Аромат забытого мира

Дмитрий Вектор

Аромат забытого мира

Глава 1. Первый вдох.

Запах лжи похож на электрический озон перед грозой, которая никогда не начнется. Приторный, удушливый, он щекочет ноздри и оставляет металлический привкус на задней стенке глотки. Генерал Моро лгал уже пятнадцать минут подряд, и я чувствовал, как этот запах пропитывает его парадный мундир, оседает на эпигастральных знаках отличия, смешивается с дорогим одеколоном "Дюпон".

– Простая операция, Люсьен, – говорил генерал, постукивая пальцами по голографической карте. – Рутина. Спустишься, найдешь капсулу с данными, вернешься к обеду.

Я смотрел на светящиеся контуры затопленного Парижа и молчал. В кабинете генерала пахло стерильным кондиционированным воздухом, синтетическим кофе и тем самым озоном. Много озона.

– К обеду, говорите? – я прищурился, глядя на глубину погружения. – Сектор "Опера", уровень минус сорок два. Там концентрация Эфира достигает восьмидесяти процентов. Мой респиратор продержится четыре часа. Максимум пять.

– Поэтому ты получишь новую модель. АРС-9. Японская разработка, – генерал кивнул адъютанту, и тот поставил на стол металлический кейс. – Автономность двенадцать часов, встроенный хроматограф, синхронизация с имплантами твоего обонятельного нерва.

Я открыл кейс. Респиратор действительно был произведением искусства – легированный титан, биометрические сенсоры, мембраны из наноуглерода. Но дело было не в нем.

– Экспедиция "Бета-7" пропала девять дней назад, – сказал я. – Девять. У них была связь, провиант на две недели, полный комплект защиты. Они знали, что делают. И они исчезли. Вы послали поисковую группу. Она тоже не вернулась. Теперь моя очередь?

Моро поднялся из-за стола. Он был высоким, жилистым мужчиной лет шестидесяти, с лицом, изрезанным старыми шрамами от спор Эфира. Таких шрамов сейчас уже не бывает – респираторы стали лучше. Но Моро помнил времена, когда Эфир был новым, непознанным ужасом.

– "Бета-7" нашла нечто, – сказал он тихо. Запах озона усилился, но к нему примешалось нечто новое. Страх. Моро боялся. – За час до исчезновения они передали координаты объекта. Назвали его "Исходной точкой". Потом связь оборвалась.

– Исходная точка чего?

– Эфира. – Генерал посмотрел в окно, за которым висел белесый купол облаков. Там, внизу, под этой ватой тумана, лежал мир, который мы потеряли тридцать лет назад. – Они считают, что нашли место, где началась катастрофа. Эпицентр.

Я почувствовал, как у меня пересохло во рту. Тридцать лет человечество пыталось понять, почему в один момент привычная реальность изменилась. Теории были разные: от техногенной катастрофы до божьего наказания. Но эпицентра никто не находил. Эфир появился словно ниоткуда, мгновенно, одновременно в сотнях точек планеты.

– Если они его нашли – начал я.

– Если они его нашли, мы сможем изучить природу Эфира. Понять его. А может быть, даже обратить процесс вспять, – генерал снова сел, и запах страха стал слабее. Появилась надежда. Она пахла свежескошенной травой и дождем. Это был хороший запах. Честный. – Ты лучший "нос" в Тур-Сите, Люсьен. Лучший из тех, кто у нас есть. Если там внизу остались следы, хоть призрак ароматической записи – ты его найдешь.

Я взял респиратор из кейса. Холодный металл приятно лег в ладонь. На внутренней поверхности маски уже светились биометрические индикаторы, настраиваясь под частоту моего дыхания.

– Мне нужен Тьерри, – сказал я. – И полная свобода действий внизу. Без постоянных запросов на связь. Эфир не любит радиоволн.

– Тьерри уже ждет тебя на платформе спуска. Свобода действий гарантирована, – Моро протянул мне планшет с электронным контрактом. – Стандартные условия. Плюс компенсация семье в случае.

– Случая не будет, – я поставил отпечаток пальца на сенсор. Контракт засветился зеленым. – Я всегда возвращаюсь.

Это была ложь, и мы оба это знали. Но она не пахла озоном. Она пахла адреналином и чем-то горьким, древесным. Готовностью умереть? Или готовностью убивать? Я до сих пор не научился их различать.

Платформа спуска находилась на самом краю Тур-Сите, там, где стеклянные небоскребы обрывались в белую пустоту. Тьерри проверял снаряжение, когда я вышел из лифта. Он не обернулся, но я знал, что он почувствовал мой запах – все чувствовали. Я пах озоном и чем-то металлическим, чего не мог объяснить даже сам. Говорили, это побочный эффект имплантов в обонятельных луковицах мозга.

– Генерал сказал, нас ждет легкая прогулка, – произнес Тьерри, не отрываясь от проверки винтовки. – Значит, планируй похороны.

Я усмехнулся. Тьерри был циником, но честным. Он пах оружейной смазкой, табачным дымом и старым, выветрившимся чувством вины. Я никогда не спрашивал, за что он себя винит. У каждого, кто спускается в Эфир, есть свои причины.

– АРС-9, – я показал респиратор. – Японцы обещают двенадцать часов.

– Японцы обещали, что Эфир рассеется через год, – Тьерри наконец обернулся. Его лицо было обветренным, покрытым сеткой мелких морщин. Тридцать спусков. Может, сорок. – Но раз генерал раскошелился на новые игрушки, значит, там внизу что-то стоящее.

Или что-то смертельное. Я не стал озвучивать эту мысль вслух.

Герметичная капсула ждала нас у края платформы. Она висела на тросе толщиной с человеческую руку, уходящем вниз, в молочную белизну Эфира. Внутри капсулы пахло машинным маслом и озоном – всегда озоном. Это был запах границы между мирами.

– Последний шанс передумать, – сказал Тьерри, когда мы пристегивались к креслам.

– У меня нет шанса передумать, – ответил я, надевая респиратор. Мир мгновенно стал другим. Все запахи отфильтровались, преобразовались в цифровые индикаторы на внутреннем дисплее. Чистота воздуха: 98%. Токсичность: 0,02%. Концентрация спор: минимальная. – У меня есть только шанс выжить.

Капсула дрогнула и начала спускаться. Белизна за стеклом становилась все плотнее, превращаясь из легкого тумана в густое, вязкое месиво. Свет померк. Остались только огни приборной панели и тусклое свечение Эфира – он был биолюминесцентным, эта его особенность до сих пор не находила объяснения.

На глубине в сто метров я переключил респиратор в режим активного поиска. Встроенные сенсоры начали анализировать химический состав окружающей среды, разделяя молекулы по массе и сложности. На дисплее появились первые данные.

Метан. Сероводород. Аммиак. Продукты распада органики. Стандартный букет затопленного города. Но между этими грубыми нотами пробивалось нечто иное. Тонкое. Почти неуловимое.

– Ты чувствуешь? – спросил я Тьерри.

– Я ничего не чувствую. Я не псих с обонянием хищника.

– Там что-то есть. Что-то новое.

Запах усиливался по мере погружения. Он был похож на аромат цитрусовых, но с металлической подложкой. Лимон и медь. Или бергамот и кровь. Свежая кровь.

Капсула остановилась на глубине четыреста двадцать метров. Мы были на уровне крыш старого Парижа, там, где когда-то шумели бульвары, а теперь плавали только тени и споры.

– Выходим, – скомандовал Тьерри, проверяя карабины.

Я открыл люк. Эфир хлынул внутрь, и даже через респиратор я почувствовал его – густой, маслянистый, живой. Он был как океан, только вместо воды – запахи. Миллионы ароматов, наслоившихся друг на друга за тридцать лет забвения.

Мы шагнули на крышу затопленного дома. Черепица под ногами была скользкой от спор. В Эфире не было верха и низа, не было горизонта. Было только вечное, мутное свечение и тишина, которая давила на барабанные перепонки.

Запах цитрусов и крови стал сильнее. Он вел нас вперед, как нить Ариадны в лабиринте. Я шел по следу, даже не задумываясь, как собака, взявшая дичь.

И именно в этот момент я понял: что-то было не так. Этот запах не должен был здесь быть. Он был слишком свежим. Слишком человеческим.

Кто-то был здесь совсем недавно. И этот кто-то был жив.