Крестовый поход

Иван Кравцов

Крестовый поход

Крестовый поход

Глава 1. Хайтабю.

Тусклая морская гладь непроницаемых вод Балтийского моря качалась в такт только ей известной мелодии. Музыка моря была необычайно сильна и захватывала дух. С каждым качком палубы вздрагивала душа. Волны, чувствуя близкую землю, спешили к ней, убыстряя свой бег. Видели берег и люди. Они подчинялись движению вод и спешили туда, в родной дом. В город Хайтабю, что стоял на пересечении Балтийского и Северного морей и когда-то служил важной перевалочной точкой для датчан.

Элезару хотелось спрыгнуть в воду и поплыть к берегу. Но юноша прекрасно осознавал, что двигаться быстрее шнеки не получится. И правда, корабль, который был поменьше драккара и вмещал под 60 человек, двигался вперёд, толкаемый слаженным и мощным движением гребцов. Бросок! И волны расступаются перед ним, не смея противиться этому произведению человеческого гения.

Нет в мире лучше мореходов, чем викинги. Более бесстрашных, упрямых и умелых моряков, чем эти северные люди, нескоро создаст земля. Немного удивительно было, что команда этого корабля, названного «Золотой», состояла в основном не из датчан-викингов, а из славян. А юноша по имени Элезар с белым и гладким от солёного ветра лицом, большими голубыми глазами, немного курносым носом, коротко стриженными светлыми волосами был франком. Дело было в том, что после разрушения Хайтабю несколько десятков лет назад восставшими славянами-ободритами, жителей из датчан-викингов там почти не осталось. В небольших деревянных домишках, окружённых плетёными заборами, ютились в основном те самые славяне. Они были потомками ремесленников, переселённых сюда с Рерика, бывшей столицы племени, разрушенной одним из датских конунгов вот уже 200 лет назад. Да много было пришлых людей разных народностей и племён, вроде тех же франков. Город бы отстраивался, да даже те немногие, кто остался или селился здесь, тянулись потихоньку в соседний Шлезвиг, который ранее был скорее пригородом, а ныне стал главным портом всей округи.

Но вот корабль зашёл в длинную, похожую на реку бухту и двинулся к теперь уже недалёкому поселению. На пирсе их ждали.

–Здравствуй, Элезар! Рад, что ты вернулся, мальчик мой, вы как раз вовремя – крикнул старик Бажен, ещё когда юноша спрыгивал на бревенчатый настил с корабля.

–Здравствуйте, дедушка Бажен. Какой же я мальчик? Вы бы знали, сколько мне всего сделать пришлось на севере, да мы…– по-детски стал тараторить паренёк.

–Он не так уж и хвастается, отец – солидным баритоном перебил его спрыгнувший следом Барма, немолодой уже мужчина, ходивший раньше хольдом, одним из старших воинов, у самого князя ободритов Генриха. Именно Барма взял семнадцатилетнего юношу, сына местного священника Петра в плаванье на Балтику.

– Парень-то молодец и из него выйдет толковый боец и малыш хитёр, как хорёк.– На этих словах Барма подмигнул смутившемуся и одновременно довольному похвалой Элезару и обнял старика своими огромными ручищами.

–Беги домой. Отец ждёт тебя. Хворает он. Не задерживайся, а эти лентяи и без тебя обойдутся – прокаркал Бажен юноше, высвобождаясь из лап сына.

Элезар было хотел остаться и помочь в разгрузке корабля, но слова о болезни отца вырвали эти мысли из его головы. Элезару передали с корабля здоровенный, тяжёлый мешок и юноша побежал по натоптанной улице в сторону старой церкви, рядом с которой и жил с отцом. У дома, большого бревенчатого строения, в славянском, а не типично датском стиле, парень остановился. Оглядел себя, сбил пыль и сдержанной походкой вошёл.

Внутри ничего не изменилось. Да и нечему было меняться. После смерти жены, местной славянки Лалы, а в крещении Елены, франкский священник Пётр, прибывший в эти ещё совсем плохо принявшие и впитавшие в себя дух Истинного Учения места, сильно замкнулся. Почти не занимался домашними делами, целые дни проводя в церкви, и лишь немного времени уделял своему десятилетнему сыну Элезару. Да и то, только обучая его Священному Писанию, латыни и другим наукам, а также верховой езде. Поэтому паренёк, всё свободное время проводил в играх с местными норманнскими и славянскими ребятами. Превосходя их на голову в уме и не проигрывая в силе, мальчик всегда был лидером и стал любимцем всего города. Элезар быстро рос и постепенно превратился в статного, красивого и разумного юношу. Вскоре он даже обогнал своих сверстников в росте и в ширине плеч, а к пятнадцати годам не уступал и некоторым взрослым. Вокруг города простирались глухие северные леса, и парень научился охотиться, красться бесшумно, читать следы животных. У викингов, самых богатых, хоть и немногочисленных жителей города, лучших в известном мире воинов, Элезар научился владеть мечом, луком, копьём и топором. Немного научился и рубиться саблей как у местных мастеров, так и за малую плату у арабов, что жили здесь постоянно, так как в разросшийся Шлезвиг их почему-то не пускали. Брал он уроки и у странных и довольно уродливых степных жителей, славящихся искусством владения оружием и иногда наведывавшихся в город по торговым делам. Хотя отец и не одобрял его общения с этими работорговцами. Помимо наук и вбитого тяжёлой рукой смирения Пётр же обучил его отлично держаться в седле. Всё было интересно этому необычному юноше, и всё ему давалось легко. И поэтому, когда Элезар, попросился плыть вместе с Бармой, своим дядей по материнской линии, торговать на восточное Балтийское побережье, тот сразу согласился взять его. А отец хоть и беспокоясь, но отпустил. Хотя Петра расстроило, что его сын избрал этот путь в жизни, а не пошёл по его стопам. По мнению священника, ума юноше хватило бы на блестящую карьеру, тем более его хорошо знал, учил и любил даже местный епископ.

Элезар стоял на пороге родительского дома, осматривая знакомую ему с детства обстановку. Радостно было вернуться сюда, но и печально, ведь он попробовал вкус вольной жизни, полной приключений, открытий, кровавых стычек и словесных соревнований в торговле с дикими охотниками и богатыми новгородскими купцами. Сделав несколько шагов внутрь, он сбросил мешок на пол. На этот звук из соседней комнаты послышался немного хриплый голос отца:

–Вишня, милая, пойди посмотри, кто там пришёл.

В переднюю вышла дочка последнего городского кузнеца Световита Вишня. И тут же, словно маленький белокурый ураганчик, кинулась она к Элезару, но, остановившись на половине пути, смутилась своего прорыва. Однако сверкавшие словно две капли росы глаза и яркая, как весеннее солнышко, улыбка, выдавали её радость сильнее, чем того хотелось бы.

–Здравствуй, Вишенка.– рассмеялся Элезар – Ты, как сюда попала?

–Дядя Пётр заболел, и я за ним ухаживаю. Плох он.– негромко сказала она.

–Не так уж я плох. Здравствуй, сын.– из комнаты вышел отец юноши. Священник сильно постарел, за те несколько месяцев, пока не было сына. Какая-то неведомая местным лекарям болезнь подкосила его. И в свои тридцать девять лет он выглядел глубоким стариком. Когда Элезар уезжал, Пётр был высоким, широким в плечах и полным сил не только в теле, но и в голосе, даре убеждения франкским проповедником. Теперь на него нельзя было взглянуть без сожаления.

Лицо Элезара потемнело. Он подошёл к отцу, обнял его и повёл к кровати.

–Зачем ты встал? Тебе надо лежать. – с теплотой в голосе говорил он.

Уложив Петра на кровать, Элезар стал рассказывать о своих приключениях. Вишенка вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.

–Представляешь, мы дошли до земель словен в самом Новгороде. Посетили и пруссов, и эстов. Где торговали, где брали провизию силой, а где и нас пытались взять на копьё. Эсты аж тремя ладьями напали в реке. Зажали так, что не вперёд, ни назад не выбраться. Но куда там. Думали неожиданно взять, но Барма всем сказал кольчуг не снимать. В итоге бездоспешные кинулись на нас, упреждённых сторожами. И было их огромное количество. Может, и впятеро больше. Одну ладью в итоге мы сами взяли, а две успели сбежать. Мы потом её эстам и продали на границе словенских земель. Обратно пошли северными землями. Там новгородцы собирают дань, но и мы прошли. Грабить не грабили, но расторговались хорошо. Повезло, что при обратном переходе на язычников не попали. Не отбились бы. Шнекка товаром под завязку забита, даже за оружием под тюками не залезть.

Долго ещё они разговаривали. В основном говорил юноша, пытаясь отвлечь отца и похвастаться своими подвигами.

Несмотря на то, что меньше чем через месяц корабль Бармы снова отправлялся в поход, Элезар отказался плыть, не желая оставить отца. К ним постоянно приходила Вишня. Элезар оставлял больного на её попечение, а сам уходил в кузницу, где стал помощником Световита, которому помогал и раньше. В деньгах он не нуждался, его отец был не беден, да и он принёс богатую добычу из похода, получив свою долю. Но его деятельная натура не давала ему бездельничать. Отец только радовался этому, хотя улыбался всё реже и реже, потихоньку угасая. Через два месяца Пётр уже не мог вставать с кровати. Элезар ничего не мог с этим поделать, а находиться рядом с отцом всё время ему было тяжело. Каждый день он бил молотом по кускам металла и раздувал мехи. И казалось, что пытается выбить он горе из себя, забыть переживания и слезы, которые он лил по ночам, когда отец засыпал.

Тело Элезара крепло, но дух слабел. Казалось, что и он заболел. Лицо его, ещё недавно восторженное и по-детски белое и румяное, потемнело. И дело было не в копоти, которой он пропитывался в кузне, а в том, что приближение кончины отца, заставило его повзрослеть в свои семнадцать лет. У всех людей в жизни есть момент, когда они взрослеют. Для кого-то он наступает позже, а для кого-то раньше. Те трудности, которые пришлось пережить Элезару в походе, смерти от его рук, могли бы заставить его забыть детство. Но для Элезара, выросшего в суровых северных краях и не знающем другой жизни, смерть была естественна. Она забирала людей вокруг него, особенно детишек, но он не задумывался над этим. Сейчас же она пришла за близким для него человеком. К тому же не в виде удара меча или волны, что смывала людей за борт в пасти морским чудовищам, а в виде болезни. Юноша каждый день видел, как смерть подкрадывалась к отцу, прикасаясь своими чёрными губами к его бледнеющим, целовала своим страшным поцелуем, лишающим сил и приближающим кончину.

Наступала уже ранняя и тёплая весна, характерная для того времени. Элезар возвращался затемно из кузни, и вдруг на него из казалось закрытой церкви вышел странный человек. В рясе, но очень необычного покроя из явно дорогих материалов, с дорогими пуговицами и необычно облегающей тело. А также в странном головном уборе, чем-то похожим на свадебную фату, но чёрную и простирающуюся за человеком, словно плащ. У него были совершенно ошалевшие глаза, и он что-то непрестанно шептал на непонятном языке, словно молился. А может, и правда молился, так как показался похожим на священника. А затем человек размашисто перекрестился, как положено, тремя перстами и справа налево, что окончательно успокоило. Священник, а теперь парень уверился, что это именно священник, подошёл к Элезару и обратился на своём странном наречии чем-то показалось похожем на речь русичей, родичей жены благословенного короля Олафа, которого в народе, впрочем, не благословляли, а не стесняясь и даже, не пытаясь шептать, называли королём вечного голода. Элезар ответил на языке ободритов, что не понимает сказанного. Человек его, похоже, тоже не понял. Тогда Элезар спросил его на датском кто он, откуда и почему находился в церкви. Снова непонимание. Парень повторил вопрос на саксонском, потом на латыни, и сейчас его явно поняли. Человек, оказавшийся и вправду монахом, затараторил на неидеальной, но в основном правильной латыни, что он напился монастырского вина и совершил страшное – забрался в алтарь и там уснул. Когда же проснулся, то оказался в этой церкви в совершенно незнакомом месте, и похоже, вообще в другой стране, ничего не понимает и плохо соображает. А зовут его Александр, и он действительно оказался русом. Только как-то странно себя назвал. Русский. Элезар сжалился над этим явно больным человеком и позвал его к себе.

Сначала Александр явно очень удивлялся окружающей обстановке. Но быстро пришёл в норму и стал помогать Элезару, взамен Вишни. Сошёлся с больным Петром, беседуя с ним о Боге. Много молился, что вызвало уважение жителей города, который сами не отличались благочестием, но оказывали почтение тем, кто посвящал себя Богу.

Спустя более полугода после прибытия Элезара из похода Петра не стало. Перед смертью к нему вернулись силы на короткое время, но Элезар понимал, что это означает близкий конец. После исповеди у священника, посланного самим епископом, отец пригласил к себе сына.

– Милый мой сын, я знаю, что после моей смерти, ты, вероятнее всего, присоединишься к войнам Бармы. Знай, что я не желаю этого. Ты можешь поступать как хочешь, но сначала ты выполнишь мою последнюю волю. Ты сделаешь то, что не успел и не сумел сделать я. После смерти твоей матери я пообещал себе посетить святой город Иерусалим. Помолиться у Гроба Господня за покой её души. Теперь это предстоит совершить тебе. Ты отправишься туда и попросишь Господа простить её за её прошлые языческие заблуждения и меня, за то, что вопреки обетам нашей святой матери Церкви долго жил до брака во грехе с нею. Ты преклонишь колени у Гроба Господня. Обещай мне сделать это, сын мой.

–Да, отец. Я исполню твою волю. Я… я люблю тебя. – Из глаз Элезара потекли слёзы.

–Я тоже тебя люблю. Ты вырос достойным человеком. Я, как сумел, передал тебе заветы Господа. Ты добрый христианин. Не плач. Смерть – это лишь начало жизни. Я спал и тороплюсь проснуться, открыть глаза и увидеть Господа нашего Иисуса Христа. Я прожил долгую и насыщенную жизнь. Вскоре мне предстоит увидеть твою мать… Я расскажу ей, каким вырос наш сын. Она тоже будет радоваться за тебя. Знаешь, сейчас, когда мой конец приближается, многие смущения гложут меня. За что мне такие страдания? Почему я должен уйти так многого не сделав? Что ждёт меня за чертой смерти? Но, я отбрасываю мысли эти. Они пусты. И ты не терзайся мыслями о своих страданиях, о своих лишениях. Думай о Животворящей Троице, о своей душе. Те страдания, которые ты испытаешь лишь временны, но когда закончатся они, ты обретёшь гораздо больше. Никогда не сомневайся в том, чему Он учит нас. Всегда будь верен Ему, а значит, и себе.

Больше они ничего не сказали друг другу. Элезар молча сидел у кровати отца до самого вечера, когда того не стало. Он умер тихо. С благостной улыбкой на устах. Так как и должно умереть праведнику, у которого есть вера. А после Элезар закрыл ему глаза.

Петра похоронили рядом с женой на христианском кладбище. На похороны пришло множество людей, многие приехали и из соседних земель. Католики, евреи, язычники и мусульмане. Все уважали и любили этого добродетельного человека. Все отдали ему последнюю дань своего уважения.

Похороны прошли только по католическим канонам, но многие гости, особенно германцы и викинги, умудрились-таки страшно напиться, горланя песни без всяких мыслей о печали. Элезар не возражал, хотя сам и не пил. Со смертью отца ему даже стало легче. Как будто с момента, когда Пётр перестал страдать, не стало и душевной боли его сына. Поэтому сразу тот стал собираться в дальнюю и нелёгкую дорогу. Больше всего его удивило, что Александр помимо молитв уделявший много времени обучению местной речи, стал собираться с ним. Пожитков, в отличие от Элезара у монаха было немного, а оружия не было совсем. От предложений даже взять в руки простое копьё странный монах, почти ничего не рассказывавший о себе, но зато много расспрашивающий о жизни, отказался наотрез. Но путешествовать со спутником в любом случае было и спокойнее, и не так скучно, поэтому Элезар согласился взять его в свой поход в Святую Землю.

Глава 2. Шлезвиг.

Юноша собирался отправиться днём в субботу, а утром планировал помывку. Привычку мыть дом и приводить себя самого в порядок его почивший отец и Элезар приобрели здесь, в земле северян или норманн, как абсолютно всех жителей этих мест без разбора называли в других местах. Обычно после уборки дома в холодное время года люди собирались семьями в помывочных. Фактически в банях*. Иногда с друзьями, что неизменно сопровождалось попойкой. В тёплую же погоду горожане ходили в залив. Не рядом с городом, там было грязновато, но в стороне был неплохой песчаный пляж, где народ играл, купался и общался вволю. Однако с появлением Александра появились и новые традиции. Даже в самую весеннюю жару* он затаскивал желающих в баню. Большие камни, которые раньше нагревали до высокой температуры и поливали водой для создания пара, он заменил на однородные и небольшого размера, примерно с кулак. Такие камни грелись гораздо лучше, не трескались и дольше держали температуру. В парилке становилось невыносимо жарко. Но это всем пришлось по душе. Главным развлечением парней и взрослых мужчин стали беседы, лёжа на деревянных полках рядом с камнями, где был самый жар, о том, чем их лучше поливать и какой пар полезнее. В воду добавляли самые разные травы, лили пиво. А затем голые мужики выскакивали из парильни и мчались нырять в залив, распугивая немногочисленных девиц своими страшными, красными рожами и мужскими причиндалами. Священник пока новый в городе не появился, и пенять на необходимость соблюдения благочестия было особо некому. Кстати, когда Александр увидел, что жители города устраивают такие вот массовые помывки и постирушки, то весьма удивился. «Думал, вы здесь европейцы немытые» – произнёс он на своём малопонятном языке.

*Скорее всё же в саунах, как подтверждают археологические раскопки во многих поселениях по всей Европе, особенно в Шотландии. А ещё они подводили глаза, ухаживали за собой и делали маникюр. В сочетании с кучей украшений образ брутальных воинов тает и всплывает образ красавчиков- хипстеров из сериала «Викинги», как достаточно достоверный.

*Эпоха «климатического оптимума» или «тёплой климатической аномалии» (в зависимости от того, являетесь ли вы сторонником глобального потепления) с 950 по 1250 год. В Дании растили виноград, как и в последние десятилетия XX века, кстати.

Однако сегодня оба мужчины лишь обмылись в деревянном корыте перед дорогой, поливаясь ледяной водой из колодца, да подстригли бороды. Конечно, ещё привели в порядок длинные волосы, красиво расчесав их. Переоделись в дорожную одежду, которую, к счастью, удалось подобрать на Александра, чуть более высокого и не такого широкого в плечах, как Пётр, и принялись грузить пожитки на телегу. Повозку с парой запряжённых лошадей пришлось взять в долг у Световита. Смены одежды и обуви, оружие, кольчуга, сёдла, конечно, провизия, кое-какой скарб на продажу. Габаритное и не очень ценное Элезар раздал родственникам. Но и так груза набралось немало, ведь дорога в итоге должна была быть дальней. Отец рассказывал, что в Святую Землю нужно идти очень долго, возможно путешествие займёт много месяцев. Впрочем, бо́льшую часть погруженного собирались продать на торгу Шлезвига.

Элезар признавался себе, что возможно, и не вернётся. По крайней мере, в умирающее Хайтабю. Жителей здесь оставалось всего под две сотни, в основном старики, и с каждым годом людей становилось всё меньше. Город пока держался за счёт прежде всего иноземных торговцев, евреев, арабов и совсем уже небольшого количества язычников, которых не пускали и не терпели в более христианском Шлезвиге, но это явно была агония. Скоро даже рыбацкие деревушки в окру́ге обещали стать более многочисленными. Не зря после смерти отца епископ даже не удосужился прислать ему замену во всё ещё довольно крепкую и являвшуюся единственным каменным строением города церковь.

Путники вышли во двор. Элезар привязал коня к телеге сзади, запрягать в телегу своего высокого, почти ему по плечи коня он посчитал неприемлемым, хотя на самом деле делал это неоднократно. Попытки вести себя кичливо вызывали у спутника улыбку украдкой, которую тот скрывал, чтобы не обидеть чуть более молодого и на самом деле ранимого приятеля.

Драгомир, младший брат Вишенки, забрался в телегу и понукал лошадей. Повозка выкатилась со двора и последовала на Запад, к всё ещё величественной оборонительной насыпи, окружавшей город*. Сейчас дворы стояли просторно, а улица была земляной. Но дедушка Божен рассказывал Элизару, что когда-то дома стояли вплотную друг к другу, имея лишь маленькие участки и огородики, а повсюду были деревянные настилы от грязи. В домах было много богатых людей, внутри города был крупный торг, а в церкви золотые, а не серебряные и медные украшения. Впрочем, у паренька иногда закрадывалась мысль, что Бажен был не из тех, кто в те времена жил в городе, а из тех, кто его окончательно разграбил. Уж очень старик любил описывать и подчёркивать достаток жителей. Хотя, может, и правда скучал по тем временам, когда и сам был молод, силён и благополучен. Но не бедствовал он и сейчас. Сын был привязан к отцу, а являясь владельцем судна и самым богатым жителем города, не позволял тому голодать, как приходилось многим другим жителям. Своей семье он тоже его обижать не позволял, а сварливая жена была неоднократно бита за неуважение к старику. Потому тот был не в пример другим пожилым людям не сварлив и добр к молодёжи. А Элизара он любил и выделял поболее остальных своих внуков. Вот и сейчас он вышел его провожать, хотя тот попрощался со всеми заранее.

*Система укреплений в виде насыпи в 60 с лишним километров и высотой до 6 метров в нынешнем Шлезвиг-Гольштейне создавалась датчанами на протяжении полутысячи лет. А затем использовалась в войнах вплоть до середины XIX века и в основном дожила до наших дней, а в Хайтабю отлично сохранилась, поскольку подновлялась. Рекомендую взглянуть в интернете, а при случае посетить.

– Решил тебя проводить. Прощай, мальчик мой, уж не знаю, свидимся ли более – обнял старик, вышедшего вслед за повозкой со двора Элезара.

–Прощайте, дедушка Бажен – крепко поцеловал парень деда, в этот раз и не думая поправлять и требовать обращения к себе как к взрослому.

–Береги себя, малыш – старик растроганно скривил лицо, не торопясь отпускать парня.

–Обязательно. И с вами мы ещё точно увидимся, дедушка. Ещё будете гонять меня палкой по двору, вот увидите.

Дед беззвучно рассмеялся на немудрёную шутку и лесть и ещё раз притянул паренька к себе, а потом обхватил голову Элезара всё ещё крепкими руками и вгляделся в голубые глаза своими почти серыми.

–Выживи, будь достойным, мальчик! Не опозорь Род! – серьёзно и уже без тени сентиментальности сказал он. Голос его при этом был внушителен.

–Конечно! – сглотнул юноша.

–А ты береги его. Боги не зря тебя сюда послали – старик строго метнул взгляд на Алесандра, наблюдавшего за сценой прощания.

– На всё воля Господа! – не выказывая согласия, но и не возражая, ответил тот.

Старик махнул рукой на него, резко развернулся и побрёл прочь. А оба спутника пошли вдогонку успевшей уже прилично отъехать телеге. Элезар шёл в лёгком обалдении. К чему это было? Что имел в виду старик?

Александр же шёл справа от телеги и улыбался в бороду, но был задумчив. Дороги было немного, всего час или даже чуть меньше. «Впрочем, если считать, что счастливые часов не наблюдают, то люди этого времени были поголовно счастливы», – думал Александр, вспоминая свою жизнь. Всё время, которое он находился здесь в прошлом, как он высчитал в 1095 году от Рождества Христова, было для него… пожалуй, волшебным. Поначалу он сильно испугался, даже пришёл в ужас, но позже обрёл цель не только своего существования здесь, но и возможно всей жизни.

Однако долго размышлять не получилось. Дорога действительно была очень короткой, и уже вскоре они приблизились к Шлезвигу, а затем въехали в ворота.

Город окружала невысокая каменная стена на высокой насыпи, но ещё лучше город был защищён с моря. Широкий полукруг деревянной стены с башнями уходил прямо в воду, образуя защищённую бухту, по примеру многих укреплённых датских городов. Внутри же находились многочисленные причалы и все основные постройки, в основном деревянные, но были и каменные, помимо городской стены на насыпи. Резиденция епископа и доминировавший над городом собор, чем-то похожий на крепость, выделялись на общем фоне. Собор был выполнен в узнаваемом романском стиле, а при входе была одна башня, устремлённая ввысь. Он был не слишком велик, но пока что это было самое высокое строение, виденное здесь Александром, и смотрелся он внушительно, а выполнен был очень красиво.

Повсюду царила чистота. Похоже улицы даже подметали и никакого впечатления вида средневекового города, как его себе представлял Александр, не было и в помине. Для набора воды, как и в Хайтабю, использовались общественные и располагающиеся на личных участках колодцы. Многочисленные же неглубокие искусственные каналы с проточной водой, укреплённые деревом, использовались для слива нечистот. В общем, город производил очень приятное впечатление. Главная площадь города, где располагался торг, тоже оказалась вымощенной камнем, в то время как остальные улицы покрывали деревянные мостовые, на которых подпрыгивала телега.