Эльбрус. Под лавиной предательства

– Что смотришь? – Витя наклонился ко мне.

– Фотографии наши. Помнишь этот день? – я показала ему снимок с прошлого отпуска.

– Конечно, – он улыбнулся, и на миг мне показалось, что всё в порядке. Что я просто накручиваю себя. – Это был отличный отпуск. Но этот будет ещё лучше, вот увидишь.

– Надеюсь, – прошептала я, но он уже вернулся к своей книге.

Самолёт взлетел, и я закрыла глаза. Три часа полёта, потом трансфер до отеля, и начнётся наш отпуск мечты. Только почему мне так тревожно? Почему кажется, что этот отпуск изменит всё?

За окном проплывали облака, белые и пушистые, как снег на вершине Эльбруса. Я попыталась представить, как мы будем кататься на лыжах, как дети будут лепить снеговиков, как вечером соберёмся у камина… Но в каждую картинку, упорно вклинивалась фигура Маши. И что хуже всего – она там смотрелась органично. Слишком органично.

Отель встретил нас запахом хвои и мандаринов. В холле стояла огромная ёлка, украшенная серебристыми шарами и гирляндами, а из динамиков лилась негромкая новогодняя музыка. Дети сразу оживились после перелёта, начали бегать по холлу, разглядывая украшения.

– Какая красота! – воскликнула Настя, показывая на ледяную скульптуру Деда Мороза у камина. – Мам, можно потрогать?

– Осторожно, холодная, – предупредила я, но она уже прижала ладошку к прозрачному льду и взвизгнула от восторга.

Заселение прошло быстро. Нам достался просторный трёхкомнатный номер с видом на заснеженные склоны, две спальни и гостиная. Маша поселилась на против нашего, как ни странно, для неё нашёлся свободный одноместный номер.

После душа и небольшого отдыха мы прогулялись по территории отеля. Снег искрился в лучах заходящего солнца, воздух был таким чистым, что кружилась голова. Вадик и Настя лепили снежки и кидались ими в Витю, который театрально падал, изображая смертельное ранение.

– Эх, красота какая! – Маша глубоко вдохнула морозный воздух. – Танька, спасибо, что взяли меня. Я бы с ума сошла одна в Москве.

– Да ладно тебе, – я обняла её за плечи. – Мы же подруги.

К вечеру вернулись в номер готовиться к празднику. Я накрыла стол в гостиной – достала привезённые из Москвы деликатесы, нарезала фрукты, поставила в ведёрко со льдом шампанское. Дети помогали, раскладывая салфетки и расставляя бокалы, периодически таская виноградины.

– Мам, а когда Дед Мороз придёт? – спросил Вадик, устраивая на столе своего игрушечного медведя.

– После полуночи, когда вы будете спать, – ответила я, поправляя скатерть. – Он подарки под ёлку положит.

– А если мы не будем спать? – хитро прищурилась Настя.

– Тогда он мимо пройдёт, – вмешался Витя, входя в комнату с ещё одной бутылкой шампанского. – Дед Мороз приходит только к спящим детям.

В дверь постучали – пришла Маша. На ней было чёрное платье, которое я не видела раньше, и она выглядела… потрясающе. Я невольно почувствовала укол – когда я в последний раз так наряжалась? В своём удобном свитере и джинсах я выглядела рядом с ней как серая мышь.

– Ого, Маш, ты как на свидание собралась, – пошутила я, стараясь скрыть неловкость.

– А что, Новый год – повод принарядиться, – она крутанулась, и платье красиво взлетело. – Витя, ну как?

– Отлично выглядишь, – кивнул муж, но я заметила, как его взгляд задержался на ней чуть дольше необходимого.

Встречали Новый год весело. Дети выучили стишки и рассказывали их, стоя на стуле. Мы смеялись, чокались, загадывали желания. Под бой курантов я обняла Витю, и он поцеловал меня – нежно, как всегда. Но что-то было не так. Может, дело было в том, как он сразу после поцелуя повернулся чокнуться с Машей? Или в том, как они обнялись чуть дольше, чем следовало друзьям?

– С Новым годом, подруга! – Маша обняла и меня, и я почувствовала запах её духов – тяжёлый, сладкий. – Пусть все твои мечты сбудутся!

– И твои тоже, – ответила я машинально.

Праздник продолжался. Мы пели песни, вспоминали смешные истории из прошлого. Дети начали клевать носом около часа ночи, я повела их спать.

– Пойду уложу детей, – сказала я, поднимая сонную Настю на руки.

Вадик, лёг на кровать и, кажется, мгновенно уснул. Настя же, проснувшись, попросила рассказать ей сказку. Я прилегла рядом с дочерью на узкую кровать, начала рассказ и меня сморил сон.

ГЛАВА 4.

Проснулась я от того, что из-за неудобной позы у меня затекла рука. Осторожно выбравшись из детской кровати и стараясь не разбудить Настю, я потёрла затёкшее плечо и вышла из комнаты. Голова гудела от недосыпа и шампанского, а в гостиной царил хаос новогоднего застолья: недопитые бокалы, смятые салфетки, тарелки с объедками. Но ни Вити, ни Маши. Сердце забилось чаще. Я прошла в нашу с Витей спальню. Кровать была нетронута, подушки аккуратно взбиты. «Может, они вышли покурить на балкон?» – подумала я, хотя Витя бросил курить пять лет назад, после рождения Насти. Или просто вышли прогуляться, поговорить, вспомнить старые времена? Новый год, шампанское – атмосфера праздника, многие не ложатся спать до утра.

Переодевшись в халат, я вышла в коридор. Тишина отеля давила, только где-то далеко гудел лифт. И тут я заметила: дверь в номер Маши приоткрыта, из щели пробивалась тонкая полоска света. Оттуда доносились приглушённые голоса – сначала шёпот, потом слова стали более отчётливы. Голос Вити. Мой муж. В номере Маши. В пять утра. Я замерла, сердце заколотилось так, будто хотело вырваться из груди. Подошла ближе, прислонилась к стене, чувствуя, как холод пробирает сквозь тонкую ткань халата. Руки дрожали, но я не могла уйти, ноги словно приросли к месту. А потом услышала слова, которые разбили мою жизнь на осколки.

– …не могу больше так, Вить. Сколько ты будешь тянуть с разводом? – голос Маши, резкий, с ноткой отчаяния и злости. – Мы полгода вместе, сделай уже решительный шаг, расскажи ей о нас.

Я зажала рот ладонью, чтобы не вырвался всхлип. Полгода? Они… полгода? Мир качнулся, будто пол ушёл из-под ног. В ушах зазвенело, слёзы жгли глаза, но я не могла оторваться и уйти от двери. Внутри всё сжалось в комок ужаса от предательства – это была не просто измена, а нож в спину от двух самых близких людей. Маша, моя подруга с университета, которая всегда была рядом в трудные минуты. Витя, мой муж, отец моих детей, с которым мы строили жизнь десять лет. Как? Почему? Тошнота подкатила к горлу, но я заставила себя слушать дальше, съёжившись у стены.

– Маша, я тебе уже говорил, развестись не так просто, – ответил он хрипло, устало, но в голосе сквозила непривычная нотка оправдания. – После развода я останусь голым и босым, да ещё и с алиментами. Ты, видимо, забыла: я всего лишь финансовый директор в её компании и сижу на окладе. Без Тани я никто.

– Почему голым и босым? А как же совместно нажитое имущество? Вам есть что делить, – настаивала Маша, и я услышала, как она прошлась по комнате, её шаги эхом отдавались в тишине.

– Всё принадлежит Тане и детям, – вздохнул Витя. – Квартира, обе машины, дача – всё оформлено на неё, как «подарки» от её отца. Мне нужно время, чтобы…

– Чтобы что? – перебила Маша, её голос стал острее, как лезвие. – Ты мне что обещал? «Любимая, потерпи. Выкраду у Тани базу клиентов, куплю ещё немного крипты, и я свободен». И где движение? Мы об этом говорили ещё в октябре! Ты клялся, что к Новому году разведёшься. А теперь опять отговорки? И как так получилось, что за десять лет у вас нет совместно нажитого имущества? Как ты так лоханулся?

Я съехала по стене на пол, обхватив колени руками. База клиентов? Моя база, которую я собирала десять лет, с нуля, ночами не спала, жертвуя всем? Он планировал меня предать, не просто уйти, а ограбить? Мир сузился до биения сердца в ушах, слёзы катились по щекам, но я не вытирала их, сил не было. Внутри бушевала буря: боль от предательства смешивалась с яростью, с ощущением полной глупости. Как я не видела? Все эти «искры», которые я так гордилась, ложь? А Маша… её зависть, её жалобы – маска? Как же прав был мой отец десять лет назад, когда сказал мне: «Таня, он провинциал и нищий, не твоего поля ягода. Подумай хорошо, нужен ли он тебе?» Мой отец удивительно дальновиден. Видел в Викторе то, что я не видела или не хотела видеть.

– Милая, если ты забыла, напомню, – ответил Витя, и в его тоне проскользнула горечь. – Ты меня зачем свела с Таней? Чтобы я не мешал тебе выйти замуж за Кондратьева, я же за тобой тенью ходил. А кем я был десять лет назад? Нищим провинциалом и младшим экономистом в маленькой типографии. Естественно, когда я начал ухаживать за Таней, её отец приняли меня в штыки. Я вообще удивляюсь, как он согласился на свадьбу.

– С ума сойти. Ты мне не рассказывал, – Маша помолчала, видимо, переваривая. – Десять лет вы женаты, что-то вы совместно покупали, крупное?

– В том и дело, ничего крупного мы не покупали. Делить при разводе возможно только расчётный счёт, а там не так много денег, как ты себе, возможно, вообразила. Фирма тоже принадлежит Тане. Когда мы женились, её отец поставил условие: никаких совместных крупных покупок в браке, всё движимое и недвижимое имущество будет принадлежать Тане и детям. Я же в случае развода должен уйти с тем, с чем пришёл, то есть голым. К сожалению, я посредственный финансист, таких тысячи в стране, и не факт, что меня возьмут куда-то ещё на такой оклад, который мне платит Таня.

– Это всё отговорки, – фыркнула Маша, но теперь в её голосе слышалась не только злость, но и расчёт.

– Это не отговорки! – Витя повысил голос, но тут же сбавил тон. – Я же тебе объяснял. Мне нужно сначала обеспечить себя финансово. Выкрасть базу клиентов, открыть свой бизнес, а потом уже…

– А потом уже жить со мной? – голос Маши дрогнул. – Витя, мне тридцать три. Я хочу семью, детей. Сколько мне ещё ждать? Год? Два? Пять?

– Маша, ну послушай меня, – Витя говорил уже мягче, убедительнее. – Я с юности любил тебя. Ты же знаешь. Помнишь, как мы в старших классах встречались? Как я хотел сделать тебе предложение после школы?

– Помню, – тихо ответила Маша, и я услышала, как скрипнула кровать – видимо, она села. – И помню, какая я тогда была дурой. Выскочила за этого придурка, который потом бросил меня ради какой-то секретарши.

– Вот именно, – продолжал Витя. – А я тогда страдал. Мучился. Ты познакомила меня с Таней, чтобы я не докучал тебе своей любовью, помнишь? «Вить, это моя подруга Таня, она хорошая девчонка, тебе понравится». И я… я попытался забыть тебя. И забыл! Даже был счастлив с Таней. По-своему, я её люблю и благодарен, она много для меня хорошего делает. И вдруг, спустя десять лет, ты воспылала ко мне любовью, и мои чувства к тебе снова вспыхнули с той же силой, ты всегда была моей слабостью.

Слёзы потекли по моим щекам. Значит, я была… утешением для Вити от безответной любви к подруге детства. А Маша, чтобы избавиться от неудобного поклонника, познакомила меня с ним.

– Знаю, – голос Маши стал мягче. – Витя, я тоже была дурой. Надо было выходить за тебя. Мы бы сейчас были счастливы. Дети, семья… А вместо этого я десять лет наблюдала, как ты строишь идеальную жизнь с моей лучшей подругой.

– Она не виновата, – неожиданно защитил меня Витя. – Таня хорошая. Заботливая. Отличная мать. Но она… она не ты, понимаешь? С ней у меня всё правильно, как по учебнику. А с тобой… с тобой я чувствую себя живым.

Я съехала по стене на пол, обхватив колени руками. Десять лет. Десять лет я думала, что у нас идеальная семья. Что мы любим друг друга. А он…

– Так когда? – настаивала Маша. – Витя, я устала ждать. Устала быть подругой семьи. Устала смотреть, как вы с ней целуетесь. Как она рассказывает о ваших «искрах». Знаешь, как меня бесит, когда она говорит: «У нас до сих пор медовый месяц»?

– Скоро, – пообещал Витя. – К весне я закончу с базой клиентов. Переведу деньги в крипту. Открою своё дело. И тогда… тогда я уйду. Честно.

– К весне? – переспросила Маша. – Витя, это ещё три месяца!

– Маш, пойми, я не могу просто так взять и уйти. У меня дети. Вадик, Настя… я их люблю.

– Ты же сказал, что любишь меня! – в голосе Маши прозвучали слёзы.

– Люблю, – заверил её Витя. – Но дети… они ни в чём не виноваты.

– Тогда докажи, – холодно произнесла Маша. – Витя, если ты меня любишь, сделай хоть что-то. Не через три месяца, а сейчас. Хотя бы… хотя бы скажи ей правду.

– Сейчас? – Витя растерялся. – Маш, мы же на отдыхе. Дети…И если я скажу сейчас, то могу попрощаться с работой. Таня тут же уволит меня и выгонит из квартиры. Ты хочешь, чтобы я сидел на твоей шее и…

– Не хочу, – перебила она. – Почему ты тянешь с базой? Сплошные отговорки. То дети, то работа, то отпуск. А я устала, слышишь? Устала ждать!

Снова скрипнула кровать, послышались шаги.

– Если ты не будешь действовать в самое ближайшее время, то я сама решу вопрос, – сказала Маша.

– Что ты задумала? – спросил Витя. – Даже не думай, что-то говорить ей. Ты хочешь, чтобы мы остались нищими с тобой?

– Витя…

– Я сказал, не смей. Ты только всё испортишь. Я же сказал, всё решу. Наберись терпения.

– Есть более действенный способ, решить проблему разом. – голос Маши. – А теперь иди, не дай Бог, твоя благоверная проснётся и не обнаружит тебя в номере.

– Ты права. – голос мужа. – Я люблю тебя!

Звуки поцелуев, негромкий стон Маши. Не в силах больше слушать, я с трудом поднялась на ноги и пошла в наш номер. Чтобы Витя ничего не заподозрил, я снова оделась и легла на кровать к Насте, притворившись, что сплю. Мне нужно было подумать.

ГЛАВА 5.

Я услышала, как входная дверь тихо щёлкнула. Витя вернулся. Сердце забилось чаще, но я заставила себя дышать ровно, притворившись, что сплю. Дверь в детскую приоткрылась, видимо проверял, где я. Я почувствовала его взгляд, стараясь ни чем не выдать себя, напряглась и затаила дыхание. Несколько секунд тишины, потом дверь закрылась, и я услышала его шаги в направлении второй спальни.

Лежала час, может больше, глядя в потолок. В голове крутились обрывки услышанного разговора. «Полгода вместе». «База клиентов». «Крипта». «Я всегда любил тебя». Каждое слово било как удар молотом по голове. Хотелось вскочить, ворваться к нему, закричать, швырнуть чем-нибудь тяжёлым. Но рядом посапывала Настя, обнимая во сне свою куклу, а на соседней кровати спал Вадик.

Дети. Мои дети не виноваты в том, что их отец оказался предателем. Они ждали этого отпуска, мечтали покататься на лыжах, слепить снеговика на вершине горы. Я не могу, не имею права испортить им праздник. Потерплю. Сделаю вид, что ничего не случилось. Улыбнусь, буду играть роль счастливой жены ещё несколько дней. А потом, в Москве… В Москве я подам на развод. И первым делом поменяю пароли доступа к компьютерам в офисе.

Не в силах больше лежать, я осторожно выбралась из детской кровати. Настя пробормотала что-то во сне и перевернулась на другой бок. Я прикрыла её одеялом и на цыпочках вышла из комнаты.

В гостиной всё ещё стоял запах праздника – мандарины, шампанское, хвоя от маленькой ёлочки в углу. Новогодний стол так и остался неубранным, видимо, Вите было не до уборки. Я машинально начала складывать тарелки, но остановилась. Зачем? Пусть сам убирает.

Переоделась в лыжный комбинезон, который так понравился Маше в примерочной. «Тебе очень идёт», – сказала она тогда. Лицемерка.

Зашла в комнату к мужу, он крепко спал. Написала записку: «Поехала кататься. Вернусь к завтраку. Целую, Т.» Положила на видное место и тихо вышла из номера.

В коридоре было пусто, только дежурный свет освещал бежевые стены. Я подошла к двери Маши, закрыта плотно, прислушалась, оттуда не доносилось ни звука, меня передёрнуло. Там, за этой дверью, моя лучшая подруга и мой муж… Нет, не думать об этом. Не сейчас.

На улице только начинало светать. Морозный воздух обжёг лёгкие, но это было приятно после душной атмосферы отеля. Снег хрустел под ногами, и я пошла быстрее, почти побежала к подъёмнику. Мне нужно было движение, скорость, что угодно, лишь бы не думать.

Подъёмник уже работал, но желающих кататься в такую рань не было. Я взяла лыжи в прокате, застегнула крепления и села в кабинку. Поднималась одна, глядя, как внизу остаётся отель, парковка, крошечные домики.

Наверху дул ветер, но вид открывался потрясающий. Эльбрус во всей красе высился на горизонте, розовея в лучах восходящего солнца. Я сделала глубокий вдох и оттолкнулась палками.

Первый спуск был осторожным – мышцы ещё не разогрелись, но с каждым поворотом уверенность росла. Скорость, ветер в лицо, ощущение полёта – всё это помогало забыться, хотя бы ненадолго.

Я каталась как одержимая. Спуск, подъём, снова спуск. Ноги горели, в боку кололо, но я не останавливалась. Физическая боль была лучше той, что разрывала сердце. Я знала правила: одна на трассе – рискованно, особенно в несезонное время или на менее людных склонах. Но сейчас мне было плевать.

«Я всегда любил тебя». Поворот.

«База клиентов». Ещё поворот.

«Голым и босым». Прыжок через бугор.

«С тобой я чувствую себя живым». Резкое торможение, снежная пыль в лицо.

На очередном подъёме я заметила время на табло – половина восьмого. Ещё один спуск, самый длинный, опасный и пора возвращаться. Дети скоро проснутся, будут искать меня. А я должна быть рядом, улыбаться, делать вид, что всё в порядке. Ради них.

Я стартовала с верхней точки, набирая скорость на пологом участке. Снег был идеальным – свежий, не раскатанный. Ветер свистел в ушах, очки запотевали от дыхания. И тут, на середине склона, я услышала хлопок. Резкий, глухой звук, похожий на выстрел.

Инстинктивно оглянулась и посмотрела наверх – в утренних сумерках на склоне маячила тёмная точка. Человек? Точка быстро метнулась в сторону, за выступ и пропала. Совпадение? Или…

А потом, я услышала. Нарастающий гул, похожий на рёв приближающегося поезда. Посмотрев в сторону снежного склона, я в ужасе увидела, как на меня несётся огромная снежная лавина, сметая всё на своём пути. Белая стена двигалась с невероятной скоростью, поднимая снежную пыль, закрывая собой небо.

Лавина! Она пересекала мою трассу ниже по склону.

Адреналин ударил в кровь. Я попыталась уйти вправо, к краю трассы, отталкиваясь палками, но лыжи скользили по жёсткому снегу. Лавина неумолимо настигала. Лыжи скользили, путались, мешали двигаться быстро. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

«Не успею, не успею!» – билось в голове.

Грохот становился оглушительным. Я бросила взгляд через плечо – снежная масса была уже в двадцати метрах. Пятнадцати. Десяти.

В последний момент я увидела справа скальный выступ и рванула к нему, но было поздно. Снежная волна накрыла меня, как океанский вал. Удар сбил с ног, закрутил, понёс. Я пыталась плыть, грести руками, как учили на курсах безопасности, но силы стихии было не преодолеть.

Снег забивался в рот, в нос, в глаза. Дышать становилось трудно. Мир превратился в белую мглу, где не было ни верха, ни низа. Меня крутило, било о что-то твёрдое – то ли камни, то ли деревья. Боль пронзила правое плечо, потом ногу.

«Вадик… Настя…» – последнее, о чём я подумала, прежде чем всё стихло, и белая тьма поглотила меня.

Тишина. Абсолютная, звенящая тишина. Я лежала в снежном плену, придавленная тоннами снега. Попыталась пошевелиться – тело не слушалось. Паника накатила волной. Я заживо похоронена!

Нет, не поддаваться панике. Дышать. Но как? Воздуха почти не было, только маленький карман возле лица, который я инстинктивно создала руками в последний момент. На сколько хватит воздуха? Час? Пять часов? Я одной рукой начала утрамбовать снег вокруг себя на сколько хватало возможности дотянуться, вторую руку я не могла поднять, видимо она сломана.

Где верх, где низ? Я попыталась сплюнуть – слюна потекла к левому уху. Значит, я лежу на левом боку. Холод пробирался сквозь лыжный костюм. Пальцы уже начали неметь. Правая нога пульсировала болью – вывих или перелом.

«Меня найдут,» – пыталась убедить себя. – «Обязательно найдут. Я же оставила записку. Витя поймёт, что я пошла кататься. Поднимут тревогу, пришлют спасателей…»

Витя. При мысли о нём внутри всё сжалось. Он предал меня. Изменил с Машей. Планировал ограбить. Но сейчас это не имело значения. Сейчас важно было только одно – выжить. Ради детей. Ради Вадика и Насти, которые не должны остаться без матери.

Время остановилось. Минута тянулась как час. Или прошёл час? Невозможно понять в этой белой могиле. Холод и нехватка воздуха делали своё дело. Мысли путались, перед глазами поплыли цветные пятна.

«Дети… простите меня…»

Веки стали тяжёлыми. Так хотелось закрыть глаза, уснуть. Говорят, замерзать не больно. Просто засыпаешь и всё. Может, это и есть лучший выход? Не возвращаться в ту жизнь, где муж предатель, а лучшая подруга – змея.

Нет! Я тряхнула головой, насколько позволяло тесное пространство. Не сдаваться! Вадик и Настя ждут меня. Им нужна мама. Живая мама. Кажется, я потеряла сознание.

Не знаю сколько прошло времени, но очнулась я от того, что мне послышался приглушённый звук. Лай собаки? Или мне показалось? Я прислушалась. Точно лает собака! И ещё что-то… скрежет? Копают!

Звуки сверху стали громче. Кто-то определённо копал. Свет! Тонкий луч пробился сквозь снег. Ещё немного, ещё чуть-чуть…

– Есть кто живой? – прокричал мужской голос.

Я хотела ответить, но смогла только простонать, челюсти не двигались. Копать начали быстрее, расширяя отверстие. Наконец чьи-то сильные руки ухватили меня под мышки и потянули наверх. Яркий свет ударил в глаза. Воздух! Чистый, морозный горный воздух заполнил лёгкие. И я вновь провалилась в забытье.

ГЛАВА 6.

Очнулась я от острой боли, пронзившей всё тело. Где я? Попыталась повернуть голову – взрыв агонии заставил застонать. Всё расплывалось перед глазами. Деревянный потолок с грубыми балками, тусклый свет слабой лампочки, запах дыма и чего-то травяного.

Попробовала пошевелиться – безуспешно. Тело не слушалось, каждая попытка движения отзывалась новой волной боли. Я издала слабый стон.

– О, Слава Богу вы пришли в себя! – надо мной склонилось лицо. Мужчина лет сорока с обветренным лицом и добрыми серыми глазами. Борода, шапка-ушанка сдвинута на затылок. – Лежите, не двигайтесь. Вам нельзя.

Я попыталась что-то сказать, но челюсть не двигалась. Вышло только мычание.

– Не пытайтесь говорить, – мужчина осторожно приподнял мою голову, поднёс к губам кружку с чем-то тёплым и трубочкой. – Пейте потихоньку. Это травяной отвар, немного ослабит боль.

Я с трудом сделала несколько глотков. Горький вкус, но тепло разлилось по телу.

– Меня Егор зовут, – продолжил он, аккуратно опуская мою голову на подушку. – Я егерь, живу неподалёку от горнолыжного курорта. Нашёл вас под лавиной. Волоком притащил вас на своём тулупе. Вы двенадцать часов были без сознания. Повезло – Рекс учуял. Умная собака, спасибо ему.

Я попыталась спросить взглядом – что со мной? Он понял.

– Травмы серьёзные, не буду врать. Сломаны три ребра справа, правая рука – перелом предплечья, я наложил шину. Левая нога – либо сильный вывих, либо трещина, точнее без рентгена не скажешь. Челюсть вывихнута – я вправил, но говорить пока не рекомендую. Ушибы, переохлаждение… Честно говоря, удивительно, что вы вообще живы.

Я закрыла глаза. Живая. Это главное.

– Я видел, как сошла лавина, – продолжал Егор, подкладывая дрова в печь. – Как раз на лыжах обходил территорию, вместе с Рексом, смотрел, как вы катались. Одна, рано утром… Неосторожно это. Сразу побежал вниз, знал, что накроет. Рекс вас нашёл, я откопал. Притащил сюда – до моей избушки ближе, чем до отеля.

Он помолчал, глядя на огонь.

– Спасатели вас до сих пор ищут. Я видел много людей, работают на месте схода лавины с собаками. Но идти к ним не рискнул, боялся оставлять вас одну. Состояние нестабильное было, думал, не выживите. Но вы крепкая.

Я открыла глаза, посмотрела на него с благодарностью. Этот человек спас мне жизнь.

– Сейчас схожу в отель, сообщу, что вы здесь, – Егор натянул тулуп. – Пусть пришлют медиков с носилками, заберут в больницу. Сам я вас транспортировать не рискну, повреждения серьёзные, могу навредить. Тут до отеля километров десять через лес. Управлюсь за пару часов. Вы пока лежите, не двигайтесь. Рекс с вами побудет.

Большая лохматая овчарка подошла, легла рядом с лежанкой. Я с трудом повернула голову, посмотрела на собаку. Снова простонала.

Егор наклонился ко мне. Я помотала головой, пытаясь сказать, что не надо сообщать обо мне.

– Что вы хотите сказать? – спросил Егор. – Чтобы я не ходил в отель?

Я кивнула в знак согласия.

– Но почему? Там вам помогут, окажут более квалифицированную помощь, у меня даже необходимых лекарств нет. У вас серьёзные ушибы, переломы.

Я снова покачала головой, слёзы текли по моим щекам. Мычала, пыталась что-то сказать, но не могла, челюсть невыносимо болела.