи любовницей какого-то лягушатника, и старый еврей с русским паспортом!») – не унимался Джек.

– It’s just the way all the Russian business is made (перев. с англ. «на этом строится весь русский бизнес»), – прошептал ему в ответ Блэк.

– С’est plutot la premiere variante (перев. с фр. «скорее, это первый вариант»), – ответила француженка, которая, как оказалось, обладала не только утонченной красотой, но и незаурядным слухом. – Je suis la deuxieme generation et j’en suis fiere. (перев. с фр. «Я из второго поколения. И очень этим горжусь»).

– Мы самый крупный центр развития, который находится в самом современном бизнес-центре. Поэтому я призываю вас всех соединить два эти понятия, – Алина Сергеевна внимательно смотрела на лица собравшихся, стараясь понять их реакцию.

– Превратить искусство в бизнес? – первая не выдержала Геля.

– Не превратить, а совместить. Мы все живем в материальном мире, и, думаю, никто не хочет возвращаться к «Подсолнуху», – парировала директор.

– Алина Сергеевна, что конкретно мы должны поменять в формате нашей работы?

– Вы задаете очень правильный вопрос, Эрнест Альбертович. В сотрудничестве с несколькими психологами и директором по продажам одной крупной творческой студии мы составили «Перечень стандартов поведения», «Свод правил с поощрениями и вычетами» и «Кодекс учителя центра искусств», – последнюю фразу она произнесла с какой-то особенной гордостью.

– Мы можем с ними ознакомиться? – спросила Люба с недоверием.

– Всему свое время, Люба. Сначала подумайте, готовы ли вы меняться и соответствовать новым условиям работы.

– Почему мы не можем преподавать так же, как раньше? Мне кажется, «Подсолнух» зарекомендовал себя с лучшей стороны, – снова послышался звонкий голос Гели.

– Такие правила. Хочешь жить (то есть иметь высокооплачиваемую работу), умей вертеться, то есть подстраиваться, – шепнула ей на ухо Люба, очевидно, забыв, что взяла микрофон.

– Мы живем в конкурентном мире и должны предложить клиенту что-то большее… – парировала Алина Сергеевна.

– Для меня они не клиенты, они мои ученики, – в какой-то момент мне показалось, что Сергей сейчас уйдет с собрания.

– Все мы в этом мире делимся на тех, кто потребляет услугу, и кто ее предлагает. Причем одновременно вы можете покупать одну услугу и продавать другую. И искусство состоит в том, чтобы…

– Искусство состоит в том, чтобы продавать искусство. Ха-ха-ха-ха! – Красота высказала свои мысли вслух и, по ее растерянному взгляду было видно, что она не заметила, как они превратились в слова.

– Mi traductor me dice que tenemos que cambiar nuestra manera de trabajo. ¿Y que vamos a recibir nosotros en cambio? (перев. с исп. «Мой словарь переводит мне, что нам нужно поменять нашу манеру работы. А что мы получим взамен?») – голос Розалии нельзя было спутать ни с чьим.

– Я ждала этого вопроса. Начиная со следующего месяца ваш заработок будет соразмерен вашему вкладу в развитие нашего центра и нашей сети.

– Entonces a partir de ahora vamos a tener que buscar los clientes nosotros mismos (перев. с исп. «То есть, начиная с этого момента, мы будем искать клиентов сами»).

– Центр поощряет тех педагогов, которые приводят в наши стены новых клиентов, но ваша основная задача – удержать тех, которых привели мы, то есть создать такие условия, чтобы ученикам не хотелось уходить.

– Это значит, вы хотите, чтобы мы не просто преподавали, но и отвечали за уровень продаж? – Геля явно нервничала, трогая руками шею и нижнюю часть лица.

– Я хочу, чтобы вы все профессионально преподавали, как и раньше, но применяли психологические методики, направленные на то, чтобы ваши ученики могли максимально раскрыться, воспринимать вас не только как учителей, но и как наставников…

– Я не знаю всех этих ваших психологических штучек, – слукавила Розалия.

– Вы явно принижаете свои способности, Розалия. Вы можете манипулировать любым человеком, не только учеником. А для всех других я отвечу, что центр вам поможет. На базе нашей школы будут работать профессиональные психологи с большим опытом. По контракту они начнут работу через месяц. Но уже с завтрашнего дня к работе в нашей команде приступит новый специалист. Попрошу поприветствовать Антонину. Она будет проводить регулярные беседы с вами для сбора анкетной информации. Хотя у Антонины еще совсем мало опыта, она хорошо зарекомендовала себя в университете, и я надеюсь, что вы будете с ней любезны.

Она сделала почти незаметный кивок Андрею, как будто это он должен был взять мне на поруки и не дать этим звездам шоу и других бизнесов проглотить меня как рыбешку. Но я чувствовала, вернее, верила, что этой помощи не понадобится.

Глава 7

В центре развития пахло свежим морским бризом, пряной ванилью и надеждой. В коридоре, кабинете директора и психолога, в комнате отдыха стояли декоративные растения и вазы с цветами.

– Проходите, София. Розалия уже ждет вас, – сказала Красота, отмечая ее в таблице.

В моей голове плохо сочетались слова «Розалия» и «ждать». Такие женщины обычно не ждут, ждут их. Иногда всю жизнь. Почти всегда напрасно.

– Вы уже собрали вещи, София? – Розалия, как всегда безупречная и отдохнувшая, разминалась у станка, и за этим можно было наблюдать бесконечно.

– Да, мы сделали это вместе. Муж никогда раньше не участвовал в сборе вещей. Для него всегда было важно, чтобы я соответствовала статусу и могла поддержать беседу с женами его партнеров. А теперь я на равных общаюсь с ними самими.

– Куда в этот раз летите? Снова Ницца? – спросила Розалия, приглашая ученицу жестом к соседнему станку.

– Нет, – ответила София с нежностью в голосе, – в Нормандию, погулять по лавандовым полям, съездить на местную винодельню. Научиться печь хлеб и обжигать глиняную посуду.

– Это то, чего вы всегда хотели, милочка.

– Да, то, чего я ждала семь лет брака, вы помогли мне добиться за два месяца. Я даже не знаю, как вас благодарить, – в какой-то момент я думала, что она бросится к Розалии, но, как достойная ученица своего учителя, она обуздала эмоции и принялась оттачивать новые «адорно».

– Все уже было в вас, милочка, я лишь просто помогла вам выразить себя истинную.

– Розалия, вы сделали меня такой уверенной в себе, что я твердо решила: будет так, а не иначе. И сказала об этом мужу. Он должен уважать мое мнение и желания. Он даже вспылил, сказал, что найдет вас, убежал, но потом вернулся… и сказал, что давно хотел отправиться со мной в путешествие. А еще, представляете, он спросил у меня, есть ли у вас парные занятия.

Вскоре в зал зашел партнер Софии, и под «очо кортадо» я успела удалиться из зала. Хотя центр уже полностью функционировал, работы в нем оставалось очень много. Я приходила до открытия и приводила в порядок то зал, то комнату отдыха, начиная получать удовольствие от осознания того, что меня никто не замечает и я могу ходить, куда хочу. Я никогда ни с кем не говорила, носила незаметную одежду и постепенно сливалась с этими стенами. Меня никто ни о чем не спрашивал, не называл по имени. Никто, кроме мальчика лет десяти. Как-то я услышала разговор, где меня назвали глухонемой. Я не стала их переубеждать, надеясь, что это приблизит меня к моей цели. Только мысли о музыке и моей дочери могли бы вылечить меня от ненависти и желания мести, но у меня отняли ребенка и лишили возможности играть. Ненависть надолго поселилась во мне, немного остыв, как блюдо в ресторане. Я затаилась, как тигр, выжидая, когда можно будет напасть.

Приемная перед кабинетом Алины Сергеевны пока пустовала. Лиза была всегда на ресепшен. Ей поручили найти секретаря, но все предложенные кандидатуры не прошли строгого отбора. Достав из коробки копии дипломов и сертификатов преподавателей, я стала развешивать их на стену.

За дверью, которая была не такой плотной и надежной, как все остальные, было отчетливо слышны два голоса. Думаю, Алина Сергеевна об этом не знала. Даже уверена – так оно и было.

Эрнест Альбертович и Алина Сергеевна строили планы о будущем центра.

– Я так долго об этом мечтала. Ты бы знал, какой долгий я прошла путь, чтобы иметь самую большую студию в Москве. Иногда мне приходилось поступаться своими желаниями, иногда совестью и принципами, но я знаю, что все это было оправдано. Мы будем через искусство нести свет людям, мы будем давать им смысл жизни, исцелять их, знакомить с самими собой…

– Мы будем строить успешный бизнес, – дополнил ее перечень Эрнест Альбертович.

– Мне не нравится, когда ты называешь дело моей жизни бизнесом.

– Я не хочу, чтобы «дело твоей жизни» осталось просто в теории, а так оно и будет, если мы не сможем построить удачный бизнес. Вам с Олегом повезло, вы нашли инвесторов, которые заинтересовались идеей и вложили деньги, которые еще никто и никогда не вкладывал в центры искусств. Но мы должны не только отдать их, но и приумножить.

– Я знаю это.

– Алина, мне не хочется тебе напоминать, что в эмоциональном порыве ты предложила отдать свою квартиру в залог. Хотя об этом никто и не просил… Но в момент подписания юрист Джека вспомнил об этом и добавил соответствующий пункт в договор.

– Я все помню.

– А что с Олегом? Где он?

– Он больше не работает в центре развития. У нас были разные взгляды на расширение. Мы расстались мирно. Он не спорил, просто ушел.

Оба замолчали на несколько минут, думая, должно быть, каждый о своем. Директор первой нарушила молчание.

– Ты видел эти одухотворенные лица после занятия с Сергеем? А учеников Андрея? А девочек после класса Гели или Розалии? Георгий…

– Я видел всех. Ты собрала лучших педагогов в самом центре Москвы. Наши залы оснащены по последнему слову техники. Мы даже в группах работаем с каждым индивидуально. Но за условия, о которых можно только мечтать, надо платить, – мой безупречный слух музыканта уловил, как воцарившуюся тишину нарушает стук костяшек Эрнеста Альбертовича по столу из зеленого малахита. Педагог с большой буквы, он был для меня всегда человеком железной воли, не прощавшим чужим ошибки, а себе – слабости.

– Послушай, я не меньше, чем ты, заинтересована в успехе нашего дела, но я не хочу, чтобы мы в погоне за продвижением и продажами забыли, для чего все это создали…

– Для того, чтобы «дух искусства» жил, нам нужно укрепить стены. Новый финансовый план был разработан одним из лучших финансистов. Кроме того, наши коучи и профессиональные психологи в сфере продаж будут работать непосредственно с каждым преподавателем, обучать их правильному общению и ведению клиентов…

– Учеников, Эрнест, учеников.

– Да, Алина, учеников. Мы будем работать в нескольких направлениях: привлечение новых учеников; плановая работа по изучению психотипа каждого учащегося и выявление их интересов (я убежден, что школа может заменить им спортивный зал, хобби, чтение и даже поменять круг их общения и интересов); привлечение спонсоров и распространение их продукции среди наших подопечных и сотрудников их компаний. Не надо забывать о том, что к нам приходят руководители и другие значимые люди нашей страны, высокопоставленные представители посольств и международных компаний. Совместно с нашими психологами мы создадим новую торговую сеть!

Глаза Эрнеста Альбертовича заблестели. Окрыленный новыми планами, сродни наполеоновским, он открыл маленький холодильник между кофемашиной и письменным столом директора и невольно поморщился, увидев, что в нем нет ничего безлактозного.

– Лучше работать на износ, чем быть вынужденными прибегнуть к махинациям, чтобы закрыть долговые дыры.

Сделав пару глотков, он продолжил:

– Как тебе Антонина? Она ведет себя со всеми очень дружелюбно, но, похоже, никто их учителей не воспринимает ее всерьез, – педагог по сценической речи делал себе черный кофе.

– Это сиротская девочка доверчива, как собака, всю жизнь прожившая с одним хозяином, который ее холил и лелеял. Мне кажется, мы ее идеально выбрали. Она то, что нам надо. Преданная, наивная, с высоким уровнем эмпатии. Под предлогом реформирования центра и сбора персональных данных для опытных психологов, – слово «опытных» Алина Сергеевна выделила особо, наливая себе капучино, – мы соберем информацию, которая нам нужна, и найдем эту «крысу». Никто не воспринимает Тоню как следопыта, шпиона или даже психолога. Она наивная идеалистка, которой будут рады излить душу. Наша студентка все аккуратно запишет и передаст нам. Ну, а дальше – это уже моя забота. Надо бы подобрать ей другую одежду. Ее платья с цветочным принтом и сумка в стиле Надежды Крупской не сочетаются с нашим интерьером.

– Я позабочусь об этом… Алина, ты думаешь, мы хорошо поступаем, что используем ее рвение и юношескую наивность?

– Эрнест, соглашаясь на любой оплачиваемый труд, мы соглашаемся на то, что нас будут использовать: наши физические и умственные возможности, навыки, наш опыт и природный талант. Мы взяли девочку без опыта и будем платить ей зарплату за то, что она беседует с нашими сотрудниками… Мне кажется, что такие, как она, могут только мечтать об опыте работы с такими людьми и в такой компании!

– Алина, может, нужно было просто обратиться в полицию или хотя бы к частному детективу. Тогда мы и так узнаем, кто пишет доносы.

– Эрнест, у частного детектива на лбу написано, как он зарабатывает на хлеб. Что касается полиции, то зачем нам привлекать внимание людей в форме к нашей бухгалтерии и внутренней кухне? Да и мало кому из наших учеников понравится присутствие полицейских в центре. Мы все решим собственными силами.

Запись 8

Я чувствую себя причастной к чему-то грандиозному и особенному. Алина Сергеевна попросила меня составить личностный портрет штатных преподавателей и «экспериментальной» группы.

Мы – одна сплоченная команда. Это счастье – понимать, что мы работаем, чтобы делать людей счастливыми. Вспоминаю заученные лекции из университета, в который я поступила ради того, чтобы получить диплом и открыть собственную практику. И помогать. И вот я здесь, в месте, где через искусство и заботу помогают людям обрести себя и полюбить жизнь.

Вот список учеников, на которых будет опробована новая методика.

Марина Белова, 36 лет

Я, кажется, видела ее в коридоре центра.

В юности писала детективы, романы. Потом стала художником, дизайнером интерьеров. Закончила Академию в С.-Петербурге. Выиграла грант и стажировалась в Париже. Дослужилась до должности руководителя реставрационного отдела одного из крупных музеев города на Неве, но после замужества ушла с работы.

Не курит. Не пьет, только на приемах с участием ее мужа или на семейных винодельнях, чтобы поддержать гостей. Перед объективами камер. По настоянию мужа. Жена (такие имена я боюсь произносить вслух) медийного чиновника первого эшелона.

Воспитывает троих его детей.

Любимый цвет: строгий черный.

Любимый вид искусства – авторизованный семьей. То есть никакой. У нас в центре появилась по настоянию мужа и свекра. У чиновников стало модным – вкладывать деньги налогоплательщиков в искусство. Особенно, если это можно выгодно представить в прессе.

Александр, 50 лет

Очень даже ничего. Не выглядит на свой возраст, по фотографии притягивает и отталкивает одновременно.

Ресторатор, судя по приличному перечню ресторанов и кафе во владении, в бизнесе не первый десяток лет, коллекционер, ценитель антиквариата, приверженец здорового образа жизни, – настолько, что владеет собственным элитным спортзалом (что же он делает у нас?), искусствовед в душе, испытывающий непреодолимую тягу к лицедейству, в частности к кинематографу.

На страницу:
3 из 4