Кома. Добро не побеждает…

Виктор нахмурился.

– Это… сложно объяснить, – Виктор нахмурился. – По сути, Безликие – это бывшие Скитальцы, чьи тела умерли в реальном мире. Когда Скиталец теряет своё физическое тело, его сознание не исчезает, а трансформируется, становится… чем-то другим.

Он помолчал, собираясь с мыслями.

– Они охотятся на нас. Пытаются поглотить сознание – не убить, а именно поглотить.

Виктор потёр шрам на лбу.

– Зачем? Говорят, чтобы снова стать Скитальцами. Получить шанс найти Дверь. – Он передернул плечами. – По крайней мере, так принято считать. Хотя есть и другие теории.

– Некоторые думают, что это защитный механизм Комы. Но я видел достаточно, чтобы верить в первую версию.

Жестом пригласил Илью подойти.

– Хватит разговоров. Смотри туда, – он указал на линию горизонта, где начинался лес. – Скоро начнется смена воспоминаний.

***

Сейчас, с высоты третьего этажа, сосновый лес был хорошо виден – темно-зеленая полоса, резко контрастирующая с яркими красками курортного городка. Над лесом солнце уже клонилось к закату, погружая деревья в золотистые сумерки, в то время как здесь, в курортной зоне, оно всё еще стояло высоко в небе.

– Как такое возможно? – пробормотал Илья. – В городе полдень, а в лесу уже вечер.

Виктор усмехнулся.

– Ничего удивительного. Это разные воспоминания, и время в них течет по-своему, – он скрестил руки на груди, глядя на горизонт. – Кома состоит из осколков памяти людей, попавших сюда. Курортный городок, в котором мы находимся, – чье-то хорошее воспоминание, для нас оно безопасно.

Он достал из кармана бинокль и быстро осмотрел лес.

– Про лес ничего определенного сказать не могу, – продолжил он, опуская бинокль. – А вот поле боя, которое ты видел, – опасное воспоминание. Сам понимаешь почему.

Илья кивнул, вспомнив ужасы, которые они оставили позади.

– Но как всё это устроено? – спросил он, пытаясь осмыслить картину мира, в котором оказался. – Откуда берутся эти… воспоминания?

Виктор оперся о подоконник спиной, его профиль четко вырисовывался на фоне яркого неба.

– Кома – не просто состояние между жизнью и смертью, – начал Виктор. – Это коллективное бессознательное. Каждый оставляет здесь слепок своего разума.

– Воспоминания, страхи, мечты. Если они похожи, то накладываются друг на друга. Получаются стабильные зоны – островки постоянства.

Виктор сел на подоконник.

– А всё остальное – калейдоскоп. Никогда не знаешь, что встретишь и на что это сменится.

Он указал на лес.

– Этот лес – обычное, спокойное воспоминание. Охота, грибы, пикник, может, рыбалка. Что-то в этом духе.

Мысль о том, что всё вокруг – чужие воспоминания, пугала и завораживала.

– А люди? – спросил он. – Те, кого я видел на пляже, в городе?

– Фантомы, – ответил Виктор, отходя от окна. – Эхо воспоминаний.

Он придвинул кресло так, чтобы видеть и Илью, и происходящее за окном, и сел.

– Вспомни поход в магазин. Ты запомнил лица покупателей? Продавцов? Конечно нет. Но помнишь, что они делали.

– Покупатели брали товар, продавцы сидели на кассах. Вот они и станут фантомами в твоем воспоминании. Они не настоящие, не живые в полном смысле этого слова. Лишь статисты, играющие отведенные им роли.

– Настоящие здесь только мы с тобой. И Безликие.

Виктор поднял бинокль, не вставая с кресла.

– Смотри внимательно, – сказал он с ноткой волнения в голосе. – Сейчас начнется смена воспоминаний.

Илья прильнул к окну, не зная, чего ожидать. Несколько секунд ничего не происходило, а затем он заметил странное движение на линии горизонта. Сначала оно было едва различимым, словно мираж в пустыне. Но постепенно становилось всё более отчетливым.

Земля под сосновым лесом начала… подниматься. Медленно, величественно, огромный пласт земли вместе с деревьями отделялся от поверхности и поднимался в воздух, как гигантский летающий остров из фантастических фильмов. Сотни, тысячи сосен, всё ещё окрашенные в золото заходящего солнца, плыли теперь над землей, постепенно удаляясь.

– Невероятно, – прошептал Илья, не в силах оторвать взгляд от этого зрелища.

– Кома – лоскутное одеяло, – продолжал Виктор, наблюдая за процессом с профессиональным интересом. – Воспоминания соединяются друг с другом без какой-либо логики. Каждое воспоминание существует от восхода до заката, а затем уступает место другому, само перемещаясь на новое место.

По мере того, как лес поднимался всё выше, Илья заметил, что под ним начинает проступать что-то новое. Из-под земли показались крыши домов, улицы, автомобили – целый городской квартал поднимался снизу, словно на гигантском лифте, стремясь занять освободившееся пространство.

Илья представил себя на границе зон во время смены – по спине пробежал холодок.

– А что будет со Скитальцем, если он не покинет воспоминание до заката? – спросил он.

– Ничего хорошего, – мрачно ответил Виктор. – Когда происходит смена зон, воспоминание возвращается в исходное состояние – таким, каким оно было в памяти своего хозяина.

Он провёл ребром ладони по горлу.

– Всё лишнее стирается. Фантомы перезагружаются, а вот Скитальцы и Безликие… – Виктор покачал головой. – Поэтому никто не рискует оставаться в воспоминании, когда близится закат. Даже самые отчаянные психопаты бегут из него без оглядки.

Тем временем лес окончательно отделился от земли и теперь плыл высоко в небе, постепенно удаляясь, а на его месте всё отчетливее проступал городской район. Илья видел улицы с домами, парк, какие-то хозяйственные здания. Всё выглядело как обычный городской квартал, но было в нем что-то неуловимо странное.

Виктор в бинокль стал осматривать новое воспоминание.

– Не самое хорошее воспоминание, но и не самое плохое… – пробормотал он.

– А что с ним не так? – спросил Илья.

Виктор убрал бинокль в чехол и посмотрел на Илью с задумчивым выражением.

– Непонятно, что нас там ждет, слишком мало информации, – он потер подбородок. – Городские зоны всегда непредсказуемы. Могут быть безопасными, а могут таить в себе множество сюрпризов.

Он проверил пистолет в кобуре и подсумки на поясе.

– Скорее всего, придется прорываться с боем. В городских зонах часто бывают не самые приятные… обитатели.

Он отошел от окна и начал проверять снаряжение в своем рюкзаке.

– Ладно, время поджимает. У нас есть всего несколько часов, пока новое воспоминание окончательно не займет свое место. Нам в любом случае придется пройти через него, – он поднял взгляд на Илью. – Понадобится твоя помощь!

Илья опешил.

– Да я с радостью, только я стрелять не умею, да и штык-нож оставил… ну ты помнишь…

Виктор хмыкнул.

– Эх, Илюха, хороший ты парень! – похлопал его по плечу. – Ладно, шутки в сторону. Сейчас узнаем, какая у тебя Воля. Только бы что-нибудь путное…

Он подошел к кровати и сбросил рюкзак.

– Кстати, ты так и не рассказал свою историю, – заметил Виктор, разбирая рюкзак. – Упал с лестницы в школе? Ты там работаешь?

Илья кивнул, наблюдая за его действиями.

– Да, я учитель истории. Упал с лестницы в школе, – он поморщился, вспоминая. – Помогал нести оборудование, кто-то из учеников случайно толкнул…

– Ясно, – кивнул Виктор. – Несчастный случай. Бывает.

Он закончил с рюкзаком и повернулся к Илье.

– Знаешь, что самое странное в Коме? То, что здесь всё одновременно и реально, и нереально. Эта комната, – он обвел рукой пространство вокруг, – она кажется настоящей. Ты можешь потрогать стены, сесть на кровать, почувствовать текстуру ковра под ногами. Но всё это – лишь проекция чьих-то воспоминаний.

Виктор подошел к окну и положил руку на стекло.

– И в то же время, мы сами – настоящие. Наше сознание, наши мысли, наши решения. Это не сон, Илья. Это другое измерение реальности. И чтобы выжить здесь, тебе нужно принять это. Принять и научиться использовать правила этого мира в свою пользу.

– А теперь давай займемся твоей Волей.

***

Илья нервно сглотнул. Он чувствовал себя как перед экзаменом, к которому совершенно не готовился. Что, если у него не получится? Что, если его Воля окажется бесполезной? Или хуже того – что, если у него вообще нет никакой Воли?

Но глядя на уверенное лицо Виктора, он заставил себя отбросить эти мысли. Нужно просто следовать его инструкциям и верить в себя.

– Я готов, – сказал Илья, выпрямляясь. – Что мне нужно делать?

– Садись на пол, – скомандовал Виктор. – Можешь даже лечь. Займи любую удобную позу.

Илья поднялся с кресла и опустился на пол, прислонившись спиной к кровати. Ковер был мягким и приятным на ощупь – такой реальный, что трудно было поверить в его иллюзорность.

Виктор уселся на стул и сложил руки на коленях.

– Первый раз воплотить Волю достаточно сложно, – начал он, глядя на Илью. – Воля – отражение твоего внутреннего я, твоя истинная сущность. То, кем ты себя видишь.

Он сделал паузу, словно подбирая слова попроще.

– Звучит сложно, но на деле всё гораздо проще. Воля – это то, каким ты сам себя видишь. Ты видел мою Волю, это Компас. До того, как я попал сюда, я очень любил путешествовать: дружная компания, палатки, рюкзаки, песни под гитару, реки, горы, леса – всё это вдохновляло меня, давало сил, мотивировало работать и жить. Поэтому я не удивился, что моя Воля приняла облик Компаса.

Виктор щелкнул пальцами, и на его ладони материализовался тот самый Компас. Он небрежно бросил его Илье. Тот машинально поймал предмет, ощутив его вес и прохладную металлическую поверхность. Компас был тяжелее, чем казался, с множеством стрелок и делений, назначение которых Илья не понимал.

Виктор снова щелкнул пальцами, и Компас исчез из рук Ильи, растворившись в воздухе. Илья изумленно уставился на пустые ладони.

– Сейчас заведем такую игрушку и тебе, – сказал он, откидываясь на стуле. – Для начала расскажи, кем ты был до Комы, это может помочь сосредоточиться и существенно сократить время.

Илья собрался с мыслями.

– Я работал учителем истории в обычной школе. Вел уроки в старшем и среднем блоке, – он помедлил. – Еще вел кружок робототехники.

Во взгляде Виктора промелькнул интерес.

– Робототехника? Интересно… – Виктор задумался. – Обычно у учителей получается что-то связанное с их профессией, ну там… ручки, указки, учебники… – Он забарабанил пальцами по ножке стула. – Конечно, бесполезной Воли не бывает, но сейчас пригодилось бы что-то… посерьезнее.

Он заметил, как изменилось лицо Ильи, и смягчился.

– Не бери в голову, просто мысли вслух. Закрой глаза, расслабься, – его голос стал ниже, спокойнее. – Подумай о своих самых счастливых моментах, о том, что тебя вдохновляло, ради чего ты жил. Сосредоточься на этих воспоминаниях, и всё произойдет само.

Илья послушно закрыл глаза. Поначалу он чувствовал себя глупо – как на сеансе медитации. Разные мысли лезли в голову – вопросы о Коме, о Безликих, о том, как долго он пробудет здесь, увидит ли снова реальный мир. Но постепенно, он начал отодвигать эти мысли в сторону, концентрируясь на воспоминаниях.

Сначала в памяти всплыло детство – теплый летний день, когда отец впервые взял его на рыбалку. Запах реки, плеск воды, радость от первой пойманной рыбы. Затем школа – его первая пятерка по истории, учительница, которая сказала, что у него настоящий талант. Университет – новые друзья, лекции, ощущение, что целый мир открывается перед ним. Армия – испытание, которое он прошел с честью, чувство братства с сослуживцами.

Илья почувствовал, как по телу разливается приятное тепло. Его дыхание стало глубже, ритмичнее, он полностью погрузился в поток воспоминаний.

Родители – их гордость, когда он получил диплом. Друзья – вечера, проведенные за разговорами и смехом. Работа учителя – первый урок, внимательные глаза учеников, чувство, что он делает что-то важное, нужное. Кружок робототехники – часы, проведенные за сборкой и программированием, восторг детей, когда робот впервые "оживал" под их руками.

Постепенно воспоминания начали сортироваться, словно сами собой. Детство, школа, университет, армия, работа учителя – эти образы медленно отступали, бледнели, уходили на второй план. Следом ушли друзья, затем родители. В воспоминаниях остались лишь Наташа и любимый кружок робототехники.

Наташа… Ее улыбка, ее глаза, тепло её ладошки в его руке. Их первая встреча, первый поцелуй, предложение, свадьба. Она была для него всем – опорой, вдохновением, смыслом жизни. Илья почувствовал нежность и благодарность.

Но чем дольше он думал о ней, тем сильнее становилась тревога. Сначала это был лишь слабый дискомфорт, словно едва заметная тень на периферии сознания. Беспокойство крепло, обретая плотность и вес.

Последние три недели. Наташа у родителей. Ее последние сообщения: "Илья, как ты? Я очень соскучилась. Нам нужно поговорить. Пожалуйста, будь дома.”, "Буду у тебя в 7. Купить что-нибудь на ужин?"

Простые, обычные слова. Но измученный разум Ильи искажал их, наполнял скрытым смыслом.

“Нам нужно поговорить” – разве не так обычно начинаются разговоры о расставании?

"Буду у тебя" – не "буду дома", а "у тебя", словно это уже не наш общий дом.

Разум заполняли темные мысли.

А если она хотела сказать, что уходит? Что больше не любит меня? Что нашла кого-то другого?

Тревога переросла в страх, страх – в панику. Образ Наташи в его сознании начал меняться. Её улыбка казалась теперь фальшивой, взгляд – холодным и отчужденным. Она смотрела на него с… жалостью? Презрением?

Почему она уехала к родителям? Почему не осталась со мной, когда мне было так плохо? Она же видела, что я на грани. Видела и всё равно уехала…

Паника разрасталась, как чёрная дыра, поглощая все светлые воспоминания. В разуме осталась только робототехника – единственное, что никогда не предавало, не разочаровывало. Механизмы, схемы, алгоритмы – в них была логика, порядок, предсказуемость. Не то что в людях. Не то что в Наташе.

Я слишком много отдал этим отношениям. Слишком многим пожертвовал. А что получил взамен? Ничего, кроме разочарования и боли.

Внутри клокотало что-то тёмное и злое. Обида. Гнев. Бессильная ярость.

Все они такие. Ученики, которым плевать на мои знания. Их родители, которым нужны только оценки. Коллеги, которые улыбаются в лицо и шепчутся за спиной. Даже Наташа… особенно Наташа!

Годами он строил внутри себя плотину, сдерживающую все негативные эмоции. Обиду, разочарование, гнев, боль – всё это он загонял глубоко внутрь, скрывал даже от самого себя. Но сейчас эта плотина не выдержала. Трещины, которые появлялись в ней годами, наконец превратились в разломы. И тёмный поток хлынул наружу, заполняя сознание, смывая всё на своём пути.

Я никому не нужен! Никто не ценит моих знаний, моих навыков, моих стараний! Я всегда был один и всегда буду один!

Но вместе с яростью пришло и другое чувство – глубокое, пронзительное осознание собственной ничтожности. Он ненавидел мир, но ещё больше ненавидел себя. За слабость. За неспособность удержать Наташу. За то, что не смог стать тем, кем хотел быть.

Ебаный слабак! Бездарь! Нытик! Вечно жалеешь себя. Ты не заслуживаешь лучшей жизни! Не заслуживаешь признания! Не заслуживаешь Наташу – такую сильную, такую яркую. Ты не достоин такой женщины! Единственное, чего ты достоин – это наказание! Боль! Страдание!

Да… я заслуживаю наказания… Заслуживаю боли… Заслуживаю страдания…

Робототехника. Механизмы. Металл, который не предаст, не подведёт, не оставит. Металл, который защитит. Металл, который выполнит любой приказ… даже если этот приказ – причинить боль. Наказать. Очистить через страдание.

Боль – это слабость, покидающая тело! – пронеслась в голове фраза, когда-то услышанная от сержанта в армии. — Никаких исключений! Только так можно стать сильнее!

Илья почувствовал, как его тело начинает меняться. Сначала лёгкое покалывание, словно конечности затекли. Но затем ощущение усилилось, превратившись в жжение, затем – в настоящую агонию.

Позвоночник словно взорвался изнутри. Боль была настолько сильной, что из глаз брызнули слезы, а изо рта вырвался крик, больше похожий на животный вой. Казалось, каждый позвонок выворачивается наизнанку, раскалывается на части, а затем снова соединяется, но уже иначе.

Следом пришла очередь костей рук и ног. Они ломались, крошились, перестраивались. Илья катался по полу, не в силах контролировать своё тело, которое выгибалось под всевозможными углами. Он слышал хруст собственных костей, чувствовал, как рвутся мышцы и сухожилия.

Ещё страшнее была метаморфоза тела. Мышцы усыхали, кожа становилась тонкой, как пергамент. Волосы выпадали, обнажая череп, а под прозрачной кожей проступали вены.

И одновременно с этим он чувствовал, как внутри него растёт что-то иное. Что-то чуждое, металлическое, холодное, несокрушимое. Оно выходило из его костей, прорастало сквозь кожу, формируя внешний каркас, повторяющий структуру его скелета. Каждая кость, каждый сустав получали металлическую копию, сросшуюся с оригиналом.

Илья понимал, что происходит, и это понимание лишь усиливало агонию. Его тело буквально пожирало само себя, используя органическую материю как строительный ресурс для создания чего-то нового, чего-то механического. Его аналитический ум не мог принять идею о том, что сложная механическая конструкция может появиться из ниоткуда – значит, она должна была создаваться из доступного материала. Из него самого.

Пусть будет больно сейчас… Но пусть это будет последняя боль! А потом металл защитит меня, спрячет от страданий. Больше никто и никогда не сможет ранить меня… Я буду как в скорлупе, в своей броне. Защищённый. Неуязвимый.

Особенно мучительной была трансформация спины. Илья чувствовал, как что-то формируется между лопаток, прорастает из позвоночника, извивается, словно живое существо, ищущее выход. Это "что-то" наконец прорвало кожу и выстрелило наружу – длинный, сегментированный механический манипулятор, похожий на щупальце или хвост скорпиона.

Боль достигла апогея. Сознание Ильи затуманилось, реальность расплылась перед глазами, словно он смотрел сквозь толщу воды. В ушах стоял непрекращающийся звон, заглушающий все остальные звуки. Он балансировал на грани беспамятства, когда сквозь шум прорвались звуки выстрелов и чей-то испуганный крик.

С огромным усилием Илья открыл глаза. Зрение расфокусировалось, картинка двоилась, но он всё же смог разглядеть Виктора, прижатого к стене. Тот отстреливался от чего-то, атакующего его с невероятной скоростью.

Илья моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд, и с ужасом понял, что это "что-то" – его собственный манипулятор. Механическое щупальце двигалось само по себе, с пугающей грацией и смертоносной точностью. Оно уворачивалось от пуль, парировало удары ножа и неуклонно теснило Виктора в угол.

– ИЛЮХА!!! Да еб твою мать!!! Отзови! ОТЗОВИ! Эту хуйню! – орал Виктор, едва уклоняясь от очередного выпада трехпалой клешни на конце манипулятора.

Илья попытался сконцентрироваться, но голова раскалывалась от боли. Он не понимал, как управлять этой частью себя, которая, казалось, жила собственной жизнью.

Стой! Прекрати!

Манипулятор замер, затем медленно повернулся к нему. Илья ощутил странную связь – словно обрёл новую конечность, которой только учился управлять. Трёхпалая клешня осторожно, почти нежно коснулась его щеки.

Илья попытался подняться на ноги. Каждое движение отдавалось болью, словно все кости в его теле были переломаны. Он чувствовал себя как пациент после тяжелейшей травмы позвоночника, делающий первые шаги в процессе реабилитации. Тело не слушалось, мышцы, истощённые до предела, отказывались работать.

Он сделал неуверенный шаг к зеркалу, висящему на стене. Без мышц он двигался как марионетка. Металлические сегменты скрипели, компенсируя отсутствие мускулатуры.

В зеркале он увидел чудовище.

***

Существо, лишь отдалённо напоминающее человека. Изможденное, высушенное тело, обтянутое бледной, почти прозрачной кожей, сквозь которую проступали кости. Череп, лишённый волос, с запавшими глазницами, в которых тускло горели глаза.

Но главное – металл. Вдоль позвоночника тянулся механический каркас – чужеродный, угловатый, с острыми краями и шипами, впивающимися в плоть. Такие же конструкции охватывали руки и ноги, поддерживая их, позволяя двигаться даже без мышц. На стыках металла и кожи виднелись воспалённые рубцы, а в некоторых местах металл просто врастал в тело, становясь с ним единым целым.

Из спины, между лопаток, выходил тот самый манипулятор – длинный, гибкий, с множеством сегментов, способный изгибаться в любом направлении. Он парил над плечом Ильи, словно кобра перед броском, а трёхпалая клешня на конце то раскрывалась, то смыкалась, как будто принюхиваясь.

Не человек. Не машина. Чудовищный симбиоз плоти и металла.

Пиздец… это что… Я?!

Он взглянул на свою руку – высохшую, костлявую, как у мумии. Вдоль внешней стороны предплечья и тыльной стороны ладони тянулись металлические пластины, повторяющие структуру костей под кожей. Прикосновение к лицу ощущалось смутно – нервы, видимо, тоже пострадали.

– Что со мной?! – голос сорвался на крик, и Илья в ярости ударил манипулятором по зеркалу.

Зеркало взорвалось осколками. Удар оказался настолько сильным, что часть стены за зеркалом тоже обрушилась, открыв соседний номер.

Виктор, всё ещё держа пистолет наготове, осторожно приблизился к Илье.

– Спокойно, парень, спокойно, – его голос звучал напряженно, но он старался говорить мягко, как с диким животным. – Это твоя Воля. Она… необычная, но очень мощная.

Илья повернулся к нему, и манипулятор угрожающе поднялся над его головой.

– ТЫ! Знал, что так будет? – прошипел он. – Знал и не предупредил?

– Нет, клянусь, – Виктор покачал головой. – Я повидал много разных воплощений Воли, но такую… такую вижу впервые.

Он медленно опустил пистолет и сделал ещё один шаг к Илье.

– Понятия не имею, что творилось у тебя в голове, но Воля – это ты сам. Твоя суть. Раз она приняла такую форму, значит, ты именно так себя воспринимаешь.

Илья хотел возразить, но слова застряли в горле. Разве не этого он хотел? Защиты от “злого” мира и наказания для себя? Разве не мечтал он стать чем-то большим, чем просто человек? Разве не видел в механизмах спасение от человеческих слабостей?

Он снова посмотрел на свои руки – тонкие, как у скелета, кожа да кости, но надёжно защищённые металлической броней, дублирующей каждую косточку. Затем перевёл взгляд на манипулятор, который теперь покорно висел за его спиной, готовый выполнить любую команду.

– Я не могу… нормально двигаться, – выдавил он, делая неуверенный шаг и чуть не падая.

– Не волнуйся, это пройдёт, – Виктор осторожно поддержал его. – Похоже, твоя Воля использовала ресурсы тела для создания… этого. Но ты привыкнешь. Твоя Воля будет поддерживать тебя. Теперь вы с ней едины.

Виктор говорил спокойно, словно оценивал новую прическу Ильи, а не его радикальную трансформацию, изуродовавшую его тело. Илья почувствовал раздражение, но сдержался. Сейчас главное – научиться управлять новым телом.

Сконцентрировавшись, он попробовал идти. Шаг, ещё шаг – координация улучшилась. Экзоскелет учился вместе с ним, подстраиваясь под его намерения. Манипулятор тоже стал послушнее.

– И что теперь? – спросил Илья, глядя на Виктора.

Тот уже собирал свой рюкзак, методично укладывая вещи.

– Теперь двигаемся дальше. Нужно изучить новое воспоминание, найти укрытие, где ты сможешь восстановиться.

Виктор закинул рюкзак на плечо.

– Кома – это бесконечная дорога без начала и конца. Мы не зря называем себя Скитальцами.

Он направился к двери.

– Наша жизнь здесь – вечное путешествие, вечный поиск. Одни ищут свою Дверь, другие – силу, третьи – знания. Но все мы – вечные путники на этой дороге.

Илья подошел к кровати и сорвал с неё покрывало, пытаясь хоть как-то прикрыть своё изменённое тело. Ткань цеплялась за выступающие части металлического каркаса, но всё же создала хоть какое-то подобие одежды.

Когда они вышли в коридор, Илья бросил последний взгляд на разбитое зеркало. Осколки отражали фрагменты его нового облика – металл, переплетенный с плотью, мертвенно-бледная кожа, холодный блеск механизмов.

Наташа, я найду дорогу домой. Неважно, во что я превратился. Неважно, сколько времени это займёт. Я вернусь к тебе.

Дверь номера закрылась за ними, и они шагнули в неизвестность нового воспоминания.

Глава четвертая

Выйдя из фойе, они попали в удушающий зной. Пахло солью и водорослями.

Виктор прищурился от яркого света и воплотил Компас. Стрелки прибора завертелись, а затем замерли в одном направлении.