Бабочка на золотой шпильке

– А я уж думал, жаркое Марты тебя навсегда отвадило от нашего дома, – хитро посмотрел на него смотритель маяка.

– Жаркое было отличным, – попытался возразить Шандор, но Михай только хмыкнул, показывая, что останется при своём мнении.

– Моё почтение, мадемуазель, – здоровяк заметил Николь и на военный манер приложил два пальца ко лбу. – Сударь, – чуть поклонился он мастеру Томасу.

– Господин и мадемуазель Авенс, – представил их Лайош. – Скажи, мы можем посмотреть фейерверк из твоей рубки?

– Да ты что! – картинно изумился Михай. – А если ты шпион? Меня же с потрохами сожрут! – тут он заметил ошарашенные лица Николь и её отца, и от души расхохотался:

– Шучу! Мадемуазель, не пугайтесь так. Прошу, по лесенке наверх.

– Господин Шандор… – замялся было часовщик.

– Всё в порядке, – Николь тронула отца за руку и стала аккуратно подниматься по винтовой лестнице, проложенной в стене башни. Мастер Томас проводил её встревоженным взглядом, и едва дочь скрылась из виду, вновь обернулся к сыщику:

– Господин Шандор!

– Не волнуйтесь, господин Авенс. У Михая не будет никаких проблем из-за такого гостеприимства.

– Это очень любезно с вашей стороны, – торопливо заговорил часовщик, кивая смотрителю. – Но – вы меня простите – я беспокоюсь не из-за возможных проблем, а из-за Николь.

– Не понимаю? – растерянно посмотрел на него Лайош.

– Мы и так прогулялись далеко, а теперь ещё подъём. Ей… Это может быть вредно для неё, господин Шандор. Не стоило.

– Но ведь мадемуазель Авенс сказала, что всё в порядке? – сыщик поднял голову вверх, словно надеялся сквозь камень рассмотреть поднимающуюся на маяк девушку.

– Она всегда так, – расстроенно всплеснул руками мастер Томас.

– Господин Авенс, – теперь тёмные глаза напряжённо всматривались в добродушное лицо старика. – Что не так с вашей дочерью?

Тот поморгал, вздохнул и тихо произнёс:

– Это сердце, господин Шандор. У её матушки было то же самое, а теперь – у Николь, – голос часовщика дрогнул. – Однажды… В любой момент… – он не договорил, как-то неловко дёрнул рукой и, ещё раз тяжело вздохнув, принялся подниматься вслед за дочерью.

Глава 7. Время масок

В ожидании фейерверка Михай на правах хозяина взялся развлекать Николь, показывая ей радиорубку. Из-за толстых тройных стёкол неслось на разные лады неразборчивое «бу-бу-бу», время от времени перемежаемое совсем уж слабенькими отголосками смеха. Со стороны могло показаться, что девушка и здоровяк знакомы с самого детства – так непринуждённо и весело шла их беседа.

Совсем другое настроение царило снаружи, где у чугунных перил стояли Лайош и мастер Томас.

– Из-за этого вы ездили в Чайную Гавань? – сыщик растерянно смотрел через стеклянные стены, как Николь переходит от одного прибора к другому, следуя за оживлённо жестикулирующим Михаем.

– Да, – господин Авенс выглядел усталым. Шандор покосился на него и заметил, что под глазами у старика залегли тени, словно от недосыпания. – Осмотр каждые две недели. Хотя это ничего не изменит, – часовщик криво усмехнулся. – Доктора говорят: «Для вашего спокойствия».

– То есть диагноз…

– Подтвердили несколько раз. Всё верно. Да и то лишь потому, что в своё время я… Словом, я хотел узнать, отчего вдруг умерла моя жена. Никто ведь не будет делать вскрытие, если нет причин подозревать насильственную смерть. Я настоял, упросил. Заплатил.

Они помолчали. Мастер Томас с тоской смотрел на дочь, но когда Николь порой через окно оглядывалась на отца и сыщика, господин Авенс мгновенно преображался, и лицо его озаряла улыбка.

– Знаете, – снова заговорил часовщик, – всё это поначалу выглядело так невинно. У Агаты просто начали время от времени распухать ноги. Мы думали – усталость. Она только-только родила Николь, беременность далась ей нелегко. До того дважды… – голос старика сорвался, он закашлялся.

Лайош, стиснув зубы, невидящим взглядом смотрел перед собой.

– И однажды она просто не проснулась. Агата была младше меня, я не мог в такое поверить. Молодая здоровая женщина. Даже когда доктора по результатам вскрытия пришли к заключению – и тогда не до конца поверил. А потом, – господин Авенс отвернулся от рубки и положил руки на парапет. Короткие пальцы часовщика мелко дрожали. – Николь тогда было девять. «Папа, у меня болят ножки!» Не дай Всевышний никому испытать такое.

– На что это похоже? – тихо спросил Шандор.

– Припухшие щиколотки, иногда и голень тоже. На коже становятся заметнее вены. Появляется одышка при беге и даже быстрой ходьбе. Растёт утомляемость. Это всё вроде бы такое незначительное… Ну кто на Лестницах не устаёт после рабочего дня! Кто не тащится домой, волоча ноги от усталости? К сожалению, в случае Николь эти безобидные внешне симптомы означают лишь одно, – господин Авенс склонил голову, бездумно рассматривая море шляпок, котелков, цилиндров и кепок далеко внизу, на смотровой площадке. – Я обращался к врачам. Искал помощи у драконидских целителей. Но никто не в силах помочь. Жизнь моей дочери оборвётся, словно она – часы, у которых кончился завод. Как порой иронична судьба.

– Поэтому вы так расстроились из-за кражи?

– У Николь не так много радости. Хотя, – мастер Томас взглянул на сыщика, и в синих глазах старика вспыхнула гордость, – она куда сильнее и храбрее меня. Вы сами видели, как стойко она переносит всё это. Никогда не жалуется. Всегда старается помочь мне. Ей было бы трудно каждый день ходить на службу, со всеми этими подъёмами и спусками – и она выучилась на кружевницу, чтобы работать дома. По-соседству с нами жила старушка, дальняя родственница Агаты. С тех пор, как Николь исполнилось десять, она ходила к этой старушке каждый день. Дождь, снег, холод – каждый день, шесть лет, по десять часов над кружевами. Теперь Николь сама признанная мастерица.

– Видимо, мадемуазель хочет жить обычной жизнью, – словно размышляя, заметил Лайош.

– Именно так, – кивнул часовщик. – И кто я, чтобы запрещать ей? Отцовская любовь и забота не должны превращаться в тиранию. Тем более что сидит ли Николь в нашей гостиной, или стоит здесь с вашим другом – шансы остаются одинаковыми. Пятьдесят на пятьдесят. Сейчас или чуть погодя. Минуты или годы. Никто не возьмётся предугадать. А она, – губы господина Авенса тронула печальная улыбка, – умудряется следовать предписаниям докторов, но при этом делать вид, будто ничего не происходит, и всё идёт своим чередом.

– Может быть, в каком-то смысле это так и есть.

– Может быть.

Они снова замолчали.

– А вы с самого начала хотели отправиться сюда, на маяк? – вдруг спросил мастер Томас. Сыщик удивлённо посмотрел на него, и старик снова грустно улыбнулся. – Я всё-таки пожил на свете, господин Шандор.

– Да, – Лайош чувствовал себя как школьник, которого застали за списыванием во время контрольной работы. – Мне подумалось – это будет интересно. Мало кто может полюбоваться фейерверком с маяка Королевы Анны. Знаете, – усмехнулся он, – Михай делал здесь предложение своей жене, Марте. Это тоже было в канун карнавала.

– Вы хотите попросить у меня руки Николь? – поинтересовался часовщик, отворачиваясь от поручней, и разглядывая дочь и смотрителя, склонившихся над каким-то устройством.

– Я хотел бы попросить у вас разрешения ухаживать за мадемуазель. Ведь я не знаю, расположена ли она ко мне.

– А если я откажу?

Лайош хотел было заявить, что в любом случае сделает всё, чтобы отыскать украденные украшения – но тут же сообразил, что это прозвучит совершенно ни к месту. Помолчав немного, он сказал:

– Я смирюсь.

Мастер Томас взъерошил остатки волос вокруг лысины:

– Сомневаюсь…

– Я смирюсь, – повторил Шандор, – но только потому, что уважаю вас и мадемуазель. Если вы считаете, что мои ухаживания могут быть во вред вашей дочери – больше я не заговорю об этом.

– И вас не пугает, чем всё может закончиться? – синие глаза внимательно вглядывались в тёмные.

– Вы ведь были счастливы со своей женой, господин Авенс?

– Каждый прожитый вместе день, – отозвался часовщик. Потом несколько раз мелко кивнул, будто соглашаясь с какими-то своими мыслями. – Что ж, я даю вам своё разрешение, господин Шандор. К тому же Николь уже сама всё решила.

Сыщик изумлённо уставился на собеседника:

– То есть как… Когда?

Мастер Томас добродушно хмыкнул:

– Когда приняла ваше приглашение на прогулку.

* * *

Фейерверк начался в девять часов вечера, и не менее получаса в небе над городом переливались снопы разноцветных искр. Вспыхивали и тут же гасли ослепительно яркие звёзды, с оглушительным грохотом рвались ракеты. Палили стоящие на рейде военные корабли, палили батареи городских укреплений; то тут, то там горожане запускали шутихи. Над Пти-Пре несколько раз прорисовывался причудливо переплетающий кольца многоногий дракон, горящий золотым огнём – вклад драконидских мастеров в общее веселье.

В самый разгар зрелища из муримурского квартала Абертан внезапно стали взлетать синие и красные ракеты. Кто-то искусно запускал их группами по нескольку десятков; похожие на маленькие кометы с цветными хвостами, они, шипя, уносились вверх, и с громким треском рвались высоко в небе. Всего муримуры дали тридцать семь пусков – по числу «официальных» лет правящего короля.

Наконец, последний рокот орудийных залпов стих, последние искры, падая, догорели среди звёзд. Почти сразу же где-то на аллеях парка запела скрипка, её бодрую плясовую мелодию подхватила вторая, им откликнулась дудочка, и разряженная толпа всколыхнулась. Одни горожане неспешно потянулись к выходу, другие – к лужайкам, где вот-вот должны были начаться танцы. Наступало время масок.