Дареная истинная. Хозяйка лавки «С огоньком»

– Я не знаю, что хуже: Клотильда или дракон, – вздыхает она.

Справиться с огнем у нее получается гораздо лучше меня: через пару минут в камине уже весело потрескивает пламя, а в комнату потихоньку тянется тепло.

Я нахожу рядом с камином какую-то корзину с сухой травой и перекладываю туда сову. А саму корзину ставлю на комод в углу и прикрываю распахнутые створки окна. Но это не решает проблемы разбитого стекла: с этим надо что-то делать, а то я так вообще как на улице жить буду.

– Я там платье принесла, – говорит Улька, – тебе бы переодеться. А потом Клотильда велела тебе тетушке Марте с посудой помочь.

Хотела фыркнуть, мол, обойдется, но потом решила, что сову-то надо чем-то кормить. А если где и можно найти еду, то только на кухне, да и хорошие отношения с прислугой мне не помешают.

– Поможешь мне найти, чем перебинтовать сову и заткнуть окно? Я пока переоденусь.

Она кивает и убегает, а я, пыхтя и отмечая, что метка, в общем-то, уже почти не чувствуется, переодеваюсь в новое, но такое же темно-синее платье. Как будто это чей-то любимый цвет.

Платье оказывается на удивление удобным, и в этот раз даже корсет не давит на метку. Порванное платье вроде бы пострадало не так критично, как это казалось по звуку. По большей части нужно просто собрать по шву и заменить завязки на корсете. Я-то думала, что дракон зверски разодрал его на клочки. Преувеличиваю, да.

Переодевшись, осторожно осматриваю рану совы. Похоже на след от какого-то ожога, глубокого, такого, который кровоточит. Но у птицы? Это что нужно сделать, чтобы обжечь спину совы? Живодеры.

Птица слабо шевелится, все же находит в себе силы поднять голову и посмотреть на меня умными желтыми глазами.

– Потерпи, красавица, – шепчу я и аккуратно глажу ее по шелковистым перышкам, почти не касаясь. – Сейчас попробуем тебе помочь.

Вернувшаяся Улька приносит тазик с водой, бинты, какое-то пыльное плотное полотно и склянку.

– Это от ушибов, – поясняет она, протягивая мне пузырек. – Может, поможет?

Поджимаю губы и качаю головой. Нет, от ушибов тут точно не поможет. Вот если бы у дракона той ядреной штуки достать, которой он мне мазал…

Я промываю ранку птицы и перебинтовываю ее, пока Улька натягивает полотно на окно так, чтобы не дуло. К сожалению, при этом возникает другая проблема: и так было темновато в комнате, а теперь вообще глаз коли, и единственный источник света – это камин.

– Тебе свечи надо будет взять у Марты, – говорит Улька. – Клотильда не даст. А у Марты был небольшой запас сальных свечей.

Сальные… я уже морщусь: насколько я помню, они и воняют, и сгорают быстро.

Сова после всех экзекуций, которые она, надо сказать, стойко перенесла, отковыляла в самый угол, нахохлилась и, кажется, решила поспать. И то хорошо, если бы она беспокойно себя вела, спрятать ее было бы сложнее.

Улька выводит к черной лестнице, по которой можно спуститься прямо на кухню, а сама убегает наводить порядок в тех комнатах, которые еще не успела убрать.

В помещении пахнет свежей выпечкой и травами. У плиты хлопочет полная женщина в темном платье и белом переднике. Услышав мои шаги, она оборачивается:

– А, это ты, живой подарочек господина, – говорит она без особого удивления, но с явным сочувствием. – Я считаю, дикий обычай. И откуда его только откопали? Лет сто уже так не делали, а тут вдруг решили. Проголодалась?

На самом деле да. Потому что вместо обеда я получила такое себе лечение, а потом меня выгнали из столовой.

– Нет… то есть да, но не совсем, – подбираю я слова, чтобы объяснить, что мне нужно не только себе еду.

– Да не бойся ты, – отмахивается Марта, ставя на небольшой деревянный стол тарелку с ароматной тушеной картошкой и сочным гуляшом. – Его величие предупредил, что если ты сама не придешь, тебе принести еду надо.

Я даже осекаюсь… Дракон предупредил обо мне? Вот это новость! Или это такое “извини, что испортил обед и платье”?

От еды, конечно, я не отказываюсь и с удовольствием смакую нежное мясо, практически таящее во рту.

– Ешь-ешь, а то вон какая худая, – говорит кухарка. – В вашем приюте наверняка не докармливали. Хоть нормальной еды попробуешь. И не бойся меня, к тетушке Марте всегда можно прийти, особенно если Клотильда замучает.

Улыбаюсь от того тона, которым кухарка это произносит: будто с дочкой разговаривает. Интересный расклад сил получается в этом доме: Марта и Клотильда как два полюса.

– Понимаете… – я решаю не откладывать и рассказываю тетушке Марте про сову.

Она внимательно выслушивает, не перебивая, вытирает тыльной стороной запястья лоб и смотрит на меня:

– Что ж. Птицу выходить надо, это верно. Только тайно.

– Я знаю, – киваю я. – Но как скрыть?

Кухарка хмыкает:

– Шила в мешке не утаишь. Но я тебе точно помогу, – от ее теплой улыбки так же тепло становится на душе. – Только смотри, держи сову у себя. В том флигеле можно попробовать спрятаться. Его только старый хозяин для своих нужд использовал. Клотильда наверняка из вредности туда тебя поселила, не жил там никто и никогда.

Тетушка Марта достает из кладовой немного сырого мяса и три свечи.

– Вот, это должно подойти. И чашку воды не забудь.

– Спасибо! – искренне благодарю я. – Можно я вам помогу? Посуду хоть помою?

Мне действительно очень хочется отблагодарить Марту за понимание, душевное тепло и помощь.

– Иди уже, – добродушно ворчит она. – Сегодня и посуды-то немного. Может, потом, когда попрошу тебя. И если что понадобится – приходи.

То ли эмоции дня зашкаливают, то ли радость оттого, что кто-то позаботился обо мне, но я неожиданно для себя обнимаю Марту, а она охает и с улыбкой обнимает в ответ.

– Иди-иди, – она, кажется, краснеет. – Дите еще, а столько испытаний…

Для себя отмечаю, что даже там, в моей жизни, я так давно никого не обнимала. А сейчас словно даже просто от одного этого радостнее стало.

Когда я возвращаюсь в комнату, там хоть и стало чуть теплее, но ненамного: огонь в камине почти погас, а прогреть все помещение не успел. Подкладываю дров, но согреться все равно не получается. Сова просыпается, когда я подношу ей мясо, жадно клюет его.

До самого вечера у камина ковыряюсь с платьем: все пальцы себе исколола, глаза сломала в этом полумраке, но, похоже, теперь у меня есть как минимум сменная одежда.

Спать ложусь в ледянющую постель, как есть, в платье и покрывале и с искушением надеть сверху второе платье. Но даже несмотря на дикий холод, засыпаю почти сразу. А просыпаюсь я от саднящего горла.

Во рту пересохло, хочется пить. Еще и в носу чешется. Но как-то и неудивительно после прогулки почти голышом по улице.

Воды я взяла только птице, о себе я почему-то не подумала. Поэтому, смирившись с необходимостью идти на кухню, подкидываю еще полено в камин, зажигаю свечу и выхожу в коридор.

В доме тихо, только где-то скрипят половицы да воет ветер в дымоходе. Прохожу через темный пустынный холл к черной лестнице… И замечаю полоску света из-под двери кабинета. Дверь приоткрыта, внутри пляшет оранжевое пламя свечи.

Дракон не спит? Что он делает? Любопытство берет верх над осторожностью. Я тихонько подкрадываюсь ближе, заглядываю в щель…

Глава 5

– Кажется, я предупреждал, что не стоит попадаться мне на глаза, – с легкой хрипотцой звучит низкий голос около моего уха, а дыхание щекочет шею. – А любопытство может быть вредно для здоровья.

Сердце пропускает удар, я резко втягиваю воздух, и легкие наполняет аромат дубовой коры и острого перца. Мужской, крепкий, суровый. Такой, каким кажется этот дракон, ставший внезапно моим хозяином.

Я резко оборачиваюсь, едва не теряя равновесие, но Роувард успевает меня подхватить и не позволить упасть. Он оказывается совсем близко, возвышаясь надо мной как темная гора.

– Мне кажется, подкрадываться со спины – это не признак хорошего воспитания? – на выдохе отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, а не хрипло из-за испуга и простуды. – Я всего лишь хотела попить, это мне запрещено?

Дерзко. Мне надо взять себя в руки и перестать огрызаться, а то до добра не доведет.

– Кажется, кухня в другой стороне, – произносит, выгнув бровь, Роувард. – Что ты хотела в моем кабинете?

На это мне и правда нечего ответить. То, что мне стало любопытно, – явно не оправдание. Что я думала увидеть? Как он превращается в дракона? Или проводит какие-то магические эксперименты?

– Хотите мне напомнить про то, что я всего лишь рабыня и у меня нет никаких прав? – спокойно, даже с какой-то горькой усмешкой задаю я вопрос.

Пожимаю плечами и тут же жалею об этом: на последних словах, в горле словно наждаком проводят, а голос окончательно срывается на сип. Дракон хмуро сдвигает брови и, сделав шаг назад, окидывает меня оценивающим взглядом.

– Ты заболела.

Это даже не вопрос – утверждение.

– Я просто хотела попить, – настаиваю я, пытаюсь улыбнуться, но улыбка выходит нервной. – Я уже ухожу.

Почему-то моя болезнь кажется мне проявлением слабости. А слабая женщина – не сможет выжить и бороться за себя, ее легко обмануть, легко сломать, подчинить себе. Не хочу так больше.

– Зайди, – Роувард легко толкает дверь кабинета, от чего та распахивается, а меня обволакивает теплом.

– Зачем? – настораживаюсь я.

– Затем, что я так сказал.

Хочется во что бы то ни стало сбежать, но что-то в его тоне подсказывает: сейчас лучше послушаться. Да и бесполезно спорить. Захожу в кабинет и замираю от удивления.

Я ожидала увидеть что угодно: от пыточной камеры до логова с грудами золота, но никак не этот уютный рабочий кабинет. На массивном письменном столе красного дерева, заваленном бумагами, стоит одинокая восковая свеча с пляшущим оранжевым пламенем. Восковая! Не сальная! Все верно: дорогое и качественное – только для господ.

Позади чернеют стеллажи, но что в них – сейчас не видно. В камине потрескивает огонь, отбрасывая теплые отблески на темные панели стен.

– Присядь, – Роувард указывает на кресло у камина.

– Я постою.

– Это не просьба, – все так же спокойно, но безапелляционно произносит дракон.

Я колеблюсь, но все же сажусь на самый краешек. Кресло оказывается неожиданно удобным: так и хочется откинуться на спинку и закрыть глаза. Особенно учитывая тот факт, что тепло комнаты обволакивает меня, согревая и расслабляя.

– Значит, ты решила, что можешь бродить по дому ночью? – спрашивает дракон, опираясь о каминную полку.

– А что, это запрещено? – вырывается у меня раньше, чем я успеваю себя остановить. Все же тепло тормозит работу мозга.

– Ты нарываешься, – предупреждает Роувард, даже не повышая голоса.

И это предупреждение действует сильнее, чем любое его рычание и даже чем то, как он порвал платье. В этих двух словах словно сосредоточена вся его сила, власть, они демонстрируют, как он умеет себя держать в руках, но четко дают понять, что лучше не переходить черту.

Марика привыкла считать драконов больше зверями, чем людьми, но… видимо, все не совсем так, как ей рисовали.

– Я не хотела ничего плохого, – тихо, но твердо, насколько мне позволяет мой охрипший голос, отвечаю я. – Просто… в комнате очень холодно, а в горле пересохло. Я не ожидала, что вы еще не спите в такое время.

Дракон внимательно смотрит на меня, словно пытаясь что-то для себя решить. Отблеск огня из камина подчеркивает его высокую мужественную фигуру.

Лицо Роуварда частично скрыто в тени, но я вижу, как мерцают в полумраке его темно-синие глаза. Точеные черты словно высечены из мрамора: резкие скулы, прямой нос, упрямая линия подбородка. Темные волосы, небрежно перехваченные лентой на затылке, отливают бронзой в свете пламени.

Он стоит, небрежно опираясь о каминную полку, но в этой расслабленной позе чувствуется скрытая сила и грация хищника. Длинные пальцы рассеянно поглаживают резной орнамент полки.

– Ты ведь понимаешь свое положение? – наконец спрашивает Роувард.

– Да, – я отвожу взгляд. – Я теперь ваша… собственность.

Как-то вслух произнести “рабыня” не выходит. Подарок, ведь метка-то “дарственная”. Бред какой-то. Вчерашний ученый-химик превратился в бесправную девицу в руках дракона. И как я еще умом не двинулась?

– И все же напомню, что бежать не советую, – голос Роуварда становится жестче. – Метка связала нас. Без меня ты умрешь через несколько дней.

Мне кажется, ему это не нравится настолько же, насколько и мне, но почему тогда он не отказался? Ведь метили-то у него на глазах, он был в курсе, что это сделают. Спросить в лоб? Не ответит же.

– Да куда уж там, – усмехаюсь.

– Ты же сама этого хотела, – хмыкает дракон и обходит меня, снова оказываясь позади меня. – Предлагаю в этот раз самой показать метку и не доводить до того, что произошло в обед.

Меня передергивает, но я решаю не артачиться и приспускаю платье, обращая внимание на то, откуда он достанет мазь. Из кармана камзола. А жаль – было бы здорово, если бы он хранил ее где-то, где можно было позаимствовать немного для совы.

В этот раз обжигающее прикосновение выбивает из меня только легкий стон, однако при этом рука дракона неожиданно дергается.

– Завтра уже все окончательно пройдет, – произносит Роувард. – Можешь одеться.

Он как будто намеренно отворачивается, хмыкает и отходит к небольшому столику, где стоит медный чайник.

– Выпей, – дракон наливает что-то в чашку и протягивает мне.

– Что это?

– Яд, разумеется, – язвительно замечает Роувард. – Решил окончательно доломать подарок. Просто теплый травяной чай. Пей, пока горячее.

Напиток пахнет мятой и еще чем-то пряным. Делаю глоток, и горячая жидкость приятно согревает горло.

– Почему вы это делаете? – спрашиваю я, чувствуя, как по телу растекается расслабление и усталость.

– Разве ты не слышала, что иногда хищники любят поиграть с жертвой? – отвечает Роувард, а я не могу понять, насколько он серьезен.

– Я не знаю, что о вас думать, – честно отвечаю я, с трудом сдерживая зевок.

– Думай о том, чтобы поменьше мозолить мне глаза, – последнее, что слышу я.

Веки вдруг становятся такими тяжелыми… Чашка выскальзывает из ослабевших пальцев, но не падает: дракон успевает ее подхватить.

Просыпаюсь я в незнакомой комнате. Большая кровать под балдахином, тяжелые бархатные шторы, изысканная мебель. И главное – здесь тепло. Совсем не похоже на тот холодный флигель… И мое платье лежит на кресле, а на мне только сорочка.

Глава 6

В голове стучат десятки молоточков, словно у меня жутчайшее похмелье. Но в голове бьется: “Этот драконище почти не соврал! Яд это был, а не травяной чай. Надо же меня так отключило… А учитывая, что в доме, кроме нас, никого больше не было, то и принес меня сюда, а потом раздел никто иной, как…”

Но, надо признаться, что горло уже не саднит, да и нос прилично дышит. Ладно… Яд в правильной дозе может быть лекарством. Но от какого-нибудь аспирина я бы сейчас не отказалась, потому что голова тяжелая и вставать совсем не хочется.

Думать тоже, но думать надо. Вчера сил и времени на это не было, а разобраться стоит.

Что я последнее помню из прошлого? То, что мой муж малодушно побоялся рассказать мне о его интрижке с аспиранткой. Сердце отчаянно сжимается в тоске: предательство – не то, что я готова простить.

А потом еще и заделал ребенка этой рассеянной дуре, которая своей рассеянностью могла убить и себя, и своего ребенка. Их ребенка. Но… досталось мне.

После этого, если я все еще в своем уме, на что я очень хочу надеяться, я каким-то образом оказалась тут. Расхлебывать все то, на что решилась наивная душа Марика. Она хотела как лучше: защитить сестру, пожертвовать собой, а в итоге получила метку, привязывающую ее к самому ненавистному ей существу – дракону.

И, сдается мне, это было изначально частью плана мэра. Слишком мерзкий у него взгляд. Обратима ли магия метки? Что, если дракону будет выгоднее избавиться от меня, чем таскать везде?

И, главное, что теперь делать мне? Как вывернуться из всей ситуации, чтобы избавиться от метки, от дракона и при этом сделать так, чтоб остаться в живых, да еще и сестру спасти? Задачка со звездочкой и несколькими компонентами. Интересно, в этом особняке есть библиотека? Или хотя бы в городе?

В голове немного проясняется, поэтому я нахожу в себе силы подняться и спустить ноги с кровати в мягкий меховой ковер. Комнату заливает яркий свет зимнего солнца, немного золотистый, но совсем не согревающий.

И куда меня притащил этот драконище? К себе что ли?

Оглядываюсь, но не нахожу ни одного признака присутствия кого-то еще в комнате. Неужели передумал селить меня в холодной комнате? Решил, что игрушка слишком быстро сломается, не интересно?

Беру платье и подхожу к ростовому зеркалу в золоченой оправе. Все же болезнь немного отразилась на мне, и под глазами залегли тени, а лицо побледнело. Оборачиваюсь, приспуская с плеча сорочку. Метка уже стала совсем светлой, как будто ее поставили не вчера, а около месяца назад. Небольшой ажурный след от ожога, который я уже не чувствую. Надо бы у дракона чуть позаимствовать этой мази для совы.

Птица! Совушки, больные головушки! Я же оставила ее одну!

Эта мысль заставляет ускориться и быстрее натягивать платье. Путаюсь в дурацких завязках: вот всегда так, хочешь быстрее, а получается через одно место.

В дверь тихонько стучат, и я едва успеваю придержать платье, как в комнату заглядывает Улька.

– Доброе утро, – шепчет она. – Я принесла тебе чистое белье и…

Она оглядывается по сторонам и бросает любопытные взгляды на кровать. Ну естественно, что она еще могла подумать.

– Давай я помогу тебе, – пытаясь скрыть свой интерес, предлагает Улька.

Горничная очень шустро помогает мне переодеться и еще быстрее справляется с моими волосами. Но явно не потому что сочувствует: Ульке очень хочется подробностей, что же произошло ночью, и почему дракон решил перевести меня из флигеля сюда.

– Его величие в ужасном настроении с самого утра, – закалывая последнюю прядь, говорит она. – Рычит на всех, даже на Клотильду. Она тоже такая злая от него вышла!

Ну хоть какая-то мне радость. Все еще хочется как-то отыграться на экономке за оскорбления, которые она себе позволяет.

– Она уже всех на уши подняла: свечи кончаются, а дракон требует только восковые, потому что сальных на ночь не хватает и воняют они, сама знаешь. Если в запасе где-то во флигеле не найду, придется в город идти…

– А что случилось? Почему дракон такой злой? – спрашиваю я, хотя внутри появляется тревожный червячок: не из-за меня ли это? Может, я что-то сделала не так вчера?

– Кто ж его разберет, – пожимает плечами Улька. – С утра ругается, всем недоволен.

– А о сове еще не узнал? – закусив губу, спрашиваю ее.

– Ох, нет пока. Тебе везет, что во флигель никто не ходит, – хмурится горничная. – Быстрее бы тебе от нее избавиться, а то не миновать нам беды.

Киваю. Но сначала вылечу, не могу я ее на холод выкинуть, пока на крыло не поставлю. А для этого неплохо бы достать той волшебной драконьей мази.

Мне непонятно одно: почему дракон, существо властное и могущественное, так злится из-за каких-то мелочей? Или дело в чем-то другом?

“Или в ком-то?” – шепчет предательский внутренний голос, но я отмахиваюсь от этой мысли. Нет уж, хватит фантазировать. Нужно думать о деле: как спрятать сову и не попасться на глаза разъяренному дракону.

Мы спускаемся с Улькой, которая идет во флигель, чтобы поискать свечи, а я – к сове. Я надеюсь прошмыгнуть быстрее и постараться не попасться на глаза никому – в первую очередь дракону и Клотильде, – но у меня как обычно все идет не по плану.

В холле я наталкиваюсь на… мэра. Он стоит у дверей, похоже, ожидая дракона, и оценивающе окидывает мой внешний вид.

– Здравствуй, Марика, – окликает он меня, когда я пытаюсь прошмыгнуть мимо. – Как твоя новая жизнь?

Улька кидает на меня испуганный взгляд и убегает.

– И даже спасибо не скажешь? – продолжает обращаться ко мне Гриндорк.

– За то, что меня сделали рабыней? – все же останавливаюсь, сжимаю кулаки и, чуть приподняв подбородок, спрашиваю я.

– Какая разница, мы же договаривались, что ты будешь выполнять все его требования, а сама сделаешь все, чтобы были выполнены наши, – с сальным взглядом и язвительной улыбкой смотрит на меня мэр.

– Мы не договаривались о метке, – в груди клокочет.

– Как дерзко заговорила, – цедит сквозь зубы Гриндорк. – Что, дракон поимел, считаешь, что все стало можно? Забыла про сестру? Неужели так понравилось?

Каждое слово вызывает вспышку ярости, обиды, желание вцепиться в его холеную морду.

– Вот для того метку тебе и поставили. Чтобы не дергалась и не забыла, для чего ты вообще тут, – сужает глаза мэр. – Но есть способ и избавиться от нее. Хочешь узнать?

Глава 7. Роувард Даррел

Перекладываю все бумаги и пару писем, которые я получил от Тардена, в сейф, запечатываю его артефактом и заставляю книгами по истории Эльвариама. Мельком просмотрел то, что там написано: больше половины – бред.

Это говорит в основном о том, что северяне понятия не имеют ничего ни о культуре, ни о реальном положении вещей в нашей стране. О драконах они, соответственно, знают еще меньше.

Несколько месяцев назад в Эльвариаме произошло серьезное покушение на короля, по дороге к северным соседям, в Схольахию, на переговоры. Об этой поездке почти никто не знал, но генерал Арион Тарден, один из драконов, личный щит Его Величества, предлагал отменить встречу.

Король настоял, и это потянуло за собой цепочку событий, которая только подтвердила несколько вещей: культ “Драконье сердце” серьезно поднял голову, прячутся они не в Эльвариаме, а еще нашли союзников на севере в Схольахии и готовы пойти даже на государственный переворот.

– Ты отправишься в Хельфьорд, – закончил свой приказ король, когда вызвал меня в последний раз.

– Но ведь вы знаете мою проблему, Ваше Величество, – поклонившись, ответил я. – У меня нет больше моего дара.

– Ты и без дара самый лучший мой дипломат, Роувард, – монарх даже глазом не моргнул. – Ты знаешь в тонкостях традиции и порядки во всех окружающих нас странах. И умеешь решать проблемы лучше, чем любой другой.

– К тому же мой дракон…

– А вот эта слабость будет твоей силой, Роувард, – перебил меня король. – Ты же понимаешь, что у них наверняка много артефактов против драконов?

И тут крыть было уже нечем: я не смог бы подставить кого-то из своих. У Тардена едва не убили дракона, в то время как мне их артефакты были не опасны.

Так я оказался здесь, в Хельфьорде, под предлогом торгового соглашения о поставках им руды из Черных Скал по сниженным ценам. Но меня уже ждали, что подтверждает предположения, что в верхушку власти уже давно проникли члены клана “Драконье сердце”.

О, какое мне устроили представление! То, что мне дали отдельное жилье, да еще и на отшибе – прекрасно. Но мне, мало того, всучили девчонку в личное пользование – наверняка хорошо обученную для шпионажа, так еще и клеймо на нее поставили, чтобы я точно отказаться не смог.

И эти люди называют драконов чудовищами? До сих пор внутри все клокочет, а перед мысленным взором стоят полные ужаса и боли глаза девчонки. Она не ожидала такой подлости от своих же. Даже в какой-то момент думал, что не переживет, но нет, оказалась сильной. И слишком дерзкой для своего рабского положения.

Хотя вот эта мысль, воспоминание о бунтарских искорках в больших голубых глазах, поджатых пухлых губках, заставляют разозлиться.

Ставлю в подсвечник новую свечу, скидывая восковой огарок в коробку около стола. Качество у них отвратительное, сгорают быстро, чуть ли не так же, как сальные. Еще и осталось мало. Заодно выкидываю и оставшуюся от ночного посещения девчонки сальную свечу туда же. Запах, кажется, до сих пор в кабинете стоит.

Вчера я должен был Марику наказать, чтобы знала свое место, чтобы понимала, на что ее обрекли ее же сограждане, чтобы задумалась, на чьей стороне стоит быть. Но каждый раз, когда она за обедом морщилась и задерживала дыхание, я злился все сильнее.

Чудовище тоже умеет сочувствовать. Хоть и грубо.

Ее тело, на которое поставили жестокую метку, совсем не предназначено для этой печати. Нежное, хрупкое, с бархатистой кожей… И совершенной грудью.

Я жил несколько лет отшельником, но не был никогда монахом. Да, не испытывал жгучего, сжигающего меня дотла желания: просто потребность и ее реализация. Но эта девчонка умудрилась затронуть во мне что-то глубинное. Я бы сказал, звериное, если бы не знал, что зверя уже давно нет.

А уж когда девчонка явилась среди ночи вся продрогшая и с заложенным красным носом… Какого демона?!

– Вы меня вызывали, ваше величие? – экономка слишком низко кланяется, слишком пытается проявить уважение, хотя я понимаю, что это не уважение – это страх.